В исторических источниках первые сведения об этих местах встречаются в писцовых книгах 1627 г., где поместье значится за Иваном Федоровичем Леонтьевым. Состояло оно тогда из деревни Лукино на реке Сетуни «Московского уезду Сетуньского стану». Через двадцать лет во владение Ивана Федоровича входило не только село, но и деревня Измалково. В те далекие времена небольшая деревня Измалково расположилась на речке Переделке, притоке Сетуни.

Владелец поместья Иван Федорович Леонтьев был стольником, воеводою, царским ловчим и «верным другом» царя Михаила Федоровича. Впоследствии имение из поместья перешло в вотчину семьи Леонтьевых. После Ивана Федоровича имением владел его сын Федор, а за ним его внуки — братья Павел и Василий. Правда, уже на рубеже XVII-XVIII вв. единственным владельцем значится Василий Федорович Леонтьев. В апреле 1725 г. имение перешло к вдове Василия Федоровича — Ирине Александровне, урожденной Ляпуновой. Последней же владелицей вотчины из рода Леонтьевых стала Татьяна Федоровна — внучка Ивана Федоровича и жена князя Василия Васильевича Щербатова.

В 1729 г. имение приобрел князь Михаил Владимирович Долгоруков, который отдал его своей дочери Аграфене. При ней в 1757 г. в Измалкове была возведена каменная церковь Дмитрия Ростовского.

Через тридцать лет, в 1786 г., село Измалково являлось уже владением девицы Анны, дочери секунд-майора Василия Лаврентьевича Петрово-Соловово. При Анне Васильевне имение состояло из деревни Измалково, усадьбы Измалково, названной селом по стоявшему здесь храму, и деревни Передельцы. В селе, а вернее в усадьбе, кроме церкви, располагался господский дом и при нем регулярный сад с плодовитыми деревьями.

Летом 1829 г. в усадьбе Измалково впервые появляется семья Самариных. Вот как они излагали историю своего рода: «…предки известны с конца XIII столетия, когда они пришли в Москву из Галиции на службу к князю Ивану Калите. Позднее, при великом князе Дмитрии Донском, один из них, боярин Иван Родионович Квашня, сражался в битве на Куликовом поле во главе Костромского полка. От внука его, Степана Самары, произошли семьи Самариных и Квашниных-Самариных. Потомкам этого рода пришлось испытать гонения при Иване Грозном, тяжелое Смутное время. В самом начале XVII века Самарины … были перемещены из разоренного Смоленска в Ярославские земли. Как и все дворяне, они несли в те времена пожизненную службу Московскому государству. Имена их встречаются в Дворцовых Разрядах и других исторических документах»[i]. Действительно, сведения о Самариных можно найти в различных источниках. Представитель этой семьи, Михаил Михайлович Самарин, был сенатором первого состава Сената, его сын, Николай Михайлович, — прокурором Государственной Комерц-коллегии при Елизавете Петровне. Именно с этой ветвью рода связано имя славянофила Юрия Федоровича Самарина.

В то знаменательное лето, когда Самарины впервые приехали в Измалково, Федор Васильевич Самарин арендовал усадьбу на весь сезон для своей семьи. К тому времени он был действительным статским советником, шталмейстером Двора императрицы Марии Федоровны. Родился же Федор Васильевич в 1784 г. и, получив домашнее воспитание, поступил на службу в гвардию и стал участником не одной военной кампании, а с 1817 г. находился на гражданской службе. Но его дипломатическая карьера была прервана в апреле 1818 г. женитьбой на очаровательной девушке по имени Софья — дочери поэта Юрия Александровича Нелединского-Мелецкого.

Возможно, именно с поселением в Измалкове семьи Самариных тут появился удивительный «дух», и эта местность стала на долгие годы связана с русской литературой. Ведь несмотря на то, что в семье не было литераторов, в ближайшем родстве их было огромное количество. Сам Федор Васильевич Самарин принадлежал не только к старинному дворянскому роду по отцу, но и мать его, Марья Васильевна, была из не менее древнего рода князей Мещерских. Интересно, что из ближайших потомков ее отца, князя Василия Ивановича Мещерского, было 7 литераторов. Женой князя Мещерского и матерью Марьи Васильевны была Наталья Андреевна Матвеева, отец и дед которой оставили несколько сочинений по истории, а в родстве с ней состояли поэт Иван Козлов и семья Барятинских. Софья Юрьевна Самарина была дочерью Юрия Александровича Нелединского-Мелецкого и Екатерины Николаевны, урожденной Хованской. Юрий Александрович был известным поэтом и в его доме бывали: баснописец и его ближайший друг Иван Андреевич Крылов, писатель Михаил Матвеевич Херасков, поэт Иван Иванович Дмитриев, историк Николай Михайлович Карамзин и многие другие видные деятели того времени. Получается, что и Федор Васильевич, и Софья Юрьевна не были людьми далекими от литературы, а знали ее и впитывали с самого раннего детства…

После свадьбы, Самарины жили в Петербурге, но в 1826 г. они перебираются в Москву. Выйдя незадолго до этого в отставку, Федор Васильевич принял решение полностью посвятить себя воспитанию детей.

