Музей на все времена

Директор Государственного Эрмитажа, член-корреспондент Российской академии наук Михаил Борисович Пиотровский рассказал об истории создания музея и заветах Екатерины II, о подготовке к 250-летию и о том, как в ХХI веке музейщики сохраняют коллекции и территорию культуры.

Корр.: Почему именно 1764 год считается годом рождения Эрмитажа?

М. Б. Пиотровский: В истории очень много событий, которые невозможно привязать к точной дате. Я пишу историю Эрмитажа и часто использую обороты: «говорят», «считается», «есть легенды». Нет никакого указа Екатерины II о его основании. Она создавала его как некое явление придворной жизни и культуры – это было место неофициальных встреч среди произведений искусства. Собрание началось с приобретения коллекции берлинского коммерсанта И. Э. Гоцковского в конце Семилетней войны. Картины предназначались для прусского короля Фридриха II, но денег у него не было, и коллекцию купила Екатерина, сделав тем самым выразительный политический жест. Есть выражение: «Эрмитаж – это не только музей, это еще и барометр». В данном случае стрелка прибора указала, на чьей стороне сила.

История была занимательная. Гоцковский закупил в России много зерна для снабжения им армии в Германии, но Пётр III неожиданно прекратил войну, и коммерсант остался с зерном и с долгом русскому правительству. В счёт его он предложил свою коллекцию, и Екатерина её забрала. Так родился первый экономический завет Эрмитажа – расширяться и приобретать, но делать это умело.

Просвещённая Екатерина понимала: чтобы быть великой державой, надо иметь великую экономику, великую армию и великий музей. Так родился Эрмитаж. В декабре 1764 года коллекция уже была в Зимнем дворце. Мы решили, что день рождения Эрмитажа будет отмечаться 7 декабря, в

Корр.: Какие главные исторические вехи в развитии музея Вы бы назвали?

М. Б. Пиотровский: Музей все время развивался. Сначала появился Малый Эрмитаж – сад, где разместили картины. Следующая веха – постройка Старого Эрмитажа, где при Екатерине тоже находилась её личная коллекция. Николай I создаёт публичный музей, строит для него специальное здание. Понятно, что он был доступен не для всех, но сделан был по европейским образцам. Это второй после Кунсткамеры публичный музей в России. Тогда же была заложена основа энциклопедического музея, куда были включены находки, сделанные археологами на юге России. Мы получили античное прошлое. Музей стал рассказывать о разных культурах, а не только показывать живопись. Кстати, изначально в Эрмитаже было представлено не только западноевропейское, но и русское искусство. Только в 1898 году его передали в возникший тогда Русский музей.

Эрмитаж стал музеем универсальным. У него нет и не было аналогов в мире, поскольку Эрмитаж – не придворный музей, это музей рядом с дворцом и наравне с ним.

Произошла революция, которая в Петрограде была бескровной и, слава богу, музей уцелел. При штурме Зимнего в Эрмитаж никто и не вошёл. Была только одна проблема – винные погреба, которые подверглись разгрому. Эрмитаж объявил, что он большевиков не признаёт, но потом, разумеется, заставили. В Зимнем дворце, который назвали «Дворцом искусств», поселился А. В. Луначарский. А. Н. Бенуа, который в 1918 году возглавил картинную галерею Эрмитажа, ходил «туда-сюда» и устанавливал связи между музеем и наркомом. В Зимнем показывали кино, там состоялась первая настоящая авангардная выставка всех направлений русского искусства. Я испытываю ужас и восторг, когда читаю, в каких залах висели работы П. Н. Филонова, К. С. Малевича, художников «Мира искусства». Главная музейная задача заключалась в том, что раз царский дворец потерял свой политический статус, его надо присоединить в музею. И вокруг этого шла борьба.

