Когда 3 июня паломники, получив в Успенском Трифоновом монастыре благословение митрополита Вятского и Слободского Хрисанфа, отправляются в путь, и их многотысячная колонна проходит через всю старую Вятку, мимо древних соборов и сияющим золотом куполов новых церквей, нельзя удержаться от слез радости и трудно поверить, что еще совсем недавно это было невозможно. В течение нескольких десятилетий присягнувшие на верность атеизму власти старались во что бы то ни стало остановить паломников — Великорецкий крестный ход был официально запрещен, взорвана часовня на месте явления чудотворной иконы, на пути паломников ежегодно расставлялись милицейские кордоны и «добровольные» народные дружины, а в святом месте, предварительно оцепленном спецвойсками, проводились учения ДОСААФ. Но несмотря на это верующие небольшими группами все же «просачивались» (как сказано в милицейских сводках) на Великую реку, не давая прерваться благочестивой традиции, которая насчитывает уже более шести веков. И крестный ход выстоял! Более того, с годами потаенные ручейки крестоходцев превратились в полноводную реку, обнимающую своими берегами всю Россию.
Как это произошло? Почему вся мощь атеистического режима так и не смогла остановить, обратить вспять этот ручеек живой православной веры? Чем смогла эта благочестивая, но все же сугубо местная традиция заинтересовать тысячи людей за пределами Вятской земли? Что заставляет их каждый год в начале июня, оставив домашний уют, презрев болезни и расстояния, снова и снова «идти на Великую»? Возможно, это и есть главная загадка Великорецкого крестного хода. Но, чтобы приблизиться к ответу на нее, мы должны напомнить читателю историю Великорецкого паломничества.
Как сообщает одно из многочисленных сказаний о Великорецкой иконе Святителя Николая, обретение этого чудотворного образа произошло в 1383 г. «при державе благоверного и благородного и христолюбивого великого князя Димитрия Иоанновича, нарицаемого Донского, при архипастырстве всесвятейшего Пимена, митрополита Московского и всея России»[i]. Это было время, когда православные люди, в основном новгородцы, только начинали заселять Вятскую страну, расположенную за непроходимыми лесами и болотами Поветлужья, в пограничных с Ордой землях. В одном из таких русских поселений на реке Кобре был образ Святителя Николая, написанный «в чудесех»[ii], то есть с житийными клеймами, рассказывающими о чудесах этого великого святого. Первые вятские христиане нередко подвергались нападениям воинственных местных племен, особенно черемисов[iii]. Спасаясь от одного из таких набегов, они были вынуждены бежать «дикими лесами» на реку Великую — один из северных притоков Вятки, и там «в густой чаще леса, на высокой горе неведомо како судьбами Божьими той святой образ оставиша»[iv].
Спустя некоторое время этот образ был обретен местным крестьянином, который не смог сохранить свою находку в тайне, так как уже вскоре Господь излил через нее столько чудес и исцелений, что местные жители решили построить на месте обретения иконы сначала часовню, а затем и деревянный храм, под своды которого была перенесена чудотворная икона[v].
Между тем черемисы продолжали нападать на поселения первых вятчан, разоряли их храмы и жилища. Тогда, желая уберечь святыню от поругания, жители города Хлынова предложили перенести чудотворный образ Святителя Николая в свой город, под охрану его крепостных стен. Это совершилось около 1400 г. С тех пор жители Хлынова (с 1780 — Вятки, с 1934 — Кирова), по данному обету, стали ежегодно приносить чудотворный образ на место его чудесного обретения. За шесть с лишним веков традиция прервалась лишь единожды в 1551 г., когда вятчане по каким-то причинам «отложили хождение» с чудотворным образом на реку Великую и тут же были наказаны суровыми морозами, внезапно ударившими в начале июня и погубившими все их посевы. Когда же, осознав свою ошибку, они поспешили исполнить свой обет, то «бысть во всю страну Вятскую теплота велия и изобилие плодов земных»[vi].
Это событие немало послужило известности Великорецкого образа. В июне 1555 г. по указу царя Ивана Грозного и с благословения святителя Макария, митрополита Московского и веся Руси, он был с почетом принесен в Москву, где в честь Великорецкой иконы был освящен южный придел Собора Покрова на Рву, известного как Собор Василия Блаженного. Более года Великорецкая святыня находилась в столице, и на обратном пути из Москвы в Хлынов посетила Вологду и Великий Устюг[vii]. Второе путешествие Великорецкой иконы в Москву состоялось в 1614-1615 гг., когда наше Отчество еще переживала последствия Смуты. Мы не ошибемся, если скажем, что именно благодаря Великорецкой иконе удаленная от центра, скрытая за непроходимыми лесами и болотами Вятская страна стала известна Москве и всей Православной России. Бесспорен ее вклад в создание в 1657 г. самостоятельной Вятской епархии, правящие архиереи которой всегда проявляли живой интерес к почитанию Великорецкого образа. В 1668 г. указом первого вятского епископа Александра был определен день празднования явления Великорецкой иконы Святителя Николая — 24 мая (6 июня), для которого была составлена особая церковная служба.