Первый ребенок Федора Васильевича и Софьи Юрьевны появился на свет 21 апреля 1819 г., в день годовщины свадьбы родителей и был назван в честь деда-поэта Юрием. Он был одаренным мальчиком, и младшие дети всегда равнялись на него. Мария, появившаяся на свет через два года, также как и Юрий тянулась к знаниям, не зря о ней говорили как об одной из самых образованных женщин своего времени. К сожалению, трое последующих детей прожили совсем короткие жизни, Михаил — 24 года, Екатерина — 15 лет, а Александр не дожил и до 10 лет, но о них всех всегда с теплотой вспоминали в доме. Младшие братья Владимир, Николай, Петр, Дмитрий, равняясь на старшего брата и видя, как предан он своей работе, выбрали делом жизни служение Отечеству.

Но тогда, в 1829 г., дети были еще маленькие, а лето, проведенное в усадьбе, так запомнилось всей семье, что ровно через год Федор Васильевич решает купить Измалково с соседними деревнями, а также «с господским в селе Измалкове домом, со службами, со всею мебелью, садом, оранжереями, плодовитыми деревьями и цветами, и крестьянским всякого рода строением и их имуществом, с хлебом наличным на корню стоячим и вновь посеянным, со скотом рогатым и не рогатым, с лошадьми и со птицы, с пашенною и не пашенною садовою, огородною, огуменною удобною и неудобною землею с лесы, сенными покосы и со всеми угодьи, как означенных селеньях так и в пустошах…»[ii].

В семье Самариных сохранилось придание, что «будучи женихом, Федор Васильевич подарил своей невесте Софье… очень богатое ожерелье. В течение всего первого года их супружества Софье Юрьевне ни разу не привелось надеть на себя эту драгоценность, и она предложила своему мужу дать этому заветному подарку другой и более полезный для нее вид, купивши на цену ожерелья подмосковную деревню, и таким образом было приобретено Измалково»[iii].

Как ни странно, но самая скромная по своим размерам усадьба Измалково, а Федор Васильевич имел земельные владения в Самарской, Симбирской, Тульской и двух уездах Московской губерний, стала одним из самых любимых мест семьи.

Архитектурный ансамбль усадьбы начала складываться еще при прежних хозяевах, во второй половине XVIII в., но при Самариных, по всей видимости, был отстроен заново. Единственная постройка, воздвигнутая ранее и бережно сохранявшаяся Самариными — это церковь. В 1830 г., когда в Измалкове стали обживаться Самарины, двухэтажный деревянный усадебный дом в стиле ампир с двумя ризалитами, обращенными на юг, был еще совсем новый. Тогда и по прошествии времени в семье говорили, что это самый просторный, удобный и уютный дом. Северный фасад дома имел уложенную камнем террасу, над которой находилось главное украшение дома — большой открытый балкон, поддерживаемый шестью дорическими колоннами. С балкона открывался очаровательный вид на большой проточный пруд и деревню Измалково, которая размещалась на его противоположной стороне. Южная терраса, расположенная между ризалитами, не имела крыши и на лето затягивалась парусиной, а над самой террасой располагался узкий балкон-галерея. Здесь же подъезд и выход из гостиной на террасу украшали чугунные и мраморные львы. Слева от дома параллельно друг другу расположились два одноэтажных флигеля. Говорят, что в левом хозяева останавливались зимой, в правом была кухня и жил управляющий. Флигели сложены из рубленых бревен, а единственным их украшением по сей день являются двухколонные портики с лежащими над ними слуховыми окнами.

Усадебный парк вокруг дома был разбит еще в XVIII в. Обширный и включавший в свой ансамбль несколько прудов, он имел регулярную планировку, которую Самарины решили не менять. От северной стороны дома начинался луговой спуск к огромному проточному пруду, справа и слева к которому подступали лиственницы парка, образовывая высокие группы. Прудов в усадьбе было несколько: один проточный с маленькой пристанью, лодками и деревянной купальней и два копаных. Большой пруд ныне носит название Самаринский, а копаные пруды, к сожалению, не сохранились.

С южной стороны напротив дома был правильный круг, в котором было несколько клумб среди травы, окруженный обступившими его высокими деревьями, между которыми выделялись вершины лиственниц. Круг перед домом охватывали две дорожки, соединявшиеся против дома в короткую и широкую аллею выезда, между двух каменных столбов. Под прямым углом к западу от этой аллеи, параллельно южной границе парка, шла дубовая аллея. Это единственная аллея в парке, которую высадили Самарины еще при Федоре Васильевиче.

Прямая липовая аллея от восточной стороны круга вела к небольшой каменной церкви Елизаветинского времени, которая стояла справа от дома. Церковь, освященная в честь св. Дмитрия Ростовского, была построена в стиле позднего барокко с классической декорацией. Она не имела самостоятельного статуса и относилась к приходу храма Преображения Господня в Лукине. За церковью все пространство до восточной границы парка занимала большая липовая роща.

К сожалению, время и люди уничтожили первоначальную планировку не только парка, но и интерьеры самаринского дома. Дома, который был известен многим не только теплотой гостеприимства и уюта, но и огромной библиотекой, живописными и граверными работами.

