Повесть о Петре и Февронии

Е. В. Никольский, к. фил. н., доцент Московского университета геодезии и картографии.

Работа заняла II место в номинации «Доходчиво и интересно о нашем прошлом» в конкурсе «Наследие предков – молодым. 2007».

Публикуется в журнальном варианте

Все версии жития святых Петра и Февронии, созданные в XVII–XXI веках как церковными, так и светскими авторами, так или иначе восходят к одному источнику – «Повести о Петре и Февронии Муромских священника Ермолая-Еразма. В. О. Ключевский в работе «Древнерусские жития как исторический источник» писал, что Повесть «не может быть названа житием: ни по литературной форме, ни по источникам, из которых почерпнуто её содержание: в истории древнерусской агиобиографии она имеет значение только как памятник, ярко освещающий неразборчивость, с какою древнерусские книжники вводили в круг церковно-исторических преданий образы народного поэтического творчества».

Аналогичную позицию занимал и Георгий Федотов, который в своей книге «Святые Древней Руси» писал: «есть единственное русское житие, включившее в себя не только легенду, но и народную сказку. Для истории сказки сохранившейся текст XVI века представляет исключительную ценность, но для агиологии он не даёт ничего». По мнению автора, в Повесть были включены элементы сказок о Кощее Бессмертном, Василисе Премудрой, переосмысленнные писателем в духе политической сатиры: «Антибоярская его тенденция отражает годы боярского правления в малолетство Грозного». В заключение исследователь упоминает о том, что «легенда о граде Китеже, неизвестная в древнерусской литературе, не имеет ничего общего с муромской легендой о Петре и Февронии: связь между ними создана лишь Римским-Корсаковым».

Советские учёные также неоднократно отмечали, что Повесть не укладывается в рамки традиционного агиологического канона. По нашему мнению, это не совсем так.

Агиологический канон включает в себя следующие композиционные части: рождение от благочестивых родителей; проявление святости в детстве; благочестивая юность; искушения, труды, подвиги, чудеса; добрая смерть; посмертные чудеса.

Святой Пётр – не преподобный, а благоверный князь, праведник мирного времени: он выполняет долг перед Богом и народом, боярством и княжеством, женой и самим собой. Описывается также его преданность браку и снохе; а сам подвиг змееборства является аспектом христианской святости. В сознании людей того времени он ассоциировался с известным чудом святого великомученика Георгия, убившего змия и освободившего девушку. Феврония также совершает дела благочестия и творит чудеса. Вместе с мужем она проходит и строгий путь монастырской аскезы. Отражены у Ермолая-Еразма и добрая кончина и посмертные чудеса обоих героев. Всё это и есть подвиги святости. Близость к канону присутствует и прослеживается, но не охватывает произведение целиком. Да и задачи московского священника иные: «Да помяните и меня грешнаго, списавшего сие, елико слыхах неведый, аще мене суть написал и ведущих вы ше моем». Возможно, автор ввиду недостатка сведений не дерзнул писать «классическое» житие, но создал «Повесть от жития», в которой всё же старался следовать традиционному канону.

Современный богослов Андрей Кураев противопоставляет Еразмовской Повести официальное, но более позднее церковное житие, в котором «за общими словами – «будучи оба святыми и праведными людьми, они любили чистоту и целомудрие и всегда были милостивыми, справедливыми и кроткими. Оба приняли монашество и скончались в один день» – никак не проступает история их любви. Но есть дивный памятник «Повесть о Петре и Февронии» (начало XVI века). Вот она как раз наделяет своих персонажей прекрасными и понятными человеческими чертами. Но эта повесть осталась в разряде апокрифов и в круг церковного чтения не была включена. По-видимому, имеется в виду то, что творение Ермолая-Еразма не было включено святителем митрополитом Макарием в его многотомные «Четьи-Минеи» и распространялось в рукописях.

