Рассмотрим вопросы, касающиеся политики коллективизации сельского хозяйства на территории Шебекинского района, а также сельскохозяйственную деятельность в Шебекинском районе в 1930-е гг.
Итак, до образования в 1928 г. Шебекинского района город Шебекино был центром Шебекинской волости. В Шебекинскую волость входило 10 сельских советов: Безлюдовский, Волковский, Крапивинский, Логовской, Масловский, Ново-Таволжанский, Старо-Таволжанский, Титовский, Устинский и Чураевский[i].
В ходе административно-территориальных преобразований в 1924 г. Курская губерния была разделена на пять округов. Образованный Белгородский округ вобрал в себя Белгородский и Корочанский уезды. Тогда же укрупнялись и все волости. В Шебекинской волости насчитывалось уже 13 сельсоветов и 20 населенных пунктов с населением 30854 человека[ii].
В 1928 г. в связи с новыми административно-территориальными преобразованиями и укрупнением субъектов была образована Центрально-Черноземная область с центром в Воронеже. Также в результате реформы волости были преобразованы в районы. Так в 1928 г. Шебекино стало центром образованного Шебекинского района[iii].
Шебекинский район, созданный в 1928 г., был примерно вдвое меньше современного, так как восточную часть нынешней территории его занимал Больше-Троицкий район. Шебекинский район до объединения в 1962 г. с Больше-Троицким районом занимал территорию, размер которой не превышал 922,82 кв. км., с земельной площадью 99298 га.[iv]
Шебекинский район населяли представители преимущественно двух национальностей: русские и украинцы. Его население на 1 мая 1931 г. насчитывало 70067 чел., которые по национальному составу делились следующим образом: русских проживало 49467 чел. или 70,6%, украинцев 26389 чел. или 29,1 %. Представителей других национальностей 211 чел. или 0,3 %[v].
Перепись 1937 г. дала следующие цифры: население района возросло на 20 000 чел. Средняя плотность населения общая по району — 71,5 чел. на 1 кв. км.Плотность населения по селам — 65,5 чел. на 1 кв. км.[vi]
Административное деление Шебекинского района выглядело следующим образом:административной единицей являлся совет. В районе было 27 советов, из них городских — 1, сельских — 26. В составе района находился 101 населенный пункт, из них 2 рабочих поселка, 44 села, а остальные — мелкие населенные пункты (хутора). Каждый сельский совет объединял сразу несколько населенных пунктов. На один сельсовет приходилось по 3–4 населенных пункта[vii].
Вынужденный переход советской России к новой экономической политике в 1921 г. поднял экономику страны. Заработала промышленность, начала крепнуть деревня. К 1925 г. в Шебекинской волости приходится 10,5 железных плугов на 1000 десятин земли. В 1925 г. в Шебекино создан свекловодческий кооператив «Объединение свекловодов», располагающий даже тракторами и помогающий крестьянам техникой и семенами[viii]. В целом период времени с осени 1926 г. до весны 1927 г. характеризуется ликвидацией острого товарного голода и восстановлением относительного рыночного равновесия. В этих условиях хлебозаготовки шли относительно спокойно и успешно.
Для борьбы с инфляцией и для обеспечения рентабельности хлебного экспорта, который существовал для закупки оборудования, в конце сентября 1927 г. было решено существенно снизить государственные закупочные цены на хлеб. Наряду с недостатком промтоваров это явилось важной причиной падения планов хлебозаготовок.
В то время, в 1927 г., в Шебекинской волости существовало 4 ТСОЗ — товарищества по совместной обработке земли, возникших во времена НЭПа вместо неудавшихся коммун. Таковые были в с. Чураево и один в с. Крапивное, объединяя очень незначительную часть крестьянства, а именно — 115 крестьянских семей-бедняков. Отношение большинства крестьян к организуемым коммунистами ТСОЗам характеризует следующий пример. В 1924 г. комсомольцы Ново-Таволжанского сахзавода решили организовать ТСОЗ в с. Графовка. После выступления комсомольцев на эту тему крестьяне села подняли их на смех. Из воспоминаний А. Ф. Ярошенко: «Выступали с юмором, под общий хохот всех присутствовавших, другие выступали с издевкой, третьи в своих речах высказывали всю свою злобу по поводу идей о создании товарищества»[ix].
К 1926 г. в Белгородском округе насчитывалось 42 сельскохозяйственной артели и 25 ТСОЗ. В июне 1929 г. Чураевское ТСОЗ им. Молотова и Ютановское ТСОЗ им. Калинина объединились в сельскохозяйственную артель «Профинтерн»[x].
В Шебекинском районе было 13 000 крестьянских хозяйств, из которых только около 500 относились к беднейшим. Хозяйства содержали 9 239 коров и 4 429 свиней[xi].
Следует отметить, что ТСОЗы и сельскохозяйственные артели являлись прообразами будущих колхозов; так сказать, более мягкая форма колхоза. Вообще же, ТСОЗы и сельскохозяйственные артели как форма ведения хозяйства просуществовали до 1930 г., после чего в связи с коллективизацией они были трансформированы в колхозы. В с. Крапивное в 1930 г. вместо ТСОЗ решили создать колхоз, но поскольку нашлось слишком мало желающих в него вступать ТСОЗ ликвидировали и создали из остатков товарищества колхоз «Революционная Заря». В него добровольно вошли 17 бедняцких хозяйств. Председателем назначили рабочего 25-тысячника Подольского мехзавода Чижова Т. А. — одного из 200 рабочих, присланных партией для создания колхозов в Белгородском округе[xii].
В русле решений XV съезда ВКП(б) 12 июля 1928 г. в Шебекино проходила первая районная партконференция, в которой участвовало 62 делегата. Конференция взяла установку на создание колхозов в районе, а также комитетов бедноты, упраздненных еще в 1918 г. Это был силовой орган партии, куда входила люмпенизированная часть крестьянства, зачастую подменявшая всю законную власть на селе и по своему усмотрению отбиравшая землю, инвентарь и хлеб у зажиточных крестьян в создаваемые колхозы. К декабрю 1928 г. их существовало в районе 17[xiii].