По воспоминаниям известно, что господский дом в Измалкове был обставлен в стиле 30–40-х гг. XIX в. На нижнем этаже находились: большая зала-библиотека, две гостиные, буфет, передняя, девичья и жилые комнаты, на втором же этаже — два кабинета, библиотека, а также жилые комнаты и кладовая.

В библиотеке было собрано огромное количество книг. В семье приветствовалось знание иностранных языков, и книги собирались не только на русском, но и французском, немецком, английском языках. Николай Иванович Надеждин вспоминал, что самаринская библиотека состояла «преимущественно из французских книг, каких я в глаза не видывал»[iv]. Библиотека собиралась долгие годы и всевозможными способами: книги выписывали из-за границы, заказывали друзьям, отправляющимся в европейские страны. Федор Васильевич тщательно собирал произведения по истории и географии России, о путешествиях русских первооткрывателей. Особое внимание при сборе книги уделялось произведениям близких и знакомых семьи: Нелединского-Мелецкого, Крылова, Гоголя, Лермонтова, Аксаковых и многих других. Здесь же в Измалкове хранился семейный архив — деловая и частная переписка, различные публицистические труды и другие материалы, касающиеся истории семьи и деятельности ее представителей.

В доме располагалась коллекция семейных портретов, большинство из которых находилось в малой или «южной» гостиной дома. Среди портретов висели карандашные рисунки сыновей Федора Васильевича, выполненные художником Бодри: «эти рисунки, должно быть, делались постепенно, по мере подрастания юношей, так как все шестеро предстают приблизительно в одном возрасте, но в манере они выдержаны все в одном стиле — 1840-х гг.

Для художественного проникновения в образ рода и семьи — эти портреты ценны — в них хорошо выражено общее и личное. Все шесть братьев, каждый отдельно, нарисованы сидящими, с небольшим разнообразием в позах, наклоне головы и положении рук и ног. В сюртучках, застегнутых до шеи и расстегнутых, в жилетах клетчатых и полосатых, они держат в руках — кто трость, кто книгу, кто сигару. «Курчавые, расчесанные на пробор, они смотрят исподлобья, из под нависших век. Взгляды их щелеобразных глаз — серьезны, строги и умны…». Ведь именно «под тенью Измалковских лип… под строгим и неусыпным водительством Федора Васильевича, росли, читали и учились эти серьезные юноши…»[v].

Самарины в разное время очень часто рисовали пейзажные виды Измалкова и интерьеры усадебного дома, а в начале XX в. увлекались фотографированием, и, наверное, где-то в архивах сохраняются образы того прежнего Измалкова, когда в нем жила эта удивительная семья.

Вся история имения очень тесно переплетается с историей домашней школы Самариных, которую создал для своих детей Федор Васильевич. Поселившись в Измалкове, Самарин стал активно заниматься обучением и воспитанием детей, ведь еще весной 1824 г. он пригласил к маленькому Юрию воспитателя — француза Пако. Собственно заключением договора с молодым преподавателем французского колледжа Федор Васильевич положил начало домашней школы, которая просуществовала несколько десятилетий. Сыновья с пяти лет и до поступления в университет учились в этой школе по индивидуальным программам, с помощью приглашаемых преподавателей, большинство которых были в настоящем либо будущем профессорами Московского университета. Среди них были доктор этико-филологических наук, издатель и критик Николай Иванович Надеждин, историк Петр Николаевич Кудрявцев, академик и знаток древнерусской культуры Федор Иванович Буслаев и многие другие.

Первый воспитатель и учитель домашней школы Самариных — Адольф Иванович Пако, впоследствии также стал преподавателем Московского университета, но тогда в середине 1820-х гг. он взялся за дело с удивительным рвением и представил подробный трехлетний план обучения и физического развития мальчика. В то время ни учитель, ни ученик не знали, как сильно они сблизятся, и Пако станет не только главным воспитателем Юрия Федоровича, доведшим его до университета, но и лучшим другом.

Через домашнюю школу прошли все дети Самариных. Впоследствии традиции этой школы передавались в семье от одного поколения к другому и давали весьма плодотворные результаты. Братья Юрий, Николай, Петр и Дмитрий Федоровичи стали деятельными проводниками реформ 1860-х гг., а представители следующего поколения, сыновья Дмитрия Федоровича — Федор, Петр, Сергей и Александр — общественными и земскими деятелями, уделявшими при этом большое внимание народному просвещению.

Федора Васильевича Самарина волновало образование не только своих детей. Он писал управляющему в свое волжское имение Васильевское, что при каждой церкви нужно обучать мальчиков и девочек. При этом последних надо обязательно учить, так как каждая девочка, став матерью, сможет больше внимания уделять обучению своих детей, нежели отец, который бывает дома реже и более нетерпелив в отношении своих учеников. Он считал, что вместо священника при главной школе учителем должен быть «из кончивших семинарию по первому разряду, добронравный, пользующийся любовью у населения»[vi].

Почти все детские и юношеские годы будущего общественного деятеля и славянофила Юрия Федоровича Самарина прошли в Измалкове. В 15 лет он поступил в Московский университет, учась в котором был счастлив научными занятиями. В те годы Юрий Федорович наслаждался всей полнотой жизни, ведь он был окружен людьми, представлявшими все самое лучшее в обществе того времени. Практически сразу он как равный занял место среди них, окружающие оценили и признали его талант. Необыкновенно благоприятные внешние условия обеспечивали ему полную свободу и независимость. Он хотел жить в Москве, ездить к друзьям, спорить о новой статье Хомякова или новом сочинении Гоголя, об особенностях русской народности или о логике Гегеля, писать статьи, а летом уезжать в Измалково.

