А. В. Волочаева*

В последнее время ставится вопрос о необходимости более глубокого изучения идеологических, политических представлений участников народных движений России, возникла и новая проблема — определение типов народных движений: восстание, крестьянская война, бунт. Это связано с отказом от марксистско-ленинской концепции и поисками новых подходов в изучении данной темы. Также это стало актуально и с попытками определить место и роль казачества в этих движениях, поскольку речь идет о социальном и национальном восстановлении этой группы с ее правами, привилегиями, обязанностями.

Дореволюционная историография практически не касалась вопросов политических представлений Е. Пугачева, да и самого казачества, поскольку даже самому движению иногда не находилось места, он нем лишь упоминалось, как о бунте. Например, В. О. Ключевский рассматривал движение Е. Пугачева как «громадный пугачевский бунт», «слияние множества мятежей, которые начались в царствование Екатерины II». Так как «дворцовые перевороты подготовили законодательное освобождение дворянства от обязательной службы», то и остальное «крепостное население думало раскрепоститься: вслед за дворянством и оно хотело достигнуть свободы рядом незаконных восстаний»[i].

С. В. Костов, ассистент Новосибирского государственного университета; I место в номинации «Переломные точки русской истории» в конкурсе «Наследие предков – молодым. 2006»

Ведущей чертой мировоззрения русского крестьянства на протяжении веков был наивный монархизм, «вера в доброго царя». Если действительность вступала в противоречие с этим идеалом, крестьянское сознание порождало мифы: перетолковывались повеления самодержца, создавались подложные «милостивые» царские указы, монарха объявляли «подменным» или выдвигали самозванцев как якобы «истинных государей». История Пугачёва, «императора всероссийского Петра Фёдоровича», – ярчайшее тому подтверждение (7, с. 229).

Зачинщиками трёх последних крестьянских войн были казаки. Казачество существенно отличалось от крестьянства и образом мышления, и стереотипом поведения. Для казачества «вера в доброго царя» была незначительной православной добавкой к его свободомыслию. Вместе с тем казаки рассчитывали на поддержку крестьян. Отсюда и соответствующие агитационные приёмы: прелестные грамоты и милостивые императорские манифесты, поскольку крестьянство с его «наивным монархизмом» преобладало.

События 1774 года были порождены конфликтом между дворянством и казачеством. Само по себе казачество не было для дворянства достаточно грозной силой, но сопротивление казаков стало очень опасным, так как получило поддержку у крестьянства всего Поволжья и за его пределами. Пугачёв, используя в агитационных целях имя Петра III, овладел громадным пространством от Оренбурга до Казани, реально угрожал Москве и был близок к успеху. Разъяснительные же мероприятия правительства, угрозы, увещевания успеха не имели.