Советское правительство решило разделить всё, что империя собрала в один музей. Сначала из фонда стали раздавать картины по всем городам России, а потом еще и продавать. Это была настоящая трагедия Эрмитажа. Но параллельно произошла национализация, собрания маленьких музеев влились в Эрмитаж, что-то сдавалось из дворцов и загородных резиденций. В итоге он опять расширился. Еще до Великой Отечественной войны из московского Музея нового западного искусства передали в качестве компенсации за классическое искусство – новое. Очень большую роль стала играть археология.

В XX веке Эрмитаж стал громадным энциклопедическим универсальным музеем. Это был великий музей и при Советской власти, которая им гордилась. После перестройки и падения СССР наступил новый этап. Выставочная деятельность стала ещё более активной, мы открываем центры в России и за рубежом. Эрмитаж стал глобальным музеем, он входит в пятёрку крупнейших в мире.

Корр.: 250 лет – это впечатляющий юбилей, но насколько велик груз традиций?

М. Б. Пиотровский: Традиции определяют жизнь Эрмитажа и сохраняют его уникальность. Чем он оригинален? Нет в мире другого музея, который в той же степени был бы памятником государственности. Даже Лувр. Все стены Эрмитажа рассказывают о русской истории XIX века. У каждой картины своя история. Правда, у нас есть набор внутренних ограничений. Нам многое нельзя, мы – императорский дворец. Никто не может арендовать у нас помещение для вечеринки, как например в американском Метрополитен-музее. Ещё одно табу – мы не только не продаём и не будем продавать, мы во всём мире боремся за неприкосновенность музейных фондов. Эрмитаж – музей на все времена, потому что мы – символ России. Мы даём образец настоящей имперской традиции. В 1990-х вновь сменилась власть, а у нас прежние двуглавые орлы. Б. Н. Ельцин приезжал, мы ему говорим: «Да, вы правильно выбрали – золотые орлы на красном фоне». Музей показывает вещи, которые позволяют думать: вот она – живая традиция, на неё ориентируйтесь, а не на свои собственные представления, каким должно быть православие, какой должна быть монархия.

Другая традиция Эрмитажа, которая очень актуальна, – отношение к современному искусству, которое очень нужно для просвещения России. Когда мне говорят: «Вы – молодцы, привозите современное искусство». Я думаю: «Ничего себе, молодцы». История музея говорит о том, что это никакая не новость: Екатерина II покупала Джозефа Райта из Дерби, Николай I – Каспара Давида Фридриха, когда ещё никто его не ценил, Александр III выбирал картины парижского Салона. Отторжение современного искусства делает Россию недостаточно грамотной в широкой массе. И мы будем заниматься просвещением, выставками, не боясь скандалов.

Корр.: Наши читатели будут признательны, если вы расскажете о концепции «Большой Эрмитаж» и о том, как будет праздноваться 250-летие музея.

М. Б. Пиотровский: Эти вопросы действительно взаимосвязаны. У концепции «Большой Эрмитаж» несколько уровней. Задача одного – сделать коллекции доступными, чтобы люди могли их понимать. У нас получается урбанистический центр, который работает и как музей, и «втягивает» в себя и Дворцовую площадь, и Александровскую колонну. Другой уровень – новый способ показа в открытом фондохранилище в Старой деревне, спальном районе. Это музейная инновация. Раньше на вопрос, какой процент экспонатов выставлен, приходилось сначала объяснять: в музее не должно быть всё выставлено. Теперь я говорю: «Ещё немного, и будет выставлено 80 процентов». Хотя принцип остаётся: главное в музее – хранилище, фонды. Наконец, третий уровень – это наши центры за рубежом, которые позволяют не просто показывать коллекции, но и представить нашу трактовку истории.

Что же касается 250-летия – то праздновать будем в рабочем режиме. Одно из знаковых событий – всемирный международный фестиваль современного искусства «Манифеста 10», который этим летом будет проходить в Эрмитаже и Зимнем дворце. Мы хотим построить диалог современного и классического искусства. Вместе с ИКОМ (Международный совет музеев. – Прим. ред.) организуем международную конференцию «Музеи и власть» – острая тема, особенно в нашей истории. Затем проведём международный фестиваль музейного дизайна.

