Владимир Мономах в это время княжил в Чернигове. Здесь могла бы­товать «тмутараканская» «эра ‒5507 года», но в данном случае она не подходит. Рождение ребёнка приведено по «эре ‒5508 года». В Ипатьев­ской летописи в описании событий начала 1151 года сообщается о том, что Юрий Долгорукий вместе с союзными ему князьями «сташа у Городка и ту створиша Георгев день». (19, 423) Весенний Георгиев день отмечался 23 апреля в честь св. Георгия Победоносца. В основанном Юрием городе Юрьеве Польском был построен каменный храм в честь великомученика Георгия, то есть св. Георгия Победоносца. Своим покровителем Юрий считал этого святого, так что родился он вроде бы в апреле 1090 года. Из-за знаменитости святого, имя которого давалось предкам Юрия, в действи­тельности князя могли назвать в честь иного менее известного Георгия, а Георгий Победоносец в этом случае выступал в качестве официального покровителя. Это делает месяц рождения Юрия неопределённым.

В одном из вариантов Киево-Печерского патерика говорится о том, что, отправляя Георгия Симоновича в Суздальскую землю, Владимир «даст же ему наруце и сына своего Георгия». (14, 637) Из этих слов вроде бы следует, что во время отправки в Суздаль Юрий был ещё несовершен­нолетним. Однако при обилии у Владимира сыновей выделение удела не­дорослю маловероятно.

В Тверской летописи есть такая запись:

«В лето 6628. Юрий Долгорукий Володимерович повоева Болгары. А воево­да у него был боярин болшей Георгий Симонович, внук Африканов, варяжско­го князя, брата Якуну слепому». (47, 193)

Война с волжскими булгарами означает, что Юрий в 1120 году был ростовским князем. Георгий Симонович был при нём воеводой и имено­вался большим боярином. Юрию он приходился троюродным братом. В Ипатьевской летописи Георгий назван ростовчанином:

«В лето 6638. Георгии Ростовскыи и тысячкои окова гроб Федосьев игу­мена Печерьскаго при игумени Тимофеи». (19, 293)

В Хлебниковском списке этой летописи в аналогичном сообщении после именования Георгия прибавлено «Шимонович». (19, 293‒294) Георгий Симонович был в 1130 году тысяцким и украсил гроб преподоб­ного Феодосия драгоценной оковкой, какую обычно в таких случаях де­лали из серебра. В патерике об украшении раки есть специальный рас­сказ. Начинается он так:

«Через некоторое время захотел Георгий, сын Симона и внук Африкана, оковать гробницу преподобного отца Феодосия, что и сделал.

Послал он одного из подручных бояр своих, именем Василия, из города Суз­даля в богоименитый город Киев, в Печерский монастырь, чтобы оковать гроб­ницу преподобного Феодосия, и дал ему Георгий пятьсот гривен серебра и пять­десят гривен золота на окование гробницы преподобного». (26, 331‒333)

Георгий послал на украшение раки 500 гривен серебра и 50 гривен золота. Гривна на Руси бытовала в двух видах — весовая в полфунта ве­сом, то есть 204,75 грамма, и гривна кун в восьмую часть фунта, то есть 51,19 грамма. В первом случае вес посланного серебра составит 102,375 килограмма, золота — 10,237 килограмма, во втором — 25,594 и 2,559 соответственно.

Раку обкладывали серебряными пластинами сверху и с боков. Рака Феодосия стояла у правой стены притвора Успенского Печёрского собо­ра, так что заднюю стенку раки не обкладывали. Если мы с некоторым запасом размеры раки возьмем из расчёта 170 см в длину, 70 см в ширину и 50 см в высоту, то получим общую площадь обклада в 18 900 кв. см. Если мы опять же с запасом примем полумиллиметровую толщину же­сти, то получим 9,922 килограмма серебра.

Для расплаты с воинами, взимания штрафов использовалась гривна кун. Примерные расчёты расхода серебра ближе к гривне кун, нежели к весовой гривне. Дар Георгия исчислялся в гривнах кун и в благочестивых целях был преувеличен на порядок. Георгий пожертвовал 50 гривен кун серебра. Обклад раки состоял не только из пластин, но и из накладных украшений, на которые пошло всё золото.

Золото на Руси было в 92 раза дороже серебра, и в пересчёте золотой дар составлял 4600 гривен. Эта сумма представляется фантастичной даже для благочестивого тысяцкого. Золотом на раке обычно выводили крест. Могли её украшать и золотыми узорами. Для этого два с лишним кило­грамма золота излишни. Накладной же крест такого веса и такой ценно­сти для стоящей в притворе раки вызывал бы дополнительные хлопоты по охране сокровища. Из благих побуждений вес золотого дара был так­же увеличен на порядок.

В пересчёте на серебро потраченные на раку драгоценные металлы равнялись 510 гривнам кун. Симон Варяг и Георгий Симонович переда­ли Печерскому монастырю ценностей на 1154 гривны кун. Этот бояр­ский род был очень богат. Большую часть этих богатств следует связать с вывезенными Симоном из Швеции королевскими сокровищами.

В летописи Георгий представлен ростовчанином, в патерике — суздальцем. В патерике говорится о том, как Владимир Мономах по размеру печерской церкви, то есть Успенского Печерского собора, построил храм в Ростове. Его примеру позднее последовал Юрий Долгорукий, по­строивший аналогичную церковь в своём княжестве в городе Суздале. (26, 311)

Юрий был шестым сыном Владимира Мономаха, так что Суздальское княжество более подходит на роль его удела в молодые годы, нежели огромное Ростовское. Крупные уделы сыновья Владимира Мономаха стали получать после того, как он после кончины 16 апреля 1114 года Святополка Изяславича приехал 20 апреля в Киев и стал великим кня­зем, венчавшись на царство в ближайшее воскресенье 26 апреля. Один лишь первенец Мстислав удостоился новгородского княжения ещё во время правления своего деда Всеволода Ярославича. Второй по порядку Владимирович — Изяслав — погиб в междоусобице в 1096 году. Пятый Владимирович — Вячеслав — получил в 1014 году Смоленск, а третий — Святослав — престижный Переяславль. После того, как Святослав в 1115 году умер, переяславским князем стал четвёртый — Ярополк. Млад­ший брат Юрия Роман в 1118 году получил в удел Владимир-Волынский. Юрий стал ростовским князем в 1114 году.

