Духовный расцвет обители в XIX– начале XX в. был феноменален, удивителен, он произошел благодаря оптинскому старчеству, возродившемуся в период определенного духовного упадка в русском народе, когда старчество (являющееся на деле древнейшей христианской и монашеской традицией), по выражению современника эпохи, «ныне мало ведомо и подвижникам благочестия»[3]. «Третьей святыней России» именовалась Оптина впоследствии даже в документах ОГПУ [4].

Оптинская библиотека, по некоторым данным, составляла до 60 тысяч экземпляров книг и рукописей, а собственная издательская деятельность, имевшая широчайший литературный диапазон (от общенародных листков до богословских сочинений), очень высоко оценивается специалистами[5].

Обитель оказывала огромное влияние на духовную и культурную жизнь России, что отразилось в художественной литературе эпохи, в многочисленных мемуарах известных эмигрантов.

Ликвидация монастыря началась практически сразу после государственного переворота 1917 г. Постепенно захватывались принадлежащие монастырю здания, строения, имущество, не обходилось и без эксцессов с применением насилия[6]. По советам сочувствующих знакомых чиновников монастырь пытался найти приемлемые формы существования, в частности, сохраниться под видом трудовой сельхозартели[7]. 18 мая 1918 г. был открыт музей «Оптина пустынь», на баланс которого перешли около 120 монастырских строений, сад с тысячью плодовых деревьев, кожевенная мастерская[8].

Но существование монастыря под любым видом было нежелательным для советской власти. Прокурор Калужской губернии в 1922 г. в своем отчете жаловался, что организованные «из бывших монастырей коммуны и артели… были в сущности теми же монастырями»[9]. «По дошедшим до меня сведениям, — писал председатель Калужского губисполкома, — после закрытия всех монастырей губернии, они снова начинают оживать… одни под видом сельскохозяйственных и кустарных артелей, другие же под видом памятников старины и искусства»[10]. Не миновало Оптину пустынь и изъятие церковных ценностей, проводимое во всероссийском масштабе. В инструкциях калужским большевикам предписывалось «обращать главное внимание на монастыри, как более всего имеющих ценностей»[11]. По легенде, до сих пор имеющей хождение, часть ценностей монастырской ризницы была спрятана в близлежащем лесу, а некоторые иконы — в укромном месте в Козельске. Вопрос о неких исчезнувших ценностях интересовал также следователей НКВД в 1937 г.[12]

Приговор Калужского областного суда от 21-22 марта 1923 г. гласил, что «ликвидированный монастырь Оптина Пустынь подлежит окончательной ликвидации»[13]. Козельский уездный исполком 23 марта сформировал состав соответствующей комиссии для решения имущественных и штатных вопросов[14]. По информации ГОГПУ на территории монастыря в середине 1923 г. проживало 53 оптинских монаха и около 40 человек из других монастырей, в т.ч. из Шамординского. Ликвидационная комиссия постановила оставить в монастыре на некоторое время 17 человек из числа монашествующих, а «оставшихся до сего времени выслать… из пределов бывш[его] монастыря»[15]. В апреле решением коллегии губисполкома была ликвидирована сельхозартель[16], 19 августа опечатан последний действующий храм на территории обители[17]. Через год, 30 августа 1924 г., на заседании Оптинской (!) ячейки РКП (б) ставился вопрос о переименовании «былого гнезда монахов» в поселок имени Луначарского[18]. В 1925 г. в монастыре были сняты колокола[19]. Музею «Оптина пустынь», несмотря на покровительство Наркомпроса, удалось продержаться лишь до 1928 г., так как его существование в виде склада «религиозных вещей» стало недопустимым для местных коммунистов в их борьбе «на фронте религиозного просвещения»[20].

Насельники монастыря в 1920-е гг. большей частью переехали в Козельск и его окрестности. В городе и уезде к тому же поселились монахини из Шамордино и из других ликвидированных монастырей. В некоторых документах ОГПУ указывается общее число проживавших монашествующих — около 1000 человек[21]. Реакцией калужского губернского ОГПУ на такую концентрацию «контрреволюционного элемента» был секретный циркуляр от 16 апреля 1923 г. о немедленном выселении всех монахов и монахинь с территории уездов Калужской губернии «по месту их происхождения»[22].

