Тем не менее любопытен сам прецедент подобного рода, нехарак­терный для сталинской судебной системы. С чем было связано такое проявление «объективности»? Возможно, с тем, что события относят­ся к 1940 г. Уже миновала волна «большого террора», был репрессиро­ван прежний нарком внутренних дел Н. И. Ежов, которого сменил еще не набравший силу Л. П. Берия. В этот период имело место временное смягчение в работе карательной системы, что сказалось на деятельно­сти судов и адвокатуры. Ведь именно профессиональные действия ад­воката стали одной из причин оправдательного приговора. Кроме того, следует учитывать, что в преддверии войны началось постепенное из­менение государственной церковной политики, вскоре выразившееся в так называемом новом курсе в отношении религии и Церкви, что могло иметь некоторое значение при рассмотрении дел духовных лиц. Так или иначе, обратимся непосредственно к канве этого следственно­го дела, характеризующего как особенности работы сталинской судебно-следственной системы, так и духовно-нравственный облик одного из типичных представителей обновленческого духовенства.

Согласно постановлению на арест от 27 апреля 1940 г. «бывший служитель культа — поп» А. Г. Благовещенский «на протяжении дли­тельного времени ведет среди колхозников с[ела] Юрьевское [Малоярославецкий район Московской области³] активную антисоветскую агитацию, распространяя контрреволюционную клевету и провокаци­онные слухи»⁴.

Утверждается, что допрошенные по делу свидетели полностью подтвердили факты антисоветской деятельности Благовещенского. Так, свидетель Е. И. Коротков показал, что в августе 1939 г. Благове­щенский, придя к нему в сапожную мастерскую, сказал: «Отрезают усадьбы, вот, например, у меня отрезали усадьбу, которой я пользовал­ся несколько лет. Но у меня отрезали, как у бывшего служителя рели­гиозного культа, а вот ты рабочий, а у тебя тоже отрезали усадьбу...»⁵ Свидетель Г. И. Борисов утверждал, что Благовещенский негативно высказывался о колхозном строительстве, заявляя: «Колхозы не были богатыми и никогда не будут, а колхозникам придется умирать с голоду.

Плохая жизнь в колхозах не только в Малоярославецком районе, но во всем СССР. А то, что пишут о колхозах в газетах, — это не правда, а один обман народа». Рассказывая о военных действиях в Финляндии, Благовещенский якобы говорил: «Красную армию финны бьют, они хо­рошие воины, хорошо одеты, а наша Красная армия отступила потому, что у нее слабая техника и бывают измены со стороны командования. Сколько там погибнет народа, а спрашивается: за что воюют? Просто руководители советской власти захотели уничтожить свой народ»⁶.

И наконец, согласно показаниям свидетеля К. А. Ермолюка, в сен­тябре 1937 г. он слышал разговор Благовещенского с неизвестным, когда бывший священнослужитель утверждал: «Колхозы разоряют крестьян и потому они должны развалиться, мы же должны всячески помогать тому, чтобы развалить колхозы. Германия готовит войну с тем, чтобы захватить Украину, а потому необходимо нам здесь нахо­дить своих людей для того, чтобы разваливать колхозы и тем самым оказать помощь Германии, а всех, кто будет мешать нашей работе, нужно уничтожать». Кроме того, в октябре 1939 г. Благовещенский якобы заявлял: «Все государства во всех странах признают веру в бога, поддерживают церкви, но вот партия коммунистов и Советская власть религию отвергают, церкви не только не поддерживают, но, наоборот, разоряют, а поэтому в недалеком будущем такая власть и партия ком­мунистов погибнут, даже и в том случае, если не будет войны»⁷. Показа­ния последнего свидетеля выглядят наиболее «весомо», однако вполне очевидна их фантастичность. Вряд ли более или менее разумный чело­век, каким, безусловно, был А. Г. Благовещенский, в сталинскую эпоху мог открыто позволить себе такого рода высказывания.