Георгий Симонович стал боярином при Юрии не ранее 1108 года, в 1120 году он был известен как ростовский воевода, а в 1130 году — как суздальский тысяцкий, имеющий под рукой бояр. Георгий дослужился до звания суздальского наместника. Его служба при Юрии Долгоруком длилась более двух десятилетий. Он был старше Юрия, так что родился не позднее 1080-х годов. Первенец у Симона Варяга мог появиться не ранее 1062 года. Учитывая возможность появления девочек, наиболее ве­роятное время рождения Георгия — период с 1062 по 1066 год.

Юрий Долгорукий имел 11 сыновей, некоторые из них во время его борьбы за киевское княжение были взрослыми. Ростислав, его первенец от брака с половчанкой, мог стать взрослым не ранее конца 1126 года. В 1138 году он призывается новгородцами из Суздаля на княжение и с этого времени известен на страницах летописей в качестве участника княжеских усобиц. Второй по порядку Юрьевич — Иван — в первый раз упоминается в летописях под 1146 годом, а в следующем году уми­рает. Третий — Андрей Боголюбский — известен с 1147 года. По не­летописным данным, его рождение относят на 1110 год, что недосто­верно. (14, 44)

Андрей Боголюбский появился на свет не ранее апреля 1112 года. Ошибочное удревление на два года свидетельствует о влиянии «переяс­лавской» «эры ‒5510 года». Юрий женился на половецкой княжне, и его служба в Переяславле выглядит достоверно. Свойственника половец­ких ханов было выгодно держать вблизи границы с кочевниками. Андрей и его старшие братья родились в Переяславском княжестве — в октябре 1108 года появился Ростислав, летом 1110 года — Иван. Георгий Симо­нович был наместником в Суздале во время службы Юрия на границе.

Наиболее вероятными святыми покровителями Андрея считаются мученик Андрей Стратилат (память 19 августа) или святитель Андрей, архиепископ Критский (память 4 июля). Андрей Боголюбский родился 3 июля 1112 года. Скорее всего, появился он на свет накануне дня памя­ти св. Андрея Критского, но официальным покровителем избрал более подобающего воинственному князю св. Андрея Стратилата, то есть Анд­рея Воина.

Князья, служившие на границе со степью, имели уделы для прокорм­ления себя и своей дружины в иных местах. Судя по суздальскому месту жительства опекуна, Юрий по достижении совершеннолетия получил в удел Суздаль и был отправлен служить на южную границу. Этим объяс­няется его предпочтение Суздаля в бытность ростовским князем. Так под 6720 годом в одном из хронографов сообщается о заложении им со­борной каменной церкви в Суздале. (62, 44) Суздальская соборная церковь посвящена Рождеству Богородицы. Воскресеньем храмовый праздник был в 1112 году, так что дата приведена по весенней «эре -5508 года», но с ошибочным омоложением на 100 лет.

Д. Г. Рохлин, изучавший в 1934 году скелет Андрея Боголюбского, считал на основании письменных источников, что князь умер в 63‒64 года. (49, 262) Антрополог пишет:

«Проявления старения со стороны скелета в некоторых отделах были мало выражены и ослаблялись наличием ряда ювенильных особенностей. В этих случаях имеется несоответствие между „паспортным“ и физиологически воз­растом („костным возрастом"). Боголюбский казался моложе, правильнее, он вовсе не был стар, как об этом можно судить по его возрасту. Это расхожде­ние между паспортным и костным возрастом отражает своеобразие кон­ституциональных и эндокринных особенностей». (49, 262‒263)

По оценке Рохлина, останки выглядели на несколько лет моложе, не­жели должны были выглядеть останки 63‒64-летнего мужчины. Методо­логия определения возраста по древним останкам давала ошибочное их омоложение на несколько лет, как это было с Ярославом Мудрым, Ингигерд и её сестрой Астрид. Но этот методологический недочёт, списан­ный на ювенальные особенности, тем не менее позволил антропологу согласиться с определением возраста Андрея в 63‒64 года. Андрею на момент убийства было 62 года, что не противоречит антропологическим данным.

Андрей Боголюбский выступал в междоусобицах на стороне отца, но затем в 1155 году окончательно покинул южнорусские области и осел в Ростово-Суздальском княжестве, перенеся столицу из Суздаля во Владимир-Залесский.

Первенец Юрия стал взрослым в 1126 году, а к 1130 году у него было трое взрослых сыновей. На Георгия Симоновича Юрий должен был оставлять Ростовское княжество не во время борьбы за великое кня­жение, а ранее, когда он покидал свой удел для похорон отца в Киеве в 1125 году. Затем в 1132 году Юрий вступил в борьбу за Переяславль и далее участвовал в иных княжеских усобицах, но в это время ему было на кого оставлять Ростовское княжество.

В «Киево-Печерском патерике Иосифа Тризны» есть рассказ о кон­чине Георгия Симоновича:

«В лето 6630. Преставися сын его Георгий Симонович, внук Африканов, князь Суждальскии, и иже велию веру имыи к пресвятеи Богородице и ко пре­подобному Феодосию, его же и гроб сребром окова и златом позлати. Положен бысть в Печерском монастыри в церкви подле отца своего Симона». (28, 223‒224)

Георгий Симонович не мог умереть за восемь лет до того, как боярин Василий привёз в монастырь драгоценные металлы для раки Феодосия. Последняя буква-цифра «восемь» была утрачена. (28, 189) Василий по­тратил на свои путевые нужды пятую часть груза и был изобличён про­зорливым печерским игуменом. Если бы Георгий был жив, то при бли­жайшем его приезде в монастырь недостача бы обнаружилась. Составитель рассказа считал, что боярин надеялся на безнаказанность из-за смерти Георгия. Василий привёз дары, исполняя волю умершего.

Далее в рассказе Георгий появляется в качестве дарителя монастырю своей шейной гривны в 100 гривен весом. Шейная гривна весом более пяти килограмм золота вещь фантастическая. Надо полагать, что шейную гривну весом в пять гривен кун Георгий завещал монастырю ранее, и это как раз было то золото, которое привёз Василий для украшения раки. Перед смертью Георгий завещал монастырю свою шейную золотую гривну в пять гривен весом и серебро. Скончался он в 1130 году.