О том, что «Повесть о Петре и Февронии Муромских» Ермолая-Еразма – одно из наиболее популярных произведений древнерусской литературы свидетельствует множество сохранившихся вариантов текста. В настоящее время известно 8 редакций и более 300 списков. Исследователи неоднократно отмечали вторичное появление этого сюжета в фольклоре. Но каков же первоисточник этой «жемчужины древнерусской литературы»? Георгий Федотов отмечал, что «о князе Петре и его супруге ничего неизвестно из летописей», что не говорит против их действительного существования. По мнению других исследователей, в основе сюжета произведения лежат более древние сказания, отражавшие некоторые реалии XI–XII веков. Современный историк Л. Е. Морозова пишет: «Прообразом Петра был Муромский князь Давыд Юрьевич, умерший в 1228 году, а прообразом Февронии – какая-то простая девушка, ставшая княгиней и перед смертью постригшаяся под именем Ефросиния». В летописях можно найти сведения о князе Давиде Юрьевиче, которого со времён Ключевского отождествляют с князем Петром из Повести. Он был сыном князя Юрия Владимировича Муромского, ведущего свой род от второго сына Ярослава Мудрого, Святослава. Старшая ветвь этой фамилии правила в Чернигове, младшая – в Муроме.

Год рождения Давыда Юрьевича неизвестен, и каких-либо косвенных данных для его определения нет. В летописях лишь отмечено, что отец князя Юрий Владимирович умер в 1176 году, о самом же Давыде впервые упоминается в 1186. Он участник междоусобия между рязанскими князьями и владимирским правителем Всеволодом Большое Гнездо. Хотя рязанские правители были сородичами муромских князей, Давыд Юрьевич оказался на стороне Всеволода. Не зная, чем это объяснить, историк С. М. Соловьёв решил, что Давыд был сыном Юрия Долгорукого и приходился братом Всеволоду Большое Гнездо. Но это мнение неверно, поскольку Муром был вотчиной черниговских князей и потомки Владимира Мономаха, то есть Юрий Долгорукий и его сыновья, претендовать на него не могли.

Объяснить дружбу муромского и владимирского князей можно тем, что они стали родственниками после того, как сын второго Святослав Всеволодович женился на муромской княжне Евдокии, дочери Давыда Юрьевича и Февронии. В летописях нет данных об этой свадьбе, но записано, что в 1228 году Святослав отпустил свою княгиню, захотевшую постричься в монастырь. Получив богатый надел, она поехала в Муром к своим братьям. Выходит, сыновья Давыда были братьями жены Святослава Всеволодовича, а сама она дочерью Давыда. Решение княгини стать монахиней, возможно, было связано с тем, что именно в 1228 году умерли её отец и старший брат. Могла умереть и мать, ведь в Повести сообщалось, что муромский князь умер в один день со своей супругой.

Из всех рассмотренных выше летописных данных можно сделать вывод о том, что в 1186 году Евдокия Давыдовна уже была женой князя Святослава, которому в то время исполнилось десять лег. Столько же должно было быть и его невесте. Значит, сам Давыд мог жениться приблизительно в начале 70-х годов XII века. Ведь кроме дочери у него было два сына, предположительно старших. Получается, что все описанные в Повести события относятся ко второй половиной XII–первой четверти XIII века.

Теперь обратимся непосредственно к тексту Повести, поскольку в нём могли быть отражены реальные факты из жизни прототипов наших героев. У Ермолая-Еразма повествование начинается с того, что в семье Муромского князя Павла произошло неприятное событие: к его жене стал приходить змий-искуситель, принимавший облик самого князя. В летописях нет сведений о Павле, но отмечается, что у Давыда был старший брат Владимир. Он также был союзником великого князя в борьбе с мятежными и неверными рязанскими князьями. Следовательно, легендарного Павла вполне можно отождествить с реальным князем Владимиром Юрьевичем. К тому же его христианское имя могло быть Павел, но в летописи оно не зафиксировано.