В 1928 г. в Шебекино создается колхоз «Коминтерн» во главе с бедняками А. М. Коробкиным и Л. Романовым[xiv]. Компания по коллективизации набирала темпы. ЦК ВКП (б) приказал местным парторганизациям увеличить темпы коллективизации и количество колхозов. Следуя установкам Шебекинского РК ВКП (б) в районе на базе кооперативов и товариществ было создано несколько колхозов. Чтобы как-то поддержать создаваемые колхозы государство оказывало значительную помощь: кредитование и снабжение машинами и орудиями, предоставление налоговых льгот, передача лучших земель и др. Но даже все эти меры позволили в 1929 г. охватить 25-ю колхозами по Шебекинскому району только 16,6% крестьянских хозяйств[xv].
С конца 1928 г. началось широкое применение чрезвычайных мер-репрессий по отношению к сопротивляющимся насаждаемому колхозному строю крестьянам. Крестьян, отказывавшихся продавать свой хлеб, стали привлекать к ответственности по ст. 107 УК РСФСР за спекуляцию или по ст. 61 УК РСФСР, предусматривающую ответственность за отказ от выполнения государственных заданий.
У крестьян отбирали не только товарные излишки хлеба, но и запасы для потребления и посева. Особенно широко и жестоко чрезвычайные меры применяли в хлебозаготовительную компанию 1929 г. В селах начались повальные обыски и аресты.
М. П. Нутов, крестьянин с. Нежеголь Шебекинского района, заявлял: «Хлебозаготовка нам не нужна: хлебозаготовки истощили крестьянство»[xvi].
К весне 1929 г. завершилась высылка крестьян села Купино, имущество было распродано или передано в созданный колхоз им. Сталина, объединивший 16 % крестьян. Крестьяне были согласны на все, лишь бы не покидать родные места. Группа крестьян, явившись в Шебекинский райисполком, тщетно пыталась доказать свою «непричастность к кулацким элементам». При этом они заявляли: «Лучше убейте, отрубите нам головы, а из села мы никуда не поедем»[xvii]. В Шебекино на заседании комбеда (председатель Иван Шилов) были раскулачены Озеров, Коробкин, Чередников и другие крестьяне. Дом Озерова отошел сельсовету. В Селе Логовом имущество крестьянина Тарасова — паровая молотилка, сеялка и другой сельскохозяйственный инвентарь отошли к колхозу[xviii].
В ответ на эти меры росло сопротивление крестьян. Белгородские власти летом 1929 г. вынуждены были признать значительное увеличение «преступлений террористического характера, совершенных исключительно в связи с мероприятиями по хлебозаготовке»[xix].
Проводимая коммунистами в пользу бедных компания по «раскулачиванию» ударила по самим же неимущим крестьянам. Вот мнение одного пастуха из сводки Белгородского окружкома ВКП(б) за 1929 г.: «Вы, коммунисты, описываете имущество кулаков и забираете у них хлеб, а все село остается без хлеба. Нам беднякам, до нового урожая нигде хлеба не дадут. Пусть они, по-вашему, кулаки, но они нам давали хлеб и по дешевой цене, и даже в долг — без денег»[xx].
Были отмечены и такие настроения: «Вы у кулака продаете все имущество, а чем же будем обрабатывать землю, ведь он имел лошадей, волов и обрабатывал землю больше, чем мы, и давал государству больше хлеба, а теперь все мы станем бедняками и будем с одной лошадью засевать хлеба только на одну семью»[xxi].
В ответ на реквизицию скота крестьяне начали его резать — «все равно отберут, так нам хоть что-то останется». В Шебекинском районе к началу 1930 г. по сравнению с 1928 г. скота уменьшилось в 2 раза. Партия приняла репрессивные меры. Газета Шебекинского РК ВКП(б) «Пламя» пестрела заголовками: «Обрушить пролетарский гнев на убийц скота», «Дать кулакам и зажиточникам твердые задания». Бюро Шебекинского РК ВКП(б) запретило убой скота и его продажу. Милиции и угрозыску было поручено в подобных случаях «производить дознание в самый кратчайший срок, чтобы можно было через два дня закончить следствие». «Виновные подлежат ответственности как за вредительство»[xxii].
План хлебозаготовок по Белгородском округу к июлю 1929 г. был выполнен на 66,8 %, а к 1 декабря 1929 г. — уже на 108 %[xxiii]. По решению коллегии Наркомзема РСФСР в декабре 1929 г. Белгородчина была объявлена зоной сплошной коллективизации. Осенью 1929 г. в с. Вознесеновка был создан колхоз «Красный партизан», в с. Маломихайловка — «ВЭСЭЛЭ ЖITTЯ», в с. Н. Таволжанка — «День урожая», в с. Устинка — «Красный октябрь». В одном с. Логовом стало 4 колхоза[xxiv].
В начале января 1930 г. Политбюро ЦК ВКП (б) принимает постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», то есть от политики ограничения и вытеснения кулака перешли к политике ликвидации его как класса. 30 января во все местные парторганизации Белгородчины по телеграфу был направлен текст постановления.
Причину массового вступления в колхозы также раскрывает документ от 9 февраля 1930 г. Органами управления ГПУ была проведена операция в Белгородском и Шебекинском районах. Имущество кулаков передано в колхозы, причем бедняки сами помогали и указывали «надо такого-то…». Крепкий середняк боится, молчит и в массовом порядке идет в колхоз. В колхоз не принимают, идут в райком, говорят: «Берите все, только примите в колхоз». Один старик сказал» «Возьмите не только имущество, но и старуху мою, только примите»[xxv].