В рассказе о Василии описан приезд его под Киев и встреча там с Юрием Долгоруким. В 1130 году Юрий был в Киеве, Георгия же он ранее поставил суздальским наместником, что позволило именовать того суз­дальским князем.

В «Древнейшей саге об Олаве Святом» названы имена сына и внука Ивара, то есть Ингвара Путешественника:

«И пробыл (Олав Святой. — В. Т.) там долго у Сигтрюга, отца Ивара, отца Сони, отца Карла». (13, 37)

У Ингвара Путешественника был сын Сони и внук Карл. Сходное со­общение есть в «Красивой коже»:

«Он (Олав Святой. — В. Т.) был на востоке в Нерики и оставался там некоторое время у Сигтрюгга, отца Ивара, отца Сони, отца ярла Карла». (13, 52)

В отличие от Сони Карл занимал высокую должность ярла, областно­го правителя. Сони имел имя, созвучное с именем Симона. Если Симон был боярином Изяслава, то его сына Георгия именовали суздальским ты­сяцким и князем. В скандинавских сказаниях Симона знали как Сони и Свейна, а Георгия как Карла. Короткое королевское прошлое Симона скальдам было неизвестно.

В одном из курганов на днепровском острове Березань археологи об­наружили камень со скандинавской рунической надписью:

«Грани сделал этот холм по Карлу своему товарищу». (35, 154)

Могила Карла просуществовала недолго, так как поминальный ка­мень с неё оказался в ином кургане. Это единственный рунический над­могильный памятник, обнаруженный на территории нашей страны, так что Карл был незаурядным человеком.

В 1130 году умирает Георгий-Карл, а в низовьях Днепра появляется могила Карла. Георгий умирает, завещанный им дар привозят в Печер­ский монастырь, но его останки оказываются в монастыре позднее, и их хоронят рядом с могилой отца. Если бы Георгий завещал похоронить себя в монастыре, то его дары и тело прибыли бы одновременно. Тело было перевезено уже по воле наследников Георгия.

Карл умер в поездке в южные страны — Константинополь, Херсонес или Тмутаракань. В 1129 году полоцкие князья по воле великого князя Мстислава Владимировича вместе со своими семьями были сосланы в Константинополь. Столь жестокий поступок по отношению к целой вет­ви Рюриковичей противоречил традиционному праву совместного вла­дения всех представителей этого рода русскими землями. Позднее по­лоцкие князья вернулись из ссылки в свой родовой удел. Нововведение главы рода Мономаховичей не прижилось. Иные Рюриковичи почув­ствовали в этом деянии опасный для себя прецедент и добились проще­ния потомков Рогнеды.

Для исполнения непопулярного решения должны были привлечь ва­рягов, традиционно использовавшихся Рюриковичами при сведении счё­тов друг с другом. Близость во времени кончины Георгия и поездки рус­ского конвоя с пленными полочанами в Константинополь, обстоятельства перезахоронений позволяют отождествить двух Карлов.

Мстислав Владимирович использовал варягов из окружения своих братьев. В конвой попал суздальский тысяцкий Георгий Симонович. На обратном пути он скончался и был похоронен варягом Грани на острове Березань, но позднее родственники перевезли его останки в Великую церковь. Грани отвёз дары умершего печерским монахам и был им изве­стен как боярин Василий. Затраты на сооружение кургана, поминальной надписи и другие расходы, связанные с похоронами, он вычел из стоимо­сти даров, что привело к конфликту с игуменом.

Георгий Симонович скончался в пожилом возрасте, когда ему было около 60 лет. В патерике приведён его завет потомкам:

«„Я пишу вам об этом потому, что все вы вписаны в молитву святого Феодосия. Он обещал отцу моему Симону как о своих черноризцах, так и о нас молиться. Молитву эту велел отец мой, веря в обет святого, вложить в руку его, когда будет в гроб положен, и открыто явился он одному из тех бого­носных отцов, и сказал ему так: „Передай сыну моему Георгию, что я получил все блага по молитве святого, постарайся и ты, сын мой, идти по моим следам до­брыми делами". Если же кто не захочет благословения и молитвы святого отца Феодосия и уклонится от него, возлюбя проклятие, да получит возмездие".

И вот потому правнуки Симона любовь имеют к храму святого Дми­трия, — у них в нём своё место есть». (26, 225‒337)

Симон выхлопотал у св. Феодосия благословение себе и своим потом­кам. Эти потомки родовым храмом и усыпальницей сделали не Великую церковь, где были похоронены Симон и Георгий, а церковь св. Дмитрия. Благословение было письменным, и его положили в гроб Симона. Полу­чено оно было так:

«Однажды этот Симон пришёл к блаженному и после обычной беседы сказал святому: „Отче, прошу у тебя дара одного". Феодосий же спросил его: „О чадо, что просит твоё величие от нашего смирения ?“ Симон же сказал: „Ве­ликого, выше силы моей, прошу я от тебя дара". Феодосий же ответил: „Ты зна­ешь чадо, убожество наше, часто и хлеба не достаёт в дневную пищу, а другого не знаю, что имею". Симон же сказал: „Если захочешь одарить меня, то смо­жешь по данной тебе благодати от Бога, который назвал тебя преподобным. Когда я снимал венец с главы Иисуса, он мне сказал: „Неси на приготовленное место и отдай в руки преподобному, который строит церковь Матери моей". Вот чего прошу я у тебя: дай мне слово, что благословит меня душа твоя как при жизни, так и по смерти твоей и моей". И отвечал святой: „О Симон, выше силы прошение твоё, но если ты увидишь меня, отходящего отсюда, из мира этого, и если по моём отшествии церковь эта устроится и данные ей уставы будут соблюдаться в ней, то, да будет тебе известно, что имею я дерзновение у Бога, теперь же не знаю, доходит ли моя молитва".

Симон же сказал: „От Господа было мне свидетельство, я сам слышал о тебе это из пречистых уст святого его образа, потому и молю тебя — как о своих черноризцах, так и обо мне, грешном, помолись, и о сыне моём Георгии, и до последних рода моего". Святой же, обещавши ему это, сказал: „Не о них единых молюсь я, но и обо всех, любящих это святое место ради меня". Тогда Симон поклонился до земли и сказал: „Не уйду, отче, от тебя, если писанием своим не удостоверишь меня".

