«Таракан во щах»: профсоюзы и забастовки в период нэпа в документах российских архивов**

Л. В. Борисова*

В последние годы в распоряжении исследователей оказался значительный комплекс архивных документов, ранее находившихся на секретном хранении. Они позволяют объективно рассмотреть многие исторические проблемы, в том числе и отношения между рабочими и властью. Благодаря начавшейся работе уже изданы первые монографии[1] и сборники документов[2] о рабочем движении, в которых анализируются идеологические мифы и стереотипы, созданные участниками событий и более поздними интерпретаторами.

В современных условиях изучение забастовочного движения, активно развернувшегося в годы нэпа, и тесно связанная с ним история советских профсоюзов приобретают наряду с научным и практическое значение. Эта ретроспектива показывает, как власть в условиях экономического кризиса искала баланс между соблюдением своих социальных деклараций и скудными материальными ресурсами. «В возможный период ослабления пролетарской диктатуры профсоюзам придется заслонить собою советское государство, принять, быть может, на себя все удары, которые направлены по его адресу. Мы сейчас видим на практике, какую огромную работу в деле защиты Советской власти от взрывов отчаяния проделывают профсоюзы», — писал о значении профсоюзов в это время один из партийных руководителей [3].

Находясь в гуще повседневных проблем, профсоюзы должны были первыми реагировать на возникавшие недовольства и находить компромисс между властью и рабочими. В то же время именно в профсоюзной среде проходили многочисленные дискуссии, в которых профсоюзные лидеры высказывали свое мнение, не совпадавшее с партийными установками.

Главная задача, которую партия поставила с переходом к нэпу перед профсоюзами, заключалась в посредничестве между рабочими и государством в разрешении конфликтных ситуаций. Прежде всего, они должны были своевременно устранять «поводы к конфликтам», тем самым, как декларировалось, защищая интересы рабочих масс. При этом в официальных документах основное внимание уделялось забастовочной борьбе в частном секторе. Объяснение ее причин привычно «укладывалось» в рамки теории классовой борьбы как защита классовых интересов пролетариата. Однако в реальной жизни главной ареной забастовочной борьбы был не малочисленный частный сектор, в котором по уровню заработной платы положение рабочих даже отличалось в лучшую сторону, а государственный. Так, по официальным данным на пике забастовочной борьбы в 1923 г. в СССР из 444 забастовок 357 прошло на госпредприятиях. А в относительно спокойном 1928 г. из 90 забастовок 70 было в госсекторе[4].

Причины массовых конфликтов коренились в тяжелом состоянии экономики, в том числе в кризисе финансовой системы, управленческих ошибках и в конечном итоге выражались в постоянных задержках заработной платы. В партийных же документах системные причины подменялись отдельными недоработками и политическими клише. Реакцию власти на массовые протесты рабочих политические оппоненты большевизма остроумно сравнивали с обнаружением таракана в щах.

Впервые проблема забастовочного движения открыто обсуждалась на XI съезде партии весной 1922 г. В резолюции съезда «Роль и задачи профсоюзов в условиях новой экономической политики» было впервые официально признано право рабочих на забастовку, правда, безоговорочно только для рабочих частных предприятий. Причинами забастовок в госсекторе могли быть «неправильные действия хозяйственных органов, отсталость известных рабочих групп, провокационная работа контрреволюционных элементов или, наконец, непредусмотрительность самих профорганизаций»[5]. Предупреждение конфликтов на госпредприятиях предлагалось считать мерилом правильности и успешности работы профорганов, свидетельством их близости к массам. При этом констатировалось противоречивое положение профсоюзов. С одной стороны, главными методами работы провозглашались убеждение и воспитание, с другой, как участники госвласти они должны были применять и меры принуждения.

В условиях массовых рабочих протестов на профсоюзы возлагалась задача — ввести стихийные проявления недовольства в рамки установленной процедуры разрешения конфликта, не допуская остановки работы. Только при этом условии профсоюзы брали на себя ведение переговоров. Если же рабочие не шли на компромисс и настаивали на удовлетворении всех выдвинутых требований, то профсоюзная организация снимала с себя ответственность за последствия забастовки. А на практике еще и активно способствовала ее ликвидации посредством локаутов, передавая информацию о зачинщиках карательным органам и составляя списки на увольнение. Таким образом, реализуя свое «противоречивое положение» в переходе от убеждения к принуждению.

Предварительное обсуждение этой проблемы еще до вынесения на партийный съезд состоялось на V всероссийском съезде союза металлистов в начале марта 1922 г. (см. док. № 1-3). По всей видимости, в основе выбора именно этого профсоюза в качестве дискуссионной площадки лежало несколько причин. Большевики традиционно уделяли особое внимание поддержке рабочих крупных машиностроительных предприятий, входивших в союз металлистов, который к тому же был самым многочисленным. В тоже время металлисты лидировали по количеству забастовок, и представители периферийных профорганов, как тогда говорили «профессионалисты», требовали четких инструкций об отношении к забастовочной борьбе. Свою роль сыграло и стремление ЦК победить «рабочую оппозицию», имевшую большое влияние в союзе металлистов, на ее «собственном поле»[6].

Как показывают документы, руководство профсоюзами было прекрасно осведомлено о тяжелом положении рабочих и пыталось добиться изменения ситуации, обращаясь в различные ведомства: от ВСНХ и Наркомфина до Совнаркома и ЦК партии. ЦК отраслевых союзов были вынуждены также разрабатывать тактику действий для своих органов по предупреждению конфликтов. Прежде всего, это касалось металлистов и горняков, лидировавших по количеству забастовок. Так, в один из острых периодов с задержкой зарплаты летом 1923 г. бюро комфракции ЦК союза металлистов был подготовлен специальный документ «О тактике» (док. № 8). Однако описанная в нем тактика, заключавшаяся в бесконечных напоминаниях, не могла реально повлиять на хронические задержки зарплаты в условиях экономического коллапса и бюрократизации госаппарата. Материальное положение рабочих было настолько тяжелым, что они не могли ждать и видели только одно действенное средство давления на власть — забастовку. Свое влияние на масштаб протестных настроений оказывал и разрыв между внушаемым пропагандой особым статусом рабочих и их реальным унизительным местом в нэповском обществе (док. № 9).

По признанию самих профорганов в подавляющем большинстве случаев забастовки объявлялись не только без согласования с союзами, но и вопреки их запрету. Сначала они объясняли такое поведение рабочих неумением «отдельных» союзных органов улавливать настроения массы и тем самым предупреждать переход недовольства в острую фазу забастовок[7]. Но спустя некоторое время место осторожной самокритики заняла одобрительная оценка позиции профсоюзов. Так, в юбилейном издании, подводившем итоги за 10 лет, сообщалось: «Важно отметить, что на государственных предприятиях союзами за весь новый период не было объявлено ни одной забастовки. То, что было — стихийные выступления отдельных групп рабочих на почве несвоевременной выплаты зарплаты или на почве бюрократического дергания рабочих в вопросах о расценках»[8].

Тем не менее именно в госсекторе происходило подавляющее количество забастовок. Это подтверждают и приведенные в данной публикации документы (док. № 7, 9, 10, 13). В тоже время, зачастую, отстраненная позиция большевистских профсоюзов оставляла поле рабочего движения для других политических сил. Опасность такой ситуации прекрасно осознавалась властью, отсюда и постоянные репрессии против меньшевиков и эсеров и пристальное внимание ГПУ к настроениям в рабочей среде. Однако, как показывали донесения агентуры, влияния на выступления рабочих в подавляющем большинстве случаев эти партии не оказывали. Кроме того, как уже неоднократно отмечалось историками, рабочих не интересовали политические платформы партий, а их отношения к той или иной партии носил по большей части личностный характер[9]. Тем не менее оппозиция была хорошо осведомлена о протестных выступлениях на предприятиях. Так, настроения, царившие в это время в рабочей среде, переданы в письме рабочего-меньшевика в ЦК РСДРП (док. № 5). А сообщения о забастовках оперативно публиковались в эмигрантской печати. В первую очередь это относится к меньшевистскому журналу «Социалистический вестник» (см. док. № 13). Среди его авторов были и многие деятели профсоюзного движения, оказавшиеся в эмиграции. О том, что в России читали эти публикации не только сотрудники ОГПУ, но и профсоюзные лидеры, свидетельствует публикуемое выступление М. П. Томского на съезде петроградских профсоюзов (док. № 12).

Развитие забастовочного движения находилось в зоне самого пристального внимания высшего партийного руководства, получавшего информацию не только по партийной линии и от ГПУ, но и от профорганов. Доклады о крупных забастовках направлялись членам ЦК и секретарям губкомов. Однако получаемая информация тщательно скрывалась от непосвященных. Эти документы, помимо грифа «совершенно секретно», еще имели приписку: «по прочтении сжечь, о чем составить акт и сообщить в бюро секретариата ЦК». У читателя есть возможность познакомиться с одним из таких «не сожженных» вопреки инструкции документов: докладом о забастовке на Криндачевском руднике в Донбассе в октябре 1923 г. (док. № 10). Она примечательна не только длительностью и большим числом участников. Важная особенность этой забастовки заключалась в том, что ее возглавил председатель местного отделения союза горнорабочих. Это исключительное обстоятельство, тем не менее, не означало, что она проводилась с санкции профсоюза.

В целом публикуемые 13 документов показывают различные стороны жизни рабочих, в том числе и тяжелые бытовые условия, и их взаимоотношения с профсоюзными органами. Однако введение в научный оборот новых источников, как уже отмечалось отечественными и зарубежными историками, требует критического отношения к содержащемуся в них фактическому материалу. В частности, проведенный сравнительный анализ сведений о забастовках в статье Озерецкого в «Социалистическом вестнике» (док. № 13) с данными документов ОГПУ выявил ряд ошибок и неточностей, которые отражены в комментариях к тексту статьи.

Публикуемые документы выявлены в фонде ЦК РКП (б) (ф.17), фонде Ф. Э. Дзержинского (ф.76) Российского государственного архива социально-политической истории, а также в фонде ЦК Всероссийского профессионального союза металлистов (ф. 5469) Государственного архива Российской федерации и в Центральном архиве ФСБ РФ. Большинство из документов публикуется впервые.

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии Л. В. Борисовой.

№ 1

Из доклада председателя Всероссийского союза металлистов И. И. Лепсе[x]
«О задачах союза металлистов» на V всероссийском съезде союза[xi]

5 марта 1922 г.

Все-таки хотя профсоюзы и твердили против стачек, и все мы понимали, что стачки вредны при наших условиях, но все-таки стачки на заводах были, этого никто оспаривать не может[xii]. Значит, в дальнейшем нужно принять меры и вести работу так, чтобы стачек на государственных предприятиях не было. И чтобы их в дальнейшем тоже не было, мы можем достигнуть только, если поближе подойдем к массам, будем учитывать их повседневные нужды и сумеем принять все меры, чтобы этого не было.

[…] Тут, товарищи, мы должны обратить внимание на принципиальную разницу между стачкой в частном предприятии и стачкой в государственном предприятии. Если профсоюз устраивает стачку на частном предприятии, то он ведет борьбу с враждебно настроенным классом, который стремится путем эксплуатации рабочих получить больше прибыли для того, чтобы улучшить свое состояние. Если стачка ведется в государственном предприятии, то тут ни в коем случае профсоюз не ведет стачку против своего классового врага, а он ведет борьбу или против определенного объединения хозяйственного, которое не исполняет взятые на себя обязанности, или он ведет борьбу против отдельного директора завода, одним словом, ставленника госвласти, который своими действиями вызвал у рабочих прекращение работы, то есть создал невозможные условия ведения работы, которые в дальнейшем вызвали такой конфликт, который доходит до забастовки. Кроме того, может быть и следующий вид забастовки, против которого профсоюз должен провести самую решительную борьбу: это когда в рабочую среду затесываются элементы, враждебно настроенные против Советской власти как таковой. В этом отношении эта забастовка является контрреволюционной забастовкой и против такой забастовки профсоюзы должны решительно выступить. […]

ГАРФ. Ф.5469. Оп.6. Д.3. Л.140,141-142. Стенограмма.

№ 2

Из выступления делегата Брыкова на заседании коммунистической
фракции V всероссийского съезда союза металлистов

3 марта 1922 г.

Считаю нелишним напомнить о IV съезде[xiii], когда мы собрались во фракции в числе 200 и выслушали доклад о положении металлопромышленности, и при этом увидели, что нужны самые серьезные мероприятия, чтобы выкарабкаться из этого тяжелого положения. Мы сейчас же столкнулись с вопросом о необходимости создания такого ЦК нашего союза, который был бы авторитетный, представлял бы волю съезда, всех присутствующих, которые, в свою очередь, представляют собой места. При голосовании получилось 161 [голос] за 1-й список и только 40 за другой. Однако не тот список прошел, за который так выразительно голосовала партия. Президиум также пришлось не выбирать и что особенно характерно, что почин сделан со стороны нашего высшего партийного органа. Нельзя сказать, чтобы это хорошо подействовало на места, потому что там по примеру ЦК стали так делать, что пришлось самые серьезные меры принимать, чтобы союз не очутился в чьих-то руках. […]

Здесь мы встречаемся с вопросом, как можно мыслить себе успешность защиты интересов рабочей массы, как в государственном хозяйстве, так и в таком хозяйстве, где государство будет соучастником (концессионная форма) или в капиталистическом хозяйстве? В тезисах, которые приняты большинством 2 голосов, слишком мало говорится об этом[xiv]. Теперь имеет большое значение конкуренция на рынке, значит, мы имеем опасность, что в интересах успеха состязания на рынке и в органах госпредприятий больше обнаружится, будут чаще нарушаться интересы рабочих, чем до сих пор. Тут нужно усилить всемерно роль и влияние нашего союза металлопромышленности и союзов вообще. (Приводит в пример статью в «Правде» «Пищевая промышленность на новых началах»: первые результаты были сведены на нет бешеным ростом цен на рынке на питание, что отразилось на условиях жизни рабочих). Должны усилиться роль и влияние союзов, как на саму организацию хозяйства, так и на непосредственное управление его. […]

В капиталистическом хозяйстве рабочие массы смогут оградить себя от эксплуатации путем стачечной борьбы, нужно дать себе ясный отчет, что в современных условиях рабочий класс такой стачечной борьбы в частнокапиталистическом хозяйстве провести не сможет, потому что сейчас положение пролетариата нищенское: мы должны создать фонды стачечные и фонды на случай безработицы, которые могли бы дать возможность осуществить стачечную борьбу в достаточной степени. […]

РГАСПИ. Ф.99. Оп.1. Д.2. Л.28-30. Стенограмма.

№ 3

Из резолюции V всероссийского съезда союза металлистов
«Задачи союзов и Всероссийского союза рабочих-металлистов, в частности»

7 марта 1922 г.

4. […] Понимая необходимость полного согласования своей работы с деятельностью пролетарского государства, союзы должны вместе с тем в новых условиях изменить задачи и методы своей работы. Перенести центр тяжести в область защиты интересов трудящихся и связывать эту работу с общеклассовыми задачами пролетариата. Должны выполнять в новых условиях важнейшую задачу — на основе защиты интересов трудящихся создать такую активную классовую организацию пролетариата, которая могла бы своей работой обезвреживать вредные капиталистические тенденции, идущие вразрез с общепролетарскими интересами.

5. Такая постановка задач профсоюзов определяет и их отношение к стачечной борьбе.

Поскольку всякая стачка ведет к уменьшению количества ценностей в стране, она в условиях диктатуры пролетариата и необычной[xv] экономической разрухи должна быть признана методом экономической борьбы, к которому можно прибегать лишь чрезвычайно редко и с большой осторожностью после исчерпания всех возможностей иного разрешения конфликта.

6. Одновременно союзы должны помнить громадную принципиальную разницу между стачкой на частных предприятиях и стачкой на государственных. На частных предприятиях стачка является выражением борьбы рабочих против враждебных ему интересов капиталистов, ускользающих из под контроля пролетарского государства. На государственных предприятиях не может быть места классовой борьбе, а может итти лишь речь о борьбе с ошибками и неправильными действиями отдельных администраторов. Отсюда задачей союзов при возникновении стачки на госпредприятии является ее скорейшая ликвидация путем устранения причин ее возникновения.

ГАРФ. Ф.5469. Оп.6. Д.6. Л.1об.-2. Типографский экз.

№ 4

Из докладной записки ЦК Всероссийского союза строительных рабочих в СНК
«О необходимости ликвидировать задолженность за 1921 г. со стороны государственных хозяйственных органов рабочим-строителям»[xvi]

6 марта 1922 г.

ЦК Всероссийского союза строительных рабочих неоднократно обращался в Президиум ВСНХ и НКФ с указанием на нетерпимое положение, создавшееся на местах, где при ликвидации работ Главкогосоора и его органов и при отсутствии необходимых кредитов образовалась крупная задолженность рабочим, не получающих причитающегося им вознаграждения за 1921 и 1922 гг. по нескольку месяцев. Этими задержками в уплате рабочие поставлены в крайне тяжелое, а подчас совершенно невыносимое положение.

В ЦК ВССР есть данные, указывающие на случаи массовых заболеваний рабочих на почве голода и даже голодной смерти рабочих, лишенных всяких средств к существованию. Местами рабочие, доведенные до отчаяния, дошедшие до людоедства, выступают с угрозами о распродаже всего имущества для ликвидации задолженности[xvii]. Такое положение создалось, например, на постройке Троицк-Орской железной дороги (Челябинская губ.), в Петроградской губ., в Самарской губ. и в других местах. Имеются случаи забастовок, возмущений, покушений на убийства. Рабочие толпами осаждают управления дорог, требуя уплаты и прекращая подчас всякую подготовку к строительству в 1922 г.

С целью ликвидации работ бывшего ГКС, передачи их согласно постановления ВЦИК от 26 января с[его] г[ода] по ведомствам и оплаты задолженности по этим работам за 1921 г., была образована постановлением ВСНХ Центральная ликвидационная комиссия ГКГС (ЦЛК), начавшая свою работу в конце января с[его] г[ода]. При распределении кредитов на покрытие задолженности стало очевидным, что помимо крайнего недостатка этих кредитов и даже при наличии брони на них (чего не было) места не успеют получить дензнаков, а потому и было возбуждено ходатайство перед СНК о продлении сроков этих кредитов до 1 апреля с[его] г[ода]. Однако НКФ дал отрицательный отзыв на это ходатайство, указывая, что «отступление от принятого порядка не оправдывается крайней необходимостью, что ГКГС уже были предоставлены средства и продление кредитов явилось бы увеличением назначенной ГКГСу на 1922 г. суммы»…

К концу марта положение на местах делается особенно тяжелым. ЦЛК и ЦК ВССР засыпается требованиями о предоставлении дензнаков, о разрешении продавать часть материалов, продовольствия и инвентаря. Возбужденный ЦЛК вопрос о разрешении реализации части стройматериалов на покрытие задолженности, внесенный на утверждение в Малый СНК, в последнем получает неблагоприятное разрешение.

В дальнейшем ЦЛК продолжает принимать меры к получению кредитов. 25 марта НКФ командирует своего представителя на междуведомственное совещание ЦЛК, на котором по документам устанавливается и утверждается сумма задолженности по зарплате за 1921 г., заверенной РКИ (219 530 850 624 руб.) и не заверенной РКИ (193 530 850 624) в нормах ноября и декабря 1921 г.

Результаты совещания вносятся в бюджетную комиссию НКФ по смете ВСНХ на 1922 г. 22 апреля с[его] г[ода], кредит по задолженности рассматривается в бюджетной комиссии по смете ВСНХ, но благоприятного решения не получает.

Ввиду безрезультатности обращения в хозорганы, не видя иного выходы из создавшегося положения, ЦК ВССР встал перед необходимостью направить дело в суд и уведомил о своем решении 6 апреля Президиум ВСНХ и НКФ, указав, что, если к 20 апреля не будут изысканы средства для оплаты рабочих, дело будет передано в Ревтрибунал.

Однако никакого ответа от ВСНХ не получил. НКФ 21 апреля сообщил, что только по рассмотрении сметы ВСНХ на 1923 г. задолженность может быть выяснена, и окончательно установлена сумма на покрытие задолженности.

Вместе с тем Президиум ВСНХ и НКФ находят возможным в отдельных случаях и при особой вероятно настойчивости ходатаев удовлетворять претензии отдельных органов (кредиты на авиапромышленность, Петроградский комгосоор, Кубано-Черноморский КГС)…

Все вышеизложенное свидетельствует, по мнению ЦК ВССР, о том, что помимо чисто объективных причин (из которых главнейшей является общее тяжелое финансовое положение и задержка в проведении твердого бюджета 1922 г.) имеется налицо и крайне вялое, подчас чисто бюрократическое отношение к острому положению, создавшемуся на местах, со стороны НКФ и ВСНХ…

Бесцельная переписка, безрезультатные совещания, бюрократические разъяснения со ссылками на законы наряду с несколькими фактами малопонятного и случайного удовлетворения полностью претензий тех или иных органов при совершенном отказе в отпуске кредитов в другие — таковы результаты 4-месячных попыток добиться удовлетворения хотя бы минимальных требований рабочих, ибо ясно, что оплата труда их по ставкам ноября-декабря 1921 г. в настоящее время является более чем скромной компенсацией за их труд и удивительную, в общем, выдержку и терпение…

Направляя в настоящее время в Московский народный суд все дело по взысканию с соответствующих хозорганов причитающегося рабочим вознаграждения, ЦК ВССР одновременно просит СНК обратить внимание на сообщенную им общую картину тяжелого положения, создавшегося среди строительного пролетариата, и принять со своей стороны меры необходимые для скорейшей оплаты труда рабочих и для выяснения, явилось ли создавшееся положение следствием одних только объективных причин, или же в данном случае имеется налицо халатность и преступная небрежность тех или иных лиц.

Председатель Всероссийского союза строительных рабочих.

РГАСПИ. Ф.17. Оп.84. Д.376. Л.36-38. Подлинник. Машинопись.

№ 5

Из письма рабочего-меньшевика о настроениях рабочих и задачах РСДРП[xviii]

Январь 1923 г.[xix]

По-моему, прежде всего, необходимо уяснить себе, что дело идет не только о том, чтобы быть «в курсе» заводской жизни, рабочего движения, даже не о том, чтобы это движение обслуживать, а о том, чтобы попытаться внести организованность, планомерность, дать направление и лозунги, а иногда даже расширить движение, как бы ничтожно и разрозненно оно не было. Это не преувеличение возможностей, это — реальный вывод из положения и состояния рабочих. Ведь нужно признать, что сущность заводской жизни сейчас — это состояние непрерывных конфликтов, возникающих на предприятиях буквально каждый день по любому поводу. Конфликты вызывают обычные «волынки», а часто и серьезные забастовки. Наиболее острые моменты заводской жизни у нас: непрерывные сокращения, хроническая невыплата заработной платы; наконец, последние новости — неограниченная сдельщина и «удешевление» всех элементов производственного процесса (как вещают профорганы) со всеми последствиями. Все эти вопросы заставляют всякого, кто вместе с рабочими захочет их поставить, дать ответ сегодня же, сейчас же. Перенесение вопроса в область общей и экономической политики власти ничего не дает. Рабочие нуждаются в конкретном ответе и требуют его. Конечно, не надо увлекаться внешними формами выявления рабочих настроений, порой весьма решительных и активных; за всем этим кроется почти всегда сознание безвыходности положения, отчаяние, а не настоящая решимость и готовность к борьбе. Нужно войти в движение. Одной агитацией и пропагандой партия заниматься не может — золотые слова; но если есть хоть какие-нибудь зачатки движения (а они есть), то надо отдать себе отчет, что это движение идет и пойдет мимо «фабзавкомов», «профсоюзов», и мы вынуждены сделать отсюда все выводы уже сейчас. И наше отношение к существующим профсоюзам и другим организациям должно быть ясным и недвусмысленным. Наши ячейки должны стремиться стать боевыми органами рабочих масс; они в своей работе должны будут призывать к борьбе с существующими союзами[xx].

РГАСПИ. Ф.17. Оп.84. Д.310. Л.173-174. Копия. Машинопись.

№ 6

Из письма председателя Камвольного треста Дейча
председателю Центральной контрольной комиссии
и наркому Рабоче-крестьянской инспекции В. В. Куйбышеву
о привлечении его к судебной ответственности[xxi]

1 июня 1923 г.

28 ноября п[рошлого] г[ода] я вступил в исполнение обязанностей председателя Камвольного треста. Я не буду здесь подробно описывать все недочеты в работе треста в то время, скажу лишь, что трест к этому моменту являл собой картину разрухи, и для спасения его мне пришлось принять самые решительные и энергичные меры. При той расхлябанности, которая существовала в тресте, где не велось никакого учета, где отчетность отставала на 8-9 месяцев, в книгах не было проведено 600 счетов, для меня было совершенно ясно, что в самом аппарате треста неизбежно кроются разные злоупотребления. Не вдаваясь в детали, я отмечу только, что вся торговля велась с частными лицами, и все, кому не лень было, извлекали из треста всевозможные выгоды. На это обратило внимание МГС[xxii], и одновременно с назначением меня председателем треста Наркоматом РКИ была назначена ревизия. К сожалению, мне приходится теперь констатировать, что ревизия не оправдала возлагаемых на нее надежд и не могла дать желательных результатов, т[ак] к[ак] вместо того чтобы произвести глубокую ревизию старого Правления, ревизионная комиссия на протяжении трех месяцев всецело занималась контролированием каждого шага работы нового Правления.

Я считаю, безусловно, необходимым, чтобы вы ознакомились подробно с работой комиссии по ревизии треста и с материалом ее обследования, ибо для меня совершенно непонятно, каким образом от ее внимания ускользнул ряд злоупотреблений, которые только теперь после 7-месячной работы становятся явными. В процессе работы нам открылись теперь не только упущения, но даже такие уголовные преступления как подделка подписей, недостачи тысяч аршин товара, о чем нами уже сообщено надлежащим властям…

В первые недели моего председательствования имел место факт, раздутый теми, кому выгодно было меня опорочить. Факт этот представляется в следующем виде. Наступало Рождество, и рабочие фабрик треста с нетерпением ждали очередной получки жалования. Здесь я должен сказать, что рабочие треста вообще жалование получали неаккуратно, и обычно каждой получке предшествовало ежедневное в течение не менее двух недель появление делегации от рабочих.

В результате этого с течением времени выработалось определенное недоверие к тому, что жалование может быть выдано вовремя. Такая неаккуратность Правления в выдаче жалования особенно беспокоила рабочих в связи с наступающими праздниками, ввиду чего требования в выдаче жалования со стороны их делегатов отличались особой настойчивостью. Обещаниям администрации, что жалование будет уплачено, они не верили, не поверили и мне, несмотря на то что оснований для недоверия мне, как новому человеку в тресте, призванному руководить на новых началах, они не имели.

Со стороны делегаций мне определенно было заявлено о том, что поверить они могут только тогда, когда им будут выданы деньги.

Для того чтобы получить необходимую для выплаты жалования сумму, пришлось принять самые решительные меры.

От продажи разных товаров нами было получено 12 тыс. руб. золотом и 8285 руб. банкнотами. Однако для расплаты с рабочими поступившие в кассу треста банкноты необходимо было обменять на совзнаки[xxiii]. В связи с проводимой в то время Госбанком финансовой политикой не производить размена банкнот на совзнаки для реализации банкнот пришлось обратиться к услугам вольного рынка (черной биржи). К этому моменту на рынок было выброшено большое количество банкнот, т[ак] к[ак] многие тресты оказались в аналогичном положении, и банкноты сильно упали в цене: с 174 до 160.

Во избежание крупных потерь при реализации банкнот на рынке по цене дня (до 14 млн. на каждой штуке), а также в целях успокоения рабочих делегаций доказательством того, что деньги имеются, и что их надо только разменять, бывший зав. коммерческим отделом тов. Молдавский, член РКП, выдал делегатам, которые упорно дожидались получки жалования, как золото, так и банкноты до другого дня. Согласно данных им объяснений он считал, что когда возбуждение на Бирже уляжется, банкноты можно будет разменять без крупных потерь. В общем, им было выдано 11 тыс. руб. золотом. О факте выдачи золотом в уплату жалования мне стало известно на другой день при следующих обстоятельствах. Из губотдела [союза] текстильщиков мне сообщили по телефону, что туда явились рабочие Даниловской фабрики с жалобой на трест, уплативший им жалование золотом, на которое они ничего на рынке приобрести не могут…

Случай этот существенного значения не имеет. Т[ак] к[ак] выданное рабочим золото имело свое назначение, а именно оно должно было быть уплачено Юговосшерсти за купленную трестом шерсть, и на перевод этого золота в адрес Юговосшерсти в Ростов я уже имел согласие Госбанка, который действительно 15 января выполнил указанную имущественную операцию, я вызвал тов. Молдавского для объяснений (его объяснения см. выше).

Вследствие предписания ВСНХ мною были представлены объяснения в ВСНХ и в валютный отдел НКФ.

Теперь по прошествии нескольких месяцев мне стало известно, что НКФ привлекает меня к ответственности за нарушение декрета, опубликованного в «Известиях ВЦИК Советов» от 17 февраля с[его] г[ода] «о валютных операциях». Таким образом, создалось положение, на которое я прошу Вас обратить внимание для принятия соответственных мер. Старший следователь Московского губсуда тов. Полевой формулировал выдачу золота рабочим в нарушение декрета от 15 февраля «о валютных операциях» как превышение власти и привлекает меня к ответственности по 106 статье УК.

Во время допроса я обратил внимание старшего следователя на два обстоятельства: во-первых, что 10 дней спустя после выдачи золота рабочим, что рассматривается НКФ как нарушение закона, столь авторитетный его орган как Госбанк совершает операцию по переводу оставшегося после выдачи рабочим золота в адрес контрагента треста и, во-вторых, что декрет, воспрещающий проведение операций с золотой валютой, изданный в отмену декрета от 27 июля 1922 г., был опубликован значительно позднее после совершения вышеупомянутых двух операций…

Я никак не могу понять формального отношения следователя к данному делу, привлекающего меня к ответственности за совершение 5 января якобы противозаконного деяния и оставляющего без внимания аналогичное деяние, совершенное Госбанком 15 января…

Если бы для блага революции или для упорядочения советского аппарата со мною в назидание другим должно быть поступлено по всей строгости закона, это было бы еще переносимо для меня, но я не могу примириться с тою мыслью, что здесь проявляется недостаток советского аппарата, ударяться из одной крайности в другую, и что тут кроется ничем не объяснимая, к сожалению, начатая против меня травля.

Я просил бы Вас расследовать возбужденный мною вопрос в срочном порядке и надлежащим образом реагировать на него.

С коммунистическим приветом.

Председатель правления Дейч.

РГАСПИ. Ф.76. Оп.3. Д.290. Л.1-3. Подлинник. Машинопись.

№ 7

Шифротелеграмма членов Южбюро профсоюза горнорабочих Егорова и Угарова в ЦК РКП (б) о нарастании забастовочного движения в Донбассе

27 июня 1923 г.

г. Харьков

Москва ЦК РКП, копия Томскому[xxiv] и Чубарю[xxv]

Волна забастовок, охватившая Донбасс в мае, усиливается. Причина — неуплата заработка. Со всех регионов поступают телеграммы о возникающих забастовках, участники которых насчитываются сотнями. В настоящее время УГКП[xxvi] платит только 25 % за май. Рабочие от этой суммы отказываются, требуя уплаты всего заработка и мотивируя свое требование тем, что соляники-химики, строители, рабочие мелкой каменноугольной промышленности и другие за май месяц получили полностью. Производительность падает, за май потеря добычи превышает полмиллиона. Только что получены сведения о забастовках на Тошконарском узле и Калининском, Брянском, Красногвардейском и других рудниках. Неполучение денег [в] ближайшие дни приведет к катастрофе во всем Донбассе. Примите срочные меры. НР 3/3779. Горносоюз Егоров. Угаров.

Расшифровал и подлинную сжег в 1 час 55 мин. 27/VI-23 г.

Богородский       .                 

РГАСПИ. Ф.17. Оп.84. Д.474. Л.5. Копия. Машинопись.

№ 8

Циркулярное письмо коммунистической фракции ЦК Всероссийского союза металлистов о действиях профорганов по предотвращению забастовок из-за задержек заработной платы[xxvii]

11 августа 1923 г.

О тактике

Москва, 11 августа 1923 г.

В течение последних недель нормальная бесперебойная работа наших заводов в целом ряде объединений нарушена как отдельными (пока немногочисленными) случаями кратковременного оставления работы, так и конфликтами, не принявшими еще форму открытых забастовок.

В основе всех этих недоразумений, судя по материалам имеющимся в ЦК, лежит, прежде всего, невыполнение хозяйственными органами, взятых для себя обязательств в отношении своевременной выплаты заработка рабочим, особенно обострилось положение с невыплатой июньского и, главным образом, июльского заработка. Мы считаем совершенно необходимым информировать Вас о причинах: последние полтора-два месяца значительное обострение финансового положения в металлопромышленности (оплата госзаказов — по общетоварному индексу Госплана на 1-е число операционного месяца в течение всего месяца, а оплата издержек на продукцию — в течение этого же месяца по скользящим индексам).

Например, ГОМЗА в течение всего августа получает за свои изделия до 135 млн. за товарный рубль, а фактический коэффициент, по которому она оплачивает свои издержки, уже к началу августа равен 200 млн. за товарный рубль. Столь же заметно на финансовом положении трестов отразилось сокращение учета векселей и других активных банковских операций, следствием явилось накопление нереализованных обязательств в портфеле наших хозяйственных объединений. Третий фактор, повлиявший на положение трестов — покрытие значительной доли кредитов различного рода ценными бумагами и облигациями хлебного займа. Наконец, кредиты зачастую должны были покрываться за счет местных доходов, что делало заранее совершенно безнадежной попытку оплатить их. Первоисточник всего этого — политика стабилизации нашей валюты, решительно проводимая высшими органами Республики. В настоящее время осуществляется принятое на последней сессии ВЦИК постановление об ограничении эмиссии.

Переживаемые месяцы в известной степени являются переходными. С одной стороны, подготовка к крупнейшим заготовительным операциям на хлебном рынке, с другой — актуальная потребность в уменьшении эмиссии. На этой почве запаздывание с выплатой заработка рабочим на 2-3 недели (а в отдельных случаях и больше) стали вновь обычным явлением. Правда, по сравнению с прошлым годом, мы в этом году и в отношении своевременности выдачи заработной платы достигли значительных успехов; но нельзя забывать, что в обстановке хозрасчета, когда взаимные обязательства сторон строго зафиксированы соглашениями и когда рабочие взятые на себя обязательства выполняют, требования с их стороны аккуратной выплаты заработка являются совершенно естественными.

Мы решительно предостерегаем вас, товарищи, от того чтобы ограничить свою деятельность по предупреждению конфликта только агитацией.

Сохранение ВСРМ, его политического авторитета и влияния на массы, требуют в этот период временных осложнений в предприятиях, от союза — активной политики по руководству возникающими конфликтами. Намеченная в прошлом году тактика союза в этом отношении, в общем, остается верной и на ближайшее время. Опыт последних недель целиком подтвердил это. Несмотря на труднейшую обстановку наши организации на местах за редким исключением оказались на высоте предъявленных им жизнью требований. Правда, не всегда удавалось предупредить забастовку вовремя принятыми мерами, но все же июньский и июльский кризисы в общем изжиты без слишком значительных потрясений для производства.

Мы имеем основания предполагать, что главнейшим объединениям промышленности зарплата за июль (как в первой авансовой части, так и в получку) будет целиком выплачена между 15 и 20 августа. Но, согласно решения третейского суда в его последней редакции 22 августа, уже должен быть выплачен аванс за август. Мы не уверены, что все наши крупные объединения своевременно это обязательство выполнят.

Ваша ближайшая тактика должна быть примерно следующая: за 2-3 дня до получки Вы тщательно выясняете в заводоуправлении, а наши областные организации — в правлениях треста (Югосталь и ЮМТ), наличие средств на заработную плату. Если сведения говорят, что заработная плата не будет вовремя или оттяжка значительна или, что чаще всего бывает, ближайшие перспективы треста для него самого неясны, то Вы немедленно телеграфно извещаете ЦК о положении дел. ЦК, как это наглядно показала практика последних дней, при всем своем трезвом отношении к финансовому состоянию металлопромышленности совершенно не склонно и отказаться от продолжения своей настойчивой политики, направленной к побуждению хозяйственных органов выполнять вовремя оговоренные в колдоговоре обязательства.

Мы обращаем Ваше внимание на протокол № 20 от 9 августа. ЦК сделает все от него зависящее для того, чтобы добиться безболезненного разрешения вопроса о своевременной выплате заработка. Другая не менее важная часть работы — наши организации на местах должны тщательно следить за настроениями масс, быть в массах, руководить ими. Если, например, вы установили, что заработная плата не будет выдана вовремя, то вы должны зафиксировать сроки, на которых вы настаиваете перед заводоуправлением или правлением треста. Сроки — с таким расчетом, чтобы было достаточно времени, чтобы принять все возможные меры в центре и на местах для предупреждения конфликта.

Наконец, если эти сроки не выполняются, то вы имеете в своем распоряжении как крайнее средство, требующее самого осторожного к себе отношения, возможность объявить предприятие на положении конфликта, при сохранении беспрерывного хода работы предприятия. Объявляя предприятие на состоянии конфликта (повторяем, только в крайнем случае), вы вновь фиксируете сроки выполнения ваших требований с таким расчетом, чтобы для ЦК оставался достаточный простор для достижения поставленной задачи. Проведение нашей тактики облегчает нас с соглашением с Главметаллом от 2 августа (прим[ечание] к п[ункту][xxviii]).

Вы должны как при определении первых сроков, так и во второй стадии конфликта широко пользоваться институтом делегатского собрания, проводя через него ваше решение. Вся ваша деятельность в указанном направлении должна протекать в теснейшем сотрудничестве с местными межсоюзными и партийными органами.

Обязанность всех членов союза-коммунистов в период временных неувязок в насущных вопросах труда быть в гуще рабочих и не стоять в стороне от волнующейся массы, и своим безмолвием затирать лицо партии.

Умелое сочетание союзной агитации и выдержанное руководство движением масс может всегда предупредить конфликт или, в крайнем случае, назревший конфликт разрешить безболезненно, в согласии с интересами партии и рабочего класса в целом.

Председатель бюро фракции РКП(б) Лепсе.

РГАСПИ. Ф.17. Оп.84. Д.468. Л.157-159. Копия.

№ 9

Из информации начальника информбюро Московского губотдела ОГПУ Марковича о настроениях рабочих Московского железнодорожного узла

Совершенно секретно

Информационные сведения к 1 часу дня 30 августа 1923 г.

30 августа 1923 г.

По Московскому железнодорожному узлу. — В дополнение к сведениям о постоянном недовольстве рабочих на почве низких ставок сообщается, что вчера состоялось общее собрание мастеровых, рабочих и служащих 18-го участка Службы тяги. Собрание открылось в 4½ часа дня и закончилось в 9 часов вечера. На собрании присутствовало около 1200 чел., в том числе около 200 чел. 1-го участка Службы тяги и рабочих других служб. Были также совершенно посторонние граждане. В порядке дня стояли вопросы: 1) о заработной плате, 2) о переходе на простую сдельщину. По первому вопросу докладчиком был секретарь ЦК союза железнодорожников тов. Андрейчик. После доклада собрание приняло бурный характер. Особенно резко выступала группа рабочих (персонально установленных), известная как будирующий элемент среди рабочих. Выступавшие предъявляли не только экономические требования, но и выступали против тактики Советской власти. После долгих прений по первому вопросу была принята следующая резолюция, предложенная докладчиком с добавлениями рабочих: «Заслушав доклад тов. Андрейчика о заработной плате на транспорте, общее собрание рабочих 18-го участка службы тяги, считаясь с невозможностью немедленного уравнения заработной платы железнодорожников со ставками рабочих тяжелой промышленности, все же считает необходимым напомнить ЦК союза, что железнодорожники находятся в тяжелом материальном положении, а потому ЦК должен использовать всякую возможность к увеличению заработной платы железнодорожникам и уравнению ее с зарплатой рабочих тяжелой промышленности, причем разница в повышении должна начаться с сентября месяца. Собрание считает необходимым в ближайшее время перейти на исчисление зарплаты в твердых рублях и с начислением на август месяц 200% на тарифную ставку».

По второму вопросу было принято предложение докладчика от учкпрофсожа тов. Короленко и делегатского собрания — прейти на простую сдельщину.

В месткоме Северной железной дороги обнаружено обращение от железнодорожников без подписей (очевидно, еще не собранных). Обращение заканчивается таким образом:

«Ввиду изложенного обращаемся к дорожному профсоюзу с категорическим требованием принять немедленные меры к тому, чтобы оклады железнодорожников были выправлены в самом ближайшем времени, чтобы ставки их не были ниже средних во всех советских учреждениях, чтобы в основе лежал товарный рубль, чтобы персональные оклады были искоренены решительным образом, как нелегальный вид поощрения начальственных лиц. Вместе с тем предлагаем союзу добиться упразднения сверхурочных, удлинения очередных отпусков до одного месяца, прекращения выдачи муки, заменив таковую выдачей соответствующей суммой по рыночной стоимости, и других исправлений в порядке довольствия служащих. При обращении указанных требований просим категорически настаивать на проведении таковых в жизнь, не останавливаясь ни перед какими побуждающими мерами воздействия. Подчеркивая свое вполне лояльное отношение к Советской власти, при совершенном признании ее политпрограммы, мы, нижеподписавшиеся, считаем необходимым выступить с указанными выше чисто экономическими требованиями, так как занимать такое социальное положение, в каком оказывается железнодорожник, по крайней мере, обидно и унизительно. Призываем вас, товарищи, к решительному поддержанию этого требования, ибо все запасы терпения у нас исчерпаны, и мы на пороге отчаяния: никто за нас, как мы сами за себя, — но должны сказать свое веское слово.

По полученным сведениям о работе Московского узла, 30 августа рабочие приступили к работе своевременно, т. е. в 8 часов, за исключением 18-го участка Службы тяги Северной железной дороги. Настроение рабочих этих мастерских довольно скверное, идет разговор о сдельной работе, за которую им не уплачивают, и о вчерашнем собрании, на котором поднимался вопрос о зарплате. В 9 часов работать еще не начинали, а продолжают собираться группами и вести оживленную беседу[xxix].

Вообще настроение среди рабочих Московского узла скверное. Везде идет оживленный разговор о зарплате. […]

Начальник информбюро Маркович.

30 августа 1923 г.

ЦА ФСБ РФ. Ф.2. Оп.1. Д.835. Л.231. Копия. Машинопись.

№ 10

Доклад члена ЦК компартии Украины Г. А. Вареласа[xxx] в ЦК РКП (б) о забастовке на шахтах Криндачевкого района Донецкой области[xxxi]

19 октября 1923 г.

г. Бахмут

Совершенно секретно

По прочтении сжечь, о чем составить акт

Доклад о поездке в Криндачевский район

История возникновения стачки

Уже несколько недель, как среди рабочих чувствовалась некоторая нервозность, возбужденность и недовольство. Оно вызывалось значительной задержкой зарплаты и другими обстоятельствами. Эта неустойчивость проявлялась в большом количестве заявок о расчете, перебранках с управляющим и работниками контор, а также очень большими скандалами в рабкопе.

6 октября рудоуправляющим было вывешено объявление о том, что можно получать заработок, причем он будет распределяться таким образом: 80% дензнаками и 20% бонами. Из кассы же выдача производилась иначе: 60% дензнаками, 20% облигациями и 20% бонами. Это вызвало сильное раздражение в собравшейся очереди около кассы, где выделилось несколько рабочих и стали истерически выкрикивать проклятья и призывы не брать деньги.

Собралась толпа человек в 300, куда прибыл председатель местного отделения ВГС тов. Бирюков. Уговоры и объяснения не помогли, а еще более возбудили массу. Бирюкова окружили и раздавались возгласы: «Бей! Довольно издевательства!» и т. д.

Бирюков стал уговаривать устроить собрание, и толпа увлекла его сначала в театр, а потом на митинг под открытым небом. Собрание протекало ужасно враждебно и беспорядочно, председательствовал беспартийный рабочий. Управруд Власов и Бирюков несколько раз выступали с объяснениями, но их слушали скверно, перебивали, ругали и выкрикивали о том, что «надо их немного покачать».

На общем собрании был избран стачечный комитет и решено предъявить требование, до удовлетворения к работе не приступать. После этого группы рабочих расползлись по соседним шахтам и насильственно срывали с работы тех, кто еще оставался. Снятие с работ сопровождалось угрозами и даже избиениями.

На другой день снова было общее собрание рабочих, которое не дало благоприятных результатов. Оформились требования:

а) [выплатить] курсовую разницу за август;

б) выплата полностью за сентябрь;

в) точное выполнение колдоговора по всем пунктам.

Выступить секретарю кустпаркома тов. Бюленеву не дали сказать ни одного слова[xxxii].

Партработниками были приняты меры к овладению комитетом. Ему [стачечному комитету] предоставили возможность проверить распределение денег в рудоуправлении и ясно выработать требования.

Во главе стачечного комитета стал председатель местного отделения ВСГ тов. Бирюков. Им были несколько смягчены требования и предъявлены Управруду. Несмотря на то что целый ряд пунктов являются явно невыполнимыми, но Управруд тов. Власов согласился их проводить в жизнь.

Требования эти следующие:

1) оплата заработка за август должна быть произведена по курсу дня;

2) 10% облигаций, выданных на август, могут быть выданы при полной выдаче заработка за сентябрь;

3) выплата заработка должна быть произведена в сроки, обусловленные колдоговором;

4) немедленно организовать подвозку угля к рабочим жилищам, уголь по качеству должен быть улучшен, выдавать уголь марки А/М;

5) артельщики работ в случае надобности могут содержаться Рудоуправлением на свой счет;

6) обратить внимание на подбор десятников при шахтах № 1-2 как на поверхности, так и в шахте;

7) для расчетных[xxxiii] затребовать у УГКП соответствующие суммы и принять меры к их получению, причем до уплаты расчета расчетным предоставить им работу (или же в случае непредставления таковой, уплачивать их средний заработок, обеспечив их всеми видами довольствия наравне с остальными, причем желающим в расчет могут быть выданы боны);

8) необходимо в целях сохранения здоровья трудящихся озаботиться исправной выдачей спецодежды, следуемой по колдоговору;

9) принять меры к исправному снабжению водой и освещением;

10) принять меры к улучшению жилищных, бытовых условий трудящихся;

11) в последующем периоде расчетным по уважительным причинам и постановлению союза расчет должен выдаваться в те сроки, на которые расчет заявлен, в противном случае союзом должен быть применен полностью порядок по новому колдоговору.

В этот же день было созвано делегатское собрание рабочих в составе 36 беспартийных и 8 коммунистов, где принято решение: считать конфликт исчерпанным; проведение в жизнь постановлений стачечного комитета, принятых Управрудом, передать профсоюзу; стачечный комитет ликвидировать и приступить к работе.

8 октября в 8 часов утра было собрано общее собрание. Рабочие были чрезвычайно раздражены сговорчивостью стачечного комитета, резко нападали на руководителей и не признавали делегатского собрания, и снова были слышны возгласы о расправе. Одного комсомольца, пытавшегося в толпе призвать к работе, ударили о землю так, что пришлось унести с собрания.

Весь день 8-е, 9-е прошли весьма тревожно. Рабочие ходили группами по шахтам и снимали с работы.

В механическом цехе главарей забастовки не хотели впускать в помещение, тогда они силой вошли и стали выгонять рабочих.

Общее число рабочих достигло до 15 тыс. человек.

В ночь с 9 на 10 октября во дворе квартиры председателя союза произошел сильный взрыв, который был слышен за 4-5 верст. По предварительному выяснению оказалось, что был заложен динамитный патрон и кем-то умышленно подожжен.

10 октября прибыл из Бахмута тов. Козачков и я. Ознакомившись с общей обстановкой забастовки, мы назначили общее собрание рабочих. Надо заметить, что едва мы подъехали, как стали приходить главари стачки, узнав о решении созвать общее собрание, они решительно выступали против, заявляя, что до тех пор, пока требования не выполнены, разговаривать нечего. Выдвинули предложение о посылке телеграммы в Москву с вызовом особой комиссии.

Путем всесторонней беседы с рабочими нам удалось выяснить, что ядром стачечников являются расчетные, исключенные из партии, недавно работающие в шахтах, и очень тонкий слой старожил-квалифицированных рабочих.

План наших действий был следующий: расколоть рабочих на старых, заинтересованных в жизни предприятия, и новых, кочующих, так называемых расчетных. Для этого решили на собрании сказать правду о хозяйственном положении каменноугольной промышленности и заработной платы, разоблачить и дискредитировать заправил-забастовщиков, втолковать, что эта стачка противосоветская, т. к. протекает с насилиями, дать осознать вред, вообще, стачки при настоящих условиях, [дать] указаний, что оттого, сколько погрузят и отправят угля, зависит своевременность выплаты зарплаты.

Еще до начала общего собрания рабочих для меня и Козачкова стала ясна роль, которую играли руководители профсоюзной, хозяйственной и партийной работы. Разлад между секретарем кустпаркома и председателем местного отделения по вопросу о том, можно ли стать во главе стачки, запутанность Управруда с выплатой заработной платы из тех ресурсов, которыми располагает Рудоуправление, и несбыточность выполнения принятых им требований стачечного комитета, неприспособленность работы рабочего кооператива.

Общее собрание привлекло до одной тысячи с лишком рабочих. Председатель тов. Козачков, документы которого о том, что он член ЦК [союза] горняков, до избрания председателем были проверены толпой. Сначала заслушали краткий доклад профсоюза, затем объяснения Управруда и, наконец, поправки к докладам членов стачечного комитета и просто рядовых рабочих.

После этого говорил я и тов. Козачков. Мы резко поставили вопрос о том, что денег нет, они будут, когда погрузите вагоны и дадите больше угля. Много говорили о стачках, хозяйственном положении, возможности врагами использовать стачку во вред рабочему классу в целом.

Хотя толпа (вернее, небольшое ядро ее) резко и часто перебивали, но, тем не менее, мы отчасти достигли цели и значительно охладили главарей стачки. Но, видно, масса была слишком раздражена невыплатой заработка и все время находилась под влиянием подстрекателей, а потому наши предложения приступить к работе и передать конфликт в профсоюз разделили собрание поровну. Одна часть требовала удовлетворения, другая считала, что можно стать на работу, т. к. из этого ничего не выйдет. При голосовании незначительным большинством решено продолжать настаивать на первоначальных требованиях.

Снова надо подчеркнуть. Наиболее дезорганизующими и вредными являлись бывшие члены партии и несколько подозрительных.

В репликах с места и выступлении проскользнула неясно мысль о необходимости введения рабочего контроля как гарантии своевременной выплаты зарплаты.

Когда закончилось собрание, то главные руководители пошли за нами в контору и требовали подписать телеграмму о вызове комиссии из Москвы. Мы отказались, разъясняя причину, и, в свою очередь, прямо и открыто возложили ответственность за насилия над теми, кто захочет работать, на каждого в отдельности из главарей.

Кроме всего изложенного, было много нападок на кооперацию. Указывалось на большую разницу в ценах на товары рабкоповские и рыночные.

После обсуждения и оценки положения в кустпаркоме мы решили обойти казармы рабочих и там с небольшими группами рабочих поговорить о ликвидации забастовки. Обходили по преимуществу казармы холостяков, и здесь надо признаться, что жилищные условия рабочих кошмарны. В грязной казарме на 15-20 чел. помещается до 60 чел. Причем койки занимают почти всю площадь пола, и на них спят по 2 чел. Спят на досках грязные, полуголые, заедаемые паразитами горняки.

Картина настолько жуткая, что когда рабочие обратились к нам с упреком: «Смотрите, товарищи, как мы живем», то я должен был признаться, что жилищные условия действительно кошмарны.

Беседа почти везде была сдержанной и местами носила товарищеский характер, только отдельные лица пытались свернуть в другую сторону. Старые квалифицированные рабочие были согласны работать, но просили улучшить выплату заработка и обуздать рабкоп.

Ночь прошла сравнительно спокойно. На утро вышли на работу строители, грузчики и часть поденных. Группа молодых рабочих, подстрекаемая отдельными лицами, разогнала желающих работать булыжниками. Но, очевидно, назревал уже кризис, и с утра из массы расчетных, являвшимися наиболее стойкими забастовщиками, скрылось около 40 чел.

Главари же стачки стали ходить к председателю профсоюза и поговаривать о необходимости приступить к работе.

Созванное 11 октября собрание рабочих без возражений приняло резолюцию осуждения насилий, передачу конфликта профсоюзу и постановило приступить к работе. Отдельные выкрики об обсуждении этого вопроса были заглушены общим требованием, идти на работу.

Забастовка ликвидирована на 6-й день ее возникновения и показала чрезвычайное упорство и озлобленность рабочих. В связи с наступлением осени и увеличением всякого рода насущных потребностей рабочие особенно чутко относятся к тяжелым перебоям в выплате заработной платы. Такое настроение легко использовать врагам, а так как никакого контроля при приеме рабочих нет, то станет ясна опасность, которой подвергаются целый ряд наших промышленных предприятий.

В числе активно бастующих были новые рабочие, приехавшие из Тамбовской губ. Таким образом, необходимо констатировать:

1. Основной причиной забастовки является тяжелое материальное положение рабочих, которое используется различными антисоветскими лицами.

2. Что недостаточное внимание к целому ряду второстепенных вопросов осложняет и без того сложную обстановку. Например, необходимо преодолеть следующие недостатки:

а) недостаточное влияние профсоюза, кроме общего затруднения и невозможности отстоять выполнение колдоговора есть и второстепенное: слабость председателя союза по Аненскому кусту, оторванность от массы;

б) полное отсутствие контроля при приеме рабочих (этот вопрос требует срочного разрешения);

в) неспособность хозяйственника маневрировать отпускаемыми ресурсами, запутанность с выплатой заработка;

г) значительный отрыв этого куста от окружного центра и, следовательно, недостаточное наблюдение за ним окрпаркома. Секретарь кустпаркома не вполне ориентируется в горняцкой обстановке;

д) плохая работа кооперации, когда на рынке сапоги стоят 6-8 тыс., а в рабкопе — 12 тыс.

Г. Варелас

19 октября 1923 г.

г. Бахмут

РГАСПИ. Ф.17. Оп.84. Д.500. Л.24-27. Копия. Машинопись.

№ 11

Обзор сообщений рабкоров московского завода «Серп и молот»
«О получке» в газете «Правда»

29 ноября 1923 г.[xxxiv]

Даже в юбилейном октябрьском номере (18-й) стенная газетка завода «Серп и молот» не сочла неуместным писать о беде с получкой. Тут мы читаем:

«Легче рабочему через весь завод перепрыгнуть, чем узнать, когда и за что с него удерживают… Эй, завком — взывает газетка — приналяг-ка на заводоуправление! Каждый рабочий имеет право перед получкой видеть цифры либо в расчетной книжке, либо в табеле, вывешенном на доске».

Но этой жалобой газетка еще не исчерпывает общей картины выплаты получки.

В предыдущем 17-м номере писалось:

«Одиннадцать часов в очереди. Если начинается выдача денег после работы, то кончается в 5 часов утра. Это потому, что заводоуправление экономит на дополнительном раздатчике, давая всего одного на огромный цех».

Перед мною несколько не использованных еще редакцией заметок рабочих. В одной из них работница рассказывает довольно картинно о характерном явлении запаздывания выплаты:

«Дома у рабочих дня за три до получки — зубы на полке. Дети домой забегают только на ночь — днем все равно ничего не получишь. Жена, скучая и от безделья, и от голода, уныло бродит по дому. Но рабочий терпеливо выжидает законного срока, помалкивает. Но если получка в срок не вышла, терпение рабочего лопается, и с шумом, словно вскипевший котел, бросают цеха своих представителей в заводоуправление: «Когда будут давать? Завтраками кормите… Денег нет?.. Нужно запасаться заранее». Рабочие в крайности… А в цехах, сходясь группами, рабочие почесывают затылки и, хмурясь, ворчат: «За три дня теряешь столько, чай, больше тыщи».

В другой заметочке говорится о новом методе, вошедшем недавно в практику на заводе и очень донимающем рабочих. Во избежание траты рабочего времени на получку в рабочие часы правление завода стало подгонять сроки выдачи к вечеру субботы:

«С двух часов в субботу, — пишет рабкор, — простаиваешь до 12 ночи, теряя на получку свой субботний отдых».

В третьей заметочке рабочий вспоминает трагедию отпускной получки:

«В субботу очередь стала с двух часов, но раздача началась с девяти. Рабочие, проживающие поблизости, успели сбегать домой позаправиться[xxxv], живущие далеко ожидали впроголодь. Были приехавшие из деревень. Отпуск получили они 1-го и ушли без денег, а 7-го обещали выдать. Долгая стоянка в череду действовала утомительно: одни уснули, сидя; другие, растянувшись прямо на грязном полу, отлеживали уставшее тело; третьи, махнув рукой, ушли от муки, откладывая ее на завтра, на послезавтра. У всех лица утомленные, грязные. Раздача в этот день закончилась в 6 часов утра. Многие после этого не вышли на работу».

Мне кажется довольно этих нескольких иллюстраций, чтобы видеть полную картину и экономических и бытовых неудобств от беспорядочной постановки расплаты. Расплату нужно упорядочить, и в этом трест должен себя подтянуть. Его «хозрасчетные» выгоды от задержки жалования рабочим, хотя бы на часы, не рекомендуют его как хозяина. Особенно плоха затяжка выплаты по субботам.

Зосим.

Правда. 1923. 29 ноября. № 271.

№ 12

Из речи председателя ВЦСПС М. П. Томского на VI губернском съезде ленинградских профсоюзов[xxxvi]

26 мая 1925 г.

[…]Вскрывать свои недостатки — привилегия сильных

Вскрывать свои недостатки, обнаруживать их это — привилегия только сильных, слабые не могут себе этого позволить. Мы знаем, конечно, что когда мы вскрываем свои недостатки, наши враги цепляются за наши слова, что неоднократно и бывало. Конечно, они уцепятся и за статью тов. Глебова, которая была помещена в газете. Правильная статья, хорошая, однако, они уцепятся за нее. Возможно, что они уцепятся и за мою речь, за мой доклад, который я сделал в Твери[xxxvii] и который намерен сделать здесь на вашем съезде. Но кто же с меньшевиками теперь считается! (Смех). Разве мы можем приспособлять свою политику к тому, что скажет полдюжины меньшевиков, сидящих в Берлине? Пусть говорят, что хотят! Рабочий класс их раскритиковал и бросил в мусорную корзину истории. Что же им делать, как не потешить свою душеньку, цепляться за отдельные фразы, размазывать их в своем журнале, который читают 2½ человека[xxxviii].

А мы не взираем на врагов, памятуя, что всегда и при всяких условиях должны говорить рабочему классу правду, не скрывать от себя своих недостатков, ибо мы сильны. Вскрывать, понимать свои недостатки — это значит, в значительной мере приступить к их устранению.

[…]Производственные совещания не должны заниматься отвлеченными вопросами

Ко многим вопросам у нас именно такой подход, мы много говорим и много уже достигли, но многого еще не сделали. Этот вопрос не есть злободневный. На этом вопросе не остановишься и не поставишь точку. Мы все время говорим, что это не есть очередная агиткампания, очередной модный лозунг. Нет, поднятие производительности труда — это задача на протяжении целого ряда лет; она распадается на целый ряд вопросов. Она упирается, порой, в несовершенство нашей техники, на нее мы будем обращать внимание в общегосударственном масштабе, но мы должны изо дня в день в данных объективных условиях, которые мы имеем, уделять внимание ей в повседневной нашей работе. Я подхожу к вопросу о производсовещаниях по тем сведениям, которые имею, не по докладам, а по конкретным фактикам из рабочей жизни, из жизни фабрик и заводов. Думаю, что у нас с производственными совещаниями не совсем-то ладно. Слишком отвлеченными темами занялись производственные совещания, и нет ли тут попытки превратить их в очередное заседание! Сделают доклад о положении предприятия, о его роли в общей системе народного хозяйства вообще и в данной отрасли промышленности в частности, покажут диаграммы, расписанные красным, синим и желтым. Это, конечно, очень хорошо. Но что, скажите, пожалуйста, ткач, прядильщица могут сказать, и как они могут спорить относительно того, действительно ли такова или не такова роль предприятия в общей системе народного хозяйства? А, между прочим, такие вопросы, которые сейчас волнуют широкие массы текстильных рабочих, как три станка, обсуждаются на производственных совещаниях или нет?

У меня есть фактики из области обследования одной фабрики, — я не назову этой фабрики, потому что теперь ведь, товарищи, народ пошел обидчивый. Если где-нибудь указываешь на какой-нибудь недостаток и скажешь, что этот недостаток вот там-то, — обиды не оберешься. Писем, докладных записок — ворох. Так вот, в Советской республике существует фабрика. Там был фабком, был директор, жили душа в душу, ячейка была хорошая, все было ладно, и спаянно работали. Вдруг без их ведома произошла забастовка, — никто не знал. Пришлось обследовать. Что же выяснилось при обследовании? Чем рабочие недовольны? А недовольны тем: вот стоит машина конструкции 1909 г., а рядом стоит машина конструкции 1876 г. Расценка сделана на обе машины одинаковая. На одной машине, если надо переменить шпульку, то она так приспособлена, что все нитки обязательно должны лопнуть, и работница должна их пересучивать. На другой машине этого нет, а оплата одинаковая. Одна машина работает с музыкой, как радиостанция передающая концерты, другая машина хорошая. Хлопок плохой, и получается плохая пряжа. Ввиду того что мы по части самобытных изобретений далеко шагнули, и тут-то поставили такую суконочку на этой машине. Машина не была рассчитана на такую добавочную суконочку, и нитки проклятые так тебе и рвутся, пересучивать их надо. А дали работнице что-нибудь за эту суконочку? Да ничего. Работница говорит: «Либо ты суконочку сними, либо дай дополнительно: я больше работаю, пересучиваю». А как вы думаете, разве это не интересная тема для производственного совещания? А там были производственные совещания. Чем они занимались?

Разве мы не видим теперь, что в некоторых местах производительность труда поднялась, а заработная плата понизилась? Бывали такие случаи? Может быть у вас не бывали, а в других местах бывали. Почему это произошло? Разве снизили основную ставку? Нет, на нормах ошиблись. А вот разве это не интересная тема для производственного совещания? Разве не интересно обсудить вопрос, как установить правильные нормы, как учесть при их установлении, какое сырье дается, особенно на выработку? Такой подход важен у текстилей, где очень значительная разница в сырье. Там норма зависит от того, какой хлопок дан, а хлопок бывает разный (египетский, персидский, туркестанский, американский) или такой хлопок, по которому около 30% на угар кладут (очески, отбросы). Инструктивно установить, на какой сорт товара какую давать расценку и на какой системы машине. Разве это не интересная тема? Разве не интересно поставить доклады технико-нормировочного бюро, доклады расценочно-конфликтных комиссий, рабочей части этих комиссий? Как же так, ведь там же рабочие сидят — чем же они занимаются? Неужели и там мировые вопросы разрешают?

 Труд. 1925. 30 мая. № 121.

№ 13

Статья Озерецкого «Таракан во щах», опубликованная
журнале «Социалистический вестник»

17 июня 1925 г.

В первых числах июня обыватель страны советской был повергнут в немалое изумление. В газете «Труд» он прочел речь «вождя» советских профсоюзов Томского[xxxix] на питерском губернском съезде профсоюзов, которая невероятным диссонансом должна была прозвучать для его уха, не привыкшего к подобным мотивам. Томский наговорил таких страшных вещей, что, читая его речь, всякий, вероятно, испуганно озирался по сторонам: нет ли здесь агента вездесущего ГПУ? В этой речи были такие «крамольные» рассуждения, как «свобода выборов в профсоюзах», ответственность профсоюзных органов «не вверх, а вниз», перед массой членов профорганизации и (о, ужас!) рассуждения о том, что в фабзавкомы вполне можно допускать[xl] «скрытых меньшевиков и эсеров» (так прямо и написано). Что такое? Что случилось?

Дело оказалось, однако, очень просто. Сам Томский не замедлил это выболтать. Все — говорит — хорошо. И завком хорош, и заводоуправление хорошо, и ладят они между собой, так что их водой не разольешь. А вдруг — «таракан во щах» — забастовка…

Именно эта самая страшная «забастовка» резко пробудила наших профбюрократов от официального благодушия и заставила их вождя запеть новые песни: вот уже с начала мая по всей ЦПО не прекращаются волнения текстильных рабочих.

Нужно сказать, что почва для этих волнений подготовлялась довольно давно. Начавшаяся «кампания по поднятию производительности труда» свелась, как это и надо было ожидать, к открытому нажиму на живую рабочую силу. Все разговоры о рационализации труда, о НОТе и прочих хороших вещах преследовали, в сущности говоря, одну простую задачу: они должны были прикрывать собой неприглядную действительность самой жестокой эксплуатации труда рабочих давно испытанными способами.

В текстильной промышленности это выразилось в «переходе на три станка». Кампания за такой переход была начата ЦК профсоюза текстильщиков еще в начале года. Результаты ее не замедлили сказаться: по всей текстильной промышленности начался переход к работе на трех станках; на эту работу переходила фабрика за фабрикой. Это не важно, что при этом не достигалось никакого производственного эффекта (наблюдения быстро показали, что при работе ткача на трех станках, в среднем, один из них все время остается в не работающем состоянии). В результате сдельные расценки были понижены на 30-50%, и соответственно упала заработная плата. О понижении расценок в советской печати, конечно, ни слова, но зато «о кампании текстильщиков по поднятию производительности труда и переходу на три станка» пестрели газетные страницы в виде телеграмм с мест.

Но понижение и так нищенски ничтожного заработка взорвало, наконец, долготерпение текстильных рабочих. Конечно, при отсутствии организаций, действительно представляющих и отстаивающих их интересы, протест их не мог принять серьезных организационных форм. Однако если помнить, в каких условиях протекает жизнь на современных советских фабриках, приходится только удивляться размаху движения.

В нашей стране «диктатуры пролетариата» сведения о забастовках рабочих относятся к числу «секретных», но вот ряд интересных данных. В начале мая бастовала 7 дней Глуховская мануфактура[xli]. Была забастовка и на Раменской мануфактуре[xlii]. Результаты этих забастовок неизвестны. В Тейкове забастовка продолжалась 2 дня. Был выбран стачечный комитет и выставлены требования: «отказ от репрессий и возврат к работе на двух станках». По сведениям, забастовка окончилась полной победой рабочих[xliii]. Широкие волнения не прекращаются в двух крупнейших районах текстильной промышленности: в Тверском и Иваново-Вознесенском. Там волнения не выливаются, как будто, в открытые забастовки, зато рабочие упорно проводят пассивное сопротивление («итальянская забастовка»); есть, однако, слухи, что и там не совсем тихо. Интересный случай произошел на Сабинской мануфактуре. Там рабочие-коммунисты отказались во время забастовки выполнять обязанности штрейхбрехеров[xliv] и за это были исключены губкомом из партии. По последним сведениям, волнения перебросились и в Москву: бастуют текстильщики в Богородском.

Насколько сильно сопротивление рабочих, в какие организационные формы отливается их протест — судить пока довольно трудно: слишком отрывочны и разрозненны полученные до сих пор сведения. Но уже сейчас можно отметить любопытный факт — отношение к стачкам со стороны рабочих-рядовых коммунистов. Кроме отмеченного выше случая на Сабинской мануфактуре в этом отношении показательна забастовка уже не текстилей, а стекольщиков на стекольном заводе в Гусь-Хрустальном. История ее такова. Рабочие завода путем исключительно интенсивной работы выгоняли до 250% установленной нормы. Конечно, это не давало спокойно спать нашим ретивым «хозяйственникам», по соглашению с профсоюзом нормы были повышены вдвое. В результате завод забастовал. После начала забастовки приезжает коммунистическое начальство и собирает собрание рабочих коммунистов и комсомольцев. На этом собрании «единогласно» принимается резолюция о прекращении забастовки, но когда после окончания его созывается общее собрание всех рабочих завода, и принятая резолюция ставится на голосование, за нее голосует лишь… один «пионер», каким-то образом очутившийся на собрании; все остальные, в том числе и участники предыдущего собрания — против. Мудрое начальство немедленно нашло выход: завод был закрыт и объявлен новый набор рабочих, причем, от изъявивших желание работать требовалась подписка о согласии работать по вновь установленным расценкам.

Как же отнеслось к этому движению профсоюзное начальство? На местах, нужно сказать, оно совершенно растерялось. Никакой определенной линии оно проявить не сумело. Наблюдались случаи и самого активного подавления, есть и факты умывания рук и передачи всего дела в руки центра. Что касается центра, то здесь, конечно, все было передано на решение всемогущего Политбюро. Образовавшаяся при нем комиссия из хозяйственников и профессионалистов ныне занимается обмозговыванием того, какими путями можно «из щей убрать таракана».

Чем кончится все дело — сказать довольно трудно. Одно несомненно — кое-какие материальные выгоды от этого движения рабочие-текстильщики иметь будут. Вместе с тем, безусловно, полученный урок борьбы не останется бесследным для самосознания масс. Вода движется.

Озерецкий.

Москва, 17 июня.

Социалистический вестник. Берлин, 1925. № 13. С.15

* Кандидат исторических наук, Институт российской истории РАН.

** Публикация подготовлена в рамках Программы фундаментальных исследований Президиума РАН. Проект «Наследие прошлого и социально-культурные практики современной России».

[1] См.: Борисова Л. В. Военный коммунизм: насилие как элемент хозяйственного механизма. М., 2000; Она же. Трудовые отношения в советской России (1918-1924 гг.). М., 2006. Чураков Д. О. Революция, государство, рабочий протест: Формы, динамика и природа массовых выступлений рабочих в советской России. 1917-1918 годы. М., 2004. Яров С. В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917-1923 гг. СПб, 1998; Он же. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и нэп глазами петроградцев. СПб., 1999; и др.

[2] Трудовые конфликты в советской России 1918-1929 гг.: Сб. статей и док. М., 1998. Питерские рабочие и «диктатура пролетариата», октябрь 1917-1929: Экономические конфликты и политический протест: Сб. док. СПб., 2000. Трудовые конфликты в СССР. 1930-1991: Сб. статей и док. М., 2006. Рабочее оппозиционное движение в большевистской России. 1918 г. Собрание уполномоченных фабрик и заводов. Док. и мат. М., 2006. «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.). Т.1-10. М., 2001-2007; и др.

[3] Коммунист. Харьков, 1921. № 6. С.81.

[4] Профессиональные союзы СССР. 1926-1928. М., 1928. С.358.

[5] Одиннадцатый съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1961. С.486.

[6] Подробнее см.: Борисова Л. В. Профсоюзы и власть в России: от борьбы к взаимодействию (конец XIX-первая четверть XX века) // The Soviet and Post-Soviet Review. California, USA, 2007. Vol.34. No.2. P.197-228.

[7] Отчет ВЦСПС к VI съезду профсоюзов. М., 1924. С.230.

[8] Гуревич А. И. Десять лет профдвижения СССР. М., 1927. С. 88.

[9] Яров С. В. Пролетарий как политик. С. 156.

[x] Лепсе И. И. (1889-1929) — советский государственный и профсоюзный деятель. Член большевистской партии с 1904 г. Окончил начальное училище и образовательные курсы. В 1917 г. — председатель райкома партии в Петрограде, член центрального правления союза металлистов. В 1918 г. — секретарь Петроградского союза металлистов. В 1919-1920 гг. на военно-политической работе в Красной армии. С 1920 г. — секретарь, председатель Петроградского совета профсоюзов. В 1921-1929 гг. — председатель ЦК всероссийского союза металлистов, одновременно с 1924 г. член президиума ВЦСПС, с 1926 г. — Президиума ВСНХ. Член ВЦИК и ЦИК СССР.

[xi] V всероссийский съезд союза рабочих-металлистов работал в Москве с 3 по 7 марта 1922 г. По данным мандатной комиссии, среди делегатов с решающим голосом было 220 коммунистов, 34 беспартийных и один меньшевик, представлявший Тверской райком союза. Среди делегатов с совещательным голосом было 27 коммунистов, 11 беспартийных и 2 меньшевика. О работе съезда см.: Борисова Л. В. «Советский тред-юнионизм»: профсоюзы и забастовочная борьба в годы нэпа // Отечественная история. 2007. № 6. С.88-98.

[xii] По данным Истпрофа в 1921 г. прошло 170 забастовок, в которых участвовало 86,2 тыс. человек. (Иглицкий А. А., Райхцаум А. Л. Из истории забастовочного движения (1919-1925) // Новые движения трудящихся: опыт России и других стран СНГ. Ч.1. М., 1992. С.128).

[xiii] IV всероссийский съезд союза металлистов проходил в Москве с 26 по 30 мая 1921 г. С отчетным докладом ЦК союза выступал А. Г. Шляпников — лидер «рабочей оппозиции». Положение металлопромышленности на съезде было охарактеризовано как полный крах. Ожесточенная борьба на съезде развернулась вокруг состава ЦК союза.

[xiv] Речь идет о тезисах председателя ЦК союза металлистов И. И. Лепсе. На пленуме ЦК союза металлистов, на котором предварительно обсуждались тезисы, они были приняты 12 голосами против 10. С содокладом, отражавшим мнение 10, на заседании комфракции съезда выступил С. П. Медведев — представитель «рабочей оппозиции» и один из подписавших заявление 22-х.

[xv] Так в тексте.

[xvi] Копии направлены в Политбюро ЦК РКП (б) и бюро фракции ВЦСПС.

[xvii] В ряде случаев рабочие от угроз переходили к действиям. Так, например, дорожникам в Ямбургском у. Петроградской губ. зарплата не выплачивалась полгода. Когда их терпение закончилось, было принято решение: «сделать забастовку на всем участке, распродать весь материал и имущество, как совхоза, так и строительства, а вырученные деньги разделить среди рабочих». В итоге объявленной забастовки 5 человек были арестованы. (ЦА ФСБ РФ. Ф.1. Оп.6. Д.607. Л.6об.)

[xviii] Письмо было направлено, по всей видимости, в ЦК РСДРП, и затем публикуемый фрагмент был отобран для помещения в одном из меньшевистских изданий. Ему предшествовал следующий текст от редакции: «Приводим выдержки из одного интересного письма, в котором товарищ — автор письма описывает положение в рабочей массе своего города и высказывает свою личную точку зрения».

[xix] Датируется по соседним документам в деле.

[xx] Примечание к документу: «Примечание редакции: Бюро ЦК не разделяет [отношения] к профсоюзам (см. постановление по оргвопросу). Но необходимо отметить здоровую черту действенного подхода к рассматриваемому вопросу».

[xxi] Письмо написано на бланке: «Камвольный трест. Ильинка, Юшков дом № 1». Копии письма были направлены зам. председателя ВСНХ П. А. Богданову и председателю ГПУ Ф. Э. Дзержинскому.

[xxii] Так в тексте.

[xxiii] В этот период в финансовой системе параллельно обращались два платежных средства: сравнительно устойчивый червонец и постоянно обесценивающийся совзнак. Совзнак служил наличным платежным средством. С октября 1923 г. соотношение между червонцем и совзнаком стало определяться курсом фондового отдела Московской товарной биржи, который ежесуточно менялся. Наряду с официальным существовал также курс черной биржи, влиявший на рыночные цены, в частности, на продовольствие.

[xxiv] Томский (Ефремов) М. П. (1880-1936) — лидер советских профсоюзов. Член большевистской партии с 1904 г. Участвовал в революции 1905 г. В 1906 г. арестован и сослан в Нарымский край, бежал. В 1919-1921, 1922-1929 гг. — председатель Президиума ВЦСПС. В 1921 г. — председатель Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК. С VIII съезда РКП (б) — член ЦК партии, с XI съезда — член Политбюро ЦК. Неоднократно отстаивал независимую точку зрения по ряду ключевых моментов политической и экономической жизни страны: в связи с Брестским миром, введением принципа единоначалия, использованием трудовых армий, «свободы труда» и другими проблемами. Участвовал во внутрипартийной оппозиции. В 1925 г. вместе со И. В. Сталиным, Н. И. Бухариным и А. И. Рыковым выступил против «новой оппозиции». В конце 1920-х гг. обвинен в «правом уклоне». В 1930 г. выведен из состава политбюро ЦК. С 1932 г., занимал должность заведующего Объединенным государственным издательством (ОГИЗ). После того как во время процесса Зиновьева и Каменева (1936 г.) его имя было упомянуто в показаниях, опубликованных также в «Правде», застрелился.

[xxv] Чубарь В. Я. (1891-1939) –партийный и государственный деятель. Член большевистской партии с 1907 г. В 1921–1923 гг. — председатель президиума ВСНХ Украинской ССР, председатель Центрального правления каменноугольной промышленности. В 1923-1934 гг. — председатель Совнаркома Украины. Одновременно в 1923–1925 гг. — заместитель председателя СНК СССР. В 1937-1938 гг. — нарком финансов СССР. В 1922, 1923-1934 гг. — член Политбюро ЦК Компартии Украины. В 1921-1934 гг. — член ЦК РКП (б) — ВКП (б). Расстрелян 26 февраля 1939 г. Реабилитирован 24 августа 1955 г.

[xxvi] УГКП — Управление государственной каменноугольной промышленности.

[xxvii] На первой странице документа имеются пометы, написанные от руки: «Сталину». «Мехлису».

[xxviii] Номер пункта не указан.

[xxix] Весь день 30 августа проходила «итальянка». На следующий день рабочие 18-го участка вроде бы приступили к работе, но она велась вяло. В итоге на протяжении пяти дней такой работы наблюдались производственные потери. (См. там же. Л.233об.).

[xxx] Варелас Герасим Афанасьевич. Родился в 1886 г. в Таганроге, русский, член ВКП (б), образование низшее, до ареста — зам. управляющего московской торговой базой Главстекло Наркомата легкой промышленности СССР. Арестован 17 июля1938 г. Приговорен к расстрелу 3 октября 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации, и в этот же день расстрелян. Реабилитирован 20 октября 1956 г. Высшей коллегией Верховного суда СССР.

[xxxi] На документе две пометы. В верхней части листа: «Всем членам ЦК и секретарям губкомов как информационный материал. Зав. бюро секретариата ЦК К. Каплан». Слева над заголовком: «Экз. № 32. 14/XI-23 тов. Сталину и сообщить в Бюро Секретариата ЦК».

[xxxii] Так в тексте.

[xxxiii] Речь идет о сезонных рабочих.

[xxxiv] Дата публикации в газете.

[xxxv] Так в тексте.

[xxxvi] VI губернский съезд ленинградских профсоюзов начал свою работу 26 мая 1925 г. Примечательно, что в президиуме съезда помимо представителей ВЦСПС, партийной организации города и рабочих с крупнейших заводов находился и колоритный представитель батраков — пастух из Кингисепского уезда. Он явился на съезд с пастушьим бичом и рожком. Работа съезда началась с многочисленных приветствий в его адрес. От губкома партии выступил П. Залуцкий, прозвучали приветствия от рабочих заводов «Красный путиловец», «Красный треугольник», Металлического завода, от фабрик имени Желябова, имени Халтурина и др. С восторгом делегаты выслушали приветствие пионеров. А затем после перерыва выступил с докладом Томский. На втором заседании съезда 27 мая с докладом о работе ленинградского губпрофсовета выступил Н. Глебов-Авилов. В этот же день начались прения одновременно по обоим докладам. Главное внимание выступавших в прениях было обращено на усиление борьбы с растратами в среде профработников, которые имели в этот период большое распространение. Большой интерес делегатов вызвал также доклад председателя Промбюро С. С. Лобова 28 мая. Признавая, что снижение себестоимости достигнуто в основном за счет интенсификации труда, он сказал, что и в дальнейшем политика снижения себестоимости продукции должна вестись в двух направлениях: продолжение интенсификации труда и упорядочение ведения хозяйства. В связи с этим многие выступившие в прениях говорили, что в интенсификации труда уже достигнут предел, а в технических усовершенствованиях сделано еще слишком мало.

[xxxvii] Имеется в виду доклад М. П. Томского на губернском съезде профсоюзов в Твери, на который он прибыл 24 мая 1925 г.

[xxxviii] Имеется в виду журнал «Социалистический вестник» — орган заграничного Бюро ЦК РСДРП.

[xxxix] Автор ошибается. Доклад Томского был опубликован в газете «Труд» 30 мая 1925 г. См. док. № 12.

[xl] Выделено в тексте статьи.

[xli] Автор ошибается. По данным ОГПУ забастовка на Глуховской мануфактуре Богородско-Щелковского треста была 7 мая в течение получаса. Более крупная забастовка на фабриках этой мануфактуры прошла в апреле. Из-за низких ставок 4 апреля в течение часа не работали 430 рабочих прядильного цеха. 7 апреля бастовали 4 отдела бумагопрядильной фабрики Глуховской мануфактуры (600 человек), требуя увеличения зарплаты. 8 апреля бастовала Новоткацкая фабрика этой же мануфактуры (6 тыс. человек), из-за снижения расценок от 5 до 20% при переходе на прямую сдельщину. См.: «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.). Т.3. 1925 г. Ч.1. М., 2002. С.226,286.

[xlii] Вероятно, речь идет о забастовке на фабрике «Красное знамя» Егорьевско-Раменского треста (Московская губ.) с 27 мая по 1 июня. В ней участвовало 1800 человек. Забастовка началась из-за того, что в мюльном отделе для рационализации производства с каждой пары машин сняли по одному присучальщику. Причем с рабочими эту меру не согласовывали, и даже заводоуправлению она казалась спорной. Среди наиболее активных зачинщиков забастовки были и коммунисты, и члены фабкома. Работа возобновилась после того, как прежнее число присучальщиков вернули на свои места. (Там же. С.286).

[xliii] Автор не совсем точно описывает события и путается в административно-территориальном делении. Тейковская мануфактура находилась в Иваново-Вознесенской губ. Забастовка на ней была самой значительной и по продолжительности (4 дня, 6-9 мая), и по количеству участников (5 тыс. рабочих), и по организованности и влиянию на другие предприятия. Причиной забастовки послужил перевод на 3 станка и 4 сторонки, сделанный администрацией и фабкомом без обсуждения с рабочими. Забастовкой руководила инициативная группа из 15 бывших коммунистов и 20 беспартийных во главе с Малеевой (также бывшая член РКП и цеховая делегатка). Бастующие требовали отменить новый метод работы, уплатить за простои во время забастовок в феврале и марте, принять обратно уволенных после прошлых конфликтов, немедленно уволить директора и председателя фабкома. Комиссией из представителей местной власти и выборных от рабочих большая часть требований была удовлетворена. Уступки, которых добились рабочие Тейковской мануфактуры, стали известны и на других фабриках, на которых уже давно зрело недовольство. Пошли толки: «Тейковцы забастовали, требуя улучшения условий труда и повышения зарплаты, отсюда вывод, что молчанием и просьбами своего положения не улучшить, необходимо стачечное выступление». Победа тейковцев стала сигналом для объявления ряда забастовок. Причем бастующие советовались с тейковцами, приглашали делегатов от них на свои фабрики. Всего в Иваново-Вознесенской губ. в мае было 6 забастовок, в которых участвовало 12 тыс. рабочих. (Там же. С.286,291).

[xliv] Выделено в тексте статьи.