Требуя проведения репрессивных мер по отношению к зажиточным крестьянам, коммунисты стремились скрыть от населения масштабы репрессий. Раскулачивание, выселение семей за пределы района старались проводить по ночам. Этот факт подтверждает директивное письмо секретаря Белгородского окружкома ВКП (б) П. Я. Павловцева райкомам ВКП(б) о неразглашении сведений о раскулачивании, от 14 февраля 1930 г.: «Предлагается обеспечить конспиративность решений партии в вопросе раскулачивания и категорически воспретить публикацию в печати и стенгазетах фактов репрессий, особенно в части применения высшей меры репрессий к кулакам»[xxvi].
Чтобы быстрее доложить в центр о ликвидации «кулачества» Белгородский окружком ВКП (б) в начале 1930 г. спустил в райкомы ВКП (б) развертку, где было определено, сколько, какой категории должно быть раскулачено. В хлебозаготовительную компанию 1929–30 гг. Шебекинский РК ВКП (б) мобилизовал 810 членов районного и сельского актива. Они обходили дворы, забирали хлеб и гужевым транспортом, так называемыми «красными обозами» отправляли его на станции[xxvii].
Конфискованное имущество раскулаченных распределяли без всякого ведома. Печин — председатель Пристенского сельского совета переехал в кулацкую хату, имея свое хозяйство. Савостин — председатель колхоза в селе Пристень, тоже из своего дома переехал в новый — кулацкий. Анохина, родственница обоих, не только переехала в освободившийся дом, но и пользовалась по своему усмотрению всем конфискованным добром этого дома[xxviii]. В колхозе конфискованное имущество раскулаченных распределялось между своими.
В постановлении ЦК ВКП (б) от 15 марта 1930 г. признавалось, что «не мало перегибов было допущено и с раскулачиванием. Особое же зло — это командование мужиком, грубое обращение с ним. Нужно честно сознаться в своих ошибках и открыто, а не тайком их исправить. Основным в настоящее время является большевистское признание всех ошибок, допущенных при коллективизации и немедленное их исправление[xxix].
Однако надо было отмежеваться от перегибов так, чтобы не помешать теми же темпами и дальше загонять крестьян в колхозы. Вот почему постановление, сказав коротко о главном — о нарушении принципа добровольности в колхозном движении, далее сосредотачивает внимание на мелочах. Было решено отказаться от головотяпского перетаскивания крестьян от артельной формы к коммуне, от закрытия церквей и базаров, от обобществления мелкого скота и птицы, от ликвидации приусадебных огородов. В Шебекинском районе были отмечены следующие факты. Так, в с. Никольском была создана коммуна во главе с рабочим Подольского завода Н. Л. Богорадовым. В с. Муром — закрыта церковь, в с. М-Пристань — церковь была передана сельсовету под культурные нужды[xxx]. С подобными явлениями при коллективизации предлагалось решительно покончить. Но темп коллективизации, согласно постановлению, необходимо было закрепить, что также выделил П. Я. Павловцев в докладе на пленуме Шебекинского райкома: «Некоторые увлеклись успехами раскулачивания и думают, что классовая борьба в колхозах закончена. Это в корне не верно. Кулак ведет активную, решительную борьбу и нам предстоит здесь проделать двойную работу». Признав в целом принцип добровольности вступления и выхода из колхоза, он все же подчеркнул, что «…мы решительно против такой добровольности, которая может разрушить колхоз, которую стремится навязать нам кулак»[xxxi].
Здесь необходимо отметить, что если бы постановления ЦК ВКП (б) не было, то, по признанию самих коммунистов, возникла бы реальная угроза существованию Советской власти. В закрытом письме ЦК ВКП (б) от 2 апреля 1930 г. «О задачах колхозного движения в связи с борьбой с искривлениями партлинии» ситуация оценивалась следующим образом. Поступившие в феврале месяце в ЦК сведения о массовых выступлениях в Центрально-Черноземной области, на Украине, в Казахстане, Сибири, Московской области вскрыли положение, которое нельзя назвать иначе, как угрожающим. Если бы не были тогда немедленно приняты меры против «искривлений партлинии», «мы имели бы теперь войну повстанческих крестьянских хозяйств», добрая половина наших «низовых работников была бы перебита крестьянами, был бы сорван сев, было бы подорвано колхозное строительство и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение»[xxxii]. По существу речь шла не об угрозе, а о начале крестьянской войны против насильственной коллективизации, против партии и советской власти.
Тем не менее, крестьянин в массовом порядке побежал из колхоза. Весной 1930 г. в с. Купино родственники высланных «кулаков» разобрали из колхоза лошадей, скот, сельскохозяйственный инвентарь. В с. Муром из более 300 крестьянских хозяйств осталось 18, даже к 1932 г. в этом селе удалось коллективизировать только 55 % хозяйств[xxxiii]. В с. Чураево в колхозе от прежней численности осталось только 25 % крестьян-бедняков. Начались серьезные конфликты из-за земли. Вышедшие крестьяне требовали обратно свою землю и урожай. Среди них были даже партизаны 6-го Корочанского повстанческого полка, сражавшиеся за советскую власть в годы гражданской войны и также выступившие против насаждаемого колхозного строя. Но все равно, лучшие земли забирал колхоз, а остальные были отданы обратно крестьянам.
По апрельской сводке 1930 г. Белгородского окружкома ВКП (б): из 3 690 подвергшихся раскулачиванию хозяйств по 1 313 было отменено раскулачивание, но только 35,6 % из этих ошибочно раскулаченных восстановлено в правах[xxxiv].
Наступило кратковременное «затишье», своеобразная стабилизация, когда «низы» добровольно не хотели возвращаться в колхозы, а тем более создавать новые, а растерявшиеся «верхи» на местах не решались начинать новое наступление на крестьян.
После этих событий в Шебекинском районе из всех крестьянских хозяйств 45 стало единоличниками. К 1930 г. в деревне осталось только 2 слоя: колхозники и единоличники[xxxv]. Это не устраивало партию. К середине 1930 г. с помощью чрезвычайных мер процесс массового выхода из колхозов был остановлен и количество коллективных хозяйств начало постепенно расти. 27 сентября 1930 г. в городе Шебекино проходит 4-я партконференция, которая основываясь на постановлении ЦК ВКП(б) от 14 марта 1930 г. «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении» взяла установку на формирование темпов сплошной коллективизации в районе. Все это для отчетности было приурочено к определенной компании.