Осенью откроется фондохранилище в Старой деревне. Оно уже отстроено, сейчас туда переезжают реставрационные мастерские, перевозятся экспонаты. Там будут стоять громадные каменные скульптуры, античные надгробия с Босфора, археологический материал, саркофаги. В этом году в Старой деревне мы начинаем строительство ультрасовременного здания (куб из стекла) для нашей библиотеки по проекту голландского архитектора Рема Колхаса. Сейчас она открыта только для специалистов, а станет публичной. Осенью завершаются большие работы по проекту Колхаса в Малом Эрмитаже. Императорские конюшни и манеж также превращаются в выставочные залы. Кроме того, мы откроем проход между Дворцовой площадью и набережной. Музей играет градообразующую роль, он как бы выходит наружу и становится более публичным. На завершение всех строек нам должны дать около 6 миллиардов рублей.

Юбилейные выставки будут рабочие, без пышности. Мы ничего не привозим, не просим доставлять шедевры из других музеев. Супервыставка «Бал в Зимнем дворце» будет решаться так: по парадным залам будут расставлены костюмы из нашей коллекции. Удачный эксперимент прошёл в нашем центре в Амстердаме, где развернули экспозицию «Культура русского двора». Выставки будут самые разные. Покажем, как выглядел Эрмитаж в эпоху Екатерины, представим археологию, историю музейного дизайна, при этом откроем все витрины-раритеты. Расскажем об истории наших поступлений и приобретений, о реставрационных работах в Эрмитаже за последние десятилетия.

Главный праздник состоится 7 декабря. Новую экспозицию искусства XIX–XXI веков мы представим в Генеральном штабе. В этот же день ожидается открытие Международного культурного форума в Петербурге. На Дворцовой площади планируется массовое действие. Каким оно будет, пока раскрывать не буду.

Корр.: Недавно Эрмитажу передана Биржа. Расскажите пожалуйста о том, какая часть трехмиллионной коллекции музея будет представлена на Стрелке Васильевского острова.

М. Б. Пиотровский: Эрмитаж – памятник русской государственности. Он располагает громадной коллекцией геральдики, военной символики, государственной символики, наград. Мы предложили создать специализированный музей, где было бы всё: история герба, использование герба в искусстве, флаги русские, трофейные, что мы у врагов взяли, гербы губерний; представить все русские награды, что интересно и детям, и взрослым и воспитывает чувство исторического достоинства. В здании Биржи есть замечательный зал, в котором можно проводить торжественные церемонии. Губернатор и полномочный представитель Президента могли бы проводить награждения. Там можно праздновать День России и День флага, а представляете – принятие военной присяги в этих стенах? Можно проводить конгрессы, и люди, приезжающие со всего мира, будут в окружении русских знамён, турецких знамён, отбитых русской армией.

Корр.: У Эрмитажа есть несколько центров за рубежом, а как идёт развитие в России?

М. Б. Пиотровский: Оно всегда шло параллельно. У меня есть такая поговорка: «Всё равно – что Лондон, что Казань». Это значит, что требования мы предъявляем одинаковые. В России первый центр был открыт в Казани, второй – в Выборге, у нас есть также неформальный центр в Великом Новгороде, где регулярно проводим выставки. Сейчас начали вести переговоры о создании отделений на Дальнем Востоке и в Омске. Слово «филиал» мы отвергаем, поскольку это означает, что кто-то приехал в местный музей, привез туда вещи пятого уровня и разместился там навсегда. Когда открывается центр Эрмитажа, мы создаём весь контент, привозим выставки, читаем лекции, проводим реставрационные работы, но финансирование обязательно должно быть местным. Например, в Казани центр Эрмитажа – часть Кремля. Помимо больших наших выставок, они сами устраивают там экспозиции современного искусства и детского творчества. Мы консультируем, проводим лектории. У нас, к сожалению, воспринимают культуру как «дармовщину» и нечто второстепенное. Будем это преодолевать.

