Император брал детей в лес, учил распознавать следы животных, разводить костёр, ловить рыбу бреднем, грести вёслами. Зимой отец и дети пилили дрова, играли в снежки, лепили снеговиков. «Ему хотелось, – вспоминает Ольга Александровна, – чтобы мы научились читать книгу природы так же легко, как это умел делать он сам».
Великой княгине исполнилось 19 лет, когда вдовствующая императрица Мария Фёдоровна выдала её замуж за принца Петра Ольденбургского, который был на 14 лет старше и интересовался больше картами, чем женщинами. Мать Петра задаривала невестку: колье из 25 бриллиантов, каждый размером с миндальный орех; рубиновая тиара, которую некогда Наполеон преподнёс Жозефине; сапфировое ожерелье, такое тяжёлое, что приходилось носить его в сумочке и надевать лишь перед появлением в обществе. Но в браке Ольга чувствовала себя одинокой, поэтому больше времени проводила с семьёй брата Ники: дружила с его супругой, обожала племянниц, которым приходилась крёстной. «Они были такие живые и полные энергии, – вспоминала Ольга Николаевна, – Анастасия была настоящая сорвиголова, лазала по деревьям и изображала гостей очень похоже. Я любила её за бесстрашие и потому, что она никогда не хныкала и не плакала, даже если ей было больно». Императорская семья вела в Царском селе уединенную жизнь, и тётю Олю дети воспринимали как подругу по играм.
В апреле 1903 года, присутствуя в качестве шефа гусарского Ахтырского полка на военном параде в Павловске, Ольга увидела незнакомого офицера в форме лейб-гвардии Кирасирского полка, беседующего с её братом Михаилом. «Это была судьба. И ещё – потрясение. Видимо, в этот день я поняла, что любовь с первого взгляда действительно существует. Впервые в жизни я полюбила, и я знала лишь, что любовь мою приняли и ответили взаимностью».
Ольга сказала Ольденбургскому о разводе, но их брак признают недействительным лишь через 13 лет, в конце 1916 года. На венчание с Н. А. Куликовским в маленькой церкви Киева великая княгиня пришла прямо из госпиталя, в одежде сестры милосердия.
Медперсонала не хватало, дежурить приходилось по 15 часов в сутки, а иногда и больше. Держалась Ольга скромно, солдаты даже не знали, что за ними ухаживает великая княгиня. Так, 5 января она с радостью пишет из Ровно: «Поручик Виноградов, который у нас долго умирал, теперь может сидеть и даже чуть похаживает». А в письме племяннице Татьяне: «Мои дорогие ахтырцы ужасно милы. Я сама ежедневно их перевязываю, никому не уступаю». Когда она будет умирать в изгнании в Канаде, преданные ахтырцы возьмут её из больницы к себе домой. Вскоре на свои личные средства Ольга Александровна открыла самый большой в Киеве госпиталь. Все подаренные драгоценности она возвратила семье Ольденбургских.
После революции великой княгине пришлось срочно уехать в Крым, а после отъезда из Крыма вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны на британском корабле в апреле 1919 года Ольга с мужем и родившимся в августе 1917 года сыном Тихоном отправилась на Дон. Но Деникин категорически отказался взять в Добровольческую армию полковника Куликовского. Он и сестре государя отказал в приёме, прислав ординарца, уведомившего, как вспоминает в мемуарах Ольга Александровна, что «в Ростове мы не нужны». Тогда они уезжают на Кубань, в станицу Новоминскую, где летом 1919 года на свет появился второй сын – Гурий. Врача в станице не было, ребёнка приняла крестьянка из соседней хаты.
В феврале 1920 года, когда Красная армия вплотную подошла к станице, Ольга Александровна с мужем и двумя детьми стала пробираться к Черноморскому побережью. Ночевать приходилось в заброшенных сараях и амбарах. Новороссийск был переполнен беженцами, но её узнал знакомой офицер с английской эскадры. В конце концов семья Ольги Николаевны оказалась на торговом судне, отплывающем от русских берегов. «Мне не верилось, что я покидаю родину навсегда. Я была уверена, что ещё вернусь. У меня было такое чувство, что бегство – малодушие с моей стороны. Правда, я пришла к этому решению ради своих малолетних детей. И всё-таки меня постоянно мучил стыд», – вспоминает Ольга Александровна в мемуарах.
