Спустя триста четыре года династия Романовых рухнула. В стране началась новая грандиозная смута, приведшая Россию на край национально-государственной гибели. Снова встал «род на род» – гражданская война потрясла страну, снова глубокий экономический кризис смертельно поразил российский хозяйственный организм, а очередной политический распад, осложнённый внешними силами, грозил существованию самой российской государственности. Жизнь складывалась так, словно и не было этих трёх веков, словно, едва выйдя из Смуты, Россия тут же вновь пошла по кругам исторического ада. От Михаила до Михаила. От первого до последнего, уже не царствовавшего ни одного дня. Триста лет спрессовались как бы воедино, подчеркнув одновременно и историческую схожесть драматических ситуаций, и их кардинальное различие, и хронологическую разновременность, и иное личностное воплощение самой верховной власти России. Династия родилась, династия рухнула.
А в рамках этих трёхсот лет на русский трон один за другим – порой мирно и безмятежно, порой трагически и суматошно – восходили девятнадцать носителей царской фамилии Романовых: мужчины и женщины, умудрённые опытом государственные деятели и безусые мальчики, за которыми виделись могучие фигуры фаворитов, и чисто русские люди, и иноземцы, едва могущие связать несколько слов по-русски. И всё это были Романовы.
Среди них были и умные, и глупые люди; активные, удачливые правители и пассивные созерцатели; страстные воители и реформаторы и тихие, смиренные, покорные Богу властители; примерные семьянины и ветреные, сладострастные герои альковной жизни.
И все же прежде всего они были носителями высшей власти в России ХVII – начала XX века, в России, которая диктовала свои законы этим монархам, несмотря на их порой полную человеческую непохожесть. Династия принимала Россию как нескончаемую историческую эстафету.
О представителях династии Романовых написано немало: это и научные штудии старого времени, и советские труды, и современные книги. Работа эта продолжается и поныне. Думается, что смысл этого неутихающего интереса заключается в том, что за истекшие полтора-два столетия относительно русских царствовавших особ вышло столько противоречивой литературы, столько либо восторженных, либо уничижительных характеристик, что история династии Романовых и до сих пор представляется весьма затуманенной.
И это неудивительно, особенно учитывая, что апологеты Петра I и петровского времени, в том числе и западники, и сталинские «железные реформаторы» с презрением и невниманием относились к «архаическим» временам ХVII века. Елизаветинский «антинемецкий», «чисто русский» переворот поставил политический крест на времени бироновщины – 30‑х годов ХVIII века. Екатерина II и вся последующая проекатерининская историография тщательно фальсифицировали и дискредитировали кратковременное правление её мужа и соперника Петра III, а блестящая эпоха Александра I напрочь закрыла время Павла I, убитого заговорщиками под руководством сына. Павел вплоть до последнего времени рассматривался в соответствии с этой проалександровской историографией лишь как деспот и тиран.
На времена Николая I наложили печать крепнущие либеральные, а позднее и радикальные тенденции в русском общественном движении и мысли, замечательные художественные отображения эпохи, данные прежде всего Гоголем, Лермонтовым и другими корифеями русской литературы; а также блестящая публицистика Герцена. Последующие русские правители попали под идеологический пресс народовольчества и его последователей, а позднее – большевиков. Не приходится здесь говорить и о последнем русском царе Николае II, который, кажется, сфокусировал на своей особе все беды и проклятия времени, как это понимали и либералы, и революционеры.
И сегодня, едва стоит прикоснуться к перу, чтобы дать оценку историческим деяниям того или иного представителя династии, как со всех сторон возникают до боли знакомые и примитивные вопросы – «за» или «против», не либерал ли ты, не радикал, не монархист, не коммунист и тому подобное. И мало кому приходит в голову мысль, что даже к царям, как, кстати, и к «династии» советских правителей, применимы общеисторические, объективные, научные оценки, от которых мы отвыкали десятилетиями, если не столетиями.
