Родители деда тоже занимались изобразительным искусством, прадед рисовал. Скульптором был мой дед. Он дружил с С. М. Волнухиным, автором памятника первопечатнику Ивану Фёдорову в Москве. До революции он учился в Училище живописи, ваяния и зодчества, впоследствии уничтоженном, а затем восстановленном. Так сложилось, что я сейчас преподаю в бывшем здании того самого училища в Академии Ильи Глазунова. Многие мои родственники были архитекторами. Притом должен сказать, что «ремеслу» меня отдали учиться с семи лет.
Корр.: Как Вы, преподаватель Российской академии живописи, ваяния и зодчества, оцениваете образование, полученное в советское время?
С. А. Щербаков: Оно было и достаточно глубоким, и разносторонним. Нам замечательно преподавали в Строгановском институте историю искусств и декоративное видение. Скульптура находится в среде, которую необходимо понять. Важнейший вопрос заключается в том, как памятник можно поставить, как он сможет в среде жить. Этому надо учиться, смотреть, как, например, Давид стоит во Флоренции, что его окружает, какая архитектура. Если взглядом скульптора смотреть на памятники Петергофа, волей-неволей заинтересуешься и ландшафтом, и архитектурой, и динамикой воды, и цветом. Смежные области, которые тесно связаны с искусством ваяния, необходимо свободно понимать. И они воспроизводят культурную среду, в которой мы существуем.
Быть может, у скульптуры особая миссия – обеспечивать преемственность. Не случайно, революционеры всех веков пытались уничтожить или изуродовать изваяния прошлого. И Россию эта участь не миновала. Мы живём в одной стране, но только в XX веке трижды изменили строй государства.
Корр.: Какой проект был наиболее сложным и почему?
С. А. Щербаков: Непростым для исполнения всегда является многослойный проект, в котором отдельные элементы поддерживают другие, одно о другом повествует, сводя в единый рассказ. Если с литературой сравнивать, то это как роман, в котором много образов, сюжетных линий, но все должны работать на одну, главную линию. Таким был монумент «В борьбе против фашизма мы были вместе» на Поклонной горе, запечатлевший драматичный момент установки советского флага над Рейхстагом в 1945 году. Идея его создания родилась после событий 2009 года в Кутаиси. Там монумент Славы был разрушен по указанию грузинских властей.
Совсем другого рода сложности возникли при создании мемориала в израильском городе Нетании в честь победы над фашизмом. Он состоит из двух частей, символизирующих переход от тьмы к свету через победу Красной армии. У израильтян не приняты скульптурные изображения. Они используют символы, и особую роль в этой культуре играет текст. Пройдя через тяготы войны, они вышли к свету. Я попытался этот путь изобразить как текст. Сначала человек попадает в чёрный лабиринт, идущий зигзагом, куда заглядывает луч солнца. Бетонный коридор – путь ужаса, олицетворяющий Вторую мировую войну и холокост. Вторая часть композиции представляет собой два белых крыла высотой 14 метров, символизирующих победу, надежду и радость.
Корр.: Вам принадлежат памятники Александру III в Новосибирске, Патриарху Гермогену и Петру Столыпину в Москве. Какой Вы считаете самой большой своей творческой удачей?
С. А. Щербаков: Трудный вопрос. Каждый памятник для меня неповторим: пока его делаешь, отдаешь ему всё, что знаешь и умеешь. И обогащаешься сам. Было, например, очень интересно работать над памятником Александру III. Транссибирская железная дорога, мост через Обь были созданы по воле императора, и всё это фрагменты созидания России. Надо было понять, как отразить величие царя-созидателя в его фигуре.
Из моей мастерской вышло более десятка исторических памятников. Разные эпохи находят выражение в различных скульптурных формах. Были бетонные памятники советской эпохи, потом разруха девяностых годов, десять лет назад наступил другой период, очень плодотворный для меня, поскольку возникли общественный интерес к истории и стремление отразить её в пластических образах.
Корр.: Живопись сохранила облики известных исторических деятелей в психологических, а нередко и в житейских деталях, позволяющих воссоздать их черты, их среду... В чём отличие и особая сила пластических образов?