Их приглашали остаться в Сербии, но мать нуждалась в её присутствии, и вся семья поселилась в Дании. Жизнь здесь текла довольно мирно, хотя Мария Фёдоровна до самой смерти (1928) не признавала Н. А. Куликовского, происходившего из старинного боярского – но не царского! – рода, и на все официальные приёмы приглашала одну Ольгу. Сыновья выросли и поступили на службу в датскую королевскую гвардию. Ольга Александровна выставляла свои картины в Париже, Лондоне, Берлине. По мнению искусствоведа Марины Удальцовой, «природа в её акварелях пребывает в непрестанном движении, как бы обновляясь на глазах у зрителя. Этот обострённый динамизм свойственен всем картинам этого периода... Акварель «Дворец Амалиенборг» написана очень точно, со знанием воздушной и архитектурной перспективы, как на картинах старого учителя Луиджи Осиповича Премацци». Картины Ольга Александровна не продавала, а только дарила, причём часто даже не подписав. Она занималась благотворительностью, к ней постоянно обращались за помощью русские эмигранты.
Во время Второй мировой войны Ольга Александровна передавала продукты в лагеря военнопленных, помогала устроить бежавших. Весной 1945 пыталась помочь ожидающим интернирования казакам отплыть в Южную Америку, что вызвало грозную официальную ноту советского правительства. От датских властей потребовали выдачи великой княгини. И в 67 лет, с мужем, сыновьями, невестками и внуками она уехала в Канаду, где, поселясь на ферме, семья вела хозяйство.
Здесь Ольга Александровна также много рисовала. Вопреки трагической судьбе семьи всё её творчество отличала жизнеутверждающая сила. Её работы, по словам В. Погодина, «запечатлевшие драгоценный опыт живой традиции русской многослойной акварельной живописи конца XIX века», хранят некую загадочность. Кажется, что этот ряд цветов на подоконнике для неё совершенно то же самое, что рубиновые и сапфировые ожерелья, бриллиантовые тиары, аметистовые броши. Ведь цветы такие же произведения природы, как и камни, и с ними можно общаться так же. Вспомним раннюю (1916 год) картину Ольги Александровны «Медсестра на прогулке» – может быть, наиболее удачный автопортрет. Автор представляет человека и природу как единое целое. Об этом и картина «Вечерний звон»: инок, пейзаж, храм.
Глубокая вера и искреннее милосердие – ключ к жизни Ольги Александровны. Когда в 1952 году 87-летнюю горничную, последовавшую за ней в Крым, а после в Данию и Канаду, разбивает паралич, великая княгиня отказывается отдать больную в пансионат для престарелых и два года ухаживает за ней, сама купает, одевает, кормит. А потом также преданно ухаживает за мужем, который уходит из жизни на два года раньше неё.
Ольга Александровна дожила до 1960 года, а её сын Тихон Николаевич Куликовский-Романов – до 1993, успев в 1991 основать Благотворительный фонд имени своей матери «Помощь Канады в России». В тяжкие 1990-е к нам в страну было отправлено 29 контейнеров по 24 тонны каждый – всего на 3 миллиона долларов – с больничным инвентарём, медицинским оборудованием, шприцами, аппаратами искусственной почки, больничными кроватями, инвалидными креслами, продовольствием, тёплой одеждой для детских домов. Ныне Благотворительному фонду 18 лет. Его главой Ольгой Николаевной Куликовской-Романовой подарена храму в Екатеринбурге икона Царской семьи, найденная в Ипатьевском доме в 1918 году на месте гибели царской семьи.
Акварели великой княгини, побывав в России, возвращаются в запасники музея в Торонто. В комитет выставки последовало множество писем, просьб оставить экспозицию в России, найти для неё постоянное помещение. Видимо, таинственная прелесть полотен заворожила российских зрителей. «Я умираю с чувством удовлетворения. Хотя я мало что могла дать, я всё же думаю, что я как представительница семьи Романовых служила своей милой родине как могла». И это последние слова сестры последнего российского императора.
