Согласно Учреждению об императорской фамилии, принятому Александром III в 1886 году, сыновья и внуки императора имели право на титул великих князей, а правнуки и последующие потомки – на титул князей императорской крови.
Князь императорской крови Олег Константинович записал в дневнике 5 мая 1913 года: «Нет! Прошло то время, когда можно было почивать на лаврах, ничего не знать, не делать нам, князьям. Мы должны высоко нести свой стяг, должны оправдать в глазах народа своё происхождение» (4, с. 8). Автор дневника не различает великих князей и князей крови, так как в «прежние» времена, когда династия ещё не разрослась, «просто князей» среди Романовых не было.
В начале XX века военные традиции в роду Романовых были ещё очень сильны. Хотя князьям Олегу и Гавриилу Константиновичам было позволено обучаться в гражданском учебном заведении – Царскосельском лицее, они носили офицерский мундир и находились на действительной военной службе. Когда до императора Николая II дошли слухи о том, что великого князя Сергея Михайловича, полевого генерал-инспектора артиллерии, могут назначить председателем продовольственного комитета, в письме жене от 24 июня 1916 года он недоумевал: «Что за чепуху болтают о Сергее? Он сейчас как раз на своём месте! Как можно поставить во главе продовольственного вопроса великого князя?» (6, с. 340).
Олег же Константинович в дневнике высказывался так: «Боже, как мне хочется работать на благо России… Но не одна военная служба должна быть нашим поприщем. В сущности говоря, мы ничуть не ушли от павловских обычаев и нравов. Если бы нам вернуть ботфорты и парики, то мы бы стали настоящими капралами: "Направо! налево! здорово, братцы!.." Нет, не это одно должно быть нашим занятием. Нам надо бы делать дела покрупнее!» (4, с. 166).
Великий князь Александр Михайлович утверждал, что необходимо более масштабное вовлечение членов династии в работу государственной машины: «Ни один правитель… не может себе позволить роскоши пренебречь своими ближайшими сподвижниками в распределении ответственных государственных постов» (1, с. 18).
Однако Николай II, придерживаясь традиций, полагал, что император всероссийский не может предоставлять родственникам преимущества в сфере государственного управления.
Члены императорского дома хорошо понимали, что великокняжеское положение – это не привилегия, а тяжёлый долг и большая ответственность. Алексей Александрович, занимавший пост главного начальника флота и морского ведомства, после уничтожения эскадры адмирала З. П. Рожественского у Цусимы, в письме Николаю II от 29 мая 1905 года советовал императору: «Так как я ответственен перед тобой, и косвенно вина падает без сомнения на меня, то было бы хорошо меня отпустить теперь же и показать этим, что ты недоволен высшим начальником флота. Я думаю, что эта мера могла бы произвести очень хорошее впечатление в России. В эти времена ничем брезговать не следует! Что касается меня, то прошу тебя об этом не думать» (2).
Ещё при императоре Николае I великих князей стали воспитывать почти в спартанских условиях. Скромным образом жизни отличались Николай II и его отец Александр III, который неодобрительно относился к частым заграничным поездкам своего брата Владимира: «Вообще мне и многим кажется странным, что вот уже почти 10 лет подряд ты каждый год ездишь за границу без всякой нужды, это тебе очень вредит в глазах и мнении твоих подчинённых и неправильно в служебном отношении... Я понимаю, что иногда это приятно, и отчего же не ездить, если ничего не мешает, но никак не всякий год, а через 2 года в третий, да и то много» (3).
Члены императорской фамилии должны были разделять судьбы своего народа. Некоторые из них принимали участие в русско-японской войне. Например, Кирилл Владимирович будучи морским офицером отправился в Порт-Артур и поступил в штаб командующего Тихоокеанской эскадрой адмирала С. О. Макарова. Великий князь был на эскадренном броненосце «Петропавловск» 31 марта 1904 года, когда корабль подорвался на японской мине и мгновенно затонул. Погибли почти все бывшие на борту, в том числе адмирал Макаров и художник В. В. Верещагин. Кирилл Владимирович, разговаривавший перед взрывом с Верещагиным, спасся чудом. По счастливой случайности на броненосце не оказалось тогда и его младшего брата – великого князя Бориса Владимировича, тоже находившегося в Порт-Артуре.
С началом Первой мировой войны стали проситься на фронт и молодые Романовы. Среди них были сыновья великого князя Константина Константиновича. Один из них, 21-летний князь Олег, записал в дневнике: «Мы, все пять братьев, идём на войну со своими полками. Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения. Пишу и подчёркиваю это, вовсе не желая хвастаться. Мне приятно, мне только радостно, что мы, Константиновичи, все впятером на войне» (4, с. 169). Он был тяжело ранен 27 сентября 1914 года, но не только не потерял бодрости духа, но и, казалось, даже был рад своему ранению: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведёт хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома» (4, с. 169). Рана оказалась смертельной, и спустя два дня князь Олег Константинович скончался.