Читателям интересно будет узнать, что в те далекие годы это прославленное паломничество совершалось не сухопутным, но водным путем по рекам Вятке и Великой. В 1778 г. вятский архиепископ Лаврентий (Баранович) принял судьбоносное решение, повелев совершать Великорецкое паломничество по суше, от села к селу, по раз и навсегда определенному маршруту. С тех пор паломники со всех уголков епархии сначала сходились в губернский город Вятку и уже оттуда, получив архипастырское благословение, отправлялись с чудотворной иконой на реку Великую. В начале XX в. Великорецкие торжества собирали до 50 тыс. паломников[viii]. Однако заметим, что в те годы, они, как и в далеком XV в., по-прежнему не выходили за границы местной религиозной традиции.
Очевидно, что позже, в годы гонений на Церковь Христову, не могло быть и речи о большем. Сохранить, сберечь крупицы это древней и живой традиции под нажимом бюрократической машины безбожного режима — даже только это в те годы было настоящим подвигом. Такое положение сохранялось до конца 1980-х гг., когда в отношении советского государства к Русской Православной Церкви наметились первые положительные изменения.
Стремясь использовать их во благо Церкви Христовой, архиепископ Хрисанф (ныне митрополит Вятский и Слободской) в 1989 г. впервые обратился к властям с просьбой о разрешении паломничества и проведении богослужения на реке Великой. Власти пошли на осторожные уступки, разрешив совершить крестный ход, но не из Вятки (Кирова), а из ближайшего села Чудиново, расположенного в семи километрах от Великорецкого. Божественную литургию в походной церкви на берегу реки Великой в тот день совершил сам вятский архипастырь с собором духовенства, при большом стечении богомольцев из разных мест нашего Отечества. Это было важным свидетельством того, что Великорецкая традиция жива, несмотря на многие годы запрета и гонений.
И снова потекла людская река в Великорецкое! С каждым годом она становилась все полноводнее и глубже. С 1992 г. Великорецкий крестный ход стал совершаться по своему историческому маршруту: г. Вятка (Киров) — Макарье — Бобино — Загарье — Монастырское — Великорецкое — Горохово — Медяны — Мурыгино — снова Вятка. Это немалый путь длиной более 170 километров, три дня — вперед и два — обратно, ежедневно преодолевая от 25 до 50 километров пути. Дорога разная: то полем, то лесом, то асфальтной трассой, то полным, почти непроходимым бездорожьем.
Вспоминается, как десять лет назад, в конце второго дня, когда за плечами уже было около 40 километров пути, крестный ход... заблудился. В тот год мы впервые шли с новым провожатым, и он в поле свернул не на ту тропинку, а за ним — еще несколько тысяч паломников. Что тут поделаешь? Священники остановили колонну и предложили отдохнуть несколько минут, пока они не найдут нужный путь. Присели и мы. Вдруг слышим, как рядом зазвучала английская речь. Это разговаривают между собой два американских журналиста, приехавших «за русской экзотикой» и уже весьма измотанных прошедшим днем. Прислушались, и не смогли сдержать улыбки от услышанного. Помнится, как один из них спрашивал с явным недоумением и даже раздражением: «Не пойму, если они здесь уже шестьсот лет ходят, то почему не знают дороги? Почему у них нет указателей и, вообще, никакого сервиса — кафе, телефонов, гостиниц и т. п.». Второй сначала молчал, а потом глубокомысленно изрек: «Я вообще-то думаю, что это они (он кивнул на сидящих рядом священников) специально нас в лес завели, чтобы усилить наши страдания. Но, однако, время уже позднее, солнце скоро сядет, пора бы им поторапливаться и нас из леса выводить». Дорогу мы, конечно, вскоре нашли и, хотя с небольшим опозданием, но пришли на ночлег в соседнее село, а этот случай я еще долго вспоминал с улыбкой.