С 15 октября по 25 октября 1930 г. в СССР были объявлены «дни урожая». В Шебекинском районе они проходили по лозунгом «За 10 дней удвоить ряды колхозников», что и было сделано по району, как требовал Шебекинский РК ВКП (б), ровно за 10 дней.
В ноябре 1930 г. проходит пленум ЦК ВКП (б), который подвел итоги сплошной коллективизации : «Хлебозаготовительный план нашего района на 1 ноября выполнен на 100,8 %, выдвинутый сверх этого плана встречный план хлебозаготовок, составляющий 20 % годового плана, в основном тоже выполнен»[xxxvi].
Кроме этого силами Шебекинского комсомола к 16-му международному дню юношества 5 сентября было организовано движение «красных обозов» в количестве 30 000 пудов, к 13-й годовщине Октября было организовано 6 «красных обозов». В этот момент район был коллективизирован на 29 %[xxxvii]. РК ВКП (б) дал также указания комсомолу: «Комсомольская организация поведет решительную борьбу с проявлением левых и правых загибов в рядах нашей партии и комсомола»[xxxviii].
Если весной 1930 г. в Шебекинском районе было 43 колхоза, то на начало 1931г. — 47, а к июлю 1931 г. — 59 колхозов. К осени 1931 г. уже 70 % крестьянских хозяйств в Шебекинском районе вступили в колхоз.
Подытоживая выше обозначенные факты, сделаем некоторые выводы. Итак, до образования Шебекинского района (1928 г.) город Шебекино был центром Шебекинской волости. Шебекинский район населяли представители преимущественно двух национальностей: русские и украинцы. К 1923 г. в Шебекинской волости на долю частника приходилось 52 % товарооборота. Крестьянские хозяйства, являвшиеся своего рода предпринимательскими, начали набирать большой рост развития к 1925–27 гг., а число бедняцких хозяйств уменьшилось до 20–25 %. Период политики преобразования мелких, единоличных крестьянских хозяйств в крупные общественные социалистические хозяйства путем кооперирования положил начало массовому недовольству среди зажиточного населения района, что дало толчок массовым репрессиям со стороны государства.
Рассмотрим сельскохозяйственную деятельность в Шебекинском районе в 1930-е гг. В районе в рассматриваемый период было 61 867 га сельскохозяйственных угодий[xxxix]. Пашня занимала территорию равную 923 га, усадебные земли занимали площадь в размере 6 081 га, на сенокос отводилось 3 275 га[xl]. В 1931 г. в сельском хозяйстве Шебекинского района было занято 17 253 чел. — 43,3 % от общего населения района[xli]. Шебекинский район ко дню 5-й районной партконференции был коллективизирован на 63 %, удельный вес социалистического сектора превысил индивидуальный. В общей землеобеспеченности района социальный сектор занимает 70,7 % и по пашне — 72,5 %. В районе значительно увеличивается рост посевных площадей и в особенности по соцсектору. Если в 1930 г.совхозы засеяли 6 889 га, то в 1931 г. — 7 325 га, колхозы в 1930 году засеяли 9 700 га, а в 1931 году — 30 000 га[xlii].
Площадь посева у единоличников сократилась в результате политики раскулачивания (реквизиций в пользу соцсектора). С каждым днем колхозы пополнялись вступающими единоличниками. Вся площадь посева так же увеличилась по сравнению с 1930 г. В 1930 г. было засеяно 49 299 га, а в 1931 г. — 5 205 га. Удельный вес посева соцсектора поднялся до 72,8 %.
Шебекинский район — район сахарной промышленности и вполне понятно, что основной культурой в районе является сахарная свекла. Из года в год увеличивается площадь посевов сахарной свеклы, и по сравнению с 1929 г. посевы сахарной свеклы увеличились на 100 %: в 1929 г. было посеяно 3 715 га, в 1930 г. — 6 049 га, в 1931 г. засеяно — 7 311 га[xliii].
Расширение посевной площади под сахарную свеклу шло, главным образом, за счет земли занятой под пары. Кроме сахарной свеклы в районе выращивали следующие сельскохозяйственные культуры: рожь, пшеница (яровая и озимая), ячмень, овес, зерно, горох, просо, картофель. Урожайность в 1930 г. по свекле была 306 2228 центнеров с гектара, в 1931 г. удалось получить 676 777 центнеров. Валовой урожай и сбор за 1936 г. с 1 га составил:[xliv]
Таблица 1.
Название культуры |
Посевная площадь (га) |
Урожайность (цт. с 1 га) |
Валовой сбор |
Рожь озимая |
5 407 |
9,06 |
54 103 |
Пшеница озимая |
4 649 |
14,4 |
65 272 |
Пшеница яровая |
2 526 |
10,3 |
26 018 |
Ячмень |
4 845 |
10,3 |
4 903 |
Овес |
2 390 |
11,9 |
2 841 |
Вика-зерно |
236 |
10,8 |
3 629 |
Горох |
907 |
4,1 |
3 718 |
Просо |
979 |
6,97 |
6 823 |
Картофель |
322 |
80 |
4 869 |
Сахарная свекла |
6 373 |
87,9 |
560 488 |
Валовой доход сельского хозяйства из года в год повышался. Если в 1929 г. в колхозах прибыль от полеводства составила 156 712 руб., то в 1930 г. — 1 625 956 руб., а в 1932 г. — 4 105 710 руб.[xlv].
