Только после тяжёлой травмы костей правой голении коленного сустава (быть может, также в одно из многочисленных сражений, в которых он принимал активное участие) Ярослав принуждён был превратиться из князя-воина в князя-строителя». (23, 56)
Строительной деятельностью Ярослав начал заниматься значительно раньше 1045 года. Роскошный для того времени каменный дворец в Новгороде был им построен в 1020 году, а киевский Софийский собор, самый большой каменный храм на Руси домонгольского времени, — в 1039 году. В период ростовского княжения Ярослав основывает Ярославль, в 1032 году — город Юрьев в земле чуди и Юрьевский монастырь в Новгороде, в 1033 году — крепости по реке Роси.
Строительство, включая каменные сооружения, в Киеве и других городах велось и после 1045 года. Но Ярослава следует называть скорее не строителем, а устроителем. Он занимался государственным строительством, создавая из Руси передовую державу того времени.
Ярослав вышел победителем из многолетней борьбы за власть со своими братьями. Чтобы укрепить восстановленное единство страны, Ярослав продолжил начатое его отцом распространение православия, способного преодолеть центробежные силы в пёстром по своему этническому и племенному составу государстве. В его правление устраиваются школы, развиваются книгописание, церковное и гражданское законодательство.
В Тверской летописи в статье 6542 года Ярославу дана такая характеристика:
«Бяше же Ярослав хромоног, но умом совершен и храбор на рати, и христиан, чтяшы сам книгы». (22, 147)
Здесь из-за сокращений от обычной характеристики князя как человека, по-доброму относящегося к окружающим, осталось только слово «христиан». Слова о любви к своим боярам и другим близким людям были опущены. В качестве присущих Ярославу качеств отмечены его ум и грамотность. Умение самостоятельно читать церковные книги в ту эпоху было весьма редким качеством за пределами монашества и церковного причта, что и было подчёркнуто летописцем.
Перед своей кончиной Ярослав составил завещание. Радзивиловская летопись:
«В лето 6562. Преставися великыи князь рускыи Ярослав. Еще жыву сущу ему, наряди сыны своя, рек им: «Се яз отхожю света сего, сынове мои, имеите в собе любовь понеже вы есте братья единого отца и матери. Да аще будете в любви межы собою, Бог будет в вас и покорит вы продтивныя под вы. И будете мирно живуще. Аще ли будете ненавистно живуща, в прях которающеся, то погинете сами и землю отец своих и дед своих, иже налезоша трудом своим великим, но пребываите мирно, брат брата послушающе. Се же поручаю в себе место стол сыну своему и брату вашему Изяславу Киев, сего послушаите, яко же послушасте мене, да и тои вы будет в мене место, а Святославу — Чернигов, а Всеволоду — Переяславль, а Вячеславу — Смоленск»». (21, 69)
Завещание, составленное в форме поучения, предотвратило междоусобицу между Ярославичами. Только спустя много лет они преступили заповеди отца. Завещание было не только юридическим документом. Перед нами выдающийся памятник красноречия, написанный на основе православных ценностей. Ярослав призывает сыновей к единению, не только заботясь об их благе, но и беспокоясь за судьбу страны, которую созидали великими трудами он сам и поколения его предков. Продолжателем в этом жанре стал внук Ярослава Владимир Мономах, написавший своё знаменитое «Поучение».
Предсмертные мысли Ярослава записал и литературно обработал, скорее всего, опытный писатель Иларион, который в качестве киевского митрополита находился при тяжелобольном правителе. Но основное содержание завещания-поучения было продиктовано Ярославом.
Ярослав являл пример христианского благочестия до самой своей кончины. Летописец записал:
«Самому же (Ярославу Мудрому. — В. Т.) болну сущу, и пришедшю к Вышеграду, и разболеся велми». (21, 69)
В Вышгород тяжелобольной правитель поехал поклониться мощам своих святых братьев Бориса и Глеба, почитание которых он прививал в своей державе.
В паремейном чтении о Борисе и Глебе Ярослав сравнивается с библейским Авраамом:
«Слышав Ярослав яко отец ему умре… И собра Ярослав варяг 6000, а прочих вои 30 тысящ, поиде на Святополка, восприим Аврамлю доблесть. Слышав бо Авраам, яко пленен бысть Лот, сыновец его, и собра люди своя 300 и 18 и поиде до Дана в след их… Тако и сии Ярослав, новыи Аврам, поиде на Святополка». (31, 73)
Автор восхваляет воинскую доблесть Ярослава и Авраама. Но Авраам не был библейским символом воителя. Скорее, на эту роль могут претендовать Иисус Навин, Давид, Самсон, братья Маккавеи. Авраам же был знаменит тем, что заключил завет с Богом. Автор не решился выразить свою мысль прямо, но, обращаясь к искушённой аудитории, перекличкой образов дал понять, что и Ярослав заключил завет с Богом и этим положил начало богоизбранности своего народа.
