Императора многократно предупреждали о назревающей революции. 3 декабря 1916 г. по поручению ряда Романовых великий князь Павел Александрович даже советовал скорее даровать конституцию или хотя бы правительство, пользующееся под­держкой Думы. В конце декабря великий князь Александр Михайлович предупреж­дал, что революцию следует ожидать не позднее весны 1917 г. 10 февраля 1917 г. председатель Думы М. В. Родзянко заявил Государю, что происходящая встреча может стать последней из-за революции.

Почему же император не даровал сверху ответственного перед Думой правительства или конституцию, чтобы предотвратить ре­волюционный взрыв снизу? Еще С. Ю. Витте и П. А. Столыпин пытались привлечь в свои правительства ответственных политиков из оппозиции и не нашли таковых.

Летом 1906 г. государь даже встретился с будущим председателем Временного пра­вительства Львовым и его военным мини­стром Гучковым. «Говорил с каждым по часу. Вынес глубокое убеждение, что они не го­дятся в министры сейчас. Они не люди дела, т. е. государственного управления, в особен­ности Львов. Поэтому приходится отказаться от старания привлечь их в совет министров. Надо искать ближе», — писал государь Столыпину. К 1917 г. Львов, Гучков, Милю­ков и другие ведущие политики из среды кадетов и октябристов не стали ответствен­нее, не обогатились историческим опытом. Возглавив Временное правительство, про­явили себя бездарными руководителями и не удержали власть в своих руках.

Выслушаем свидетельство весьма разби­рающегося современника и историка. «По­верхностная мода нашего времени — списы­вать царский режим как слепую, прог­нившую, ни к чему не способную тиранию. Но изучение тридцати месяцев войны с Германией и Австрией изменит это легко­весное представление и заставит обратиться к фактам. Мы можем измерить прочность Российской Империи теми ударами, которые она выдержала, теми бедствиями, в которых она выжила, теми неисчерпаемыми силами, которые она проявила...» И далее о право­славном самодержавии и императоре: «Не­смотря на ошибки большие и страшные — тот строй, который в нем воплощался, к этому моменту выиграл войну для России. Вот его сейчас сразят... его и любящих его предадут на страдание и смерть. Его действия теперь осуждают, его память порочат. Оста­новитесь и скажите: а кто другой оказался пригоднее?» — писал Уинстон Черчилль.

Другие — и лидеры тогдашних демократов, и лидеры социалистов — оказались способ­ными только проиграть почти выигранную и втравить народ в еще более кровавую гражданскую войну. Николай II в конце 1916 г. не согласился на правительство, ответственное перед Думой, и на конститу­цию, так как считал, что надежнее сохранять существующее положение, чем ринуться во время войны в радикальные преобразова­ния, которые могут обернуться неконтроли­руемым развитием событий и бедой. Ведь реальными силами в России оставались не кадеты, октябристы и умеренные социалис­ты, а самодержавная власть и воспитанный в общине, неграмотный и уставший от войны народ. Передавать власть тем, кто не стал реальной силой?

Императора настойчиво вызывали в Ставку, причем без объяснения причин. И государь 22 февраля выехал в нее из Цар­ского Села. А в тот же день в Петрограде был закрыт Путиловский завод в связи с забастовкой, без средств к существованию оставались 36 тысяч рабочих, которые об­ратились за помощью к рабочим других заводов. Забастовки солидарности прошли по всей столице.

Забастовавшие путиловцы требовали по­вышения зарплаты, протестовали против роста цен и огромных очередей за хлебом. Последние образовывались из-за сильных снегопадов, превращавших железнодорож­ные пути в высокие сугробы и задерживав­ших подвоз хлеба, которого было достаточно в стране. Были и продовольственные запасы в Петрограде, однако панические слухи о нехватке хлеба спровоцировали ажиотаж­ный спрос.

23 февраля (8 марта) в день международ­ной солидарности работниц начались улич­ные манифестации женщин, не привыкших при царизме стоять в очередях; разъяренные работницы громили хлебные лавки. Бросили учиться студенты и тоже вышли на улицы. И до конца дня перестало трудиться и вышло протестовать примерно 100 тысяч рабочих (около трети петроградского пролетариата). От требований «Хлеба!» быстро перешли к «Долой войну!» и «Долой самодержавие!» Полиция (5 тысяч человек) не применяла оружие и не справлялась со стремительно растущим революционным движением.

