Наутро Матвей стоял перед Измайловым. Тот внимательно расспросил мальчика и, узнав о его пристрастии к рисованию, обещал его устроить в недавно открытую школу архитектора князя Ухтомского.
Школа образовалась из мастерской, которая и раньше работала под руководством этого знаменитого архитектора, построившего Красные ворота. Архитектурную мастерскую, по обычаю того времени, называли «архитекторской командой». В ней изготовлялись чертежи зданий, строившихся по проектам Ухтомского.
Скоро в школу пришел указ из Сената:
«К обучению архитектуре Главного комиссариата умершего подканцеляриста Федора Казакова сына Матвея... определить с награждением жалованья против младших учеников по рублю в месяц».
Так попал в 1751 году Матвей Казаков в первую русскую архитектурную школу Ухтомского.
Пристрастие Казакова к рисованию скоро выделило его среди других учеников. Ухтомский и Никитин обратили внимание на его тонкие чертежи и на крепкий, уверенный рисунок. Прекрасно удавались Казакову и гравюры.
Майским вечером 1763 года через Московскую заставу Петербурга пронеслась фельдъегерская тройка. Офицер на заставе не успел даже как следует разглядеть подорожную, и ямщик вновь погнал во весь опор.
Фельдъегерь вез известие об ужасном бедствии — сгорела дотла Тверь.
Тверской пожар потряс вся страну. Правительство уже через несколько дней отдало приказ о восстановлении города.
В Тверь были посланы архитекторы во главе с Никитиным. Он включил в новую свою команду молодого талантливого «архитектурии поручика» Казакова.
Никитин был незаурядный человек. Опыт зодчего-строителя сочетался в нем с трудолюбием, энергией и талантом значительного мастера.
Никитин, совместно со своими помощниками, в течение месяца создал проект новой Твери, занимающий заслуженно одно из первых мест в русской архитектуре XVIII века.
По никитинскому проекту планировка новой Твери должна бала напоминать планировку Петербурга. Три основные улицы в виде трезубца направлены к древнему тверскому кремлю, напоминая три петербургских проспекта, сходящихся к Адмиралтейству.
Рядом с Кремлем решили построить архиерейский дом. Но Тверь ждала приезда Екатерины, и архиерейский дом скоро превратился во дворец. Вот его постройку и поручил Никитин Матвею Казакову.
Тверской дворец Казаков задумал без ненужного украшательства и излишней сложности. Перед прямоугольным зданием дворца он расположил парадный двор. По его бокам — легкие галереи-переходы к угловым павильонам.
Убранство дворца и павильонов было очень простым. Стены оживлялись легкими гирляндами и венками. Вместо колонн с пышными капителями Казаков применил плоские лопатки-пилястры. Они украшали стены здания в виде слегка выступающих вертикальных полос. По всей длине их тянулись полукруглые выемки-каннелюры. Казалось, что легкие полоски тени лежат на пилястрах не только в солнечные, но и в облачные дни.
Среди всех зданий новой Твери дворец, выстроенный Казаковым, бесспорно, занял первое место.
Постройка дворца сделала имя Казакова известным. Богач П. Ф. Нащокин заказал ему проект своей подмосковной усадьбы Рай-Семеновского (недалеко от Серпухова, на реке Паре).
Казаков прекрасно справился с этим, по-видимому, первым крупным частным заказом. Еще полный тверских впечатлений, он создал план усадьбы, во многом похожий на план основной части Твери.
Уже в этих своих первых произведениях Казаков обнаружил одно свойство своего таланта, ставшее для него затем весьма характерным: найдя удачное решение, он еще не раз возвращается к нему. Он разрабатывает и варьирует его, отыскивает все новые и новые стороны, добивается все большего совершенства. Благодаря этому, все творчество Казакова на протяжении всей его жизни приобретает особенную, исключительную цельность и единство.
В1765 году из заграничной учебной командировки возвратился сверстник Казакова — архитектор В. И. Баженов.
Екатерина решила выстроить в Москве грандиозный дворец. Он должен был отображать мощь и величие России. Какому зодчему поручить такую постройку? Выбор императрицы пал на Баженова.
Был издан указ об организации «экспедиции по строению Кремлевского дворца». Баженову было предоставлено право свободного выбора помощников, в его распоряжение отпущены большие средства. Во главе строительства был поставлен уже известный нам М. М. Измайлов. Он посоветовал привлечь к работе Казакова, зарекомендовавшего себя постройками в Твери и в усадьбе Нащокина.