Б. А. Успенский так охарактеризовал древнерусские паремейные чтения:
«Паремейные чтения объединялись в книгу, называемую «Паремейником» или «Паримейником». Паремейник вообще представляет собой сборник чтений из Св. Писания, почти исключительно ветхозаветных… Что касается чтений новозаветных, то они в паремейниках встречаются крайне редко — как правило, только на праздники апостолам…
Наряду с библейскими текстами русские паремейники, а также другие богослужебные книги, включающие в себя паремейные чтения, содержат особые небиблейские чтения о Борисе и Глебе… Таким образом, в корпус библейских книг (по преимуществу ветхозаветных чтений) неожиданным образом оказываются включёнными тексты, посвящённые вполне конкретным событиям русской истории… Чтения о Борисе и Глебе — это единственные паремейные чтения, которые не восходят к Библии». (31, 6–13)
Более ярко недоумение по поводу проникновения в библейский цитатник рассказов о русских святых выразил Д. И. Абрамович:
«Происхождение паримийных чтений (о Борисе и Глебе. — В. Т.) чрезвычайно загадочно. Паримии не из библейских книг — нечто беспримерное в истории нашей богослужебной практики. Вероятно, эти чтения были составлены не с целью строго богослужебного употребления и в богослужебные книги (Минею и Паримийник) попали каким-нибудь случайным образом или по недоразумению». (31, 13–14)
Столь поразившие учёных тексты имеют смысловые и фразеологические совпадения с творениями Илариона. Они близки к летописным текстам, восходящим к Илариону или составленным на основе его сочинений. Но самое главное, основные идеи паремейных чтений о святости русских людей и начале новой православной эпохи русской жизни совпадают с основной направленностью сочинений Илариона. Только личность такого масштаба, как первый русский митрополит, могла приравнять Бориса, Глеба и их родственников к ветхозаветным праведникам. И только авторитет Илариона мог закрепить эту новую точку зрения в церковной литературе, внедрить в повседневную обрядовую практику. Тексты о Борисе и Глебе, включённые в состав летописей и церковных книг, восходят к записям Илариона или составлены по мотивам его сочинений.
Во второй редакции «Слова о законе и благодати» Илариона венчающим повествование событием является строительство Софийского собора. Ярослав объявлен продолжателем дела Владимира:
«Не рушаща твоих устав, но утвержающа зело, ни умаляюща твоему благоверию положения, но паче прилагающа, не казяща, но учиняюща, иже недокончаная твою накончяваема, акы Соломон Давида». (17, 156)
Сопоставление Владимира с Давидом, а Ярослава с Соломоном ведёт нас к библейским временам:
«И послал также и Соломон к Хираму сказать:
- Ты знаешь, что Давид, отец мой, не мог построить дом имени Господа, Бога своего, по причине войн с окрестными народами, доколе Господь не покорил их под стопы ног его. Ныне же Господь, Бог мой, даровал мне покой отовсюду: нет противника и нет более препон. И вот, я намерен построить дом имени Господа, Бога моего, как сказал Господь отцу моему Давиду, говоря: «Сын твой, которого Я посажу вместо тебя на престоле твоем, он построит дом имени Моему». Итак, прикажи нарубить для меня кедров с Ливана…
И построил Соломон храм, и кончил его». (1, 364–365)
Владимир Святой, построив Десятинную церковь, воздвиг дом для Богородицы, но не завершил святого дела — не построил дом для Господа. Ярослав справился с этой задачей. Построив Софийский собор, Ярослав Мудрый уподобился строителю иерусалимского Храма Господня Соломону, считавшемуся мудрейшим из всех ветхозаветных персонажей.
Софийский собор первоначально был сооружён в честь Христа и всей Троицы. Значение киевского святилища было такое же, как и у Храма Господня в ветхозаветном Иерусалиме. Вторая редакция «Слова» была составлена под впечатлением от этого знаменательного события. Софийский собор был главным храмом Константинополя. Но, создавая одноимённый собор, Ярослав уподоблял Киев как столице Византийской империи, так и Иерусалиму.
