С «Великого змея» в плен взяли одного Кольберна. Остальные либо погибли, либо нырнули вслед за Олавом. При Олаве Святом было два воина, ранее входившие в экипаж «Великого змея». Это значит, что часть прыгнувших за борт вместе с Олавом Трюгвасоном людей добралась до русских кораблей. Олав Святой приблизил к себе соратников своего отца и сделал их лендрманами. Сопровождая его, они отправились в изгнание на знакомую им Русь.

Монах Теодрик считал, что Олав Трюгвасон не погиб, а ушёл в мона­стырь. В «Обзоре саг о норвежских конунгах» уточняется, что этот мо­настырь был в Йорсаланде, то есть в Иерусалиме. (12, 212) Разыгрывая спектакль с переодеванием Кольберна, Олав не собирался топиться. Он и ранее был не равнодушен к розыгрышам с переодеванием и трюкачеству. К монаху-пророку он направлял вместо себя переодетого воина, желая испытать способности провидца. На борту плывущего «Великого змея» король ходил по вёслам, одновременно жонглируя тремя ножами, упо­добляясь, таким образом, скоморохам. У Олава были все возможности для спасения, и он ими воспользовался.

В «Саге об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда конец жизни Олава описан так:

«Так говорил один умный человек, которого звали скальд Соти, что конунг Олав отправился после этой битвы в Винланд вместе с королевой Астрид и Диксином и пробыл там два года. Оттуда отправились они в Веллонд. Там у Астрид была усадьба и земля. Там они провели два месяца, и не знали люди, что он за человек, за исключением тех, которые следовали за ним... Тогда предло­жила она ему войско такое большое, какое он захочет, чтобы поехать в Норег и вновь вернуть себе страну. Он сказал, что ему этого не требуется, ибо он провёл в Нореге все те часы, что Бог дал ему. Тогда предложила она ему дать войско для похода в Энгланд, но он отказался от этого. Тогда спросила она, что бы он выбрал, если бы она предложила ему выбор. Он сказал, что хочет поехать в Рум.

После этого поехали они на юг до Рина, и не захотела тогда Астрид ехать дальше. И дала она конунгу лошадь, навьюченную чистым серебром. Тогда вернулась Астрид назад с пятью людьми, а Олав отправился на юг с девятью людьми и говорил, что он норвежский купец. И когда он приехал в Ромаборг, поселился он в подвале одного дома и выходил оттуда, только когда слушал службу или когда было другое важное дело, и пробыл там зиму.

А следующим летом отправился он на восток в Гарды и провёл одну зиму в Альдейгьюборге, оттуда отправился в Йорсалир и провёл там три зимы. Ка­залось там всем людям, что он был выдающимся человеком, превосходящим всех других... Олава можно по праву назвать апостолом норманнов». (12, 151)

Олав добрался до корабля Астрид и пробыл вместе с ней более двух лет. Астрид недостоверно названа супругой Сигвальда. Супруга Пальне-Токи находилась в Англии. В судьбе Олава активное участие приняла иная женщина. Рядом с ним была его жена Тюри. Женившись на Адельгейде, Олав переименовал её в Астрид в честь своей матери. Во время битвы при Свольде с ним была иная Астрид, которую можно подозре­вать в тождестве с его женой Тюри. Получается, что Тюри также была переименована в честь матери Олава, что и сбило с толку скальдов, поте­рявших след датской принцессы.

Диксин, сопровождавший Астрид, ранее был изображён в качестве самого старшего вельможи Гунхильд, первой легендарной супруги Ола­ва, жившей в Стране Вендов. (23, 111) Первой супругой Олава была Адельгейда. Диксин перекочевал в свиту Астрид-Тюри из-за путаницы двух одноимённых жён Олава. Самым знатным из скандинавов после Олава и Тюри в это время на Руси был их родственник Торкель Высокий, ранее вместе со Стюрберном и Олавом участвовавший в походе йомсви­кингов на Швецию. Диксин из Страны вендов — Торкель Высокий.

Олав прожил два года в стране славян, затем вместе с Астрид и Диксином отправился в её поместье, находившееся в Веллонде, то есть в стране кельтов. Страна кельтов указывает на западное направление. Здесь они провели два месяца, после чего Олав отбыл в Ромаборг, то есть в Рим.

По хронологии саги, поездка в Рим состоялась спустя две зимы и два месяца после битвы при Свольде. Вторая зима закончилась весной 1002 года, так что поездка в Рим состоялась в 1002 году. Осенью этого года русы действительно направляли посольство в Рим. (10, 336‒338) Сведения монаха Одда подтверждаются данными русских летописей.

Олав провёл две зимы в стране славян, одну зиму — в Риме, одну — в Ладоге, три — в Иерусалиме. Его странствия продолжались семь зим, то есть до 1007 года. В «Большой саге об Олаве Трюггвасоне» находим упоминание об этом семилетнем странствии в качестве реликта:

«Затем я провёл 3 года в Винланде и 4 года за Вестанхав в военном по­ходе». (12, 184)

Здесь три года отнесены к пребыванию в стране славян, четыре года — к пребыванию в западных странах. Две зимы в стране славян и одна в славянской Ладоге дают три зимы, одна зима в Риме и три в Иеру­салиме составляют четыре зимы в странах запада и юга. Несмотря на не­который разнобой в определении продолжительности этапов странствий и их цели, скальды исчисляют весь период странствий в семь лет. Соглас­но их сведениям, после битвы при Свольде Олав прожил семь лет и скон­чался в иерусалимском монастыре в 1007 году.