С 2002 г. братия возрожденной Оптиной пустыни приступила к архивным исследованиям судеб монахов разоренной обители. Были направлены запросы в ГИЦ МВД, в архивы региональных Управлений ФСБ, областные государственные и бывшие партийные архивы России, архивы системы исполнения наказаний. В комплексе изучались мемуарные и другие источники личного происхождения (сбор их начался с первых дней после открытия монастыря в 1987 г.): письма, фотографии, проводился опрос свидетелей событий. В результате с разной степенью подробности были получены сведения о судьбах 185 чел., документально подтверждены данные о расстреле 36 чел., о четверых скончавшихся в заключении. Стало известно о трех монахах, закончивших свой путь в эмиграции: в Сербии, Польше и Бразилии. Однако судьбы многих до сих пор остаются неизвестными.

Опираясь на архивные материалы, изучая ход репрессий, в отличие от светских исследователей мы стараемся проникнуть во внутренний мир человека, пытаясь найти религиозно-философский смысл совершившихся событий, сделать практические выводы о земном пути и духовном состоянии человека. Из всего комплекса ставших доступными документов архивно-следственные дела, как это не покажется странным, оказываются самым информативным источником для раскрытия духовно-нравственных вопросов. Следственный процесс это экстремальная ситуация в жизни человека, оказавшегося под гнетом репрессивной машины, когда проявляется личность в борьбе против системы, сила и слабость человеческого духа, состояние совести. Изучая документы с использованием евангельских критериев нравственности, можно обнаружить запротоколированные примеры высочайшего христианского мужества, а также случаи проявления колебаний, слабости или предательства.

Христианское и светское мужество (как и любая другая добродетель, например — патриотизм) имеют разную природу (в соответствии с известным высказыванием блаженного Августина, что добродетели язычников, т. е. неверующих во Христа, являются лишь блестящими пороками). Отличие христианина от любого другого человека еще и в знании данного Господом нравственного закона и своего долга, в соответствии с которым он и должен выстраивать линию поведения. Христианин должен стремиться к тому, чтобы не нарушить этот закон ни при каких обстоятельствах, а это всегда трудно, это — мученичество совести. Человек не связанный таким нравственным законом нередко может использовать любые способы и средства (в том числе откровенную ложь и подлость) для спасения своей земной жизни, для достижения иных каких-то целей, кои иногда даже почитаются как доблесть, своего рода геройство. Мужество «мира сего» зачастую опирается на эгоизм, гордость, месть, чувство злости, что является греховным нарушением евангельского учения. Изучая материалы архивно-следственных дел, можно сделать достаточно определенные выводы о нравственности человека, мотивации его поступков.

В процессе изучения и сравнительного анализа документов репрессивных органов и мемуарных источников был сделан вывод о существенном несоответствии данных об одних и тех же событиях, излагаемых в воспоминаниях и документально зафиксированных в архивно-следственных делах. Было установлено, что некоторые персоналии, именуемые в публикациях оптинскими постриженниками и даже старцами, вовсе не имели отношения к Оптиной пустыни, как, например, архимандрит Мартирий (Гришин)[23] и схиархимандрит Иринарх (Попов)[24] и др. «Игумен» Иоанн (Соколов), также именовавшийся оптинским старцем, оказался самозванцем[25]. Легендарный «отец Арсений», одноименная книга о котором переиздавалась не менее семи раз, на поверку оказался обобщенным литературным образом, прототипом которого, вероятнее всего, послужил иеромонах Зосимовой пустыни Ефросин (Данилов)[26].

В последние десятилетия появилось немалое количество основанных на мемуарных источниках публикаций, в том числе претендующих на агиографические исследования, которые отличаются неполнотой и необъективностью. При определенном таланте писателя такие «труды» готовят почву, иногда очень успешно, для возникновения (нередко преднамеренно) массового культа той или иной персоналии.

Посмертная участь людей, не выдержавших нажима репрессивной машины, — в руках Божиих. Исследователь не выставляет, подобно преподавателю, оценку по поведению, но факты оговора, самооговора, негласного сотрудничества в качестве осведомителя не дают основания рассматривать такого человека, как подвижника благочестия. Установлено, что зачастую хорошее впечатление могли производить люди и вовсе порочной нравственной жизни, неискушенные почитатели которых впоследствии занялись составлением мемуаров и жизнеописаний. В церковно-научной среде одно из подобных явлений получило своеобразное название — «подвижничество второго рода», когда человек производит добродетельное впечатление и в глазах современников предстает углубленным, неотмирным аскетом, однако на деле, что становится ясно после изучения архивно-следственных документов, эти видимые добродетели связаны с переживаниями отягощенной совести, в частности, грехом предательства.

Даже имея большой религиозный и житейский опыт, бывает весьма трудно определить и прельщенных подвижников (т. е. с деформированным духовным состоянием). Как следствие, наши современники поначалу с трудом воспринимают жития новомучеников и исповедников ХХ в., созданных объективно на документальной базе.