Следствие велось относительно неспешно, с подробными допро­сами свидетелей. Из их показаний мы и узнаем об обновленческой ориентации обвиняемого. Так, уже упомянутый сапожник Борисов, на вопрос следователя, что ему известно о социальном прошлом Благо­вещенского, ответил, что тот до 1928 г. служил священником в церкви села Юрьевского, а до Октябрьской революции наряду со службой в церкви преподавал Закон Божий. При этом, как утверждает Борисов, Благовещенский часто поднимал руку на учеников, в том числе не­сколько ударов по щекам получил и сам свидетель. Примерно в 1926 г. Благовещенский «постригся и стал “красным попом”», служа в церкви до 1928 г.⁸ Почти то же самое сообщают и другие свидетели, в частно­сти сапожники А. Ф. Дмитриев, П. Н. Гусев и Е. И. Коротков⁹.

При обыске у Благовещенского среди прочей литературы были изъяты семь номеров журнала «Вестник Священного Синода» за 1927 г. и один экземпляр журнала «Живая Церковь» за 1922 г.¹⁰

Сам Благовещенский обвинения в антисоветской деятельности от­рицал, однако, согласно протоколу допроса, заявлял следующее: «При­знаю себя виновным в том, что не могу загладить своего прошлого, свя­занного с религией. В период великих событий 1917 года не порвал со своим прошлым, а оставался на прежнем своем пути, и только в 1927 году… из-за боязни быть репрессированным, а также [с целью] соз­дать для детей необходимые условия для их жизни, порвал с церковью». Далее вставлено над строкой протокола и, видимо, сформулировано следователем дополнение: «Пересмотрел свои убеждения и пришел к выводу, что религия — дурман». Благовещенский также признавал, что в дореволюционный период «затемнял народ, навязывая ему религию», но «делал это не сознательно, по приказанию начальства, служил опре­деленному политическому] строю». Помимо этого он заверял, что при­ветствовал в душе все начинания советской власти, но не смог себя ни в чем проявить, хотя и имел для этого возможности, поскольку ему была предложена антирелигиозная работа. Свой отказ от подобной деятель­ности Благовещенский объяснял боязнью и слабоволием, поскольку должен был бы открыто «разоблачить» себя перед лицом граждан¹¹.

28 июня 1940 г. было утверждено обвинительное заключение по следственному делу А. Г. Благовещенского, в котором обстоятельно перечислялось все инкриминированное бывшему обновленческому клирику. Указывалось, что Благовещенский, «будучи враждебно настро­енным по отношению к проводимым мероприятиям ВКП (б) и Совет­ской власти, среди лиц своего окружения с[ела] Юрьевское в период 1937‒1940 гг. проводил к[онтр]р[еволюционную] агитацию, высказы­вал провокационные слухи о войне, о колхозах, клеветал на советскую власть, высказывал повстанческие настроения, возводил клевету и провокационные слухи по адресу коммунистической партии, распро­странял ложные слухи о Красной Армии». Констатировалось, что Бла­говещенский виновным себя не признал, но уличается свидетельски­ми показаниями К. А. Ермолюка, Г. И. Борисова и Е. И. Короткова, а также очными ставками с Ермолюком и Борисовым¹². Таким образом, дело считалось законченным и направлялось прокурору Московской области для передачи в суд.

Судебное заседание коллегии по уголовным делам Московского областного суда состоялось 19 июля 1940 г. Предъявленное обвинение по тем временам выглядело достаточно серьезно и могло иметь для подсудимого самые печальные последствия. Тем более неожиданным оказался приговор. Приведем его в сокращении:

«<...> Выслушав обвиняемого, его последнее слово, показания свидетелей, речи прокурора тов. Кузнецова и члена коллегии адвока­тов Быховского и проверив весь материал по делу, Мособлсуд нашел: материалом дела предварительного следствия Благовещенскому вме­няется в вину то, что он среди населения проводил антисоветскую аги­тацию. Судебным следствием установлено следующее: свидетель Бо­рисов показал суду, что обв[иняемый] Благовещенский в январе и феврале высказывал клевету о колхозах и советской печати, а также высказывал враждебность в связи с событиями на финляндском фрон­те и что эти высказывания имели место в сапожной мастерской в при­сутствии свидетелей Короткова и Гусева. Однако указанные свидетели в суде не подтвердили показаний Борисова и показали наоборот, что обв[иняемый] высказывал обратное мнение, не носящее антисовет­ского характера, что касается показаний свидетеля Ермолюк[а], то суд таким его показаниям не верит, на листе дела № 123 у следователя Ермолюк показал, что обв[иняемый] ходил по дворам села Юрьевского и организовывал подрывную работу в отношении колхозного строитель­ства, а на л[исте] д[ела] 75 и в суде он показания свои изменил, о эпи­зоде 1939 г. Ермолюк показал, что разговор имел место со стороны Благовещенского на заседании правления колхоза, между тем никто из других лиц таких разговоров не подтвердил. Не подтверждены ни­кем другим его показания и по эпизоду 1937 г.

При таких обстоятельствах у суда нет достаточных оснований к вынесению обвинительного приговора. Поэтому... Моск[овский] Об­ластной суд П Р И Г О В О Р И Л: Благовещенского Андрея Григорье­вича на основании ст. 58‒19 ч.1 УК по суду считать оправданным. Меру пресечения изменить и из-под стражи освободить, если он не содер­жится по другим преступлениям»¹³.

Копия приговора была выдана на руки обвиняемому, а начальнику Таганской тюрьмы предписано освободить арестованного¹⁴.

Собственно обвинение строилось главным образом на оговоре Благовещенского Ермолюком; что касается остальных «свидетелей», то их показания, действительно, были во многом противоречивы, не содержали ничего принципиального и могли толковаться по-разному, в зависимости от желания следствия.

В связи с этим уже 21 июля в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда РСФСР был направлен кассационный протест за подписью заместителя прокурора Московской области по спецделам Болдырева, который настаивал на правдивости показаний Ермолюка, утверждая, что и другие свидетельские показания также до­казывают вину Благовещенского. 2 сентября состоялось заседание вышеуказанной коллегии, отменившей оправдательный приговор и направившей дело на новое рассмотрение.

8 октября 1940 г. состоялось повторное заседание Судебной колле­гии по уголовным делам Мособлсуда, на которой рассматривалось дело Благовещенского. Несмотря на то что адвокат Н. В. Быховский обратился в Верховный Суд РСФСР с просьбой вновь допустить его к защите Благовещенского, защитником был назначен другой человек (адвокат И. А. Рожнов). Новый приговор являет собой пример казуи­стики и цинизма сталинской судебной системы, истолковывавшей по­казания свидетелей в нужном обвинению русле. Он гласил:

«<...> Выслушав объяснения Благовещенского, показания свиде­телей, прения сторон и последнее слово Благовещенского Мособлсуд установил: Благовещенский привлечен к уголовной ответственности за контрреволюционную агитацию и клеветнические высказывания против Советской власти, ВКП (б), политики власти и партии, против колхозного строя и жизни колхозников. Виновным себя Благовещен­ский не признал, но обстоятельства, при которых Благовещенский до­пускал подобную агитацию и клеветнические высказывания, под­тверждены в судебном заседании свидетельскими показаниями.

Свидетель Борисов показал в суде, что в январе и феврале 1940 г. Благовещенский в сапожной артели в с. Юрьевское говорил о положе­нии колхозов и колхозников, указывая, что положение колхозников плохое, что в газетах неправильно пишут о доходах колхозников; вы­сказывался неодобрительно о конфликте с Финляндией. По показа­ниям Борисова это происходило в присутствии свидетелей Короткова и Гусева. Последние хотя полностью и не подтвердили показания Бо­рисова, но самого факта не отрицают, в частности Коротков подтвер­дил клеветнические высказывания Благовещенского в отношении до­ходов колхозников и относительно правильности заметок об этом в печати, точно так же Коротков подтвердил и разговор Благовещенско­го антисоветского характера о финляндских событиях. Гусев подтвер­дил самый факт разговора и возмущение Благовещенского, когда ему предложили вступить в колхоз.

Свидетель Ермолюк указал на факты контрреволюционных вы­сказываний Благовещенского еще в 1937 и 1939 годах, относительно колхозного строительства и строительства советской государственно­сти; эти факты произошли при встрече с Благовещенским в 1937 году и у него на квартире в 1939 г. Благовещенский заявил о роли религии в государстве, без которой государство не может существовать.