В животноводстве после катастрофического падения численности поголовья скота в 1930 г. были достигнуты значительные успехи. Численность поголовья была восстановлена в особенности по социалистическому сектору сельского хозяйства. Если на 1 июля 1930 г. в колхозах крупного рогатого скота было всего 332 головы, в совхозах 985 голов, в единоличных хозяйствах 8 530 голов, то на 1 июля 1931 г. в колхозах имелось — 701 голова, в совхозах — 1 423 головы и в единоличных хозяйствах 15 108 голов. Значительно увеличилось за год поголовье другого скота — овец, свиней, лошадей. К 1937 г. поголовье сельскохозяйственного скота увеличилось по крупному рогатому скоту до 22 526, волов было — 1 447, поголовье свиней составило 13 187 голов, мелкий рогатый скот — 12 503 голов.
Животноводство в колхозах развивалось главным образом по линии организации молочно-товарных и свиноводческих ферм. К 1931 г. в колхозах было создано 9 молочно-товарных ферм с 460 головами скота и 2 фермы ЦРК и ЗРК. В районе было 17 свиноферм по колхозам с количеством скота 662 головы, а в общем по району — 20 свиноферм, с количеством скота 903 головы (данные на 1931 г.).
Вместе с тем, по сообщению районной газеты «Пламя», в колхозе «Красный партизан» (c. Вознесеновка) свиноводческому хозяйству не уделялось достаточного внимания. Уход за свиньями, особенно за свиноматками, был поставлен из рук вон плохо. В Марьинском совхозе скот содержался в плохом состоянии. Правильное кормление отсутствовало. В особенности был плох уход за телятами и поросятами. Телята болели легочными заболеваниями, и падеж их составил 42 %. Имелся и падеж поросят, от плохого ухода за ними. В колхозе им. «Ленина», c. Пенцево, за имеющимися свиньями не было налажено никакого ухода, «от недогляду матка поросят подавила». Само управление колхоза, по словам газеты, недооценивало вопросы свиноводства и часто снимало свинарей, посылая их на другие работы.
Работали колхозники в созданных колхозах не за деньги, а за «трудодни», «палочки», то есть единицы. Детям до 14 лет — по 5 «палочек». На одну «палочку» было положено по 3 пуда хлеба (48 кг). Однако получали колхозники это раз в году, после уборки урожая и полного расчета с государством. Но так как урожаи в колхозах были очень низкими, а государство забирало почти все, крестьянам практически ничего не оставалось. Кормились они с приусадебных участков. Реальная картина была такая: в 1932 г. в Шебекинском районе колхозники на трудодни получали по 2,2 кг. хлеба, в 1933 г. — 4 кг., в передовых колхозах — 5–7 кг., а в некоторых колхозах его и вовсе не получали.
Основой колхозной организации труда являлась сдельщина. Сдельщина означает распределение доходов колхоза в соответствии с количеством и качеством затраченного колхозником труда. При подведении итогов, когда колхоз рассчитывался со всеми обязательствами перед государством и приступал к распределению доходов среди колхозников, эти доходы распределялись по выработанным каждым колхозником трудодням. Следовательно, запись о вырабатываемых трудоднях являлась основным условием сдельщины, без учета проведение сдельщины теряло всякий смысл, являлось формальным.
Знание каждым колхозником количества выработанных им трудодней было обязательным условием проведения сдельщины. Вырабатываемые отдельными колхозниками трудодни были известны всем участникам бригады с целью повышения конкуренции между колхозниками. Это служило основой соревнования и вызывало стремление не отставать от других.
Между тем, по сведениям которые поступали в редакцию газеты «Пламя», с учетом труда колхозников дело обстояло из рук вон плохо. Во многих колхозах учета труда вовсе не было, а если он и имел место, записи зачастую велись таким образом, что впоследствии недоразумения при распределении были неизбежны.
Почему необходимое условие правильной сдельщины не проводилось в жизнь? Местные органы объясняли это тем, что до колхозов еще не дошли соответствующие учетные формы, что на местах не хватало счетных работников.
Отсутствие четкого учета трудодней делало невозможным налаживание составляющих основ социалистического труда (ударничества и соревнования) в колхозе. Непосредственная проверка проведения сдельщины на местах показывала, что сплошь и рядом она проводилась лишь формально.
При сдельщине каждая работа имела свою расценку. Колхозная сдельщина отличалась тем, что расценки работ велись не в деньгах, а в трудоднях. То что колхозник должен был работать не за деньги, а за трудовые «палочки» партийное руководство трактовало следующим образом: «Устанавливать расценку в деньгах в колхозе нельзя. В колхозе не может быть зарплаты, ибо зарплата бывает при работе по найму, а в колхозе работают хозяева, равноправные члены хозяйства. Колхоз — это хозяйство колхозников. В колхозе между его членами распределяются доходы. Для колхоза твердая зарплата — вреднейшее явление»[xlvi]. В ответ на обращения колхозников о начислении зарплаты в денежном эквиваленте шли обвинения в адрес как бы уже ликвидированного класса кулачества, говорилось, что якобы кулак старается подбить колхозника на требование твердой зарплаты, стараясь представить колхоз в качестве хозяина для колхозника. А колхозники должны знать, что они сами являются хозяевами, что их доходы будут целиком определяться количеством затраченного труда. Но заранее определить какой будет доход, устанавливать твердые ставки не предполагалось. Поэтому и применялись установленные расценки колхозных работ в трудоднях[xlvii].
Трудодень был не только временем работы — 8, 10 или 12 часов. Под этим понятием подразумевалось количество работы и ее качество. Именно такое количество, которое могло быть произведено в течение дня напряженной работы. Нормами трудодня были 3/4 га вспашки, 5 га боронования, 5,5 м. двухрядной прополки[xlviii].
В каждом колхозе в зависимости от условий работы и наличия орудий труда трудодень устанавливался по-своему. Важно было, чтобы трудодень как можно ближе подходил к тому, что в действительности в течение напряженного рабочего дня могло быть выработано лучшим колхозником.