Поставив с этих позиций вопрос, какова же была основная историческая доминанта династии Романовых, правивших страной в ХVII–ХХ веках, можно, конечно, с известной долей гипотетичности прийти к определённому выводу: это была осторожная, осмотрительная, временами исторически замедленная политика сначала экономической и политической стабилизации России, затем постепенного овладения прежними русскими территориями и устранения угроз границам России; это было решение исторической задачи – выхода к морям и создания сильного суверенного евразийского государства. И всё это на огромных пространствах от польской границы до берегов Тихого океана, от Карелии до Памира. И всё это, опираясь прежде всего на наиболее динамичное, так сказать, ударное российское сословие – дворянство, потому что других решающих экономических, социальных и политических сил вплоть до второй половины XIX века Россия практически не знала. Романовы, особенно первые представители династии, в этой важной и масштабной работе связали себя именно с тем слоем, который прежде всего обеспечивал решение России её исторических задач. Поэтому когда мы даём характеристику отдельным представителям династии, то в первую очередь обязаны ясно представить время, территорию, среду, в которой они действовали, а потом уже делать вывод о том, насколько они были либеральны, умеренны или консервативны и в этой своей части насколько были способны повлиять на ход исторических событий.
Конечно, в таком контексте встаёт один из основных вопросов эпохи – о закрепощении населения, и прежде всего крестьянства, о крепостном праве как таковом в условиях, когда европейский мир начал уже изживать эти архаические, средневековые общественные отношения. В этой связи нельзя не сказать о последних исследованиях, которые, на мой взгляд, убедительно доказали, что развитие крепостничества произошло отнюдь не в силу злобности российских монархов, кровожадности дворян-крепостников при безропотной пассивности крестьянства, а благодаря прежде всего объективным причинам, главной из которых стало, с одной стороны, бедственное положение самого крестьянства, а с другой – связанное с этим кризисное положение дворянской экономики, налогового состояния государства. Природные условия при тогдашнем уровне земледелия делали труд крестьян в основном убыточным.
Поэтому все правительства ХVII–ХVIII веков – и «робкого» Михаила, и «тишайшего» Алексея, и богомольного Фёдора, и импульсивного, сурового Петра I, и «весёлой» Елизаветы, и Екатерины Великой, – создавая условия для торгово-промышленной деятельности крестьянства, одновременно тормозили слишком стремительное переключение огромной массы сельских жителей, в первую очередь Нечерноземья, на истинно городские занятия, так как это могло бы катастрофически подорвать интересы основной части землевладельцев – российского дворянства, которое было со второй половины ХVII века, а особенно со времён реформ Петра I, оплотом славы и мощи страны. Только при таком режиме российские правительства могли медленно, неуклюже, но неуклонно сколачивать государственную храмину страны, вести бесконечные войны – на западе, северо-западе и юго-востоке, содержать на основе рекрутской повинности огромную армию – в 350 тысяч человек при Петре I, создавать флот, посылать экспедиции на Восток, организовывать форпосты на берегу Тихого океана, развивать российские мануфактуры, обеспеченные крепостным трудом посессионных и приписных крестьян. И в этом все они были едины, потому что при ином исходе дела это была бы уже не Россия с её климатом и просторами; с её общей цивилизационной, в том числе экономической и культурной отсталостью, доставшейся Романовым от прошлых тяжких времён; с её дворянством, самоотверженным в боях, ленивым и малоподвижным на экономической и культурной ниве, хищническим в системе российской бюрократии, а главное, цепко держащимся за святая святых своего существования – труд крепостных крестьян.
В этих условиях Романовы не торопились с реформами, не шли на ускорение, тем более что таких ускорений не любила и не принимала и сама Россия во всех её ипостасях – от низов общества до её элиты. Россию скорее символизировала не поэтическая гоголевская птица-тройка, а бричка Чичикова с неисправным колесом, которое то ли доедет до Казани, то ли нет. И главное для Романовых заключалось в том, чтобы колесо не отвалилось, чтобы бричка ехала по этой тяжёлой, расшибленной дороге, принося седоку пусть скромные, но всё новые и новые дивиденды.
Династия Романовых пришла к власти в то время, когда перед страной, потратившей множество сил на историческое выживание, встал кардинальный вопрос дальнейшего пути в условиях всё нараставшей цивилизационной отсталости России по сравнению с передовыми странами Европы. Почти каждый из представителей династии, отдавая себе в этом ясный отчёт, пытался решить постоянно нараставшие проблемы собственными способами, но руководствуясь прежде всего теми возможностями, которые представляла страна – её история, традиция, религия, культура, быт. Поэтому так схожи были эти способы, а главное – их результаты; медленное, осторожное, с оглядкой продвижение вперёд; потому что даже резкий цивилизационный рывок, предпринятый Петром, вызвал бурю лишь на поверхности вод, не потревожив народных глубин и не обняв огромных российских пространств. Тот, кто даже в малой степени нарушал эти законы, уходил в небытие, как Пётр III, Павел I; ведь даже Великий Пётр, по сути своей, не затронул коренным образом интересов элитарного слоя России, не потревожил, а даже усилил крепостное право, хотя значительно перетасовал и «перебрал» саму элиту, жестко заставил её служить государству.