Сам Благовещенский такого разговора не отрицает, но придает ему иную окраску, заявляя, что он говорил только в плоскости того, что в жизни все изменяется и не может быть вечным, фактически же в раз­говоре с Ермолюк[ом] он говорил не об отвлеченных предметах, а о колхозах, Советском государстве и партии.

Все изложенное дает полное основание считать обвинение против Благовещенского в контрреволюционной агитации доказанным, а по­этому, руков[одствуясь] ст. ст. 319 и 320 УПК Мособлсуд

Приговорил:

На основании ст. 58‒10 ч.1 УК Благовещенского Андрея Григорье­вича подвергнуть лишению свободы на пять лет, с последующим по­ражением в избирательных правах на три года…»¹⁵

Однако и на этом ситуация окончательно не разрешилась. Новый адвокат Благовещенского И. А. Рожнов, как и предыдущий защитник, оказался профессионалом, составив кассационную жалобу в Верхов­ный Суд РСФСР. По его мнению, приговор подлежал отмене, по­скольку свидетели Ермолюк, Борисов и Коротков дали противоречивые показания и у суда не было достаточных оснований для вынесения об­винительного приговора. Адвокат конкретно указывал на имевшиеся в деле противоречия и просил передать его для нового рассмотрения¹⁶.

15 ноября кассация была рассмотрена Судебной коллегией по уго­ловным делам Верховного Суда РСФСР, которая поставила в деле окончательную точку, развеяв иллюзии о возможности добиться спра­ведливости для осужденного по 58-й статье. Согласно определению Судебной коллегии, «приговор суда вынесен в соответствии с материа­лами предварительного и судебного следствия и показаниями свидете­лей: Ермолюк[а], Борисова, Короткова, из показаний которых видно, что осужденный Благовещенский действительно проводил¹⁷ антисо­ветские высказывания среди колхозников. Доводы Благовещенского, что свидетели показывали неверно ничем не подтверждаются. Судеб­ная Коллегия не находит оснований к отмене или изменению приго­вора, руководствуясь ст. 436 УПК определяет: Приговор суда оставить в силе, а жалобу Благовещенского без удовлетворения»¹⁸.

Дальнейшая судьба Благовещенского неизвестна. Очевидно, бу­дучи уже в преклонном возрасте, он не пережил срока заключения. В июле 1955 г. один из сыновей Благовещенского — Г. А. Руссо¹⁹ обра­тился к Генеральному прокурору СССР Р. А. Руденко с просьбой пе­ресмотреть дело его отца «для установления справедливости нало­женного на него наказания»²⁰. Уголовное дело Благовещенского было направлено начальнику Управления КГБ Калужской области для допол­нительной проверки. Предполагалось заново допросить всех свидете­лей, а также еще трех-пяти лиц, хорошо знавших осужденного²¹. Результаты объективной проверки оказались вполне предсказуемыми. В заключении старшего следователя следственного отдела УКГБ по Калужской области Забусова говорилось: «<...> В ходе дополни­тельной проверки материалов дела был передопрошен свидетель ЕРМОЛЮК К. А., который никаких антисоветских фактов со стороны БЛАГОВЕЩЕНСКОГО не показал, а в отношении прежних своих по­казаний заявил, что он ничего теперь не помнит. Передопросить дру­гих свидетелей, изобличавших БЛАГОВЕЩЕНСКОГО в антисовет­ской деятельности, не представилось возможным за их смертью. Вновь допрошенные свидетели, хорошо знавшие БЛАГОВЕЩЕНСКОГО ДМИТРИЕВ П. А., КУРЫШЕВА Е. М., АЛЕКСАНДРОВА Е. М., ГРИГОРЬЕВ И. И. и другие ничего компрометирующего о нем не по­казали». В связи с этим предлагалось ходатайствовать через прокурора Калужской области об отмене приговора Московского областного суда в отношении А. Г. Благовещенского²².