У князя Павла был брат Пётр, который после поединка со змием тяжело захворал. Несомненно, весь сюжет Повести носит сказочный характер и нужен автору только для того, чтобы придать своему сочинению занимательный характер. Реально только место действия – Муром, который действительно стоит на реке Оке. Вполне вероятна и болезнь князя Петра: в то время были частые эпидемии. Сохранилось даже название одного очень тяжелого кожного недуга – камчуга, считавшегося неизлечимым. Он проник на Русь из Крыма и южных степей, где обитали половцы. Поэтому, несмотря на сказочный характер Повести, в ней можно обнаружить некоторые исторические реалии.

Князь Павел очень опечалился из-за болезни любимого брага и отправил своих слуг в разные места искать врачей. И нашлась одна только премудрая девица Феврония, которая бралась вылечить Петра с условием, что после излечения он возьмёт её в жены. Пока на престоле Муромского княжества был Павел, никто не обращал особого внимания на то, что женой Петра стала крестьянка, ведь сам князь находился в подчинении у старшего брата.

Долгое время жизнь муромской княжеской четы была вполне безоблачной и счастливой, так как супруги любили и уважали друг друга. Однако всё изменилось, когда умер старший брат и Давыду пришлось занять престол в Муроме. Знатные женщины не захотели подчиняться бывшей крестьянке и стали настраивать своих мужей против неё.

Из летописей известно, что старший брат Давыда Владимир умер в 1203 году, не оставив после себя сыновей. Это значит, что самостоятельное княжение мужа нашей героини началось с этого года, Тогда-то и появились у Февронии сложности во взаимоотношениях с боярынями, которые с помощью своих мужей вовлекают в конфликт всех жителей Мурома. В городе началось восстание, закончившееся тем, что с большим поруганием Давыд и Феврония были выведены из дворца на берег Оки. Вернувшись в город, жители захотели избрать себе нового правителя.

Через некоторое время муромчане осознали, что их ждёт наказание свыше, и стали искать изгнанников. А когда нашли, стали униженно просить забыть все обиды. Князь и княгиня сжалились над земляками и согласились вернуться в Муром. После этого длительное время никаких происшествий не было.

Образ князя Давыда-Петра в Повести разработан не столь детально, как образ Февронии. Поэтому обратимся к летописным материалам.

В 1207 году Давыд Юрьевич поддержал Всеволода Большое Гнездо в борьбе против Черниговского князя Всеволода Черемного, претендовавшего на град Киев. Союзники Всеволода Большое Гнездо должны были собраться в шатрах около Москвы. Во время застолья выяснилось, что шесть Рязанских князей задумали предать Всеволода. Для совета великий князь позвал Давыда Юрьевича, и тот решил публично обличить изменников. Муромский правитель вошёл в шатёр к рязанцам и приказал арестовать изменников и отвезти их во Владимир. Всеволод отправился в Пронск, где следовало искоренить последнюю крамолу. Но его жители бились очень отважно и не желали сдаваться. Началась длительная осада, в которой принял участие и Давыд Юрьевич. Поэтому, когда град Пронск был взят, по воле Всеволода в нём стал княжить Муромский князь.

На следующий год рязанские князья Олег, Глеб и Изяслав подошли к Пронску и потребовали, чтобы муромский князь вернул им вотчину. Давыд спорить не стал и сказал им так: «Братья! Я и сам бы не претендовал на Пронск, но меня посадил на княжение Всеволод. Теперь же город ваш, я иду в свою волость». Так конфликт был разрешён миром. После смерти Всеволода Большое Гнездо между его сыновьями Константином и Юрием началась борьба за великокняжеский престол. По закону власть должна была перейти к старшему Константину, но тот ещё при жизни отца прочно обосновался в Ростове, претендовавшем на первенство во всём Владимиро-Суздальском княжестве. Всеволод, опасаясь, что старший сын перенесёт столицу из Владимира в свой город, завещал престол Юрию, жившему в соседнем Суздале. Но Константин не захотел мириться с решением отца и начал борьбу за владимирский престол. Муромский князь, имевший тесные семейные связи с владимирскими правителями, не мог оставаться в стороне от разгоревшейся междоусобицы. По неизвестным причинам он принял сторону князя Юрия, который уже с 1212 года стал считать себя великим князем. Вместе с ним Давыд в 1213 году выступил в поход против Константина. Около Ростова произошло вооружённое столкновение, которое не принесло победы ни одной из сторон. Но в 1216 году в битве на Липецком поле около града Юрьева-Польского Юрий вместе с Давыдом потерпели поражение, и великое княжение досталось Константину.

