В августе 1914 года вышел приказ о мобилизации на фронт. Услышав призыв встать на защиту Родины, Бочкарёва разорвала все отношения с гражданским мужем. Из Томска она послала телеграмму императору с просьбой разрешить завербоваться в солдаты. К всеобщему удивлению, женщина получила высочайшее соизволение. Надев праздничное платье, Бочкарёва отправилась к командующему 25-м Томским резервным батальоном, который зачислил её в вольнонаёмные солдаты 4-й роты 5-го полка.
Февральским днём 1915 года полк получил назначение следовать в Полоцк в распоряжение 2-й армии генерала В. И. Гурко. Мария оказалась храбрым солдатом: ходила в штыковые атаки, выносила раненых с поля боя, сама была несколько раз ранена и контужена. За боевые отличия получила полный бант Георгиевских крестов и ряд медалей. Ей присвоили звание младшего, затем старшего унтер-офицера. На Юго-Западном фронте в мае – июле 1916 года отличилась во время Брусиловского прорыва австро-венгерского фронта.
В 1917 году яростное выступление Бочкарёвой против братаний на передовой и революционной агитации едва не стоило ей жизни. На этом митинге она познакомилась с приехавшим на фронт председателем Государственный думы М. В. Родзянко. Дальше события разворачивались стремительно. Идея организовать женский батальон возникла у Бочкарёвой на собрании солдатских депутатов в Таврическом дворце – такой батальон мог бы послужить примером воинской доблести и чести всему фронту.
«Граждане и гражданки! – призывала Мария. – Наша мать погибает. Наша мать – Россия. Я хочу ей помочь. Я обращаюсь к женщинам, чьи сердца, как кристалл, а души чисты и возвышенно бьются. Рядом с такими женщинами – примерами самопожертвования, вы, мужчины, выполните свой долг в этот суровый час испытаний до конца!».
Знаменитая американская корреспондентка Грета Дорр сопровождала батальон до места назначения. Вот, что она писала в 1917 году в своих еженедельных отчётах: «До наступления восьми часов вечера я была на Варшавском вокзале, невольно приняв участие во враждебной встрече Женского батальона. По крайней мере, на две трети толпа, заполонившая вокзал, состояла из членов ленинской фракции большевиков. Их прислали туда для того, чтобы разбить дисциплинированный строй женщин-солдат и, по возможности, вовсе сорвать отправку.
Поначалу эти подстрекатели-эмиссары германского кайзера стали кричать проклятья в адрес батальона Бочкарёвой. Прекрасно понимая моральный настрой женщин, идущих в окопы на смену дезертирам, ленинцы прилагали неимоверные усилия к сбою марша шеренг, а в последний момент штурмовали вокзал в надежде создать невыносимую ситуацию. В отсутствии чего-либо схожего с полицейской властью, они преуспели в нагнетании нервозной и опасной обстановки как для женщин-солдат, так и их плачущих матерей и сестёр, пришедших проститься. Но женщины-солдаты, сохраняя превосходную дисциплину, медленно продвигались вперед через толпу – к перрону.
…Чем дальше мы уезжали от Петрограда, точки соприкосновения России с западной цивилизацией, тем очевиднее вырисовывались картины ужасного положения империи. Нарастающие изменения на вокзальных станциях всё больше напоминали нам о распространяющемся развале армии. Солдаты, встречавшие наш поезд, носили униформу, но сами давно позабыли о выправке и армейской доблести. Они сутулились, подобно преступникам, были грязны и неопрятны, их глаза полны пустой дерзостью. Отсутствие дисциплины и субординации отняло у них былую мужественность.
Новости о Женском батальоне привлекли этих людей, подобно рою пчёл. Они прижимали свои небритые лица к окнам, выкрикивая фразы, словно попугаи, наученные немецкими шпионами: "А кто это тут сражается за проклятых капиталистов? Кто борется за английских кровососов? Мы не боремся". И женщины, с блеском презрения в глазах, отвечали: "Именно поэтому мы здесь. Ступайте домой, трусы, не мешайте бабам сражаться за Россию!"».