Корр.: Каковы критерии успешности музеев?

М. Б. Пиотровский: Точных критериев нет. Их пытается выработать международное сообщество. Посещаемость сама по себе – не критерий. Сколько посетителей вы хотите и можете принять? Недавно обсуждали это с коллегами из Лувра. В Новом Лувре они рассчитывали на пять миллионов, а получили восемь. Музей на такой поток не рассчитан. У нас три миллиона посетителей в год, больше мы принять пока не можем.

Должны быть более сложные критерии, не арифметические. Один из важнейших – связь музея со своим городом и миром. Мы гордимся тем, что треть посетителей приходит в Эрмитаж бесплатно: дети, студенты, категории ветеранов, пенсионеры. Мы сами определяем льготы, расплачиваясь «из кармана». Мы вовлекаем человека в музейную жизнь, а не просто даём ему возможность посмотреть экспонаты.

Другой предлагаемый критерий успешности – зарплата сотрудников. В основном она начисляется из доходов музея. Но они идут также на реставрацию и ремонт, поскольку государственных средств не хватает. По существу, мы ведём речь о репутации музея...

Корр. В одном из интервью Вы сказали, что за последние 20 лет роль музеев выросла.

М. Б. Пиотровский: В первые десять лет после перестройки музеи оказались в ситуации полной свободы. Государство отказалось от финансирования – живите, как хотите. И они выжили, начали делать выставки и собирать деньги, производить сувениры, ездить за границу и брать компенсации за показ выставок, создавать общества друзей за границей, привлекать местное сообщество. За эти годы закрылось очень много учреждений культуры, а музеи стали местом, куда люди приходят чаще. Их привлекают кружки, фольклорные праздники, концерты, лекции, обсуждения. Создали Союз музеев России, у нас почти нет собственности, наш единственный ресурс – интеллектуальный.

Корр.: Какие проблемы стоят перед музеями в ХХI веке?

М. Б. Пиотровский: На первом месте по остроте – проблема финансирования. Вторая проблема – неприкосновенность фондов. Бывают откровенно рейдерские наезды, но возникают, к сожалению, и взаимные претензии музеев. Так, ГМИИ потребовал вернуть коллекции Морозова и Щукина. Все музейщики встали и сказали: «Нет!». Передел в музейной сфере создаёт прецедент для всего мира, это слом.

Третий вызов – когда начинает диктовать толпа. Мы делаем выставку британских художников братьев Чепменов, а общественность подаёт в прокуратуру: остановите Эрмитаж, они богохульствуют! Это сейчас распространенное явление, когда толпа и активисты начинают диктовать, что должно происходить на территории искусства. Надо искать способы защитить территорию культуры. У неё свои законы.

Корр.: У Эрмитажа репутация самого продвинутого в технологическом отношении музея. Как он развивается сейчас?

М. Б. Пиотровский: Мы сейчас делаем новый второй сайт. Один – очень обстоятельный, с подробной информацией о том, что есть, а новый – как его развитие. У нас есть приложения для мобильных устройств, страницы в популярных сетях. При этом мы очень внимательно следим за тем, чтобы виртуальное было дополнительным к музею, но не подменяло его.

Корр.: Ваше напутствие молодым историкам.

М. Б. Пиотровский: Ничего не бояться, понимать, что вопреки иудейско-христианской традиции история не линейна и очень сложна, и чем сложней, тем интересней. Наша задача – понимать всю сложность, мыслить сложно и учить других тому же. Историк говорит немного на другом языке, и не всегда нас понимают. Власть не понимает, журналисты не понимают, люди не понимают. Не надо этого бояться, надо просто разъяснять сложность бытия нашего.

Беседу вела к. и. н. Людмила Куликовская

Другие материалы в этой категории: Первый музей России Блокадная хроника Эрмитажа