Отсюда следует важный вывод, что народное почитание святых ХХ столетия, само по себе, не является доказательством святости и праведности. Люди нередко оказываются введенными в заблуждение и ошибаются. Тем более, когда все это происходит в условиях все еще разоренной церковной жизни и прерванной традиции. Это необходимо знать издателям православной литературы, ответственно оценивая нездоровую тягу многих людей к сказочно-фантастическим сюжетам, искажающим реальную жизнь святых ХХ столетия.

В этой связи нельзя не видеть серьезную проблему мифологизации истории Церкви и Отечества. Появляются статьи авторов, в основном светских, затрагивающие вопросы мифологии[27]. Надо отметить феномен живучести мифов даже при полном их разоблачении. Так, например, несмотря на публикацию архивных документов и убедительные свидетельства о несоответствии мифа реальным фактам жизни, приведенные в работах С. Н. Романовой об иеросхимонахе Сампсоне (Сиверсе), И. А. Курляндского о Сталине, почитание этих персоналий даже в церковной среде заметно не уменьшается. Более того, появляются все новые лже-герои. Тут можно говорить об осознанной или неосознанной эксплуатации и дискредитации религиозных идеалов народа.

Доступные на сегодняшний день архивные материалы, основанные на них историко-церковные исследования, позволяют актуализировать и другие не менее важные проблемы. В том числе, по нашему представлению, требуют объективного изучения вопросы:

1) Церковно-канонические: внутрицерковные отношения между рядовыми членами Церкви, духовенством и епископатом, в условиях церковных расколов и разнообразных смут.

2) Взаимоотношение Церкви и государства: определение границ «кесаревых и Боговых» в изменяющихся общественно-политических условиях. При изучении этих проблем нецелесообразно замалчивать и «деликатные» темы, специфические для ХХ в. — как, например, вмешательство НКВД в дела Церкви и негласное сотрудничество части духовенства и мирян с этой службой (хоть и в меньшей степени, чем это наблюдалось во всех других социальных группах советского общества). Правильно сделанными выводами можно будет руководствоваться в тех или иных сложных церковно-канонических обстоятельствах, от которых мы не застрахованы в будущем.

Источниковая база для изучения обновленческих расколов, смут, порожденных политикой компромиссов церковной власти с атеистическим государством, так называемых «правых расколов», а также «иосифлянства» и др. — сохранилась. Практически в настоящее время вся персонифицированная информация вплоть до 1935 г. доступна исследователям.

В заключение хотелось бы упомянуть, что нам, находящимся в известном и посещаемом монастыре, в силу своего положения известен весь спектр религиозных мнений народа — мифов, толков, слухов. Наиболее часто обсуждаемые и напряженные темы, касающиеся политических репрессий, так или иначе, имеют конспирологический оттенок, касаются теории заговора, роли закулисы в истории России. Эти проблемы часто обсуждаемы и в нашей церковной среде. Разумеется, пропагандистские установки, предназначенные для общего употребления, определения из советских учебников никого не волнуют. Верующих людей интересуют в целом религиозно-философские основы истории России, осмысление исторических событий и характеристики персоналий с точки зрения нравственности. В числе этих вопросов наиболее часто и остро рассматриваются:

– нравственные характеристики (оценки) вождей и идеологов мирового и российского коммунистического движения. Действительно ли большевиками двигало свободолюбие и правдолюбие?

– религиозные корни (если таковые существуют) коммунистической власти?

– масонство и коммунистическая власть, идейные корни троцкизма, в чем смысл и цель перманентной революции?

– «природа» советской власти. Каково ее место в историческом процессе, действительные цели советской власти, смысли и причины их отличия от декларируемых.

– причины конфликта советской власти с Церковью, с народом.

– цель репрессий: а) основа укрепления политической власти большевистской элиты? б) полное уничтожение Русской Православной Церкви и др. идейных противников режима? в) воспитание «нового человека»? г) достижение тотальной подконтрольности населения?

– масштаб и формы репрессий, достаточные для достижения поставленных целей;

– смысл политики «потепления» отношений коммунистической власти к Церкви во время ВОВ и в послевоенный период в условиях, когда власть добилась практически полной подконтрольности института Церкви (как и всех без исключения ячеек советского общества) государству? Внешнеполитические причины? Укрепление политической власти внутри страны, поиск народной поддержки?

– теория заговоров, закулисы: цели, формы, методы функционирования, степень зрелости.

Подводя итоги, надо сказать, что общечеловеческие ценности декларируются, но наблюдается постоянный регресс нравственности.

Будущее России и человечества. Каково оно?

И существуют ли нравственные критерии в оценке исторических процессов?

* Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь.