Но консолидировать страну на основе националистических мифологем, сводящих весь комплекс сложнейших проблем украинской истории к борьбе против имперских амбиций России, невозможно.
Это с предельной убедительностью показали итоги референдума 16 марта в Крыму, трагические события на юго-востоке. Однако олигархи, сросшиеся с властью на современной Украине, по определению не способны на этапе первоначального накопления капитала руководствоваться категориями общественного интереса. В подтексте спонсируемой ими силовой операции в Донбассе, принимающей черты этнической чистки, ясно просматривается стремление использовать агрессивный национализм как мощный рычаг передела собственности, устранения конкурентов, в первую очередь, из числа широко представленного на юго-востоке российского бизнеса. Геополитическая переориентация страны представляется им наиболее надёжной гарантией обеспечения своих имущественных интересов.
Ситуация, при которой на переломных этапах развития общества групповые интересы выдаются за общенациональные, в целом понятна. Проблемы появляются тогда, когда креативность новых элит вступает в противоречие с логикой исторического процесса. Дело в том, что в исторической судьбе народов одно вытекает из другого, каждый последующий этап является продолжением предыдущего, даже опровергая его. Попытки подогнать эту логику под конъюнктурные, а оттого недолговечные схемы ведут к эрозии, если не разрушению складывавшихся веками опорных конструкций массового сознания. А за этим неизбежно следует социальный взрыв. Или гражданская война, бессмысленная в своей беспощадности.
Гражданское противостояние на Украине – прямое следствие насилия над историческим сознанием народа. Это война символов, слабо компенсирующих утрату разодранных надвое смыслов. Ополченцы на юго-востоке воюют против бандеровцев и киевской хунты, ассоциируя себя с отцами и дедами, сражавшимися против фашизма. У них есть СМЕРШ, танк «Иосиф Сталин», снятый с постамента, и приказ «Ни шагу назад». Командиры – немножко Жуковы, немножко Че Гевары. У «карателей» и духовно вскормившего их Майдана – свой перформанс. С другими символами и героями – от чубатых запорожцев с голыми накачанными торсами, будто сошедшими с картины Репина, до «солдата Джейн», девушки-пилота с короткой стрижкой и холодными глазами. А за их спинами – заградотряды «Правого сектора » и боевики олигархов. Под строгим присмотром улыбчивого Коломойского бандеровцы бьют из «Градов» и «Смерчей» по больницам и детским домам, стреляют во всё, что движется. Как в компьютерной игре, но умирают, как в жизни.
«Разруха начинается в головах » – грустно констатировал запрещённый ныне на Украине Михаил Булгаков, наблюдая за очередным рождением очередного нового мира сначала из окон своего дома на киевском Подоле, а затем «нехорошей квартиры» близ московских Патриарших прудов. Диагноз, поставленный им вывихнутой психологии времени, подтверждён всей историей двадцатого века. На его излёте Александр Зиновьев, как бы дополняя Булгакова, заметил: «В области идеологии главное – не идеи, а механизмы их распространения». И далее, переходя к существу дела: «Конец коммунизма также ознаменовал и конец демократии».
В этом, похоже, корень вопроса. Постсоветский мир, на глазах которого сбывается пророчество автора «Зияющих высот » об одновременной кончине коммунизма и демократии, как бы застрял вне времени, вздрагивая от канонады «гуманитарных бомбардировок» на Балканах, Ближнем Востоке, а теперь и на Украине. Забуксовал между прошлым, от которого в переформатированной памяти подрастающих поколений остались только ГУЛАГ и Голодомор, и будущим, где статую Свободы сменила бородатая женщина Кончита Вурст. Вместо настоящего – фантомные боли по утраченным старым и не обретённым новым смыслам. И разруха в головах и душах.
Надо бы встряхнуться, пока не поздно, и включить здравый смысл. На той исторической развилке, на которой оказались наши страны и народы, ещё есть шанс остановиться. И понять не только то, что Украина – не Россия, но и то, что независимая Украина смогла состояться в своих нынешних границах не вопреки, а благодаря России. Как и Московия стала Россией после воссоединения с единоверной Украиной. Из этого, разумеется, не следует, что формулу сосуществования в будущем надо искать в прошлом. Просто прежде чем начинать писать с нового листа отдельные биографии, надо бы вместе разобраться с общей. Для этого требуется, в сущности, немногое: политическая воля оставить историю историкам и профессиональный подход к осмыслению, в необходимых случаях – переосмыслению событий общего прошлого. Но делать это желательно объективно, т. е. в контексте мирового исторического процесса и во всей логической совокупности составляющих его событий.