Большевистский переворот вынудил батальон оставить фронт. Поздней осенью 1917 года, сразу же после приезда в революционный Петроград, Бочкарёва была арестована и посажена в подвал Смольного. После освобождения из-под ареста, она решила вернуться домой, в деревню Тутальскую, между станциями Тайгой и Новониколаевском, но в пути около Челябинска была выброшена солдатами-большевиками из вагона. Чудом осталась жива, лишь повредила ногу.
В начале 1918 года Бочкарёва отправилась в Соединенные Штаты просить помощи для борьбы против власти Советов. Вскоре она уже была в Нью-Йорке, а затем и в Вашингтоне, где в конце мая добилась приёма у госсекретаря Р. Лансинга и министра обороны У. Беккера. С Лансингом она передала для В. Вильсона свой солдатский оберег – образок Святой Анны. Президент нашёл время отблагодарить за подарок письменно. Он написал: «На днях госсекретарь передал мне образок Святой Анны, о чём Вы великодушно просили. Он рассказал, что Вы пронесли образок через все испытания в армии и что он для Вас дорог; я очень тронут и благодарен за Ваше желание сделать мне подарок. Я сохраню его среди наиболее интересных подарков как свидетельство Вашей дружбы».
Десятого июля 1918 года Мария Леонтьевна получила аудиенцию у президента Северо-Американских Соединённых Штатов. Беседа началась довольно сухо, как вдруг женщина, не дожидаясь перевода её слов, перешла к описаниям страданий русского народа, порабощённого большевиками. Выражение её лица постоянно менялось; опустившись на колени и протянув руки к президенту, она стала умолять о помощи России, продовольствии, войсках. Потрясённый Вильсон, с мокрыми от слёз щеками, вскочил и помог Марии подняться, заверив её в немедленной помощи. По отзыву свидетеля беседы, секретаря Р. Бейкера, зрелище было изумительное.
Последние сведения о пребывании Марии в США датируются 17 июля 1918 года, когда она встретилась с группой сенаторов и опять настойчиво просила об отправке военной экспедиции в Россию. Приглашение написать биографию М. Л. Бочкарёвой получил выходец из России Исаак Дон Левин, тогда молодой журналист, хорошо знавший русский и английский языки. Он познакомился с ней в номере отеля.
«Я увидел женщину, выглядевшую на несколько лет старше своего возраста, крепкого телосложения, с сильным характером. Она не обучалась в школе и с большим трудом научилась читать и писать свои имя и фамилию; но как же она одержима талантом, столь неприсущим среде русских крестьян! Её речь была необычайно грамматически верной, яркой, а иногда сопровождалась эпическими особенностями при рассказе».
Из США Бочкарёва отправилась в Англию. Она была убеждена, что только решительная интервенция спасёт Россию от распространения большевизма. В августе 1918 года Бочкарёва прибыла в Лондон. До сих пор остаются невыясненными обстоятельства её знакомства с британским военным министром У. Черчиллем. Тем не менее с его помощью ей удалось получить аудиенцию у короля Георга V.
«В половине августа месяца 1918 года секретарь короля приехал на автомобиле и вручил мне бумажку, в которой говорилось, что король Англии принимает меня на 5 минут… – вспоминала позднее Бочкарёва. – …Вошла в зал, и через несколько минут распахнулась дверь, и вошёл король Англии. Он имел большое сходство с царём Николаем II. Я пошла навстречу королю… Король сказал мне: "Вы русский офицер". Я ему ответила, что да, король тогда сказал: "Ваш прямой долг через четыре дня поехать в Россию, в Архангельск, и я надеюсь на Вас". Я сказала королю Англии: "Слушаюсь!"».
Двадцать седьмого августа 1918 года Мария Бочкарёва вернулась в Россию вместе с британскими союзническими войсками. Не получив ожидаемой поддержки в создании женских отрядов, она уехала в Шенкурск, пытаясь привлечь сторонниц из деревень. В донесениях офицеров отмечалось: «Крестьяне этой волости… о митингах Бочкарёвой отзываются неодобрительно и говорят, что если она явится вторично, то её убьют».