Россия досталась Романовым в разрушенном состоянии, когда рухнули собираемые с таким трудом и жертвами её геополитические завоевания, когда опрокинулась жестокая, уже отсталая для того времени, тяжёлая, но стройная система социальных отношений, сословных приоритетов, а государственная общероссийская машина, пригоняемая десятилетиями по винтику, развалилась буквально в несколько месяцев.
Новая династия упорно и покорно исторической судьбе принялась за старое дело, на алтарь которому приносили свои жизни ещё Рюриковичи. На огромных пространствах Восточно-Европейской равнины первые Романовы продолжали строительство гигантского государства, которое, едва остановившись или заколебавшись в своём развитии, сразу же сжималось, как шагреневая кожа. От экспансии древнерусского периода к глухой обороне Северо-Восточной и Московской Руси, а потом к новой экспансии уже императорского времени – таков был удел этнического и государственного лидера на этой равнине. Это действо совершали и робкий юный Михаил Романов, за которым виделась мощная фигура истинного правителя страны – его отца Фёдора Никитича Романова, патриарха Филарета, и «тишайший» сын Михаила Алексей Михайлович, и болезненный Фёдор, и честолюбивая Софья, и импульсивный, гениальный Пётр, и ленивая Анна Иоанновна, и поэтическая, ветреная Елизавета, и великая Екатерина, и могучая мужская плеяда Романовых XIX века – трио Александров и Николай.
Говоря о личных качествах представителей династии, следует отметить, что большинство были прекрасно образованы, стояли на несравненно более высоком интеллектуальном уровне, чем даже их ближайшее окружение. Это образование было и универсальным, и христианским, и глубоко гуманистическим. Так, воспитателем и Фёдора Алексеевича, и Софьи был замечательный писатель, философ, гуманист ХVII века Симеон Полоцкий. Фёдор мечтал о создании русской истории, увлекался музыкой, прекрасно знал и любил живопись и архитектуру. А ведь он ушёл из жизни, когда ему был всего 21 год. Хорошо образована была Елизавета, сама сочинявшая стихи. Пётр старался дать дочерям систематические знания.
Екатерина II училась всю жизнь. Она прекрасно знала французских просветителей, читала, писала и говорила, естественно, по-немецки, а также по-французски и быстро и в достаточной мере освоила русский. Она оставила блестящие мемуары, эпистолярные образцы, была автором пьес и разного рода памфлетов. Для внуков она составила правила воспитания, до сих пор поражающие своей разумностью и гуманизмом; сформулированные ею «Нравственные идеалы» правительницы также вряд ли могут быть формально оспорены. «Изучайте людей, – писала она, – старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора; отыскивайте истинное достоинство, хоть бы оно было на краю света... Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе. Никогда не позволяйте льстецам осаждать вас: давайте почувствовать, что вы не любите ни похвал, ни низостей. Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить, и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости». Эти принципы актуальны и поныне.
Высокообразованными людьми были Павел I и Александр I. Павел I испытал на себе всю мощь интеллекта и общественного кругозора графа Н. И. Панина, бывшего его наставником долгие годы, хотя Екатерина II и понимала, что он является её недоброжелателем и настраивает сына против матери. Воспитателем же Александра I был знаменитый западный гуманист, республиканец Лагарп, двоюродный брат французского революционера Марата. Лагарпа Александр, сначала великий князь, а потом император, боготворил всю свою жизнь. Сколько раз Екатерине доносили о радикальных взглядах воспитателя её любимого внука, однако в отставку он ушёл не по этой причине, а лишь тогда, когда отказал императрице в попытке уговорить Александра стать наследником престола, минуя отца.
Отличался хорошим образованием и Николай I, хотя оно имело сугубо прагматический характер. Ему не повезло с воспитателями, но он прошёл «на дому» университетский курс, владел свободно несколькими языками, обожал музыку, сам прекрасно играл на флейте и принимал участие в домашних концертах. Ему не были доступны высоты гуманистической и философской мысли, хотя того, что он имел, вполне доставало, чтобы ценить и поддерживать Гоголя и Пушкина. При нём подлинного расцвета достигли русская литература и искусство, а Эрмитаж был превращён в общедоступный музей.