Например, в Чураевском колхозе «Профинтерн» постановка учета и организации труда были не налажены. Бригадиры, которые должны были вести учет в своих бригадах этим вопросом не занимались. Функции некоторых бригадиров выполнял табельщик, который после работы замерял, сколько сделано и отмечал, а бригадир только следил за работой[xlix]. Не было точной разбивки бригад, люди в них менялись. Иногда две бригады по собственной инициативе соединялись и работали вместе. Также не достаточно четко были проработаны нормы выработки. Например, за покос 1 га травы на 6 человек давали 9 трудодней, то есть 1,5 трудодня на человека, в то время как сами колхозники говорили, что эта норма низкая, что можно выработать и больше[l]. Индивидуальная сдельщина совершенно отсутствовала, вследствие чего отсутствовало ударничество и соцсоревнование. Имелись случаи, когда колхозник работал не полный день и не вырабатывал установленной нормы выработки, а ему записывали полный трудодень. Так, правление Пенцевского колхоза им. «Ленина» было осуждено за бездействие в газете «Пламя». Поводом для этого послужил эпизод из колхозной жизни: 7 июля 1931 г. колхозница А. В. Осадченко пришла жаловаться в правление колхоза на то, что многие женщины не дают ей работать по ударному, не дают ей перевыполнить нормы выработки, едва только она начинала в работе уходить вперед. Это подтвердил и бригадир[li]. Правление же колхоза, в свою очередь, вместо того, чтобы дать отпор антиударническим настроениям и создать атмосферу для развертывания ударничества, также обвиняло Осадченко.
Между колхозами заключались договоры о социалистическом соревновании. Но большинство колхозников не очень торопилось перевыполнить план. Агитаторы, находившиеся среди них, подговаривали колхозников не торопиться выполнять план работ раньше других, так как передовиков посылали на помощь отстающим хозяйствам[lii].
Из валового дохода в колхозе распределению между колхозниками подлежало:
- Продовольственное зерно и другие продукты, за исключением подлежащих сдаче государству сменного, страхового и специальных продовольственных фондов, образованных по постановлению самих колхозников.
- Корма, за исключением подлежащих сдаче государству и откладываемых фуражному фонду.
Во время колхозных работ колхозникам должны были выдаваться авансы продовольственными продуктами в счет причитающейся им доли продукции в соответствии с выработанными трудоднями. В каждом колхозе, в зависимости от количества продовольственных продуктов подлежащих распределению, устанавливалось, сколько продовольственного зерна получал колхозник, выработавший наибольшее количество трудодней. При этом колхозник, выработавший меньшее количество трудодней, по сравнению с лучшим колхозником, получал меньшее количество продовольственного зерна[liii].
Кроме выполнения контрактации перед государством колхозы отчисляли ежегодно государству налоги, страховку и долги по кредитам. В колхозах создавался неделимый фонд, который предназначался для покупки машин, рабочего и продуктивного скота. Отчисления в неделимый фонд поступали от старых колхозов в размере 15 % и 10 % в колхозах новых, организованных после октября 1930 г.[liv]
Насилие порождало насилие. Всю свою злобу и ненависть за унижение и разорение крестьяне направляли на непосредственных исполнителей репрессивной политики: 1 июля 1931 г. убит председатель сельского суда с. Устинка Г. П. Молчанов, 5 ноября 1930 г. в с. Никольском был убит активист колхозного движения коммунист Столяров, в августе 1932 г. убит председатель колхоза «Красный октябрь» в с. Устинка З. А. Лазарев. Недаром в сводке ОГПУ от 23 июля 1932 г. говорилось об «ухудшении политнастроения части колхозников», «росте массовых выходов из колхозов, разборе скота, имущества и сельскохозяйственного инвентаря»[lv].
В 1933 г. были созданы так называемые политотделы при МТС и совхозах, начавшие чистку кадров колхозов и МТС с отдачей их под суд, а также организацию партячеек в созданных колхозах. В Ржевском совхозе политотдел возглавил 25-тысячник А. И. Удалов, Шебекинскую МТС — Гусев, Зиборовскую МТС — Зелкан[lvi]. Просуществовали политотделы до 1935 г. Политотделы не подчинялись ни сельским советам, ни районным земельным органам.
В селах возобновились реквизиции хлеба в пользу государства. Особенно остро стал вопрос в 1932 г., когда зерна было собрано меньше, чем в 1931 г. А хлеб надо было взять. И для этих целей при сельсоветах образовывались специальные бригады. Ярким примером ликвидации прорыва в хлебозаготовках была ситуация, сложившаяся в с. Нежеголь, описанная подробно в газете «Пламя» 24 ноября 1932 г.: «17 ноября в 17.00 Нежегольские организации рапортовали району о выполнении плана хлебозаготовки. Колхозный сектор первый по селу выполнил долг перед государством, но Нежегольский сельсовет тянул вниз единоличный сектор, задолженность за которым составляла 98 цт. из плановых 692, а вследствие невыполнения плана по культурам предстояло еще изъять 150 цт.
11 ноября в 6 часов вечера собралась Нежегольская парторганизация на совещание. На повестке дня стоял один вопрос — план хлебозаготовок по единоличному сектору выполнить во что бы то ни стало.
Во время ударной работы были обнаружены до 40 случаев укрытия хлеба. Хлеб прятали всюду. Вот отдельные факты. У Диничева, не выполнившего плана хлебозаготовок, хлеб в количестве 10 мешков был обнаружен спрятанным в соломе, там же были спрятаны 8 овчин, которые также были конфискованы. У единоличницы Снимщиковой было обнаружено просо, которое было подвешено за иконами, под крышкой стола и под загнетью печи в земле. У Семенкова в сенях под полом было обнаружено 3 мешка пшеницы. У Жданова Д. И., твердого должника, в яме на огороде было обнаружено 3 центнера проса. У Щекинова Ф. А., Жданова Я. Г., Закурдаева М. П., Пономарева М. Т. — хлеб был найден закопанным в ямах, в сараях, под навозом, на огородах и т. п. Попутно с хлебом были обнаружены у тех же единоличников ямы с сахарной свеклой и с сахаром. Некоторые умудрялись прятать хлеб и сахар на пустых кулацких усадьбах»[lvii].