Софийский культ был унаследован от традиций, заложенных при основании Константинополя. Константин Великий сделал главной покровительницей города Тихе, античную богиню судьбы. Это был компромисс, так как население новой столицы было смешанным и наряду с христианами в ней проживали язычники. Для язычников храм Тихе был традиционным. Привыкшие же в эпоху гонений к иносказаниям христиане воспринимали его как символическое обозначение христианского Логоса — Духа Святого.
На мозаиках киевского Софийского собора Богородица представлена с веретеном в руках. Русы эпохи двоеверия узнавали в этом образе стародавнюю пряху — славянскую богиню судьбы Макошь. Синтез священных мотивов разных культур позволил запечатлеть на стенах собора целую энциклопедию религиозных знаний. Ярослав, живо интересовавшийся церковными писаниями, несомненно, принимал участие в формировании росписей, отражавших религиозные искания его современников.
В летописном «Слове о распространении веры» Иларион говорил:
«Мудрость бо велика есть, яко же Соломон похваляа, глаголаше: «Аз премудрость, вселих свет и разум, и смысл, моя крепость, мною цари царствуют и силние пишют правду. Мною велеможи величаются, и учители (в тексте искажённое «мучители». — В. Т.) держат землю. Аз любящая мя люблю, ищущи мене обрящют». Аще бо поищеши в книгах мудрость прилежно, то обрящут великую ползю души своеи. Иже бо книгы чтет часто, то беседует с Богом или со святыми мужи. И почитая пророческыя беседы и еуангнлская учения, и апостольская, и житья святых отец, восприемлет душа великую ползу». (21, 66)
Здесь отображена ещё одна общая для Соломона и Ярослава черта. Как раз Ярослава считали прилежным книгочеем, чему способствовал его малоподвижный образ жизни на склоне лет. Так что Иларион и здесь уподобляет киевского покровителя книжных знаний Соломону. Чтение книг позволяло Ярославу постигать божественные истины и достигать вершин премудрости, ранее доступных только Соломону.
В какой-то мере Иларион следовал византийской традиции. Так, византийские императоры во время приёмов иностранных послов восседали на троне Соломона. (15, 43) Этим подчёркивалась преемственность ветхозаветной и византийской мудрости государственного управления.
«Sofia» переводится с греческого как «мудрость, знание, разумение». (2, 1143) Ярослав был последователем Соломона и в качестве строителя Cофийского собора, и в качестве любителя книжной софии-премудрости. В этой перекличке образов сам собор выступает в качестве памятника Ярославу и книжным знаниям. Не случайно на стене Софийского собора была ныне утраченная фреска, на которой Ярослав подносил Владимиру Святому модель этого храма. (26, табл. VI).
Иларион взял цитату Соломона из его библейских притч:
«Я, премудрость, обитаю с разумом, и ищу рассудительного знания. Страх Господень — ненавидеть зло. Гордость, и высокомерие, и злой путь, и коварные уста я ненавижу. У меня совет и правда; я — разум, у меня сила.
Мною цари царствуют и повелители узаконяют правду. Мною начальствуют начальники и вельможи и все судьи земли. Любящих меня я люблю, и ищущие меня найдут меня. Богатство и слава у меня, сокровище не погибающее и правда…
Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони. От века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда ещё не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою». (1, 646)
Соломон в своих рассуждениях опирался на образ Духа Божьего из Книги Бытия, который в начале времён летал над бездной с ещё неразделёнными водами и землей. В новозаветной традиции образы Духа Божьего и изначальной премудрости под пером Иоанна Богослова превратились в Слово:
«В начале было Слово, и Слово было у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть». (1, 100)
Слово-Логос, Дух Божий, Премудрость Божия — определения второго члена Троицы. Поклонниками Иоанна Богослова были старорусские христиане. Так что в какой-то мере, славословя мудрость во всех её проявлениях, Иларион опирался на наследие своих старорусских предшественников.
В «Слове о законе и благодати» порицаются стародавние иудеи, побивающие камнями своих пророков. Прославляются же постоянно новые христианские народы, из которых по имени названы только русы. Греков и римлян, принявших христианство за много веков до этого, к новым народам причислить было затруднительно. Автор напрямую ничего не говорит о превосходстве русов над «старыми» христианскими народами, но из всего построения его текста данный вывод сам собой напрашивается. Иларион обращается к читателям:
«Ветхая мимо идоша и новая вам возвещаю: поите Богу песнь нову и славимо есть имя его от конец земли». (17, 83)
Он опускает всю тысячелетнюю христианскую историю, непосредственно стыкуя эпоху крещения Руси с ветхозаветным периодом. Время ветхого завета Бога с иудеями сменилось новым заветом с новообращённым русским народом, живущим на краю земли.