Еще во время подготовки к выпускным экзаменам Самарин сближается с Константином Аксаковым. У него в доме Юрий Федорович знакомится с Николаем Васильевичем Гоголем. Самарин присутствовал и на первом чтении «Мертвых душ», а вслед за тем у него с Николаем Васильевичем завязалась переписка.

Интересно, что на именинах Гоголя в 1840 г., Юрий Федорович встретился уже со знакомым ему Михаилом Юрьевичем Лермонтовым. Это была их третья или четвертая встреча, которая в дальнейшем переросла в теплые дружеские отношения. Самарин познакомился с поэтом в январе 1838 г. на вечере у родственников — Оболенских, живших в Москве на Солянке. В апреле 1841 г. Лермонтов приезжал в Москву в последний раз и встречался с Юрием Федоровичем. После смерти Михаила Юрьевича, Самарин принял активное участие в собирании и публикации наследия поэта.

Тогда же, в 1840–1844 гг., Юрий Федорович жил в Измалкове почти постоянно. На зиму он оставался один, так как углубленно работал над магистерской диссертацией. Это «измалковское одиночество» Юрия Федоровича было весьма плодотворно: он написал три тома диссертации под названием «Стефан Яворский и Феофан Прокопович», которую блестяще защитил в июне 1844 г.

В это же время Федор Васильевич начинает торопить сына со службой. Он очень не хотел, чтобы сын превратился в московского дворянина-литератора, ездящего в гости и ведущего бесконечные беседы на разные темы. Отец был убежден, что молодым людям надо служить, и настоял на том, чтобы Юрий Федорович поступил на службу. В начале августа 1844 г. Самарин отправляется в Петербург, где его определяют в Департамент юстиции. Служба его очень тяготила и при первой же возможности в 1852 г. он уходит в отставку.

Юрий Федорович всегда с теплотой и нежностью вспоминал Измалково, ведь именно здесь он увлеченно читал Гете, отдыхал от усиленных университетских занятий, создал литературно-философские этюды о Вертере и написал диссертацию, рисовал, вел дневник, начал писать воспоминания о своем детстве, переписывался с родными и друзьями, ни дня не проводил без охоты и верховой езды.

В 1853 г. умирает Федор Васильевич. В этом же году для Отечества наступают нелегкие времена, ведь начинается Крымская война. Владимир Федорович и Николай Федорович отправляются воевать в регулярных частях, а Юрий Федорович заниматься набором ратников. После окончания войны Юрий Федорович усердно работает над запиской о крепостном праве, а в 1856 г. эта записка была уже готова, но до знаменитой «великой реформы» остается еще целых пять лет и он начинает усиленно заниматься крестьянским вопросом.

Юрий Федорович всегда помнил не только о самой усадьбе, как самом дорогом месте, но о тех, кто жил в имении. Именно поэтому он в письме к отцу просил обязательно сообщить крестьянам указ 3 марта 1848 г. об их праве приобретать собственность. Зачатки такого отношения к крестьянам шли из детства Юрия Федоровича. Семнадцатилетний юноша вспоминал «прелестный вечер», проведенный всей семьей в Измалковском лесу: «Мимо прошел пастух, прогоняя свое стадо. Какая противоположность: мы были все веселы, а он один среди своего стада, бедный, без надежды на будущность, он, казалось, изливал свою грусть на заунывной волынке…»[vii].

В самаринских имениях было принято заботиться о крестьянах — в них создавались крестьянские капиталы для помощи бедным и для покупки рекрутских квитанций, взамен отдачи рекрутов по повинности. После реформы 1861 г. эти капиталы, составившие весьма значительную сумму, были все переданы крестьянам. Юрий Федорович мечтавший дожить до полного «уничтожения крепостного состояния», не раз сообщал отцу обо всех новых законоположениях, касающихся улучшения жизни крестьян.

На протяжении всего XIX в. село Измалково оставалось небольшим. По данным 9 ревизии 1852 г. в нем было 6 крестьянских дворов, в которых жили 33 мужчины и 33 женщины, а в соседних деревнях Глазыниной — 24 «мужеска» и 25 «женска», Переделках — 21 «мужеска» и 21 «женска» душ, а, следовательно, на все имение приходилось всего 157 душ. Заметим, что Федор Васильевич Самарин в то время владел в общей сложности 17 селами и деревнями с 4 тысячами душ. Правда, в 1890 г., только в селе Измалкове уже числилось 103 души. Здесь работало начальное училище, на которое Самарины с 1872 г. ежегодно отпускали средства для оплаты учителей, священника, на приобретение необходимых учебных пособий. В целом на благотворительные цели уходило около одной шестой годового усадебного бюджета, и это при том, что сама усадьба была убыточной, и Самариным приходилось вкладывать на ее содержание от 5 до 9 тысяч рублей ежегодно.