Преподбный же, побуждаемый любовью к нему, написал так: „Во имя Отца и Сына и Святого Духа", что и доныне вкладывают умершему в руку такую молитву. И с тех пор утвердился обычай класть такое письмо с умершим, прежде же никто не делал этого на Руси. Написано же было и это в молит­ве: „Помяни меня, Господи, когда придёшь во царствие твоё, чтобы воздать каждому по делам его, тогда, Владыка, и рабов своих, Симона и Георгия, сподоби справа от себя стать, в славе твоей, и слышать благой твой глас: „Придите, благословенные Отцом моим, наследуйте уготованное вам царство от создания мира".

И попросил Симон: „Прибавь к этому, отче, чтобы отпустились грехи родителям моим и ближним моим". Феодосий же, воздев руки к небу, сказал: „Да благословит тебя Господь от Сиона, да узрите вы благодать Иерусалима во все дни жизни вашей и до последнего в роду вашем!"

Симон же принял молитву и благословение святого как некую драгоценность и дар великий. Тот, кто прежде был варягом, теперь же благодатью Христовой стал христианином, просвещённым святым отцом нашим Феодосием, оставил он латинское заблуждение и истинно уверовал в Господа нашего Иисуса Христа со всем домом своим, около трёх тысяч душ, и со всеми священниками своими, ради чудес святых Антония и Феодосия...

С тех пор сын его Георгий великую любовь имел к святому тому месту». (26, 299‒301)

Симон выпросил письменную индульгенцию на отпущение грехов себе и своим близким. В грамоте содержалось также поручительство свя­того за Симона и его потомков, которое должно было позволить им в день Страшного суда попасть в число спасённых праведников. Посред­ством грамоты представителям рода Симона даровалось отпущение гре­хов и вечное спасение. Воспользоваться же этим можно было только при соблюдении определённых условий. В их число входило следование при­меру Симона в благих делах, что подразумевало пожертвования в пользу церкви.

Количество домочадцев Симона, оставивших вместе с ним латинскую веру, исчислено в 3000. Родившийся и выросший на Руси Симон был пра­вославным. Перед нами благочестивая легенда. Густонаселённой округой управлял не Симон, а упоминаемый в легенде его сын Георгий. В пору его наместничества податное суздальское население насчитывало 3000 чело­век и, по всей видимости, делилось на традиционные три конца по 1000.

В Суздале был Дмитровский монастырь с храмом св. Дмитрия за ре­кой Каменкой напротив Дмитровской башни кремля. Его основание от­носят к концу XI века. (62, 4; 50, 177) Анания Федоров в описании мест­ности за городом на посаде сообщает:

«Прежде имелся монастырь мужской за рекою, святого великомученика Димитрия Мироточца, в котором был начальствующий игумен и братии до­вольно, ныне же приходская церковь. В том монастыре настоящая церковь свя­того великомученика Димитрия Мироточца, каменная, весьма прекрасная, и внутренним благолепием преизрядноукрашена... Близ ее по правую страну церковь теплая каменная, святого великомученика Георгия Победоносца». (62, 63)

В Дмитровском монастыре была прекрасная каменная церковь св. Дмитрия Солунского, известного своими мироточивыми мощами, и ка­менный храм св. Георгия, отапливавшийся в зимнее время, что говорит о его малых размерах. Каменное строительство на Руси было редкостью, так что монастырь имел очень богатых покровителей.

В Суздале сохранялась память о потомках Симона Варяга. А. Федоров пишет:

«В житии преподобныя благоверныя княжны Евфросинии, суждальския чудотворицы, воспоминается великий князь суждальский Мина Иоаннович,

обрученный ее жених, иже произыде от Шимона князя Африкановича, Африкан же брат Якуна слепаго, иже от златы Орды, род же их влечашеся от Клав­дия кесаряримскаго, от коренерод великих князей суждальских произыде...

От града Суждаля на полдень по пути ко граду Владимиру, разстоянием далее трех верст мерных, есть место, называемое Минино селище, на кото­ром (по показаниям помянутого ж Илии Артемьева) имелся двор загородный великого князя Мины Иоанновича». (62, 15‒17)

Святая Евфросиния Суздальская была дочерью Михаила Чернигов­ского, погибшего в Орде и канонизированного. До ухода в монахини она звалась Феодулией, жила в эпоху Батыева нашествия и умерла около 1250 года. (54, 298) Считается, что Феодулия постриглась в монахини в 1227 году. (31, 312) Память св. Евфросинии Суздальской отмечается 25 сентября, одновременно с памятью более ранней преподобной Ев­фросинии Александрийской. Воскресным 25 сентября около того време­ни было в 1222 и 1233 годах. Преподобной Евфросинии Александрий­ской имеется второй день памяти — 15 февраля, которое было воскресным в 1226 и 1232 годы. (55, 594) Пострижение было 15 февраля 1226 года, но после перенесения празднования на сентябрь, когда шёл следующий календарный год, пострижение стали относить на 1027-й.

Мина Иванович был потомком Симона Варяга, умер в начале 1226 года и был правителем Суздаля. В поздних сказаниях он именуется великим князем и потомком римского императора Клавдия. Учёные ге­неалогии, с включением римских императоров, стали составляться в на­чале XVI века в царствование Василия III, но широкое хождение полу­чили во второй половине этого века уже при Иване IV. Потомки Мины жили в Суздале, по крайней мере до второй половины XVI века, и книж­ники по их заказу приукрасили биографию их предка.

Начиная с Георгия Симоновича род Симона Варяга в домонгольское время поставлял Суздалю тысяцких, которые иногда удостаивались зва­ния князей.

Древнейшая редакция Киево-Печерского патерика была составлена при участии Симона, бывшего суздальским епископом в 1214‒1226 годы. Выдающаяся роль в этой редакции Симона Варяга, основателя рода суз­дальских тысяцких, свидетельствует о том, что к этому роду принадлежал и сам епископ Симон. Ранее был иной суздальский епископ Симон, воз­главлявший епархию в 1160‒1172 годы. (26, 653)

Упоминаемую в патерике родовую усыпальницу потомков Симона Варяга следует отождествить с церковью св. Дмитрия. Позднее род суз­дальских тысяцких пришёл в упадок, что привело к упразднению Дми­тровского монастыря.