Великолепную образовательную подготовку под руководством поэта В. А. Жуковского и под влиянием другого беллетриста – А. К. Толстого, а также целого сонма преподавателей получили будущий царь-реформатор Александр II и его братья. Эта же традиция была воспринята при дворе и позднее. Можно много и долго спорить по поводу личных и государственных качеств последнего русского императора Николая II, но несомненно одно: его образовательный, интеллектуальный уровень, чувство юмора были на вполне достаточной высоте. Любитель русской классики, он и в последние дни перед смертью в доме Ипатьева в Екатеринбурге наслаждался творчеством Салтыкова-Щедрина, настроенного, как известно, критически к существующим в России порядкам.
И ещё об одном следовало бы сказать, рассуждая о династии. Все её представители испытали на себе глубокое влияние христианских идей. Мы очень долго и очень много потешались над тем, что и первые Романовы, и последующие монархи были исполнены высоких христианских идеалов. Богомольными пристрастиями отличались Михаил Фёдорович, Алексей Михайлович, Фёдор Алексеевич, даже Пётр, который ликвидировал патриаршество и был равнодушен к исполнению религиозных культов, говорил, что «кто не верует в Бога, тот либо сумасшедший, или с природы безумный. Зрячий творца по творениям познать должен». Известны набожность Анны Иоанновны и Елизаветы. Что касается Романовых XIX–начала XX века, то это были, по общему признанию современников, глубоко верующие люди. Углублённой религиозностью отличались особенно Александр I и Николай II. Известно, что после смерти Александра I в кармане его мундира была обнаружена молитва, к которой он прибегал, видимо, ежедневно.
Принципы гуманистического образования и христианские ценности не могли не наложить печать на все дела представителей династии. Была ли эта религиозность напоказ, так сказать, для подтверждения общественного лица в православном смысле? В этом приходится сомневаться, поскольку личная линия поведения представителей династии Романовых этого не подтверждает. Христианские принципы для многих из них были жизненным редко.
Так, глубоко религиозные первые Романовы не только истово молились и постились, жертвовали богатые вклады в церкви и монастыри, припадали к святым мощам, но и демонстрировали широкую благотворительность, нередко осуществляли амнистии, помилования преступников, особенно перед своей кончиной. Высоким личным человеколюбием отличался Александр I, на веку которого немало благородных поступков: и помощь пострадавшим, и участие в спасении жителей Петербурга от наводнения, и посещение дальних русских регионов; ознакомление с жизнью и трудом простых людей в их хижинах, на карьерах, в рудниках; облегчение положения тюремных сидельцев после знакомства с их содержанием в тюрьмах, острогах, каторжных местах. Глубоко верующим человеком был Николай I. И он, и его сын, внук и правнук нередко бывали в святых русских местах. Истово стояли и молились около священных икон, около мощей святых отцов Митрофана Воронежского (Николай I), Серафима Саровского (Николай II).
Видимо, в соответствии с этими принципами воспитания и христианских ценностей большинство членов династии были людьми в личном плане весьма неприхотливыми, избегавшими помпезности, пышных выездов. И Михаил, и Алексей, и особенно Фёдор, не говоря уже о Петре I, а впоследствии – Павел I, Александр I, Николай I, Александр II, Александр III, Николай II отличались скромностью своих личных запросов. Так, Александр I во время многочисленных поездок за рубеж и по России нередко оказывался в тяжких ситуациях, проводил многие часы без отдыха и еды, шагал пешком. В скромных личных покоях жили тот же Александр I и Николай I. Особенно поражает режим жизни Николая II и его семьи после отречения от престола и последующего ареста. Поведение его самого и всех домочадцев отличалось спокойствием, достоинством, христианским стоицизмом, неприхотливостью, уважительным и ровным отношением к солдатам, охранявшим их.
Литература и источники
1. Крепостное право и крепостничество в России. Дискуссионные проблемы: (Материалы круглого стола) // Английская набережная, 4: Ежегодник С.-Петербург. науч. о-ва историков и архивистов. СПб., 1997. С. 5–54.
2. Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. С. 418–434, 439, 481.
3. Демидова Н. Ф., Морозова Л. Е., Преображенский А. А. Первые Романовы на российском престоле. М., 1996. С. 27.
4. Рахматуллин М. А. Непоколебимая Екатерина // Отечественная история. 1996. № 6. С. 41.
5. Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви. М., 1991. Т. II. С. 322.