С 1854 г. по завещанию, написанному Федором Васильевичем, усадьбой стала владеть его вдова, Софья Юрьевна. При ней возникает замечательная традиция — новобрачным после свершения таинства венчания отправляться в любимую усадьбу. Основоположником этой традиции стад младший сын Софьи Юрьевны и Федора Васильевича — Дмитрий, который в апреле 1857 г. женился на Варваре Петровне Ермоловой. Венчание Дмитрия Федоровича и Варвары Петровны происходило в их приходе — церкви Воскресения в Брюсовском переулке, после чего они на тройке уехали в Измалково.

Варваре Петровне в приданое досталось небольшое подмосковное имение Собакино в Звенигородском уезде Московской губернии. Первые два лета своей совместной жизни Дмитрий Федорович и Варвара Петровна провели в Собакине, которое располагалось сравнительно недалеко от Измалкова. Софья Юрьевна Самарина приезжала к ним в гости проведать новобрачных, а в ответ сестры Варвары Петровны — Катя и Нина ездили в Измалково. В то время в Измалково бывало много молодежи. Как правило, приезжали к своей матери братья — Петр, Николай и Владимир Федоровичи, которые очень оживлялись с приездом двух красивых барышень. Они все вместе устраивали домашние спектакли, которыми пытались развлечь Софью Юрьевну.

В 1858 г. в семье Самариных произошел раздел имений, по которому самое маленькое владение — село Измалково с деревнями: Измалкова, Глазынина и Переделки досталось Софье Юрьевне в полном его составе, а через 13 лет она «подарила родному сыну, законному и ближайшему ко мне наследнику, Надворному советнику Николаю Федоровичу Самарину, собственную мою, свободную от запрещения землю, состоящую Московской губернии, Звенигородского уезда, при селе Измалково, деревнях Переделки и Глазынины»[viii].

Николай Федорович живя в Измалкове, занимался разбором семейного архива и стал летописцем рода. Но кроме домашних дел он не забывал и другие, ведь именно Николай Федорович открыл в Измалкове училище и стал оплачивать труд учительниц и священнослужителей.

Усадьба Измалково постепенно вошла в жизнь Самариных не только как место воспитания подрастающего поколения, но и как место проведения досуга и творческого отдохновения. Сюда, в усадьбу, приезжала молодежь для встреч и отдыха. Здесь бывали родные и друзья из Москвы и близлежащих подмосковных имений, а это — Мещерские, Мансуровы, Осоргины, Гагарины, Свербеевы, Лермонтовы, Мусины-Пушкины, Аксаковы и многие другие. В усадьбе ставились домашние спектакли, звучала музыка. Прогулки, катания на лодках и игры на воздухе чередовались с чтением в домашней библиотеке и игрой в шахматы.

У Николая Федоровича с его женой Екатериной Николаевной Рахмановой не было детей и в 1892 г. Измалково перешло к семье его племянника Федора Дмитриевича.

Федор Дмитриевич наполнил этот дом удивительным ощущением спокойствия и взаимопонимания родных и близких людей. Одна из дочерей писала о нем: «надо увидеть Папа в измалковском лесу, поздней осенью, когда, сопровождаемый шедшей по пятам примолкшей младшей дочкой, он шел по просеке в пальто и шляпе, погруженный в глубокую и скорбную думу, иногда останавливаясь, поднимая голову, слушая шепот осеннего леса…»[ix]. Измалково было связано для Федора Дмитриевича с самыми счастливыми годами, когда он наслаждался безоблачной семейной жизнью, которая оказалась очень недолгой.

Жена Федора Дмитриевича, Антонина Николаевна — дочь князя Николая Петровича Трубецкого и княгини Софьи Алексеевны, урожденной Лопухиной — от природы открытая и жизнерадостная, с молодости была слаба здоровьем и прожила недолгую жизнь. Последние четыре лета своей жизни она провела в Измалкове вместе с мужем и детьми — Софьей, Варварой, Дмитрием и Марией. Антонина Николаевна скончалась в марте 1901 г. в возрасте 36 лет. Именно в Измалкове долгие годы хранились остатки ее приданого, которые лежали в кованом сундуке в кладовой.

Федор Дмитриевич, оставшись один с четырьмя детьми, не знал, что это не все тяжелые испытания которые выпадут на его долю. Сначала он был вынужден оставить службу из-за тяжелой болезни глаз. Зрение у него было слабым с детства, а в первый год семейной жизни еще и повреждено, когда после бессонной ночи, из темной спальни жены, где только что родилась его первая дочь — Соня, Федор Дмитриевич вышел на свет яркого июльского дня и поднял глаза к солнцу. Именно с этого времени у него начались глазные заболевания, а врачи очень часто запрещали писать и читать. Но, не смотря на болезнь, Федор Дмитриевич продолжал работать. Он трудился над вопросом крестьянского землеустройства, изучал положение крестьян, в котором они оказались после реформы 1861 г., занимался вопросами народного просвещения, а также изучал вопросы богословия, истории Церкви, исследования текстов Священного Писания.