Анания Фёдоров упоминает епископа Симона, преставившегося в 6600 году, и епископа и святителя Симона, преставившегося в 6735 году. (62, 22‒24) Второго Симона следует отождествить с автором патерика. Первый же Симон вроде бы умер в 1092 году. В это время Суздаль входил в Ростовскую епархию и собственного епископа не имел. Кончина псев­доепископа близка во времени к кончине Симона Варяга, а различие в год можно объяснить влиянием «эры ‒5509 года», более известной в качестве ультрамартовского стиля. Кончина Симона, автора патерика, также оши­бочно омоложена на год. В Суздале использовалась «эра ‒5509 года».

Симон Варяг постригся в монахи и был похоронен в Великой церкви. Позднее его прах был перенесён в иное место. Это способствовало заб­вению деяний основателя Великой церкви и приписыванию их другим людям. Печерские монахи похоронили Симона возле гроба преподобно­го Феодосия, повинуясь словам этого святого, что не позволяет их при­знать инициаторами перенесения.

В Дмитровском монастыре была церковь св. Георгия — небесного покровителя Георгия Симоновича, останки которого также были пере­несены. Последующее почитание в Суздале псевдоепископа Симона, в котором узнаётся Симон Варяг, прославленный суздальцами в качестве преподобного, свидетельствует о том, что его мощи оказались в Дми­тровском монастыре. Возле них стали хоронить потомков Симона Варя­га. Перенесение состоялось позднее 1130 года по инициативе одного из потомков. Причину перенесения объясняет существовавшее в домоногольской Руси поверие:

«Всякий, положенный в Печерском монастыре, будет помилован, хотя бы и грешен был». (25, 237)

Симон Варяг был похоронен с чудодейственной грамотой в руках. Его правнуки любили Дмитровскую церковь и имели в ней места для за­хоронения, потому что хотели получить благословение от молитвы св. Феодосия, записанного на этой грамоте. Симон Варяг и его грамота на­ходились в Дмитровской церкви. Перенесением было создано помимо Печерского монастыря ещё одно святое место, дарующее спасение всем захороненным здесь потомкам Симона. В Суздале чествовался препо­добный Симон, что привело позднее к ошибочному отнесению его к суз­дальским епископам. Прославление Симона в качестве святого отрази­лось в сказаниях об Ингваре Путешественнике в виде мотива особой святости жившего на Руси варяга.

Название монастыря говорит о том, что его основателем был Дми­трий. Особое его почтение к небесному покровителю Георгия Симоно­вича выдаёт в нём сына Георгия. Дмитрий Георгиевич часть своих сокро­вищ использовал для построения роскошной родовой усыпальницы и прославления памяти своего отца. После построения монастырского комплекса он перенёс туда тела отца и деда.

В домонгольское время должность суздальских тысяцких принадле­жала представителям рода Симона Варяга. Примечательна судьба одного из этих суздальцев. В. Н. Татищев приводит такой рассказ:

«6655 (1147). Юрий Владимирович иде воевати Новогородскую волость. И пришед взя Новый торг и Мсту всю. А ко Святославу Ольговичю посла, веля ему воевати Смоленскую волость. И шед Святослав вверх [по] Поратве, и взя град Голяд и люд мног, и посла Юриеви возвестити.

Юрий же, ач име княгиню и любяше ю, да и другие жены многи приво­дя, веселяся почасту, ночи играя на ско[ро]монех и пия со дружиною. И мнози оскорбляхуся о сем. Тысяцкого же Кучка жена, красоты ея деля, им толико овлада, яко все по еяустрояя. И егде иде Юрий ко Торжку, Кучко, не моги срама от людей терпети, а более подстрекаем княгинею, иде во свое село, и жену ят с собою, и посади ю в истопце и умысли бежати ко Изяславу во Киев.

Юрий же, слыша о сем, остави воевати волость Новогородскую, взем мало дру­жины, иде наспех на реку Москву, иде же Кучко живяше. И пришед убий Кучка и дщерь его вдаде за сына своего Андрея. Улюби же место то и заложи град, остася строити, даже ожени сына. И посла ко Святославу Ольговичу рек: „Приди ко мне в Москву". И еха Святослав з дитятем своим Ольгом в мале дружине, взяв же с собою и Володимера Святославича. Олег же еде наперед ко Юрьеви, и да ему Юрий пардус. Потом приеха отец его Святослав на день похвалы Богородицы, и целовастася любезно, сотвори Юрий има честь велику чрез 5 дни. И да Юрий Святославу и сыном его дары многи, и дружину их, учредив, отпусти, обещася Юрий пустити сына к нему, яко же и сотвори. А сам со сынми, скончав веселие, иде к Суздалю, а Святослав иде к Любску, а оттуда иде к Серенску, и прешед Оку, ста. И тут преставись добрый старец Петр Ильин, иж был муж отца его, уже от старости на коне не може идти, бе бо лет за 90». (59, 206‒207)

Текст был составлен кем-то из окружения Святослава Ольговича. Ав­тор кратко сообщает об отъезде Юрия Долгорукого в Суздаль, более подробно описывая маршрут Святослава по отъезду из Москвы. Он при­водит такие детали, как кончина престарелого дружинника Святослава, подарки Юрия и устроенное им застолье, малоинтересные за пределами близких к Святославу людей. Выше по тексту также описаны события, связанные со Святославом Ольговичем.

Юрий вёл развратный образ жизни, сожительствуя со многими жен­щинами, проводя время в ночных попойках с дружинниками, развлекае­мый игрой скоморохов. Жена тысяцкого так овладела его сердцем, что была фактической правительницей княжества. Всё это многим не нрави­лось, особенно княгине. Кучко, подстрекаемый княгиней и иными суздальцами, решил бежать из княжества вместе со всей своей семьёй. Его замысел был выдан доносчиком. Юрий прервал военный поход, нагрянул в Москву, казнил тысяцкого, а его дочь женил на своём сыне.