Великий князь Павел Александрович, уже немолодой человек, будучи к тому же больным, всеми силами рвался на фронт, обращаясь к императору: «Дорогой Ники, к сожалению, меня ещё не выпускают, и благодаря этому я не могу лично тебе сказать, в каком я отчаянии, что доктора меня пока не пускают ехать на фронт. Я так радовался и гордился предстоящим мне назначением. Об одном тебя умоляю: не ставить на меня крест. Бог даст, к концу зимы я настолько окрепну, что буду в состоянии снова послужить тебе и родине в рядах нашей дивной, горячо мною любимой армии» (7, с. 381). В конце концов, Павел Александрович поправился и получил желаемое назначение.
Брат Николая II великий князь Михаил Александрович командовал Дикой дивизией. Подчинённые кавказцы называли его «наш джигит Миша». Однако весной 1916 года он обратился к императору с просьбой отозвать его в июне с фронта и назначить в Ставку. В ответ Николай II, как он сообщал об этом Александре Фёдоровне, «стал ему проповедовать о нашем отце, о чувстве долга, примере для остальных. Когда я кончил, и мы простились, он ещё раз холодно, совершенно спокойно попросил не забыть его просьбы, как будто я совсем и не говорил. Я был возмущён» (6, с. 188).
В декабре 1916 года великий князь Дмитрий Павлович принял участие в убийстве Г. А. Распутина. Это событие вызвало бурю в доме Романовых. Многие члены династии пытались защитить Дмитрия от наказания со стороны императора, хотя большинство их не одобрило его поступок. Общее настроение определялось пониманием того, что великий князь не может быть убийцей. Любопытно высказывание великого князя Николая Михайловича, самого радикального члена династии и в то время уже ярого врага и Распутина, и императрицы Александры Фёдоровны. О Дмитрии он пишет мало, но выражает своё отношение к главному вдохновителю убийства, тоже родственнику, князю Ф. Ф. Юсупову, графу Сумарокову-Эльстону: «…я недоумеваю и, откровенно говоря, скорблю, так как он – муж моей племянницы… Я – другого поколения, но мать его лишь немного моложе меня – и она заражена той же болезнью – превозносить убийство! Это для меня необъяснимо, как и все подробности, до мелочей включительно, обдуманные заранее до убийства. Если Распутин был зверь, то что сказать о молодом Юсупове?» (5, с. 72–74).
В 1924 году, находясь в эмиграции, великий князь Кирилл Владимирович провозгласил себя императором, так как после гибели императора Николая II, цесаревича Алексея и великого князя Михаила Александровича стал согласно закону старшим членом династии. Многие в эмиграции, особенно иностранцы, воспринимали это скептически и говорили о Кирилле Владимировиче с иронией. Те же, кто его хорошо знал, не понимали, зачем это нужно человеку, который был равнодушен к внешним знакам отличия, не стремился к власти и которому претили «игры в солдатики». Поведение Кирилла Владимировича объясняет его двоюродный дядя Александр Михайлович: «Так вышло, что великий князь Кирилл является первым в ряду престолонаследия, в то время как я, к счастью, десятый. Поэтому я могу писать книги и статьи, играть в бридж и в трик-трак, посещать коктейли и собачьи бега, путешествовать и развлекаться как угодно, но он обязан поддерживать пламя монархической идеи. Я говорю "он должен", потому что мы оба принадлежим к семье, где столетиями внушалось, что ничто, даже угроза осмеяния, не должно помешать нам в исполнении своего долга. Как полагает великий князь Кирилл, долг его и его сына состоит в обеспечении русских монархистов за рубежом действенным главою и пересмотре обветшавших заповедей монархии, чтобы сделать их приемлемыми для русских и России» (1, с. 417).
Для Романовых, живших на рубеже XIX–XX веков, было очевидно, что великокняжеские обязанности выше прав. Великий князь должен и в мирное, и в военное время исполнять свой долг, быть опорой императору и примером для окружающих. Те из Романовых, которые пережили красный террор, унесли подобные настроения в эмиграцию, когда прав и привилегий уже не было, а остались лишь одни обязанности, как они их понимали.
Литература и источники
1. Воспоминания великого князя Александра Михайловича. М., 2001.
2. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1152. Л. 5об. – 6.
3. ГАРФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 380. Л. 11–11 об. Письмо от 28 октября 1884 г.
4. Князь Олег. Казань, 1995.
5. Николай Михайлович, великий князь. Записки // Гибель монархии. М., 2000.
6. Переписка Николая и Александры Романовых, 1916 год. Т. 4. М. – Л., 1926.
7. Письма великих князей к Николаю II // Воейков В. Н. С царем и без царя. М., 1995.