Очень часто сюда, в Измалково, к Федору Дмитриевичу приезжал его брат Александр, сначала один, а потом и со всем своим семейством. Женой Александра Дмитриевича стала Вера Саввишна Мамонтова, которая всем известна как «девочка с персиками» с одноименного портрета Валентина Серова. Несмотря на то, что Александр Дмитриевич и Вера Саввишна принадлежали к разным сословиям, он — дворянин, она — из купеческого рода, но, встретившись, они практически сразу поняли, что вряд ли смогут жить друг без друга. Правда, ждать благословения на этот брак им пришлось довольно долго, а сама семейная жизнь оказалась очень короткой, ведь Вера Саввишна умерла через четыре года после свадьбы, оставив трех малолетних детей.

Федор Дмитриевич Самарин, главный хозяин усадьбы, будучи членом Государственного совета и активным деятелем Московского губернского земства, был вынужден постоянно находиться либо в столице, либо за границей и в имении жили его дети. С ними связана целая эпоха дома, отображенная в воспоминаниях и письмах, которые дети регулярно писали отцу. Именно дети Федора Дмитриевича стали тем связующим звеном, которое соединило жителей усадьбы Измалково и Городка писателей Переделкино.

Как не удивительно, но Измалково избежало упадка, который наступил во многих усадьбах в начале века. Здесь не было никаких беспорядков и волнений в 1905–1907 гг., и это несмотря на то, что в имении большей частью хозяйничали две девушки — две сестры Софья и Варвара, которые замещали отца во время его постоянных отлучек.

В конце 1905 г. Варвара Федоровна писала отцу из Измалкова: «…Все думаешь о том же, чем это все кончится, как в частных случаях, так и во всей России, и невыносимо тяжело делается; одно утешение, что это несомненно для нашего же блага.

Здесь, слава Богу, все очень тихо, жизнь наша идет себе спокойно и правильно, отношения у всех довольно мирные; пишу довольно, потому что конечно бывают обыкновенные споры, но самые незначительные, без которых нельзя обойтись… к нам приехал дядя Саша, которого совсем не ожидали и потому особенно ему обрадовались. Мы с ним очень приятно провели вечер, много говорили; после обеда сначала играли в блошки, потом играли ему все три на фортепьяно; он нашел, что я сделала большие успехи и очень меня этим обрадовал. После чая сидели с ним довольно долго…»[x].

Другая дочь — Мария в 1914 г. вышла замуж за Сергея Павловича Мансурова и покинула отчий дом. Сергей Павлович, изучая житийную литературу, написал «Очерки по истории Церкви», а после революции работал в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергеевой Лавры и служил там же заведующим библиотекой. За три года до смерти он принял священство с посвящением в диакона, а затем в иерея. Мария Федоровна долгие годы писала воспоминания о рано умершем муже, отце Сергии (Мансурове), и об их совместной жизни.

Как не удивительно, но в семье одного из первых поселенцев Городка писателей, Константина Федина, жила Мария Николаевна Соколова. Она до революции была монахиней Дубровского монастыря, где служил отец Сергий. После закрытия монастыря в 1928 г. она попала в дом отца Сергия и его жены Марии Федоровны. Мария Николаевна жила в доме в нелегкое время, когда отец Сергий был уже тяжело болен. Она упоминается в воспоминаниях Марии Федоровны о последних минутах жизни ее мужа. По загадочному стечению обстоятельств на могиле монахини Марии, а умерла она в 1957 г., был поставлен каменный крест со старого кладбища, которое когда-то располагалось недалеко от церкви св. Дмитрия Ростовского в Измалкове. Правда, в семье Константина Александровича не знали о «дореволюционном прошлом» Марии Николаевны.

Единственный сын Федора Дмитриевича Самарина, Дмитрий, был талантливым философом своего времени. Дмитрия Федоровича можно встретить в автобиографической прозе Бориса Леонидовича Пастернака: «Охранной грамоте» и «Людях и положениях». Пастернак вспоминал о нем, описывая Московский университет, где они оба учились на философском отделении историко-филологического факультета, а также при упоминании Марбурга.

С Дмитрием Федоровичем случалась трагедия: он тяжело заболел душевно, когда осенью 1912 г. в Марбурге писал критическую работу о Марбургской философской школе, направленную против ее рационализма. Перед Первой мировой войной семье удалось перевести его в лечебницу под Смоленском, откуда Дмитрий Федорович уехал и долгое время скитался. Он ездил по монастырям, бедствовал. Почти семь лет он провел в скитаниях по России и Сибири. До семьи доходили сведения, что в часы прозрения, он читал блестящие лекции по философии. Летом 1921 г. Дмитрий Федорович неожиданно вернулся в Москву, где скончался через 6 недель в кругу родных и близких ему людей.

В конце 1930-х гг., когда Борис Пастернак получил дачу в писательском поселке Переделкино, он не мог не знать, что детство его университетского товарища Дмитрия Самарина прошло именно здесь, в усадьбе Измалково. Возможно именно поэтому в 1943 г. Пастернак пишет стихотворение «Старый парк», где угадывается уже к тому времени достаточно запущенное имение Самариных:

…Парк преданьями состарен.
Здесь стоял Наполеон
И славянофил Самарин
Послужил и погребен.

Здесь потомок декабриста,
Правнук русских героинь,
Бил ворон из монтекристо
И одолевал латынь.