В примечании к этому рассказу Татищев записал:

«298. О построении Москвы в Раскольничьем манускрыпте точно как здесь написано, в Голицынском и Никоновском, что Юрий был в Москве, в Хранографе построение ея в 1151-м году, когда и Владимир строен. Иные же построение ея хотят весьма старее сказать, производя имя ея от Мосоха». (59, 439)

Рассказ был им взят из ныне утрачённой Раскольничьей летописи. В Ипатьевской летописи опущен сюжет с убийством Кучко, но уточнено, что встреча произошла в пяток, то есть в пятницу, на Похвалу Богороди­цы. (19, 339‒340) Иная редакция рассказа о московской встрече князей приведена в Никоновской летописи:

«В лето 6655. Князь велики Юрьи Суждальский, сын Владимера Маномаха, внук Всеволож, правнук Ярославль, праправнук великого Владимера, собра воинства, и шед взи град Новый Торг, и по Мсте реце многие власти повоева. А князи Святославу Олговичу, внуку Святославлю, правнуку Ярославлю, пра­правнуку великого Владимера, повеле Смоленския власти воевати. Он же шед взя град Голеди, и прочая власти повоева, и возвратися в Резань. И посла к нему князь велики Юрьи Суждалский, глаголя сице: „Како бы ся нам видете с тобою, и в любви и в единстве житие о Христе скончати, и от врагов своих стрещися за един, и друг за друга голова положити". И тако совещавше, снидошася на Мо­скву князь велики Юрьи из Суждаля, а князь велики Святослав Олгович с Резани из Тешилова с сыном своим Олгом и со князем Володимером Святославичем, и целовавшеся любовию о Христе, и много плакавше о бедах, и о напастех быв­ших на них, и паки утешистася, и любовию чествовавшеся, и одарившеся дары любещными, и разыдошася, и иде Святослав Олгович к Нерилску». (41, 172)

Здесь уже сокращены такие частные подробности, как кончина Пет­ра, пиры и подаренный пардус — охотничьий барс. Пикантный рассказ о расправе с мужем полюбовницы также опущен.

Святослав был изгнан из Новгорода-Северского и в качестве изгоя выполнял со своими дружинниками военные поручения Юрия Долго­рукого, за что он и его воины получали подарки. В четверг 16 января 1147 года Святослав разбил посланного за ним в погоню Изяслава Давы­довича, в конце января его покинул Иван Берладник со своей дружиной, 24 февраля умер от болезни присланный к нему с суздальской помощью Иван Юрьевич. В марте Святослав воюет в смоленских землях, затем по приглашению Юрия приезжает на Похвалу Богородицы в пятницу 4 ап­реля в Москву, оттуда уходит в город Неринск, где встречает 20 апреля Пасху. (14, 587) Передвижения Святослава подробно описаны бывшим при нём писателем и хронологически последовательны.

На утро следующего дня по приезде Святослава, то есть 5 апреля, со­стоялся пир. (19, 349) До приезда Святослава, но после расправы с Кучко Юрий женил сына и остался строить город.

Рассказ о смерти Кучко получил широкую известность. Его родствен­ники оказались причастными к убийству Андрея Боголюбского, про­славленного в качестве святого. В Ипатьевской летописи под 1175 годом подробно описано это злодеяние, случившееся в субботу 28 июня нака­нуне дня святых апостолов. Хронологические указания соответствуют 1175 году. Начальником заговорщиков назван Пётр, зять Кучков, в убий­стве участвовали ключник Анбал Ясин, Яким Кучкович. Жена Андрея была их сообщницей. Анбал выкрал из спальни князя меч, так что тот в момент нападения был безоружным. (19, 580‒587)

Известие о встрече Юрия и Святослава в Москве — самое раннее упоминание об этом городе, и юбилеи его основания отсчитываются от 1147 года. После возвышения Москвы и превращения её в общерусскую столицу возникновение города стало вызывать повышенный интерес и на свет появились соответствующие сочинения. В одной из редакций «Сказания о начале Москвы» есть такой рассказ:

«В лето 6666. Году сему князю великому Юрию Владимеровичу идущу пу­тём ис Киева во Владимир-град к сыну своему Андрею Юрьевичу. И приде на место, иде же ныне царствующий град Москва, и виде, что та Москва-река имеет береги красные. И к поселению столичного града оное место усмотрил достойное. А сими местами и селы в то время владеющу тогда вельможному властителю, боярину богату и славну зело, зовому имянем Степан Ивано­вич, прозванием Кучка, который вельми гордо поступил и государю своему великому князю, и подобной чести по настоящему ему не воздал, яко же довлеет великим князем, и в том поносил его, великого князя, безчинно, не хотя усту­пить оных своих земель под селение града Москвы. Великий же князь Юрий, не терпя его таковому ругательству, онаго вышеписанного боярина повелел предати смерти. А у него, Кучки, были два сына в малых летех, зело прекрасны, имяны Петр, Иоаким и едина дщерь девица, тако же лепа и красна, именем Улита. И великий князь Юрий тех детей отослал во град Владимер к сыну свое­му, князю Андрею Юриевичу. Сам же великий князь Юрий Владимерович вышел на высокую гору и осмотрив своима очима семо и овамо по обе страны Москвы-реки, и за Неглинную, и Яузы-реки, и вельми оное место возлюбил, и повелел на том месте зделать мал город деревянной, и прозва его Москва-город, по имени реки, текучия под ним. И потом поиде великий князь во Владимер к сыну свое­му, князю Андрею Боголюпскому, и сочета законным браком сына своего, князя Андрея, со дщерию Кучковою». (44, 188‒189)

У Андрея от брака с Улитой родился сын, но рано умер. Затем Юрий и Андрей уехали в Киев, а Андрей тем же летом вернулся, принеся икону Богородицы, привезённую купцом Пирогощей. (44, 189)

В сказании убийству, связанному с неприглядным сожительством князя с женой тысяцкого, придан вид расправы над непокорным поддан­ным, беспричинно поносящим своего господина. Реальный Кучко встре­тил Юрия бранью по поводу своего обесчещенного имени, что отрази­лось в сказании.

Рассказ недостоверно отнесён на 1158 год, тогда как Юрий Долгору­кий умер 15 мая 1157 года. Андрей уехал из Киева, увозя икону Богоро­дицы Владимирской, ранее известную как икона Богородицы Пирого­щей, в 1155 году. Пётр, зять Кучковых, причислен к сыновьям Кучко. Из летописной повести об убиении Андрея Боголюбского известно, что у Якима Кучковича был брат, казнённый за какую-то вину по приказу Ан­дрея. Участие в заговоре Якима летописец объяснял его желанием ото­мстить за эту казнь. Кучко звался Степаном Ивановичем и был вельмож­ным властителем, богатым и славным боярином, что соответствует должности тысяцкого столичного Суздаля. У него была дочь-невеста и два малолетних сына.