Казаков был на год моложе Баженова. Баженов уже видел тверской дворец, который ему очень понравился. Он уведомил Петербург о желании иметь своим помощником Казакова:
«Он, — писал Баженов, — по знанию архитектуры столько приобрел и впредь к большим делам способен, а сверх того в случае болезни моей самую должность отправлять может».
Казаков был назначен «заархитектором» в команду кремлевского строения.
Пылкая фантазия Баженова, захваченного своей идеей и выдумывавшего все новые и новые варианты будущего дворца, умерялась спокойной деловитостью более практически опытного Казакова. Баженов же, как никто, раскрыл Казакову всю глубину архитектуры как искусства. Содружество этих двух великих русских зодчих обещало исключительные результаты.
Работая с Баженовым, Казаков узнал очень и очень многое о природе искусства, которому он посвятил себя. Он постиг то, чем так виртуозно владел Баженов. Круглые, овальные залы и комнаты сочетались с прямоугольными, нередко разбегавшимися веером от какого-либо центра здания. Все объединялось в одно целое, из которого нельзя было выкинуть ни одной части.
Баженов научил Казакова тонкостям архитектурного мастерства. Он показал ему, как простым сочетанием отдельных геометрических архитектурных форм можно достигнуть исключительно эффектного впечатления.
Казаков внимательно наблюдал, как работает Баженов. Из-под его быстрого карандаша появлялись величественные колоннады, сложные планы, интересные детали, И давным-давно, казалось, решенные формы и приемы поражали каждый раз неожиданной новизной.
Эти уроки и наблюдения принесли Казакову большую пользу. Многие из последующих зданий, выстроенных им, носят отпечаток влияния творчества гениального русского зодчего. Совместная работа с Баженовым была для Казакова как бы годами второго ученичества, его высшей архитектурной школой.
Почти пять лет провел Казаков на кремлевском строительстве, и за эти пять лет созрел его гений. Но ему предстояло еще некоторое время идти рука об руку с Баженовым.
Желая «утешить» великого зодчего (Баженова) после ею же нанесенного страшного удара (отмена строительства дворца), Екатерина поручила ему построить увеселительные сооружения для празднования Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией.
Выполнение нового приказа императрицы было возложено на ту же «кремлевскую экспедицию».
Казаков вновь становился одним из главных исполнителей построек. Одновременно он вел крупную перестройку так называемого Пречистенского дворца, где должна была жить Екатерина во время празднеств.
В серии офортов Казаков запечатлел « Ходынские увеселительные строения». Он изобразил вид их как днем, так и вечером, при блеске триумфальных огней и фейерверков.
Самому Казакову пришлось также немало потрудиться над этими постройками. Екатерина, отмечая свое удовлетворение работой молодого зодчего, поручила ему составить проект Петровского подъездного дворца. Его предполагали построить напротив ходынских павильонов. Естественно, что проект нового дворца Казаков составил тоже в новом баженовском стиле.
Но так была могуча творческая индивидуальность Казакова, что, даже подражая своему великому другу, он сохранил свое лицо как архитектор. Даже больше: он внес в новый стиль свое собственное понимание.
В казаковском Петровском дворце мы угадываем за внешним красочным и причудливым убранством классическую основу. Это сказывается то в применяемых Казаковым пропорциях, то в построении самого объема здания, то во внутреннем убранстве классического стиля, чего никогда не допускал в своих псевдоготических произведениях Баженов.
Уже проект, а потом постройка Петровского дворца сразу же обратили общее внимание на Казакова. С этого времени начинается его огромный успех как архитектора, не покидавший его до самой смерти.
Биография Казакова бедна житейскими, бытовыми фактами. Но она богата тем великим наследием, которое он сам оставил. Вернее сказать, биография Казакова заключена в его произведениях. Они до сих пор украшают Москву, подмосковные и ряд городов нашего Отечества.
Петровский дворец не был еще закончен, когда Казаков получил новый заказ. В 1776 году Екатерина поручила зодчему составить проект здания Сената в Москве. В эти годы Екатерина неоднократно бывала в Москве, проводя здесь долгие месяцы. Понятно, что правительство на это время также переезжало из Петербурга в Москву. Но в
Москве по-прежнему не было ни одного крупного государственного здания. Заказ, порученный Казакову, должен был восполнить этот пробел.
Здание Сената предполагалось построить в Кремле напротив Арсенала, рядом с Чудовым монастырем.