В летописном «Слове» Иларион писал:
«Яко же се некто землю разорит, другыи же насеет, а инии пожнут и ядят пищу неоскудну, тако и сеи.
Отец бо его Володимир землю разоряя умягчи, рекше крещением просветив. Сеи (Ярослав Мудрый. — В. Т.) же насея книжными словесы сердце верных людеи, а мы пожынаем, учение приемлюще книжное.
Велика бывает полза от учения книжнаго. Книгами бо кажем и учими есми пути покаянию и мудрость бо обретаем и воздержание от словес книжных. Се бо реки суть, напаяюще вселенную, се бо суть исходиша милости; книгам бо есть неисточна глубина, сими бо во печали утешаеми есми; сии суть узда воздержанию». (21, 65–66)
Владимир Святой крещением предуготовил почву для распространения православия. Новый истинно христианский народ на Руси появился уже в последующих поколениях благодаря просветительской деятельности Ярослава, второго Соломона.
Создание храма и взращивание боголюбивых поколений позволило Ярославу уподобиться Аврааму — заключить личный завет с Богом и превратить возглавляемый им народ в богоизбранный. Такая роль правителя Руси обусловила признание Иларионом его прижизненной святости. Но Иларион следовал уже сложившейся традиции. Хотя и «под вуалью» иных святых, но со стен собора Ярослав представал зрителям с нимбом вокруг головы. Роспись же собора должна была закончиться в течение нескольких лет после его освящения в 1039 году, задолго до обретения Иларионом власти над собором. Одобрение на замаскированное прославление Ярослава в качестве святого дал митрополит Феопемпт.
Мысль о прямой передаче новозаветной традиции в русские руки соседствует с более историчным признанием посредничества Византии:
«Он (Константин Великий. — В. Т.) с материю своею Еленою крест от Иерусалима принесша, по всему миру своему раславьша, веру утвердиста. Ты (Владимир. — В. Т.) же с бабою твоею Ольгою принесша крест от Новааго Иерусалима Константина града по всеи земли своеи поставивша, утвердиста веру». (17, 97)
Святые равноапостольные Константин и Елена принесли Крест Господень из Иерусалима и этим превратили Константинополь в новый Иерусалим, Владимир и Ольга-Елена повторили их деяния, принеся Крест из нового Иерусалима на Русь и сделав её столицу равноправной наследницей ветхого Иерусалима — ещё одним новым Иерусалимом. Сообразно основной мысли об особом благочестии русского христианства в силу его новизны Киев, ставший новым Иерусалимом, по воссиявшей в нём святости превосходил более «ветхий» Константинополь.
После захвата Константинополя турками и падения авторитета константинопольских патриархов московский патриарх Никон в соответствии с концепцией Илариона уже открыто провозгласил Русь подлинным новым Иерусалимом и пытался закрепить это положение строительством Новоиерусалимского монастыря. Мысли Илариона о святости русского народа нашли развитие при формировании образа Святой Руси.
В светской версии концепция Илариона о перемещении сакрального центра мира на Русь была озвучена псковским старцем Филофеем в его провозглашении Москвы третьим Римом — последним и вечным наследником двух предшествующих мировых империй — Римской и Византийской.
Спиридон приводит список регалий мировых правителей. После гибели Юлия Цезаря сподвижники венчали Августа на римское царство:
«И облекоста и в одежю царя Сеостра, началного царя Египту, в порфиру и виссон, и препоясоста и поясом фелрмидом, и возложиста на главу ему митру царя Пора индийскаго, юже принесе Александр Македон от Индиа, и приодешя и по плещам окровницею царя Филикса, владущаго вселенною, сделанною от самбукия». (9, 161)
Носимый на плечах наряд соответствует бармам, митра — короне. Дары Мономаха здесь представлены как наследие знаменитых мировых владык.
У Спиридона в описании возведения Августа на римский престол читаем:
«И радостне вси воскликнушя велиим гласом: «Радуйся, Августе, царю римский всея вселенныя!» (9, 161)
Здесь вселенские мотивы озвучены прямо. Кубок Августа и другие регалии были символами мирового господства. Эта идеология сложилась в Византии, а затем перекочевала на Русь.