В «Сказании об убиении Даниила Суздальского и о начале Мо­сквы» из реалий рассказа об убиении Андрея Боголюбского была соз­дана легенда об убиении московского князя Даниила Ивановича, пре­вращённого при этом в суздальца. Даниил Московский был причтён к лику святых, что и породило легенды о его вымышленных мучениях. Красивые дети убитого боярина Кучка Стефана Ивановича пригляну­лись Даниловой княгине Улите Юрьевне. Объятая женской похотью княгиня стала с ними сожительствовать, а затем подбила их убить не­любимого мужа. (44, 200)

У Андрея Боголюбского известно две жены. Считается, что от дочери Кучко он имел четверых сыновей и двух дочерей. Самым младшим из них был Глеб, родившийся в 1155 году и скончавшийся 20 июня 1175 года. (14, 226) Казнь одного из Кучковичей Андреем Боголюбским и заговор против него подозрительно близки времени кончины Глеба. Похоже, что казнённый был причастен к смерти молодого Андреевича. В 1175 году 20 июня было пятницей, судным днём. Глеб мог погибнуть в судебном поединке из-за конфликта с Кучковичем.

Времени, прошедшего после брака с Кучковной до рождения Глеба, недостаточно, чтобы появилось шестеро детей. Старший из Андреевичей Изяслав был участником событий 1159 года и родился не позднее 1141-го, следующий Мстислав упоминается под 1165 годом и родился не позднее 1047-го. (14, 402) Их сестра Ростислава вышла замуж за князя Святосла­ва Владимировича в 1159 году и родилась не позднее 1141-го. (14, 569) Андрею на момент свадьбы было 34 года, и Кучковна не была его первой женой. Старшие его дети были от предыдущего брака.

Появление третьей жены означает, что вскоре после рождения Глеба Кучковна умерла. Третья жена была то ли болгаркой, то есть волжской булгаркой, то ли ясыней, то есть осетинкой. От неё был сын Юрий, кото­рый весной 1172 года стал новгородским князем. (14, 630) Юрий родил­ся не позднее 1154 года. Будучи изгнанным из Руси, он оказался на Кав­казе и женился на знаменитой грузинской царице Тамаре.

В заговоре против Андрея участвовала третья жена, которую в сказа­ниях ошибочно объявили Кучковной. Эта молодая Улита Юрьевна стала сожительствовать с человеком из окружения князя. О том, что Улита не была дочерью Степана Кучко, свидетельствует её отчество и мнение пи­сателя о её сожительстве с Кучковичами.

Заговорщиков возглавил зять Кучковых. У Степана Ивановича была только одна дочь, так что женой Петра была дочь одного из Кучковичей. Любовником Улиты был Пётр, поэтому, несмотря на свою молодость, он был вожаком заговорщиков. Участие в заговоре осетина Анбала означает, что Улита была осетинкой, и в число заговорщиков вошёл её доверенный человек из родственников. Женитьбе Юрия и Тамары способствовало полуосетинское происхождение жениха. Убийцы Анд­рея и Улита Юрьевна были казнены Михаилом Юрьевичем, младшим братом Андрея, в 1176 году. Мнение о болгарском происхождение Ули­ты следует связать с реликтом сведений о первой жене Андрея — знат­ной булгарке.

Согласно сказанию, Кучко принял смерть 17 марта 6797 (1289) года. (44, 208) Год недостоверен, но мартовская дата соответствует историче­ской обстановке. В марте 1147 года Святослав Ольгович разорял смолен­ские земли, а Юрий Долгорукий — новгородские.

Кучко был казнён в понедельник 17 марта. Если бы его обвиняли в измене, то состоялось бы судебное разбирательство и казнь произошла бы в пятницу, когда шли суды. Свадьба Андрея и Кучковны была не ра­нее четверга 20 марта и не позднее четверга 3 апреля. После свадьбы Юрий занимался строительством города, так что для свадьбы более подходит март. В этом году Великий пост начинался 3 марта и продол­жался до 19 апреля, и все события, включая пир, происходили во время поста. Юрий не отличался особой набожностью.

После пира с князьями Юрий вернулся в Суздаль. На строительство Москвы у него было мало времени. В сказании сообщается о ещё одном его строительстве города — летнем. Город был построен с помощью владимир­цев, суздальцев и ростовцев. Юрий 27 июня 6799 (1291) года освятил в нём деревянную церковь Благовещения и назвал город Москвой. (44, 244) Воскресеньем 27 июня было в 1148, 1154 годах. В 1154 году Юрий находил­ся на юге, строительство велось в 1148 году. Освящение церкви и именова­ние города означает, что 27 июня было отмечено рождение нового города, посвящённого Благовещению. Именины города справлялись 25 марта.

В Тверской летописи в статье 6664 года есть запись:

«Того же лета князь великий Юрий Володимерич заложи град Москву, на усть[е] ниже Неглинны, выше реки Яузы». (47, 225)

Москву Юрий не мог строить в 1156 году, так как в это время нахо­дился в Киеве. Строительство шло ранее. В Тверскую летопись попал рассказ с омоложенной датой. Примирить известия можно предположе­нием о влиянии «эры -5516 года», из-за которого дата в Тверской лето­писи «всплыла» на восемь лет.

В считанные дни весеннего пребывания 1147 года Юрий мог постро­ить разве что усадьбу для проживания во время посещения вдовы Кучко. Крупное строительство между реками Неглинной и Яузой близ устья Неглинной с привлечением мастеров из разных городов Ростово­Суздальского княжества началось в зиму 1147/1148 годов и завершилось летом. В результате этого строительства на Боровицом холме был по­строен первый московский Кремль. Населённое место Москва преврати­лось в град Москву.

Татищев нашёл в одном из «Хронографов» ещё одну дату москов­ского строительства — 1151 год. Этот год примечателен тем, что пре­стольный праздник главной церкви города — Благовещение — был вос­кресным как раз в 1151 году. В знаменательный для Москвы праздник она была украшена новыми постройками.