С. А. Щербаков: Люди не живут в искусственной или фантастической среде, они живут в городах, в которых автомобили, площади, здания, над нами небо, под ногами асфальт, а перед глазами у нас – памятники. Есть такая пластическая форма, которая существует тысячелетия и визуально воздействует на нас каждый день. Их ставили в дохристианскую эпоху и называли идолами. Известны скифские воины, каменные бабы. Этот жанр работает и сегодня. Люди видят монументы В. В. Маяковскому или Юрию Долгорукому не просто как памятники историческим личностям, а некоей эпохе, повороту событий. Кому в России ставить памятники? Очевидно, что не Микки-Маусу или братьям Гримм. Каждый человек имеет свою биографию, как и каждая семья гордится своей историей, большой или небольшой, которая отличает её от других. Не только люди, но и целые народы и государства имеют своё лицо. У России тысячелетняя история, и мы гордимся своей древностью, своей культурой. Памятники Александру Невскому, А. С. Пушкину и П. И. Чайковскому – лучшее тому подтверждение. Пока шар земной разделён на некие семьи, эти семьи должны себя, свой опыт продвигать и представлять миру.
Корр.: Кто и как ныне определяет, какому памятнику быть?
С. А. Щербаков: Как правило, сначала идёт общественное обсуждение в СМИ. Если идея находит поддержку, Министерство культуры РФ или, например, мэр Москвы принимают решение, из какого бюджета это финансировать. Разрабатывается смета. Нередко инициатива установки памятника принадлежит организации, которая и выступает спонсором. Например, в 2010 году к 20-летию МЧС в Москве был открыт памятник спасателям, выполненный по моему проекту. Идея его установки принадлежала МЧС, сотрудники которого и собрали деньги. Аналогичная ситуация с одной из наших последних работ – монументом создателям железных дорог по заказу ОАО «РЖД». Первого августа этого года он был установлен у Царской башни Казанского вокзала в Москве.
Мы специально изучали, кого можно считать первопроходцем? И пришли к выводу, что это был император Николай I. Именно к нему пришёл инженер Антон фон Герстнер и сказал, что России с её обширной территорией просто необходимы железные дороги. Царь согласился, и была построена первая железная дорога Петербург – Царское Село. Первым машинистом был Герстнер. В центре памятника – бюст Николая I, вокруг него фигуры создателей паровой машины
отца и сына Черепановых, Антона фон Герстнера, строителя железной дороги Москва – Петербург Павла Мельникова, создателя магистралей в Сибири Михаила Хилкова, а также Сергея Витте. Деньги на этот памятник выделило не государство, а ОАО «РЖД».
Корр.: Расскажите, пожалуйста, о воссоздании монумента в честь 300-летнего юбилея дома Романовых, освящение которого состоялось на праздник Казанской иконы Божией Матери – в День народного единства.
С. А. Щербаков: Как известно, памятник был установлен у главных ворот Александровского сада 18 апреля 1914 года по инициативе московских городских властей. Первоначально на нём были изображения Георгия Победоносца и восьми щитов с гербами царств и княжеств, составлявших Российскую империю, а также перечислены все самодержцы романовского рода от Михаила Фёдоровича до Николая II. Венчал монумент позолоченный двуглавый орёл. После революции Романовскую стелу превратили в обелиск выдающимся мыслителям и деятелям борьбы за освобождение трудящихся. Орла сняли, все надписи и изображения сбили. Вместо имён правителей появились имена девятнадцати социалистов. В 1966 году в связи с оборудованием Могилы Неизвестного Солдата стелу передвинули к гроту.
В последние несколько лет целый ряд общественных организаций неоднократно предлагал воссоздать Романовский обелиск. После установки 25 мая этого года в Александровском саду памятника священномученику Гермогену стало очевидно, что сделать это необходимо. Идею поддержала Комиссия по монументальному искусству при Московской городской думе. Была создана специальная рабочая группа, в состав которой вошли сопредседатель Союза православных женщин Г. В. Ананьина, заслуженный архитектор И. Н. Воскресенский и я.
В Центральном историческом архиве Москвы сохранились чертежи и эскизы первоначального проекта. После демонтажа памятника мы обследовали его. Выяснилось, что основная проблема связана с блоком-навершием. Двуглавого орла удаляли варварски, блок раскололся на четыре части. Его решено было заменить, и новый был вытесан из карельского гранита, добытого на том же карьере Куру-грей в Финляндии, что и исторические камни-аналоги. Кроме того, из-за переноса памятника в 1966 году гранитные блоки и облицовка кое-где сместились, швы потеряли герметичность. Всё это было приведено в порядок, вернулся на место и позолоченный орёл, отлитый из бронзы по архивным чертежам. Поверх гранитного монолита выточены буквы в шрифте неорусской стилистики. Фасад монумента развернут на 90 градусов в правую сторону по сравнению с прежним положением. Получилась логичная ось: памятник Патриарху Гермогену – Романовская стела – памятник Неизвестному Солдату. Я думаю, эта линия обозначила преемственность нашей государственности. И я надеюсь, что подобных линий-связей и в пространстве, и в душах русских людей будет всё больше.
Беседовала к. и. н. Л. А. Антонова