Достоверным будет предположение о том, что, пока муж сражался, святая Феврония занималась строительством церквей в Муромском княжестве. Она украшала их иконами, нанимала иконописцев для росписи внутреннего убранства. Для всех сирых и изобиженных она стала главной заступницей и покровительницей. При церквях на её пожертвования их кормили и привечали. За эту подвижническую деятельность муромцы полюбили свою княгиню, и никто не вспоминал, что она из крестьянского рода. Вернувшись после поражения, Давыд решил принять постриг, к которому помимо духовных причин подвигли и политические обстоятельства. Муромский правитель опасался, что новый великий князь не простит его. К тому времени старший сын Святослав был совсем взрослым и с успехом мог заменить отца на престоле. В одном из вариантов Повести отмечено, что Пётр отдал престол Михаилу. Возможно, это было христианское имя Святослава.

О своём решении Давыд сообщил Февронии. В один день супруги постриглись, но им пришлось расстаться. Давыд принял постриг в Спасском монастыре, при этом его имя, как пишется в Повести, стало Давид. На самом деле после пострижения он, видимо, стал Петром. Феврония отправилась в девичий монастырь Успения Богоматери, где её нарекли Ефросинией. Ефросиния – распространённое светское имя. Видимо, как и в случае с мужем, более известным было её монашеское имя Феврония, что и привело к путанице в источниках.

В монастыре бывшие князь и княгиня с ещё большим рвением продолжали служить Богу: занимались украшением церквей, делали большие вклады в монастыри, позволявшие постричься в них всем желающим. Вскоре и Спасский, и Успенский монастырь стали богатыми и процветающими обителями. Супругам не полагалось видеться. Но они могли писать друг другу письма, в которых рассказывали о своих подвигах во имя Бога.

В 1228 году Пётр тяжело заболел. Три раза он просил Ефросинию навестить его, чтобы попрощаться. Но княгиня-монахиня каждый раз отвечала, что очень занята, поскольку готовит облачения для храмовой утвари. Но князь уже отходил к Господу. Феврония воткнула в покров иголку и закрепила нитку. После этого она трижды перекрестилась, закрылась покровом и умерла. По словам Г. Федотова, «люди не хотели исполнить их последней воли и похоронили супругов в разных церквах. Но наутро увидели тела их в приготовленной ими общей гробнице. Эта легенда повествует о многих святых древней церкви. Её знает и Восток и Запад. Она естественно развивается вокруг общей гробницы супругов».

Почитание Давыда-Петра и Февронии-Ефросиньи началось в Муроме сразу же после их смерти. В 1547 году они были провозглашены общерусскими святыми. По указанию святого митрополита Макария талантливый книжник Ермолай-Еразм написал их житие, в основу которого положил муромские предания. Для русских людей XVI–XVII веков это произведение стало излюбленным чтением, поскольку в нём прославлялась простая крестьянская девушка, отличавшаяся необычной мудростью и способностями к целительству. Став княгиней, она превратилась в одну из наиболее благочестивых женщин и занималась церковным строительством и благотворительностью. Для своего мужа она всегда была умной советчицей, верной подругой и помощницей во всех его делах. За это Бог наделил её даром творить чудеса и прославил как святую. Рядом с ней возвысился и муромский князь Давыд-Пётр.

Развивая мысль В. О. Ключевского, можно предположить, что в Повести образ Февронии-Ефросиньи идеализирован, но, несомненно, в нём отражена реальная муромская княгиня, чьи мощи уже несколько веков хранятся в главном соборе Мурома.