Впоследствии я не раз встречал среди паломников иностранцев: испанца Хуана, которого к концу третьего дня пути крестоходцы называли «Ваней» и, хлопая по плечу, с сожалением говорили: «Хороший ты парень, Иван. Вот только жаль, что не православный»; американского профессора Лэрри Холмса, который по возвращении с реки Великой написал, возможно, одну из самых искренних книг о России[ix] и позже принял православие с именем Илларион; итальянского фотографа Томмазо Бонавентуру, который, не владея русским языком, на каждый вопрос паломников неизменно отвечал добродушной улыбкой; англичанку Стелу Рокк, которая, пройдя весь крестный путь, загорелась желанием снять о нем для своих соотечественников документальный фильм и искренне удивлялась русским бабушкам, обгоняющим в пути более молодых и здоровых паломников. А сколько перед глазами прошло прекрасных и одухотворенных лиц наших соотечественников!
Каждый раз, вспоминая их, я думаю о том, что, возможно, главной загадкой этого крестного хода является вовсе не дата обретения Великорецкого образа, особенности его иконографии или подробности славного путешествия этой чудотворной иконы в Москву. Все это, несомненно, очень и очень интересно. И все же, думается, вовсе не это заставляет людей, порой совершенно далеких от вятской культуры и истории, вновь и вновь приезжать в начале июня на Вятку, чтобы вместе пройти этот путь, а, точнее, вместе прожить эти несколько дней паломничества со всеми их радостями и трудностями. И даже кровавые мозоли на ногах здесь — ничто в сравнении с радостью и опытом новой жизни во Христе, которые дает ощутить Великорецкий крестный ход. Вот почему так часто, завершая свой многотрудный путь в Серафимовском соборе г. Вятки (Кирова) многие паломники не радуются, а печалятся и говорят, что они будут с надеждой ждать следующего паломничества и молиться, чтобы Господь благословил их новый путь.
Я и сам хорошо помню, как, возвратившись из первого в моей жизни Великорецкого крестного хода, выйдя на своей останове из автобуса и заглянув в расположенный рядом магазин, был поражен тем, что… в нем совершенно ничего не изменилось: те же ценники, те же покупатели, та же крепкого сложения дама за кассой с той же самой прической и прочее. Нет, я, конечно, понимал, что глупо требовать каких-то перемен лишь потому, что тебя несколько дней не было в городе. Дело в другом. Те несколько дней пути к Великой и обратно, молитвы и встречи на этом пути, сами торжества, за которыми Господь судил мне исповедоваться и причаститься Святых Христовых Тайн — все это показалось мне целой жизнью, а здесь — все по-прежнему. Контраст был настолько разительным, что я пообещал себе больше никогда не заходить после храма или крестного хода в магазины. Теперь, став священником, я понимаю, что это первое в моей жизни паломничество, действительно, и было опытом том новой, подлинной жизни, которой по существу и является христианство. Думаю, что с этим могли бы согласиться многие из 40 тыс. паломников, что сегодня участвуют в Великорецком крестном ходе.
В течение двух десятилетий, буквально на наших глазах, древняя и благочестивая традиция Вятской земли выросла, развилась в событие, сопережить которое стремятся десятки тысяч людей со всех уголков нашего Отечества, ближнего и дальнего Зарубежья. Давно сданы в музей листовки с текстом решения Верховинского райисполкома от 9 мая 1959 г. о запрете Великорецкого крестного хода, партбилеты чиновников и повязки «добровольцев», задачей которых было «не пущать» паломников на Великую реку. И это верно — рано или поздно все, в чем не было жизни, оказывается в музее. И, наоборот, живая традиция, как росток после долгой и трудной зимы, при первом тепле все равно пробьется к свету и Тому, Кто вдохнул в нее жизнь.
* Кандидат исторических наук, секретарь Вятской епархии.
[i] Повести о Великорецкой иконе Святителя Николая // Тр. ВУАК. 1905. Вып. IV, отд. II. С.49-50.
[ii] Летописец о стране Вятской // Тр. ВУАК. 1905. Вып. III, отд. II. С.43.
[iii] Предки современных марийцев.
[iv] Летописец о стране Вятской. С.43.
[v] Там же. С.54.
[vi] Там же. С.64.
[vii] Балыбердин Александр, протоиерей. Посещение Москвы Великорецким образом Святителя Николая и его всероссийское прославление // Великорецкая икона Святителя Николая: История и современность. Вятка, 2008. С.128-161.
[viii] Дудин Андрей, протоиерей. Великорецкий крестный ход // Великорецкая икона Святителя Николая: История и современность. С.60-127
[ix] Холмс Л. Россия: Странная земля и ее загадочные люди. Киров, 2003.