Понятно, что гармонизация представлений об общем прошлом – это, скорее, процесс, чем результат. Но обнадёживает то, что, когда придет время, начинать его придётся не с нуля. Василий Осипович Ключевский оценивал внешнюю политику Петра и Екатерины, пожалуй, ещё более критически, вернее, самокритично, чем Михаил Сергеевич Грушевский, умерший в 1934 году в Кисловодске в звании действительного члена Академии наук СССР. Классики русской и украинской исторической науки наверняка, если бы и не договорились, то поняли бы друг друга. Диалог историков отличается от его политтехнологической имитации пониманием природы того сложнейшего механизма причинно-следственных связей, который принято называть логикой истории. И пониманием того, что невыученные уроки истории обрекают нас на повторение прошлых ошибок.
Исходя из этого, хотели бы предложить, тезисно, в порядке постановки вопроса, ряд оценок и идей, в основном методологического характера, по проблематике российско-украинских отношений на их наиболее дискутируемом, политически резонансном этапе.
1. Начнём с главного. Общим итогом последних 3,5 веков существования Украины и России в рамках единого государства – от Переяславской Рады до Беловежской пущи – стало совместное выживание двух славянских народов на крутых поворотах истории. Подобный вывод не только не перечёркивает, но, напротив, предполагает необходимость критической переоценки уроков истории с учётом новых реалий. В общем прошлом Украины и России случалось всякое. Переяславская Рада – и Гадячский договор, Хмельницкий и Мазепа, войны с Речью Посполитой и Османской империей, выход на берега Чёрного моря – и отмена гетманщины при Екатерине II. Безбородко, соавтор Греческого проекта, и Потёмкин, строитель Новороссии, разделы Польши, из которых родились современные границы Украины и Белоруссии, Шевченко и Гоголь, Грушевский и Костомаров. Затем – Центральная рада и Харьковское правительство, Петлюра и Скоропадский, советско-польская война 1920–1921 годов и Рижский договор, голод 1932–1933 годов, пакт Молотова – Риббентропа, воссоединение Западной Украины и Белоруссии в 1940 году, Великая отечественная и холодная войны, Хрущёв, подаривший Крым Украине, – многое чего случилось с русскими и украинцами за века их совместной истории. Была насильственная русификация, но были и «большевистская украинизация» 1924–1938 годов, миллионные тиражи книг украинских классиков; Украина и Белоруссия стали членами-учредителями ООН, ещё находясь в составе Советского Союза. Мы вместе прошли через трагедию сталинизма. Но вместе – и это определяющий момент в оценке общего прошлого, исключающий восприятие его только как формы национального гнета, – и распустили Советский Союз в Беловежской пуще.
2. В Новое время, с середины XVII века, становление российско-украинских отношений происходило в тесной взаимосвязи с формированием европейской, а затем глобальной системы международных отношений, более того – в возраставшей степени определялось этой взаимосвязью. Исходной точкой рождения современной Европы, с известной долей условности, принято считать Вестфальский мир 1648 года, вошедший в её историю как рубежная, знаковая веха. Подписав 24 октября 1648 года Мюнстерский и Оснабрюкский трактаты, государства Европы впервые продемонстрировали стремление обеспечивать международный правопорядок на основе норм естественного права, разработанного в трудах Гуго Гроция. Утвердив принцип декларативного признания национальных государств, Вестфальский мир на три века определил основной вектор формирования политической карты Европы.
3. Прямую и, как представляется, далеко не во всех ещё аспектах оценённую роль в становлении Европы как содружества национальных государств сыграло воссоединение Украины с Россией в соответствии с решением Земского собора 1 октября 1653 года, одобренным Переяславской Радой 8 января 1654 года. Своеобразной подсказкой истории выглядит то обстоятельство, что казацкое восстание 1648 года под руководством Б. Хмельницкого началось в год подписания Вестфальского мира. Но дело даже не в простом совпадении дат. Эффективное военно-политическое обеспечение воссоединения двух славянских народов в жёстких реалиях поствестфальской эпохи – через войны с Польшей (утрату Левобережной Украины и через 2,5 века, при Ю. Пилсудском, поляки продолжали называть первым разделом Речи Посполитой), турками (их экспансия в Европу была остановлена только в 1683 году под стенами Вены), крымским ханом, а затем и с Швецией Карла XII – показало, что обретение Украиной своей национальной идентичности и этнических границ в конкретных исторических обстоятельствах своего времени могло осуществиться только под крылом единоверной России, а не католической, переживавшей нараставший внутренний кризис, Польши и тем более не мусульманской Османской империи, вплоть до конца XVIII века не снимавших претензий на украинскую Подолию.
4. Политическая карта Европы рождалась в муках. Феодальная Европа в борьбе уступала место Европе буржуазной, в которой интерес «наций-государств» начинал определять границы и утверждать принципы и нормы взаимоотношений. На востоке и юго-востоке континента – от отвоёванных Петром у Швеции Лифляндии и Эстляндии до балканских владений Турции – сформировалась своеобразная «периферия Вестфаля», где новые правовые нормы в силу целого ряда объективных причин пока не действовали. Этот район острого противоборства трёх империй – Австро-венгерской, Турецкой и Российской (с периодическим подключением Пруссии и «морских держав» – Англии и Голландии) – и стал на два века сферой преимущественного приложения военных и дипломатических усилий России, а со временем – и её геополитической ответственности. Реализовалась она через борьбу за пространство, войны, в которых мы воевали, разумеется, не за отвлечённые, а собственные интересы. Логика истории трагична. Роли и мера ответственности, прописанные ей для больших и малых, или, в терминологии XVIII века, активных и пассивных государств, различны. Право силы уступало силе права в жёсткой борьбе. Гибла и возрождалась Польша, на развалинах империй возникали национальные государства. Но не надо забывать, что в виртуальном пространстве между принципами и интересами рождалось не только то, что Европа впоследствии назовёт российским империализмом, но и будущие независимые Украина и Белоруссия. А также Литва, со своей столицей Вильнюсом, Клайпедой и Сувалкским выступом, изъятым в советские времена у Белоруссии, и Латвия (с Курземией) в своих нынешних этнических границах. За их свободу заплачено русской кровью, их государственность, что бы ни утверждали на этот счёт, оплодотворена российскими интеллектуальными и финансовыми ресурсами.
5. Главный итог дооктябрьского периода отечественной истории состоит в том, что пусть непоследовательно, с огромными людскими, экономическими и моральными затратами Россия выполнила миссию исторического масштаба, эффективно содействовав формированию политической карты Восточной Европы, Балкан. Конституции Болгарии, Сербии, Румынии (органические статуты Молдавии и Валахии) написаны русскими дипломатами – хочется или не хочется кому-то об этом сегодня вспоминать. Мощью русской армии, многовекторной дипломатией А. М. Горчакова обеспечивалась геополитическая стабильность в огромном регионе, неоднократно являвшемся ареной глубоких социальных потрясений, локальных войн и конфликтов.
6. Не стоит забывать и о том, что в течение долгих веков дипломатия Российской империи была многонациональной. Имена А. Безбородко, А. Разумовского, В. Кочубея и многих других по праву составляют гордость и российской, и украинской дипломатии. Не только мощь империи, но и права населявших её народов жить в своих естественных этнических границах создавались общими усилиями. Вместо этически небезупречной перелицовки истории в соответствии с конъюнктурными интересами новых властных и имущественных элит надо бы вспомнить и о том, что территории Украины, как и большинства других постсоветских государств, в имперский период многократно увеличились.
7. Внешнеполитический потенциал единой страны был огромен. Радикальное изменение социально-политического строя в 1917 году привело лишь к иному идеологическому обоснованию её региональной и глобальной ответственности за поддержание мира и стабильности. Участие в формировании послевоенной политической карты Европы и мира, гарантии независимого развития для десятков государств Азии, Африки и Латинской Америки, достижение ядерного паритета с Западом, многоуровневая система коллективной безопасности с опорой на ООН – вот далеко не полный перечень вклада СССР в обеспечение балансов в мире в прошлом столетии. «Крупнейшая геополитическая катастрофа XX века», как назвал крушение СССР В. В. Путин, сформировала новые условия для дальнейшего развития наших стран. Принципиально важно, что даже в тот трагический момент в Беловежской пуще Россия и Украина действовали вместе, беря на себя бремя ответственности за судьбу своих народов. Россия его вынесла. Украина, переписав собственную историю как резюме для вступления в Евросоюз, пришла в итоге к жесточайшему кризису и гражданской войне. Теперь, когда наступает время новых ответственных решений, их придётся принимать с учётом новых уроков, которые преподнесла недавняя история.