Генерал-губернатор Северной области распорядился предоставить Марии Леонтьевне бесплатный проезд на пароходе «Колгуев» до устья Оби и выдать тысячу рублей. Летом 1919 года она отправилась домой, надеясь доплыть до Томска, а оттуда по реке Томь или по железной дороге – до станции Тутальская.
Девятнадцатого октября экспедиция прибыла в Томск. Застав родителей в бедственном положении, Бочкарёва решила просить отставку и пенсию у адмирала А. В. Колчака. Десятого ноября в Омске состоялась её встреча с Верховным правителем России: «Я вошла в кабинет Колчака и там увидела – Колчак вёл разговор с генералом Голицыным, главнокомандующим добровольческими отрядами. Когда я вошла, то Колчак и Голицын встали, приветствовали меня, сказали, что обо мне много слышали, и предложили сесть. Колчак стал мне говорить: "Вы просите отставку, но такие люди, как Вы, сейчас необходимы. Я Вам поручаю сформировать добровольческий женский санитарный отряд (1-й женский добровольческий санитарный отряд имени поручика Бочкаревой)". Он говорил, что у нас много тифозных и раненых, а рук, которые бы ухаживали за больными, – нет. Что он надеется – я это сделаю. Я предложение Колчака приняла».
Бочкарёва за два дня сформировала в Омске отряд из двухсот человек, зачисленный в добровольческую дружину Святого Креста и Зеленого знамени. Но Колчак со штабом, под ударами Красной армии, оставил столицу «белой Сибири». Передав санитаров врачу госпиталя, Мария после безуспешной попытки встретиться с адмиралом возвратилась в Томск.
«Я прожила в Томске при белых 5 дней, – рассказывала на допросах Бочкарёва, – потом пришла советская власть. Я явилась к коменданту города Томска, сдала ему револьвер, рассказала, кто я и что делала у белых; предлагала свои услуги советской власти. Комендант сказал, что он в моих услугах не нуждается, а когда понадобится, то он за мной пошлёт. Комендант взял с меня подписку о невыезде из города, и меня отпустили, сказали, что арестовывать не будут.
Я жила дома, скинула военную форму, надела женское платье и решила больше ничего не предпринимать, а стала с сестрой шить на солдат шинели. На Рождество в 2 часа ночи около Старого собора я была арестована, позже посажена в Томскую тюрьму, откуда меня перевели в Красноярск».
В заключении к окончательному протоколу допроса от 5 апреля 1920 года следователь отметил, что «преступная деятельность Бочкарёвой перед РСФСР следствием доказана… Бочкарёву как непримиримого и злейшего врага рабоче-крестьянской республики полагаю передать в распоряжение начальника особого отдела ВЧК 5-й армии». Двадцать первого апреля 1920 года было вынесено постановление: «Для большей информации дело, вместе с личностью обвиняемой, направить в Особый отдел ВЧК в г. Москву». Пятнадцатого мая это постановление было пересмотрено и принято новое решение: Марию Леонтьевну Бочкарёву – расстрелять.
Но расстрел миновал Марию и на этот раз. Как ни странно, помог мандат за подписью Ленина, выданный американскому журналисту Исааку Дон Левину. Не получив личной аудиенции у вождя мирового пролетариата, а только письменные ответы на вопросы, журналист добился разрешения совершить «путешествие» по Сибири. Всеми силами он старался разыскать Бочкарёву, и случай помог американцу вызволить её из застенков палачей.
Вместе с Исааком Мария отправилась в Харбин, где встретилась с однополчанином-вдовцом, ставшим её супругом. Сменив фамилию, Бочкарёва до 1927 года проживала на КВЖД, пока не разделила участь русских семей, которые насильственно депортировали в советскую Россию. Всю силу неистраченной материнской любви она отдала сыновьям своего мужа. Слезами омыла их гибель в годы Великой Отечественной войны.