Если только хватит силы,
Он, как дед, энтузиаст,
Прадеда-славянофила
Пересмотрит и издаст…

Брюссельский профессор Альбер Деман, увидев сходство судеб Самарина в «Людях и положениях» и главного героя «Доктора Живаго», спросил об этом Пастернака в письме. Борис Леонидович ответил: «Прототипы героев «Доктора Живаго» действительно жили на свете, но герои сами по себе — видоизменения этих моделей. Ваше замечание о Дмитрии Самарине очень тонкое и точное. Его образ был передо мной, когда я описывал возвращение Живаго в Москву»[xi].

Последней владелицей Измалкова стала вторая дочь Федора Дмитриевича — Варвара, которая сначала хозяйничала в усадьбе самостоятельно, а потом и вместе с мужем Владимиром Комаровским, вошедшим в семью в 1912 г.

Род Комаровских известен с XV в. Представители этой семьи дружили и общались со многими видными деятелями русской литературы. Дед Владимира Алексеевича — Егор Ефграфович, литератор-дилетант и переводчик, дружил с Пушкиным, Жуковским, Иваном Козловым, был женат на сестре Дмитрия Веневитинова и служил в Комитете иностранной цензуры под началом Тютчева. В литературном же салоне его дочери, Анны Егоровны, бывали Достоевский, Тургенев, Владимир Соловьев.

Граф Владимир Алексеевич Комаровский родился в 1883 г. в семье Алексея Егоровича Комаровского и Александры Васильевны, урожденной Безобразовой, где уже к тому времени было двое сыновей: Василий и Юрий. Алексей Егорович был смотрителем Императорского вдовьего дома в Москве, заведующим Румянцевским музеем, хранителем Оружейной палаты. Будучи художником-дилетантом он всем своим детям передал любовь к живописи. Возможно потому, что семья была связана с литературными и художественными традициями. Один из братьев Комаровских, Василий, стал поэтом, а Владимир — художником-иконописцем.

Старший брат Владимира, Василий, был с детства болен. Почти десять лет Василий Комаровский прожил безвыездно в Царском Селе, где познакомился и подружился со многими видными деятелями первой половины XX в. К сожалению, из-за болезни, на свет вышла только одна книга его стихов под названием «Первая пристань», а большинство рукописей было утеряно. Рецензию на единственную книгу поэта написал Николай Гумилев.

Мало кто знает, что последние месяцы жизни поэт Василий Комаровский провел в маленькой подмосковной усадьбе Измалково у своего брата. Так случилось, что в начале 1914 г. у Василия началось очередное обострение болезни, и Владимир Алексеевич принял решение забрать его к себе… в Измалково. О последнем месяце жизни поэта известно из письма Федора Дмитриевича к своей сестре Анне: «В ночь с воскресенья на понедельник скончался Вася Комаровский. …Я, кажется, писал тебе, что Вася Комаровский еще в Петербурге был в очень нервном состоянии, почему Володя и решил увезти его оттуда. У нас в Измалкове он был, казалось, совершенно спокоен. Но в последние дни у него сделалась бессонница и большое нервное возбуждение. Тогда Володя решил увезти его опять в Петербург, но уже в Москве состояние его настолько ухудшилось, что пришлось поместить его к Лахтину. Тут он долго был буен, но к концу минувшей недели стал успокаиваться …Однако вскоре …совершенно неожиданно сделался сердечный припадок …Несмотря на все меры, деятельность сердца становилась все хуже… Он скончался совершенно тихо, просто угас…»[xii]. Похоронили Василия Комаровского в Москве на кладбище Донского монастыря.

Владимир Алексеевич Комаровский был талантливым художником-иконописцем и теоретиком иконописи. Среди его работ были: иконостас для храма в имении графа Медема неподалеку от города Хвалынска, проект росписи притвора в Троицком соборе Почаевской лавры, иконостас храма Сергия Радонежского на Куликовом поле, который он выполнил вместе с другом Дмитрием Семеновичем Стеллецким. К сожалению, большинство его работ утрачено.

Накануне революции в усадьбе жизнь шла своим чередом. Весной перебирались из города в имение, что было связано всегда с рядом хлопот, ведь необходимо было приготовить дом, отремонтировать или покрасить крышу, проверить печи и при необходимости привести в порядок, подготовить дом для проживания. Пруды, парк, оранжереи требовали постоянного внимания и заботы. Но как только все было готово, в доме поселялись хозяева, к которым направлялись гости из соседних имений, из Москвы и жизнь дома продолжала быть веселой, шумной и интересной.

Все изменилось в 1917 г., когда Октябрьская революция и последующая за ней национализация усадеб сильно изменили Измалково. Известно, что, лишая бывших владельцев права на владение имениями, советские постановления разрешали некоторым, — кто не предпринимал контрреволюционных действий и желал трудиться на земле, — жить в усадебных домах в качестве «трудовых землепользователей». При этом, занимая минимальную площадь. Так случилось и в Измалкове, где разрешили остаться семье Комаровских. Сюда, к ним, а они жили в одной комнате, так как остальные занял интернат для детей советских ответственных работников, приехала сначала семья Петра Владимировича Истомина, а потом к ним присоединилась и семья Осоргиных. В начале 1920-х гг. в усадьбе побывали: жена и дети философа Евгения Николаевича Трубецкого, а также сын его брата, философа Сергея Николаевича — Владимир Сергеевич Трубецкой. Тогда же, почти год, здесь прожил деятельный член Религиозно-философского кружка в Москве и в прошлом дипломат Павел Борисович Мансуров. В доме в то время жили не только Трубецкие и Мансуровы, но и Раевские, Урусовы, Шереметевы, Голицыны, а также Владимир Федорович Джунковский, профессора Иван Ильин и Федор Петровский и многие другие. Но это уже была совсем другая жизнь...