24 февраля забастовало вдвое больше пролетариев. Полиция выставила заставы, однако рабочие прорывали их, и полицей­ские отступали опять же без применения оружия. В помощь полиции придали солдат и казаков, которые держались достаточно отстраненно, что порождало ощущение: не будут стрелять.

23 февраля рабочих встретили заставы военных и полицейских. При попытках про­рваться было ранено несколько демонстран­тов и полицейских. Забастовало 80 % рабочих Петрограда, и начались избиения полицей­ских. Революция развивалась в основном стихийно.

Только поздно вечером императору до­ложили о событиях в столице. Он отдал приказ командующему Петроградским во­енным округом генералу Хабалову «прекра­тить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны» и издал указ, пре­рывающий работу Государственной Думы до апреля.

25 февраля, в воскресный день, десятки тысяч людей устремились на воинские за­ставы в центре столицы с уверенностью, что стрелять не будут. Однако Хабалов, в соот­ветствии с приказом императора, распоря­дился при необходимости и после трехкрат­ного предупреждения открывать огонь. В нескольких местах он был открыт (всего в революционные дни убито и ранено око­ло 1400 человек с обеих сторон). Причем одна из рот Павловского полка открыла огонь не по демонстрантам, а по полиции. Председатель Думы Родзянко телеграфиро­вал государю: «В столице анархия. Прави­тельство парализовано...»

Еще в 1910 г. в Думе Столыпин предуп­редил: «Если бы нашелся безумец, который в настоящее время одним взмахом пера осуществил бы политические свободы Рос­сии, то завтра же в Петербурге заседал бы совет рабочих депутатов, который через полгода своего существования вверг бы Россию в геенну огненную».

27 февраля 1917 г. солдаты учебной команды Волынского полка убили двух своих офицеров и бросились поднимать полки, чтобы уйти от ответственности. С по­лученным от солдат оружием рабочие гро­мили полицейские участки и грабили ма­газины. Солдаты и рабочие избивали офицеров, выпускали на свободу уголов­ных и политических преступников (в том числе террористов) и арестовывали поли­цейских, затем захватили арсенал и вокза­лы, мосты и важнейшие правительственные учреждения; начались аресты министров. При этом произошли перестрелки с частя­ми, сохранявшими верность присяге. Од­нако в течение дня на сторону революции перешли десятки тысяч солдат петроград­ского гарнизона, укомплектованного в ос­новном новобранцами, знавшими о пред­стоящей отправке на фронт и не хотевшими там оказаться.

Вечером в Таврическом дворце состоя­лось первое заседание Петроградского совета рабочих депутатов. «Несмотря на указ об отсрочке, наша армия должна пе­рейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство, вызвали б в стране взрыв патриотизма и ликования. История прокля­нет пролетариев, но она проклянет и нас, вызвавших бурю».

После победы РСДРП(б) в октябре 1917 г. закрепилась социал-демократическая точка зрения, что Февральская и первая русская революции были буржуазно демократичес­кими. Такая характеристика упрощает про­исходившее, корректирует его под марк­систскую (марксистско-ленинскую) док­трину.

В действительности буржуазная револю­ция происходила с успехом сверху, с крес­тьянской реформы 1861 г. Сопровождалась постепенными переменами, имеющими демократическую перспективу (направлен­ность).

Февральская революция прервала ре­альную буржуазную революцию с демок­ратической перспективой. Февральскую революцию совершили рабочие, солдаты и генералы, распропагандированные ок­тябристами и кадетами.

Революция отняла власть у власти, у единственной в России созидающей силы, и создала власть не другой реальной силы, не власть простого народа (солдат, рабочих и крестьян), а временную и переходную полувласть, переходную к единственной оставшейся силе — к власти этого самого народа во главе с социалистами-радикалами. Лидером последних в лучшем случае мог стать автор аграрной программы эсеров В. М. Чернов, но в его характере не было необходимой решительности; остава­лись те, кто левее Чернова, в том числе Ленин.

В России не было выбора между импе­ратором Николаем II, с одной стороны, и цесаревичем Алексеем, великим князем Михаилом Александровичем, М. В. Родзян­ко, Г. Е. Львовым, А. Ф. Керенским или В. М. Черновым — с другой. Или самодер­жавная власть законного императора (со всеми минусами существовавшей власти), или сползание в беззаконие и самодержа­вие крайних революционеров.

Февральская революция есть победив­ший русский бунт, начало красной смуты. Сказано: по плодам их узнаете их. Плодом Февраля был Октябрь.