Приступая к проекту, Казаков, конечно, не мог совершенно отойти от тех грандиозных замыслов Баженова, которые еще долгие годы оказывали на него влияние. Хотя задача и была несравненно меньше, но все же искушение построить что-то близкое к неосуществленному проекту Баженова невольно влекло зодчего.
Казаков решил использовать самую форму участка. Здание будет треугольным.
На площадь перед Арсеналом должен был выходить длинный, главный трехэтажный фасад, ритмически расчлененный рядами окон и пилястр. Острые углы фасада срезаны, архитектурно обработаны и украшены.
Взгляд зрителя невольно направлялся к вершине и центру здания. Там строитель поместил белый, купольный зал, а в середине длинного фасада — торжественную арку с колоннами по бокам. Через нее вел проход во внутренние дворы.
Казаков не хотел сразу же раскрыть перед входящим основной центр своего сооружения. Поэтому во внешний треугольник корпусов он вписал внутренний пятиугольник различных сенатских помещений. Лишь миновав дворовую арку, человек оказывался перед величественной ротондой круглого белого зала.
Здесь, в этом светлом зале, под огромным спокойным куполом, должен был заседать Сенат. Тут должны были совершаться торжественные государственные акты. Этот зал современники называли «русским Пантеоном».
Казаков рассчитал свое здание так, что вершина треугольника, где помещался зал, пришлась как раз за башней между Спасскими и Никольскими воротами. С того времени эта башня стала называться Сенатской.
Купол зала занял центр кремлевской стены, выходящей на Красную площадь. Таким образом, здание Сената не просто оказалось одним из кремлевских зданий, а сделалось общегородским, войдя неразрывным звеном в облик важнейшей площади столицы.
Казаков достиг в этом своем произведении необычайных результатов. Он достиг их силой природного таланта. За границей он не был, в иностранных академиях не учился, кончил только простую школу-команду Ухтомского. Постройкой Сената он поставил себя в первый ряд современных ему архитекторов.
С составлением проекта и постройкой Сената совпало создание другого замечательного произведения Казакова. Известный богач и владелец уральских заводов Демидов приобрел недалеко от Москвы землю, где он собирался выстроить свою подмосковную. Он остановил свой выбор на селе Петровском, или иначе Княжищеве, где протекала небольшая речка. На ее живописных берегах решил он выстроить усадьбу. Для выполнения задуманного был приглашен Казаков.
Основную часть усадьбы Казаков распланировал в виде правильного квадрата. На его углах он поставил скромные двухэтажные флигели, между ними — ворота, ведшие во внутренний двор. Каждые ворота представляли собой две остроконечные пирамиды на небольших постаментах. В середине же четырехугольника находился дом. Это здание кубической формы, увенчанное куполом на световом низком барабане. Углы дома, как углы Сената, срезаны, что создает впечатление не квадратного, а треугольного (в плане и объеме) дома. По углам — изящные двухколонные портики-балконы. Каждый из основных фасадов украшен четырьмя колоннами. Кажется, что дом за колоннами как бы отступает назад, а тень позади колонн выгодно оттеняет их белые стволы, несущие крышу дома.
Купол некогда увенчивался статуей Екатерины, которую Демидов велел вылить из чугуна на своих уральских заводах. Чугунные львы-сфинксы украшали полукруглую лестницу, по которой входили со двора в дом. Между колоннами стояли чугунные решетки. От дома шла к реке прямая аллея с часто поставленными по обеим сторонам ее чугунными статуям. Внизу, у речки, был насыпан небольшой холм, который завершался статуей Аполлона.
По обилию скульптуры Петровское могло соперничать с прославленным подмосковным Архангельским. В парке липовые аллеи пересекались под разными углами, в местах скрещения возникали многоугольные площадки-звезды.
У реки аллеи и дорожки парка прихотливо изгибались, деревья были посажены не вдоль дорожек, а группами, как будто они выросли естественным образом. Искусный подбор различных пород деревьев и кустов создавал игру оттенков зелени летом и, кроме того, был рассчитан на осень, когда парк загорался багрянцем и золотом. В это время он представлял собой истинно волшебное зрелище.
В этой усадьбе Казаков продумал все до последней мелочи. Он выполнил даже рисунки для кафельных печей — стройных, высоких, доходивших почти до потолка, тоже обычно очень высокого по обычаю XVIII века.
С конца семидесятых годов XVIII века Казаков фактически становится главным архитектором Москвы. После очередной неудачи Баженова с постройкой царской подмосковной — Царицына — он возглавил «кремлевскую экспедицию», которая вела основные правительственные строительные работы в Москве. В эти годы талант Казакова достиг своего полного расцвета.