Восточные мотивы в «Послании» Спиридона можно продолжить. Мать Александра Македонского показана дочерью эфиопского царя Фола. В честь её дочери Антии от второго брака с Визом был назван город Византий, предшественник Константинополя. (9, 160) Спиридон:
«Августже начят ряд покладати на вселеную. Постави брата своего Патрикиа царя Египту; и Августалиа, брата своего, Александрии властодержца постави; и Киринея Сирии властодержца положи; и Ирода Антипатрова от Аманит за многие дары и почтениа постави царя еврейска в Ерусалиме; а Асию всю поручи Евлагерду, сроднику своему». (9, 161–162)
Под Евлагердом угадывается последний правитель Сасанидского Ирана Иездигерд III, правивший в 633–651 годах и погибший во время арабского нашествия. Фантастические генеалогии создавались для идеологического оправдания права Византии на владение спорными землями. Византийские императоры считали себя наследниками Римской империи. Посредством же связи Августа с египетским правящим домом и Сасанидами Византия претендовала на земли, входившие в состав их держав и захваченные арабами. Завоевания Сесостриса, по Геродоту, доходили до Малой Азии. Переносчиком восточных сказаний на Русь следует признать Ефрема.
В своём завещании Ярослав предстаёт глубоко религиозным человеком, поэтому его государственное строительство было неразрывно связано с созданием национальной русской церкви. В этом деле он нашёл помощников в лице митрополитов Иоанна, Феопемпта и Илариона. Ярослав, проведя избрание киевского митрополита на основе древних церковных правил, фактически превратил Русскую церковь в автокефальную — независимую от константинопольского патриарха.
Способствуя прославлению своих святых родственников и предков, Ярослав заложил прочные духовные основы русского православия, на котором позднее было построено здание Святой Руси. Только в эпоху Ивана IV Грозного, когда была осуществлена массовая канонизация русских святых, активно велась подготовка к введению патриаршества, удалось приблизиться к достигнутым при Ярославе высотам церковного строительства. Создание старцем Филофеем концепции о вселенском первенстве Московского государства стало достойным продолжением идейного наследия эпохи Ярослава Мудрого.
Список использованной литературы
1. Библия. М., 1968.
2. Вейсман А. Д. Греческо-русский словарь. М., 1991.
3. Вершинский Д. Месяцеслов православно-кафолической Восточной церкви. СПб., 1856.
4. Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI–XIV вв. Вып. 1. К., 1966.
5. Герасимов М. М. Опыт реконструкции физического облика Ярослава Мудрого // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры. Т. VII. М.; Л., 1940.
6. Гинзбург В. В. Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Анны и Ингигерд // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры. Т. VII. М.; Л., 1940.
7. Грицков В. В. Крещение Руси. М., 2009.
8. Грицков В. В. Русские письмена. Ч. 3. Кириллица // Киммерийский центр. Вып. 14. М., 1994.
9. Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955.
10. Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1998.
11. Карамзин Н. М. История государства Российского. Кн. I. Т. 1–4. М., 1988.
12. Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. Минск, 2007.
13. Куник А. А. Известны ли нам год и день смерти великого князя Ярослава Владимировича? СПб., 1896.
14. Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 1. М., 1997.
15. Литаврин Г. Г. Путешествие русской княгини Ольги в Константинополь. Проблема источников // Византийский временник. Т. 42. М., 1981.
16. Мифы народов мира. Т. 1. М., 1980.
17. Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Илариона. К., 1984.
18. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. Т. 3. М., 2000.
19. Патриаршая, или Никоновская, летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 9. М., 2000.
20. Псковские летописи // Полное собрание русских летописей. Т. 5. Вып. 1. М., 2003.
21. Радзивиловская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 38. Л., 1989.
22. Рогожский летописец. Тверской сборник // Полное собрание русских летописей. Т. 15. М., 2000.
23. Рохлин Д. Г. Итоги анатомического и рентгенологического изучения скелета Ярослава Мудрого // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры. Т. VII. М.; Л., 1940.
24. Сергий. Полный месяцеслов Востока. Т. 2. М., 1997.
25. Слово о полку Игореве. М., 1985.
26. Смирнов Я. И. Рисунки Киева 1651 года по копиям их конца XVIII века. М., 1908.
27. Собор святоi Софii в Киевi. К., 2001.
28. Софийская первая летопись старшего извода // Полное собрание русских летописей. Т. 6. Вып. 1. М., 2000.
29. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 2–3. М., 1995.
30. Типографская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 24. М., 2000.
31. Успенский Б. А. Борис и Глеб: Восприятие истории в Древней Руси. М., 2000.
32. Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Кн. 2. Повесть временных лет и древнейшие русские летописные своды. СПб., 2003.
33. Шляков Н. Восемьсот лет со дня кончины великого князя Ярослава Мудрого // Журнал Министерства народного просвещения. Июнь. СПб., 1907.