«17 ноября в 5 часов вечера план хлебозаготовок по единоличному сектору был выполнен со следующими показателями: уточненный план с остатками недовыполненного был установлен в 248 цт, выполнено 268,76 цт — 108,3 % плана и сверх плана сдано масленичных культур»[lviii].
Но даже в это время темпы коллективизации не были остановлены. В Шебекинском районе уже к январю 1934 г. 83 % крестьянских хозяйств было коллективизировано[lix].
Этому непосредственно способствовало введение единовременного налога для единоличных крестьянских хозяйств. Постановление ЦИК, СНК СССР установило единовременный налог на следующих основаниях. К единовременному налогу привлекались все единоличники, занимавшиеся сельским хозяйством, проживающие в сельской местности, дачных поселках и городских поселениях, с которых взимался сельхозналог. От единовременного налога освобождались хозяйства рабочих и служащих, уплачивающих сельхозналог, у которых основным доходом являлась зарплата, хозяйства колхозников, военнослужащих, милиции и единоличные хозяйства, освобожденные по маломощности в 1932 г., инвалиды войны и труда, отнесенные к 1 и 2 группе инвалидности[lx].
Хозяйства облагались сельхозналогом по твердым ставкам. Уплачивали единовременный налог в размере 15–20 руб. Хозяйства облагаемые сельхозналогом по прогрессивным ставкам уплачивали единовременный налог в размере от 100 до 175 % к окладу сельхозналога 1932 г., но не менее 25 руб.[lxi]Кулацкие хозяйства уплачивали единовременный налог в размере 200 % оклада сельхозналога 1932 г. Хозяйства, вступившие в колхозы до 10 декабря 1932 г. от единовременного налога освобождались, а хозяйства вышедшие и исключенные из колхозов привлекались к налогу наравне с единоличными. Райисполком Шебекинского района пользуясь правом, оговоренным в постановлении ЦИК и СНК СССР, повысил для хозяйств «кулаков» ставки единовременного налога и увеличил ставку единовременного налога до 300 %[lxii].Ставка налога для каждого сельсовета была установлена в процентном соотношении к сельхозналогу.
МТС полностью не справлялись с возложенными на них обязательствами. Трактора приходилось перегонять часто из колхоза в колхоз, из-за чего имелись длительные простои. Сорвана была 23-х часовая работа. В связи с необеспеченностью перевозными средствами бригады недостаточно обслуживались механиками, трактора обслуживались непостоянными трактористами, так как в каждом колхозе происходила смена водителя; вследствие чего внимание тракторам уделялось недостаточное, поэтому они часто ломались. К числу основных проблем относилось и неумение дирекции МТС увязать работу тракторов с наличием тягловой силы в колхозах, отсутствие достаточной помощи колхозам со стороны агрономов МТС по внедрению плановости и учета, а также проверки качества работы. Также имели место большие простои тракторов из-за несвоевременной подвозки горючего и воды, часто планы работы МТС не были согласованы с колхозами. Во время сева произошло 52 простоя, из которых 23 из-за недоброкачественности ремонта, а остальные 29 по вине тракториста. Простои по «Фордзонам» были особенно велики — 2 297 часов или 63 % по отношению к выработанным часам. По «Интерам» простой был меньше — 1 615 часов или 22 % по отношению к отработанному времени. Норма выработки на тракторах также не выполнялась. Имел место значительный перерасход топлива, отсутствие освещения на тракторах срывало непрерывную работу. Не хватало специалистов[lxiii]. Однако Шебекинская МТС неоднократно участвовала во всесоюзной сельскохозяйственной выставке. В 1940 году ей вручили диплом 1-й степени.
Работам МТС на полях колхозов предшествовало подписание договоров о совместной деятельности. Образец договора был разработан Наркомземом СССР и утвержден СНК СССР 5 февраля 1933 г.[lxiv]
Колхоз обязан был обеспечить доставку горючего и машин со станции, железных дорог и подвозку воды к месту работы трактора. Установка скирд и молотьба хлебов производилась в определенных местах по указанию МТС. Подвозка продукции причитающейся МТС производилась перевозными средствами колхоза, за его счет. В целях наиболее производительного использования сложных сельхозмашин, принадлежащих колхозу, МТС покупала у колхоза по особому соглашению все сложные молотилки и локомобили. Колхоз рассчитывался с МТС не деньгами, а натуральными продуктами (зерном, хлопком, свеклой, льном). За проведение всех основных сельскохозяйственных работ МТС получала от колхоза в оплату своих расходов натуральным продуктом 20 % урожая по зерну, кукурузе, подсолнуху, хлопку и льну, 17 % по свекле и 16 % по картофелю[lxv].
В перечень всех основных сельскохозяйственных работ входили: по зерну — вспашка, посев, косьба, молотьба или уборка комбайном, по кукурузе — вспашка, посев, культивация и уборка, по подсолнуху — вспашка, посев, молотьба, культивация, по картофелю — глубокая вспашка, посадка и копка, по льну — две вспашки, посев и теребление. В случае если МТС в колхозе производила не все основные работы, колхоз оплачивал ей лишь каждую произведенную работу в процентах от урожая.
Расчеты по работам, проведенным МТС до начала молотьбы, производились из первых партий намолоченного зерна, но не позднее одного месяца после начала обмолота, а за молотьбу расчет производился по мере обмолота. Урожайность для данного района определялась специальной комиссией в следующем составе: председатель РИКа или его заместитель, райуполномоченный Комзаг СТО (Комитета по заготовке с/х продукции при Совете труда и обороны), директор соответствующего колхоза. Причитающееся МТС за работу зерно и подсолнух сдавались колхозом всеми зерновыми культурами и подсолнухом пропорционально посевным площадям каждой культуры. По свекле и картофелю расчеты производились из первых партий собранной продукции. Урожайность по свекле и картофелю определялась особой комиссией. Расчеты по остальным культурам производились не натурой, а деньгами в сроки и на условиях особого соглашению МТС с колхозами.