Казаков вышел из трудовой семьи и был воспитан на любви и уважении к труду. Это трудолюбие красной нитью проходит через всю его жизнь. Даже тогда, когда болезнь сразила мастера, он продолжал работать для любимого им города, создавая панораму Москвы.
Требовательность к себе и суровая дисциплинированность выработали в Казакове особенную целеустремленность. Не только талант, но и воспитанные им в себе качества, позволили Казакову создать то, что он создал. На первый взгляд кажется, что он составлял свои проекты с завидной легкостью. Но это только на первый взгляд: годы упорного труда и совершенствования мастерства лежали за этой легкостью.
Классика была для Казакова идеалом на протяжении всей жизни. Но казаковская классика чужда застывших форм, холодного академизма.
Уже всеми признанный и прославленный, он все еще учится. До конца жизни он изучает русскую архитектуру. Со вниманием следит за творчеством современных ему художников и совместно с ними создает произведения совершенно исключительного мастерства. Так совместная работа с прославленным скульптором Федотом Шубиным привела к созданию величайшего произведения Казакова — мавзолея в Николо-Погорелом. .
Он обладал большим организаторским талантом. Вокруг него быстро сложилась преданная ему школа учеников.
В зрелую свою пору он возродил в новом виде архитектурное училище Ухтомского. Непрерывная преемственность связывает эту казаковскую школу с Московским архитектурным институтом, выпускающим теперь советских архитекторов.
Свою беззаветную преданность искусству, свою любовь к настойчивому труду Казаков сумел передать и своей семье. Все три сына зодчего становятся его деятельными помощниками. Они осуществляют его и свои проекты под руководством отца.
После постройки Петровского знатнейшие вельможи Москвы стали наперебой заказывать знаменитому зодчему проекты своих городских дворцов и домов. Куракины, Гагарины, Голицыны и опять Демидовы. За вельможами тянутся видные купцы — Губин, Калинин, Павлов. Все они осаждают зодчего.
Правительственные заказы и поручения через «кремлевскую экспедицию» также следуют один за другим. То надо ехать в Екатеринослав, для того чтобы спланировать застройку центральной части города, то в Калугу, то в Коломну, где строятся церкви, архиерейский дом в кремле и ограда двух пригородных монастырей — Брусенского и Голутвинского.
Перечисляя постройки за эти годы, поражаешься тому, как Казаков успевал не только составлять проекты, но бывать всюду, где они воплощались в камне и дереве. А он придумывает все новые конструкции, улучшает технику стройки, изобретает новый состав особо крепкой наружной штукатурки, с которой не так быстро сходил бы красочный слой...
В те годы Москва переживала настоящую строительную горячку. После опустошительных пожаров середины столетия древняя столица как бы заново отстраивается. Ее строителем и стал Казаков.
Уже в семидесятых годах он предложил новый тип городского дома. Старая Москва знала усадебную застройку: дом помещался в глубине участка, отступя от улицы. Перед домом был передний двор, обрамленный флигелями или службами; за домом — небольшой сад, который, смотря по желанию и состоянию владельца, нередко превращался в парк.
Так строили в допетровской Руси. Так строили и в XVIII веке. Строил так и сам Казаков. Построенный им дом Толмачевой в Замоскворечье, знаменитый дом, вернее дворец, Разумовского на бывшей Гороховской улице (ныне улица Казакова) — примеры тому.
Но Казаков создал и другие типы постройки. Дом выдвигается на красную линию улицы. Все прочее (флигели и т. д.) пристраивается либо по бокам главного здания, либо переносится за дом, как бы служа входом в небольшой сад, который остается от прежнего усадебного парка. Примеры таких построек Казакова — дом Гагарина на Петровском бульваре, дом Губина на Петровке, дом Дурасовой на Покровском бульваре и много других.
Москву называли из-за многочисленных домов-усадеб большой деревней. Казаков существенно переменил облик города. Дома, выходящие фасадами на улицы, украсили их своими многочисленными портиками, которые зодчий так любил и с таким разнообразием и совершенством создавал.
То это простой прямоугольный дом в два-три этажа, с колоннами или пилястровым портиком, как, например, дом московского генерал-губернатора (ныне здание Моссовета на Советской площади). То это грандиозный дворец с двенадцатью колоннами (дом Гагарина на Петровском бульваре). То это дом с изрезанным и сложным планом, у которого портик не только в центре, но и два портика на боковых выступах (дом Куракиных на Старой Басманной).
