И. А. Курляндский

Отношение великого русского писателя А. М. Горького к поразившему многие области СССР организованному голоду 1932–1933 гг. является неудобной темой, к которой неохотно обращаются специализирующиеся на изучении жизни и творчества Горького историки и филологи.

Известно то серьезное, активное участие в деле помощи голодающим, которое принял Горький в годы голода в советской России в 1921–1922 гг. В связи с этим нелишне напомнить о некоторых фактах биографии писателя. Уже весной 1921 г. стали ясны размеры надвигающегося бедствия, поразившего советскую Россию, — голода, вызванного последствиями гражданской войны и политикой военного коммунизма. Правительство, не располагавшее достаточными средствами для борьбы с голодом и в условиях международной изоляции РСФСР, вынуждено было использовать авторитет некоторых крупных деятелей внепартийной интеллигенции для организации международной помощи, — в их числе видный фигурой был писатель М. Горький, чье отношение к новой власти в 1917–1922 гг. было неоднозначным, двойственным. С одной стороны, он искренне одобрял многие шаги по строительству большевиками нового мира, преодоление ими всегда тревожившей писателя опасной анархической стихии русского бунта. С другой стороны, Горький выступал подчас резким критиком власти, периодически прибегавшей к террору против культурных сил страны. Писатель считал необходимым вести линию их сбережения, тогда как власть проводила их селекцию и частичное истребление в политических и идеологических целях.

О. В. Новохатко^[19]

Предлагаем вашему вниманию записки о путешествии-паломни­честве в Киев двух священников — Александра Павловича Крылова и его племянника Петра Александровича¹. Записки составлены А. П. Крыловым (1844‒1916), протоиереем храма Троицы в Лужниках, для его дочери Маргариты (1894‒1945) и посвящены ей. Место рожде­ния А. П. Крылова неизвестно, но большую часть жизни он провел в Коломне, где был настоятелем Воскресенской церкви в кремле, ста­рейшего храма города. Семейная трагедия заставила его покинуть Ко­ломну — в течение короткого времени от туберкулеза легких сконча­лись старшие, уже взрослые дети А. П. Крылова (сын Владимир и дочь Софья). Жена священника, Клавдия Петровна (1854‒1904), попроси­ла мужа уехать из города, где все напоминало ей об умерших детях. Александр Павлович испросил место в Москве, и втроем, с единствен­ной младшей дочерью Маргаритой, они переехали в столицу.

С. М. Исхаков^[21]

Отечественное востоковедение начала ХХ в. практически во всех его областях представлено самыми блистательными именами, среди которых был и В. В. Бартольд. Рядом с ним находилась талантливая на­учная молодежь¹, в том числе Ахмед-Заки Ахметшахович Валиди (Ва­лидов) (в эмиграции — Тоган Ахмед Зеки Велиди). Он родился в 1890 г. в д. Кузяново Стерлитамакского уезда Уфимской губернии, умер в 1970 г. в Стамбуле. До 1917 г. он уже был известным историком, восто­коведом, тюркологом, публицистом, а также активным общественным деятелем, в результате чего стал членом бюро, созданного в Петрограде в феврале 1916 г. при Государственной Думе для разработки вопросов, стоявших перед мусульманской фракцией, из нескольких экспертов-интеллектуалов, представлявших Северный Кавказ, Туркестан, Крым и Поволжье. Встретил Февральскую революцию 1917 г. в Петрограде, стал участником совещания мусульманских общественных деятелей, которое состоялось в Петрограде 15‒17 марта 1917 г., затем был участ­ником 1-го Всероссийского мусульманского съезда (Москва, 1‒11 мая 1917 г.), на котором избран членом Всероссийского мусульманского совета и членом Исполкома Всероссийского мусульманского совета. В 1917 г. непродолжительное время был членом партии эсеров. Был также делегатом Национального парламента мусульман тюрко-татар Европейской России и Сибири (Уфа, ноябрь 1917 — январь 1918 г.), затем стал лидером башкирского движения, под его командованием башкирские войска воевали на стороне атамана А. И. Дутова, затем адмирала А. В. Колчака, а с 1919 г. на стороне советской власти; пред­седатель Башкирского ревкома и член РКП (б) в 1920 г. В июне 1920 г., добровольно оставив пост одного из руководителей Башкирской АССР, отправился в Туркестан, где присоединился к басмаческому движению и стал одним из его лидеров. В 1923 г. отправился в Персию, затем уехал в Афганистан, Индию, Турцию, в декабре 1923 г. приехал во Францию, в начале 1924 г. оказался в Германии. После принятия ту­рецкого гражданства (в 1925 г.) работал в Министерстве просвещения Турции, в 1927‒1932, 1939‒1944, 1948‒1970 гг. преподавал в Стамбуль­ском университете, являлся профессором Боннского университета (1935‒1937), Геттингенского университета (1938‒1939). Научные ис­следования Валидова были посвящены истории и культуре иранских, монгольских и тюркских народов, проблемам национально-освобо­дительных движений на Востоке, археографии, источниковедению, этнографии, методологии исторических исследований. Он оставил бо­лее 400 научных работ, интересные воспоминания, которые были опу­бликованы в 1969 г. в Турции, а затем были переведены и изданы в Мо­скве и Уфе. В них он вскользь упоминает о своем знакомстве с евразийцами, когда жил и работал в Европе.