Работы МТС по подъему паров, озимому севу, зяблевой пахоте производились в порядке беспроцентного кредита колхоза с натуральной оплатой из урожая следующего года.
Оценивая производительную деятельность МТС в колхозах, следует заметить, что сложившаяся форма производственно-технического обслуживания со стороны МТС воспринималась крестьянами неоднозначно. Часть крестьян считала, что натуральная оплата, которая взималась с колхозов (хотя и на добровольных началах) была слишком кабальной. После выполнения плана хлебозаготовок и натуроплаты (зерном) у многих колхозов оставалось мало зерна для распределения на трудодни. Недовольны были крестьяне и тем, что МТС были слабо заинтересованы в повышении урожайности, так как денежное начисление производилось не от урожайности, а в зависимости от количества гектаров обработанной земли[lxvi].
Таким образом, рассмотрев противоречивые тенденции социально-экономического развития Шебекинского района Белгородской области, в заключение заметим, что к середине 1930-х гг. он занимал не последнее место по числу сельскохозяйственных угодий. Высокими темпами развивалась сахарная промышленность, в которой была задействована большая часть рабочей силы города и района. Колхозное хозяйство имело первостепенное значение. На протяжении 1930-х гг. в промышленное производство внедряются новшества, направленные на улучшение урожайности, повышения заготовительной сырьевой базы. И, наконец, большой вес в данный период приобретает агропромышленный комплекс.
* аспирант кафедры педагогики РГПУ им. А. И. Герцена (СПб).
[i]Поздняков Э.Н. История Шебекино XX в. Белгород, 2001. С.16.
[ii] Там же.
[iii] ГАБО. ФР-959. Оп.1. Д.7. С.71.
[iv] Там же. С.72.
[v] Там же.
[vi] Там же.
[vii] ГАБО. ФР-959. Оп.1. Д.6. С.6.
[viii] Там же. Л.7.
[ix] Поздняков Э.Н. Шебекино в 20-е - 30-е гг. // Красное знамя. 1998. 30 июня.
[x] Поясов С.А. Шебекино: историко-краеведческий очерк. Шебекино, 1970. С.85.
[xi] Там же. С.86.
[xii] Кузюлев Н.Н. Крепнуть колхозам, богатеть колхозникам // Красное знамя. 1985. 23 октября.
[xiii] Там же.
[xiv] Поясов С.А. Указ. соч. С.87.
[xv] Кузюлев Н.Н. Заботы райкома партии // Красное знамя. 1985. 1 июня.
[xvi] Поясов С.А. Указ. соч. С.89.
[xvii] Кузюлев Н.Н. Заботы райкома партии // Красное знамя. 1985. 1 июня.
[xviii] Гончаренко Ю. Резерв душ для отсева сеятелей // Белгородская правда. 1990. 4 августа.
[xix] Трапезников С. П. Коммунистическая партия в период наступления социализма по всему фронту. Победа колхозного строя в деревне (1929-1932 гг.). М., 1960. С.103.
[xx] Кузюлев Н.Н. Заботы райкома партии // Красное знамя. 1985. 1 июня.
[xxi] Гончаренко Ю. Резерв душ для отсева сеятелей // Белгородская правда. 1990. 4 августа.
[xxii] Там же.
[xxiii] Данилов В.П. Коллективизация сельского хозяйства в СССР // История СССР. 1990. № 5. С.45.
[xxiv] См. подробнее: Пламя. 1930. 2 ноября.
[xxv] Гончаренко Ю. Указ. соч.
[xxvi] Пламя. 1930. 8 марта.
[xxvii] Там же.
[xxviii] Там же.
[xxix] Пламя. 1930. 5 июня.
[xxx] Гончаренко Ю. Указ. соч.
[xxxi] Пламя. 1930. 8 марта.
[xxxii] Пламя. 1930. 26 марта.
[xxxiii] Зеленин И.Е. Революция сверху: завершение и трагические последствия // Вопросы истории. 1994. №10. С.28-29.
[xxxiv] Кузюлев Н.Н. Крепнуть колхозам, богатеть колхозникам // Красное знамя. 1985. 23 октября.
[xxxv] Там же.
[xxxvi] Гончаренко Ю. Указ. соч.
[xxxvii] Кузюлев Н.Н. Крепнуть колхозам, богатеть колхозникам // Красное знамя. 1985. 23 октября.
[xxxviii] Он же. Заботы райкома партии // Красное знамя. 1985. 1 июня.
[xxxix] Он же. Трудные дни становления // Красное знамя. 1985. 25 июля.
[xl] Он же. Заботы райкома партии // Красное знамя. 1985. 1 июня.
[xli] Там же.
[xlii] Кузюлев Н.Н. Крепнуть колхозам, богатеть колхозникам // Красное знамя. 1985. 23 октября.
[xliii] ГАБО. ФР-959. Оп.1. Д.7. С.71.
[xliv] Там же.
[xlv] Там же.
[xlvi] Там же.
[xlvii] Там же.
[xlviii] Пламя. 1931. 30 июля.
[xlix] Пламя. 1931. 19 августа.
[l] Там же.
[li] Там же.
[lii] Там же.
[liii] Там же.
[liv] ГАБО. ФР-959. Оп.1. Д.6. С.7.
[lv] Тепцов В.Н. Аграрная политика на крутых поворотах 20-х - 30-х гг. М., 1990. С.20.
[lvi] Там же.
[lvii] Гончаренко Ю. Указ. соч.
[lviii] Там же.
[lix] Пламя. 1934. 19 января.
[lx] Поздняков Э.Н. История Шебекино XX в. С.45.
[lxi] Там же. С.46.
[lxii] Зеленин И. Е. Указ. соч. С.34.
[lxiii] Рогалина М.А. Коллективизация: уроки пройденного пути. М., 1989. С.166.
[lxiv] Тепцов В.Н. Указ. соч. С.29.
[lxv] Рогалина М.А. Указ. соч. С.167.
[lxvi] Тепцов В.Н. Указ. соч. С.27.