Казаков выстроил в те годы более восьмидесяти крупных зданий. Если бы не пожар 1812 года, то Москва сохранила бы во многом то лицо, которое ей придал Казаков.
В 1779 году Казаков строит родственнику Демидова, владельца Петровского, дом в Гороховском переулке. Эта часть Москвы меньше других пострадала от пожара 1812 года, — казаковский дом дошел до нас.
В 1784 году Казаков строит бальный зал для Долгорукова. Он дошел до нас. Это знаменитый Колонный зал
московского Дома союзов. Только одни коринфские колонны украшают этот зал. Он, по существу, не велик. Но колонны, стоящие вдоль стен, придают ему такой парадный, праздничный и в то же время торжественный вид, что он кажется гораздо больше. Мало найдется равных ему по красоте, не только у нас, но и во всем мире.
Лишь в специальном труде можно полностью перечислить все созданное Казаковым. Работоспособность его кажется беспредельной. Но он сумел сделать для русской архитектуры то, что сделал, еще и потому, что был у него также особый, исключительный талант воспитателя.
Казаков вырастил целую плеяду мастеров, помогавших учителю делать его дело и продолживших это дело, когда учителя не стало. «Кремлевская экспедиция» была по существу «командой» Казакова. Однако, как бы хорошо ни было поставлено дело в этой большой архитектурной мастерской XVIII века, Казаков прекрасно понимал, что этого недостаточно. Приняв дела «экспедиции» от Баженова, он вскоре приступил к организации школы. Она помещалась у него на дому в Златоустовском переулке вплоть до ухода зодчего в отставку.
Среди мастеров казаковской школы мы находим его помощников и учеников: Еготова, Бакарева, Таманского, братьев Поливановых, однофамильца зодчего Родиона Казакова, сыновей самого Казакова — Василия, Матвея и Павла.
Они строят не только по проектам учителя, но и создают ряд собственных произведений, проникнутых лучшими его заветами. Еготов строит военный госпиталь в Лефортове, Бакарев — здание Печатного двора на Никольской. Один из позднейших учеников Казакова, О. И. Бове, становится главным архитектором Москвы после пожара 1812 года и воссоздает город на пепелище. Большой и Малый театры, Триумфальные ворота, центральные площади Москвы, Манеж и Александровский сад принадлежат этому талантливому зодчему.
Когда престарелый Казаков в начале нового, XIX столетия уходит в отставку, связь его со школой не прерывается. Школа некоторое время остается при его доме. Ученики не забывают мастера. Они привозят к нему свои проекты, он обсуждает их, дает свои советы.
Последнее десятилетие в творчестве самого мастера отмечено созданием ряда оригинальных произведений. Он углубляет и разрабатывает в них то, что было намечено им раньше.
В 1796 году Казаков приступил к постройке, по заказу Голицына, больницы на Калужской улице. То была лебединая песнь мастера — вскоре после окончания этого здания удар приковал великого зодчего к постели.
Уйдя в отставку, Казаков до 1806 года еще вел педагогическую работу в созданной им школе.
При приближении французов к Москве в 1812 году семья увезла Казакова в Рязань. Здесь узнал он об ужасном пожаре:
«Несть сия, — писал сын, — нанесла ему смертельное поражение. Посвятив всю свою жизнь зодчеству, украся престольный град великолепными зданиями, он не мог без содрогания вообразить, что многолетние труды его превратились в пепел и исчезли вместе с дымом пожарным...».
Душевное потрясение от полученного известия усилило его недуг. В 1813 году знаменитый зодчий, строитель Москвы, скончался.
Можно без преувеличения сказать, что Казаков архитектурно создал Москву XVIII века. Он создавал ее иным путем, чем это делали зодчие в Петербурге, строившие город заново.
Он с уважением чтил древность зданий Москвы и ее традиции. Но он ясно сознавал, что древний город должен в своем росте и развитии идти в уровень со временем, а не оставаться собранием музейных редкостей. Надо было переделывать город, но сохранив все своеобразие, всю красоту его. И Казаков создал новую Москву, не уничтожив, но сохранив при этом то, что века оставили славного и дорогого русским во внешнем облике Москвы.
Мы с полным правом можем говорить о «казаковской Москве», как о значительном и своеобразном явлении в истории русского зодчества XVIII века.
Публикуется по изданию: Ильин М. А. Матвей Федорович Казаков. М., 1944.