Окончательное постановление Президиума Верховного Суда РСФСР было вынесено 18 мая 1956 г. Приговор в отношении А. Г. Бла­говещенского был отменен, а дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления²³.

Так закончилось дело бывшего обновленческого священника Бла­говещенского, вдвойне трагичное оттого, что, став жертвой политиче­ских репрессий, он еще раньше, по существу, отрекся от веры и Церк­ви. Последнее оказалось вполне закономерным итогом для многих представителей обновленчества, искавших отнюдь не Высшей Прав­ды, а живших в богоборческую эпоху совсем иными стремлениями и попечениями.

Примечания

1. См.: Лобанов В. В. «Следствие не нуждалось в объективном доказательстве и подтверждении вины». Документы Госархива Российской Федерации о репрессиях против обновленческого духовенства и мирян во второй половине 1930-х гг. // Оте­чественные архивы. 2009. № 6. С. 94‒101; Он же. Дело «епископа» Лазаря (архив­ные документы о преследованиях обновленческого духовенства в годы «большого террора») // Русский исторический сборник. Вып. II. М., 2010. С. 241‒252; Он же. Судьба «архиепископа» Матфия (по материалам следственного дела) // Вестник архивиста. 2011. № 4. С. 216‒223.
2. Согласно обвинительному заключению: Благовещенский Андрей Григорьевич, 1870 г.р., уроженец села Перестряж Козельского уезда Калужской губернии, рус­ский, гражданин СССР, беспартийный, в прошлом, до 1927 г., служитель религи­озного культа (протоиерей) в селе Юрьевское, Малоярославецкого района Мо­сковской области, окончил Калужскую духовную семинарию, имеет несколько наград от высшего духовенства, в хозяйстве имел до 2-х лошадей, 2-х коров, 5‒6 шт. свиней, до 30 га пахотной земли и луга, применял наемный труд; в 1927 г. окончил службу в церкви и, оставаясь в д. Юрьевское до дня ареста, проживал без определенных занятий, одинокий, ранее несудимый (ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-9499. Л. 131‒132).
3. Ныне входит в состав Калужской области.
4. ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-9499. Л. 1.
5. Там же. Л. 2
6. Там же.
7. Там же. Л. 2‒3.
8. Там же. Л. 56 об. Согласно анкете арестованного, Благовещенский бвш свя­щенником до 1926 г. (Там же. Л. 7 об.).
9. Там же. Л. 62 ,68, 72. При этом А. Ф. Дмитриев приводит любопытный эпизод, характеризующий как личность Благовещенского, так и нравы определенной части дореволюционного сельского духовенства: «Помню примерно в 1906 году на пасху Благовещенский А.Г. зашел ко мне в дом, сел, я ему что-то дал мало денег, он же требовал большей суммы. Я ему ответил, что живу плохо, денег нет, а он мне начал проповедовать, что для того чтобы лучше жить — мне надо чаще ходить в церкву (так в тексте. — В. Л.), не противиться власти. Тогда я ему сказал: “Вот вы богу то молитесь хорошо, а за пирогом, да за деньгами ходите к Афанасию — т.е. ко мне”. Он тогда освирепел, плюнул на пол и из моего дома ушел. После этого случая Благове­щенский А.Г. спрашивал у моего соседа. и других лиц о том, что я за личность, мне грозили за это высылкой на полтора года» (ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-9499. Л. 68 об.).
10. Там же. Л. 15.
11. Там же. Л. 53‒54.
12. Там же. Л. 131.
13. Там же. Л. 155.
14. Там же. Л. 157.
15. Там же. Л. 182‒183.
16. Там же. Л. 192‒194.
17. Так в тексте.
18. ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-9499. Л. 199 об.
19. На одном из допросов сам А. Г. Благовещенский сообщал: «Фамилию Благо­вещенских. мои сыновья переменили после революции. знаю, что они сделали это с той целью, чтобы отвязаться от меня и легче устроиться со своей жизнью…» (Там же. Л. 25).
20. Там же. Л. 205.
21. Там же. Л. 208.
22. Там же. Л. 228‒229.
23. Там же. Л. 231‒231 об.

[*] Кандидат исторических наук, Институт российской истории РАН.