Е. А. Газов[*]

Трагические для Русской Церкви события, связанные с изъятием церковных ценностей в 1922 г., уже освещены в десятках книг и сотнях статей российских и зарубежных историков. Подробно исследована роль Политбюро ЦК РКП(б), советских властных и репрессивных структур в организации кампании на «высшем» уровне. Изучение этих событий в регионах представляет на сегодняшний момент довольно разнообразную картину, и следует отметить почти полное отсутствие исследований о ходе кампании в Московской губернии, особенно в уездах, хотя столичный регион был одним из важнейших в планах большевистских экспроприаторов¹. Около 2000 культовых зданий: православные храмы и часовни, не разграбленные до основания мона­стыри, старообрядческие храмы и моленные, католические костелы, синагоги и мечети — все это обращало на себя пристальное внимание советских руководителей.

И. А. Курляндский[*]

Публикуемые ниже документы касаются судьбы только одного священника из многих тысяч служителей Церкви, ставших жертвами политических репрессий 1920‒1930-х гг. Документы выявлены в ар­хивном деле Центрального архива ФСБ, содержащем сводки местных чекистских начальников, посылавшихся ими своим руководителям из центрального аппарата ОГПУ, о волнениях в разных областях СССР, возникавших на «церковной почве» в 1929‒1930 гг., в результате раз­вернутых властями масштабных гонений на религию и Церковь, пря­мо связаных с проводимой тогда политикой «большого скачка» во всех сферах жизни страны. Этот «большой скачок» еще в советских учебни­ках объяснялся расхожим штампом — «наступление социализма по всему фронту», а советским людям той эпохи он запомнился прежде всего коллективизацией и раскулачиванием по-сталински, обернувши­мися не только разорением и уничтожением традиционной деревни, но и ликвидацией целого класса крестьянства как самостоятельных производителей. Именно поэтому ряд исследователей проблемы (С. А. Красильников, В. А. Ильиных и др.) считают необходимым в этом случае употребление термина «раскрестьянивание». Второй круп­ной категорией жертв политики раскрестьянивания стало духовенство (для русской деревни — главным образом православное), сельские священники. Такой ход был вполне логичен для руководства страны. Раз ломался традиционный уклад жизни старой деревни, то для боль­шевиков необходимо было нанести сокрушительный удар и по Церкви как духовной опоре этого сознательно разрушаемого ими уклада, и по ее многочисленным служителям, которые нередко защищали простых сельских тружеников от произвола и насилия властей.