Около 1918 г. Владимир Алексеевич Комаровский написал большой образ Донской Божией Матери для часовни на лесном кладбище близ усадьбы Измалково. С начала 1920-х гг. он стал преподавать рисование в сельской школе в селе Измалкове, именовавшейся Самаринской, по имени ее основателей. В 1921 г. Комаровского в первый раз арестовали, но через полтора месяца он был освобожден. Тогда, в 1921 г., появляется удивительное письмо от «несчастных» крестьян в защиту «своего барина»:

«В Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и злоупотреблению по службе Крестьян Московской губернии, Козловской волости деревень: Измалково, Переделкино, Глазынино и Губкина

Прошение

Мы, граждане вышеуказанных деревень общим приговором порешили ходатайствовать перед Чрезвычайной Комиссией о разрешении выпустить под общую нашу круговую поруку заарестованного в настоящее время гражданина Владимира Алексеевича Комаровского, состоящего учителем при нашей местной Сельской Самаринской школе; в нем ощущается крайняя необходимость по его должности, как учителя»[xiii]. В конце письма стояло полсотни подписей жителей Измалкова. Но, несмотря на письма в защиту хозяев имения, в 1923 г. владельцы были окончательно выселены из усадьбы, а в дальнейшем подвергнуты репрессиям.

Комаровские перебрались в Сергеев посад, где Владимир Алексеевич с 1923 по 1925 г. работал художником Комиссии по охране памятников старины и искусства Троице-Сергеевой лавры. Правда, его титул графа не давал покоя властям, и он неоднократно арестовывался. В 1925 г. его отправляют в ссылку в город Ишим, тогда Уральской, а ныне Тобольской области, сроком на 3 года. В 1928 г. он возвратился в Москву и вместе с семьей поселился в 3-х километрах от Переделкина в исчезнувшем ныне селе Федосьине. Но и это было не последнее возвращение, а аресты стали следовать один за другим.

В перерывах между арестами Владимир Алексеевич продолжал заниматься росписью храмов и в 1928–1929 гг. расписал главную часть храма св. Софии на Софийской набережной в Москве. Последней работой Комаровского стала в 1936 г. роспись алтаря церкви на городском кладбище Рязани.

В последний раз Владимир Алексеевич был арестован в 1937 г. и 3 ноября тройкой при УНКВД по Московской области был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 5 ноября 1937 г. на полигоне Бутово под Москвой.

Дети Варвары Федоровны и Владимира Алексеевича — Алексей, Антонина, Софья, Федор — прошли бесконечные паспортизации и ссылки из-за своего дворянского происхождения. В том же 1937 г. семья Комаровских переселилась в Верею. Варвара Федоровна была тогда уже больна, а перед самой войной она с детьми перебралась в Дмитров, где и скончалась.

К тому времени в измалковском доме уже давно была размещена детская санаторная колония. Интересно, что сохранилось «Описание села Лукина и сельца Измалкова», составленное в середине 1920-х гг. Российским обществом туристов, где можно прочитать следующее:

«Последним владельцем усадьбы Измалково был Самарин. В имении сохранился дом XIX века, в котором в настоящее время помещается учебное заведение, и церковь, сооруженная в 1757 г. В парке сохранился бюст греческого философа. На кладбище стоит часовня деревянная, а в ней сохранилось скульптурное распятие. По словам настоятеля Лукинской церкви это распятие первоначально стояло на улице в одной из окрестных деревень, но бывшей владелец Лукина барон Боде-Колычев нашел более приличным убрать его с улицы. Часовня для него была сооружена после того, как одна местная жительница увидела во сне этот крест»[xiv].

По переписи 1926 г. здесь в Измалкове значилось 33 хозяйства и 216 жителей, а в дальнейшем усадьба приходит в упадок, к постепенному разорению.

За время национализации и репрессий многие семейные реликвии Самариных были утрачены. В 1920-е гг. очень многие городские и усадебные библиотеки спасались при помощи охранных грамот, но инструкции Наркомпроса при этом устанавливали, что библиотека лишь «временно оставляется в распоряжении частного лица» и Наркомпрос имеет право дать ей иное назначение. Самаринская библиотека получила охранную грамоту, но ее это не спасло, и вся библиотека в 1923 г. была продана в Пражский университет.

В начале 1930-х гг. снесли церковь св. Дмитрия Ростовского. Тогда же началось наступление на усадьбу поселка писателей: на месте кладбища и измалковского леса стали строиться дачи…

И началась другая история — история Городка писателей Переделкино, с его радостями и невзгодами, дружбой и ненавистью и новой эпохой советской литературы. И как жаль, что мало кто знает те ушедшие века, когда в этих местах была другая жизнь, связанная не только с литературой, но и с долгом перед Отечеством; ведь основой воспитания в семье Самариных было то, что чем бы ты не занимался, где бы и кем не служил, главное, что ты можешь совершить в жизни — это принести благо своему Отечеству.