Праздник Благовещения связан с мотивами рождения ребёнка. Его вы­бор в качестве культа города следует связать с появлением у Андрея и Куч­ковны первенца в декабре 1147 года. В сказании говорится о том, что Юрий Долгорукий был восприят, то есть восприят от купели — крещён — в 6664 (1156) году. (44, 197) Юрий родился значительно раньше. Год со­впадает со сбитой датой строительства Москвы в 1148 календарном году.

Строительство города на месте родового гнезда Кучковичей было свя­зано с декабрьским рождением и крещением ребёнка, датированным по осенней «эре ‒5516 года». Новорождённым следует признать Глеба, рождение которого по церковным источникам только на год разнится от сбитой даты рождения первенца Кучковны.

У Андрея Боголюбского был сын Роман, единственное упоминание о котором Татищев приводит в статье 1169 года. Роман был послан отцом в Новгород, прибыл туда на княжение 14 апреля и был принят горожана­ми «с честию великою». (58, 89) Приезд был приурочен к Пасхе, которая справлялась в этом году 20 апреля. На Пасху Романа поставили новгород­ским князем. Роман родился не позднее 1151 года и по возрасту был бли­зок Глебу.

Глеб Андреевич летописцам неизвестен. Во владимирском Успенском соборе сохранились его мощи и рака с надписью, согласно которой он скончался 20 июня 1175 года. (14, 226) Имена Роман и Глеб принадлежа­ли святым братьям Борису-Роману и Глебу-Давиду.

Судя по молодости и принадлежности имён к культу святых Бориса и Глеба, Роман Андреевич тождественен Глебу Андреевичу. Исходя из времени свадьбы родился он 20 декабря 1147 года. Ближайшая память одноимённого святого отмечается 29 января в честь Романа Самосатского. Младенцу подбирали одноимённого со св. Борисом-Романом святого.

Кучко на месте позднейшей Москвы имел сёла и усадьбу, а его имя оказалось тесно связанным с построенным городом. В Ипатьевской ле­тописи в статье 6684 (1176) года есть фраза: «...идоша с ним до Кучкова рекше до Москвы». (19, 600) Для автора фразы Кучково было более из­вестным названием, нежели Москва.

Степан Иванович Кучко был из рода суздальских тысяцких, то есть принадлежал к потомкам Симона Варяга. Он женился не позднее 1128 го­да и был младшим современником Георгия Симоновича. Судя по отчеству

Степана, у Георгия был младший брат Иван. Он ничем не прославился и в источниках не упоминается. Род Симона Варяга стал разветвлённым, и каз­ни 1176 года не привели к его истреблению. Кучко был праправнуком Ярослава Мудрого и троюродным племянником Юрия Долгорукого, что объясняет свадьбу Андрея и боярской дочери. Обычно князья женились на Рюриковнах либо на иноземных княжнах и принцессах.

После убийства Кучко должность суздальского тысяцкого перешла к потомкам Георгия Симоновича, скорее всего, к одному из сыновей Дми­трия Георгиевича. Держать в Суздале вдову Кучко, причастную к гибели мужа, было неудобно.

Москва отошла к владениям Андрея Боголюбского в качестве при­данного жены. Он взял на себя заботу о семействе убитого Кучко. Строи­тельство Москвы шло под предлогом возведения резиденции для Андрея и вначале служило Юрию прикрытием для встреч с жившей здесь вдовой Кучко. В сказании прямо говорится о том, что Юрий в честь сына назвал город Китаем. (44, 197‒198) Мать Андрея была половчанкой, и вновь по­строенный град в 1148 году был назван по его половецкому имени, но это название закрепилось только за посадом. На град перешло бытовавшее здесь более древнее название Москва.

Строительство Москвы шло в эпоху строительства городов в Ростово­Суздальском княжестве. В 1151 году был расширен Владимир-Залесский, в 1152-м перенесён Переяславль-Залесский, в 1152-м основан Юрьев-Польский, в 1154-м — Дмитров.

Кучко имел владения в разных местах. В XIV веке в Суздальской земле упоминается волость «Кучка». (23, 17) Однако Юрий выбрал для по­селения его вдовы и детей самое дальнее их владение. Усадьбу Кучко свя­зывают с историческим местом Кучково поле, находившимся в районе улицы Лубянки и Сретенских ворот. Она отстояла от места первоначаль­ного строительства Москвы на Боровицком холме в устье Неглинной. В народе новый город воспринимали как резиденцию поселённого здесь рода Кучковых и называли его Кучково. Название Москва возобладало после того, как этот род пресёкся после казней.

Андрей был много старше Кучковны, и, чтобы скрепить отношения с родом своей любовницы, Юрий мог женить более младшего сына, но он женил наследника. В этом можно усмотреть косвенное свидетельство существования в Суздале культа преподобного Симона Варяга. Юрий хотел, чтобы его старшие наследники приобщились к благословению св. Феодосия. Благословение проявилось на Глебе-Романе, сыне Андрея и Кучковны. Он был прославлен в качестве владимирского чудотворца. Память его отмечается 20 июня. (14, 226)

В Суздале археологами была раскопана боярская усадьба со сканди­навскими вещами и северными чертами в домостроительстве. В одном из зданий была найдена литейная форма для изготовления подвесок с руни­ческой надписью «этот Олафов» и изображениями Одина и воронов. Гибель усадьбы связывают с пожаром 1096 года, но в ней хранились бо­лее ранние предметы, в частности монета 1031‒1051 годов. (27, 266) Увлекавшимся кузнечным ремеслом был проживавший в Суздале Олав Святой, так что литейная форма, скорее всего, принадлежала ему.

В Суздале найдены серебряные западноевропейские денарии 1031‒1051 и 1054‒1076 годов. Их появление связывают с варягами из дружи­ны Георгия Симоновича. На самом деле Георгий жил в Суздале в более позднее время. Денарии выдают присутствие в городе варягов в середи­не — второй половине XI века.

Наряду с Ладогой постоянным местом для размещения варягов в XI‒XII веках было Ростово-Суздальское княжество, особенно Суздаль. Скандинавское имя было у жившего в Ростове в эпоху крещения Руси богатыря Фрелава. (11, 183) Он наряду со своим братом Претичем был наместником Владимира Святого в этом княжестве. Вторая часть назва­ния Суздаль в скандинавских языках обозначает долину. В район Суздаля проникла какая-то ранняя группа скандинавов или даже ещё готов. На­личие потомков германоязычного населения и стало одной из причин поселения здесь служилых варягов.