В. Н. Татищев под 1007 годом описывает кончину примечательного монаха:

«6515 (1007). Пренесени из Царяграда святи иконы в церковь святыя Бо­городицы.

Того же году преставися митрополит Леонтий, и возведен бысть в его место Иоан. Он же создал в Киеве церковь камену святых апостол Петра и Павла. Того же лета хитростью поимали славного разбойника, зовомого Могута. И егда ста пред Владимером, нача плакати горько, прося о просчении, глаголя: „Поручника Бога тебе даю, еже отныне никоего зла сотворю, но буду в покаянии во вся дни живота моего”. Володимир же, умилися, послал его к митрополиту, рек, да никогда исходит из дому, кроме церкви. Могут же, пребывая в монастыри, крепко сохранил заповедь сию; жив в тишине, умре благочестно». (24, 69)

В 1007 году прибыло посольство из Константинополя, с которым приехал на Русь митрополит Иоанн, заместивший умершего митропо­лита Леонта. Поимка разбойника Могуты, его уход в монахи, благо­честивая жизнь и кончина отнесены к одному году. Между тем уважение, которое заимел бывший разбойник своими духовными подвигами, свиде­тельствует в пользу длительности его монашеской жизни. Это не един­ственная странность рассказа.

При лаконичности летописных записей той эпохи обширное пове­ствование о разбойнике могло быть вызвано исключительной необычно­стью этой личности. Летописцы, как правило, приводят имена одних лишь великих князей и их родственников, да руководителей Церкви. По­явление иных персонажей обусловлено либо наличием сказаний о них, как в случае с Яном Усмошвецом, либо с посвященными им письменными сочинениями, как в случае с писателем Марком Македонянином и впав­шим в ересь монахом Андреяном.

Разбойник был знатного рода, так как с простолюдином великий князь и митрополит общаться не стали бы. В летописном рассказе о размноже­нии разбоев на Руси при Владимире Святом имён не приводится. Слав­ных разбойников на Руси хватало во все времена, но кроме Могуты во всю домонгольскую эпоху такого внимания летописцев ни один из них не удостоился.

Сказание о монахе Могуте вошло в состав рассказа о митрополите Иоанне. Иная редакция этого рассказа приведена в Никоновской ле­тописи:

«В лето 6516. Митрополит Иоан постави церковь камену, в Киеве, свя­тых апостол Петра и Павла. И в Переяславле постави церковь камену, Воз­движение Честнаго Креста. Того же лета быша прузи мнози. Того же лета изымаша хитростию некоею славного разбойника, нарицаемого Могута. И егда ста пред Володимером, вскрича зело, и многы слезы испущая из очию, сице глаголя: „Поручника ти по себе даю, о Владимере, Господа Бога и пречи­стую Его Матерь Богородицу, яко отныне никакоже не створю зла пред Богом и пред человеки, но да буду в покаянии вся дни живота моего". Слышав же сие Владимер, умилися душею и сердцем, и посла его ко отцу своему митрополиту Ивану, да пребывает никогдаже исходя из дому его. Могут же заповедь храня, никакоже исхожаше из дому митрополчи, и крепким и жестоким житием живяше, и умиление и смирение много показа, и провидев свою смерть, с ми­ром почи о Господи». (15, 69)

Дата здесь на год отличается от татищевской. Празднование апосто­лов Петра и Павла (29 июня) и Воздвижения (14 сентября) приходится на воскресенье в один год. Ближайшим воскресным годом к нашим датам был 1007 год. Иоанн использовал весенний счёт лет, а дата в Никонов­ской летописи сбита на год. Автор записи использовал осенний счёт лет и опирался на сентябрьские события. Могута показан провидцем, долгое время предававшимся духовным подвигам.

Могута под конец жизни принял монашество, имел боевое прошлое, умер в один год с Олавом. На этом сходство между ними не кончается. Олав провёл какое-то время взаперти в подвале, выходя только для посе­щения церковных служб. Могута также проводил время взаперти, выходя только в церковь. Могута принял обет затворничества и жил у митропо­лита, резиденцией которого был мужской монастырь в Переяславле-Южном. В это время переяславским князем был Святополк Ярополчич, с которым Олав был знаком по службе в византийской армии в 1000 году. Святополк позднее женился на дочери Олава, а затем последовал его примеру, уйдя в монахи.

Могута был провидцем, Олав увлекался гаданием и был учеником афонских пророков. Обозначение затворника славным разбойником — перевод скандинавского выражения «знаменитый викинг», каковым яв­лялся Олав.

У Татищева и в Никоновской летописи отражены два разных извода сказаний о Могуте, что свидетельствует об их распространённости. У Татищева митрополит не назван по имени. Им не мог быть Иоанн, ко­торый приехал на Русь в год кончины Могуты. Митрополитом, при кото­ром Могута совершал свой духовный подвиг затворничества, был Леонт. В Никоновской летописи главный герой летописной статьи церковный строитель Иоанн ошибочно произведён в наставники Могуты, но зато сохранены такие подробности, как провидческий дар отшельника, мно­гочисленность его подвигов, дом, где он жил, назван митрополичьим.

Схождения позволяют отождествить богатыря Могуту с лучшим удальцом из всех норвежцев Олавом Трюгвасоном. В 1000 году Олаву было 32 года, в 1007 году — 39 лет. Отказ норвежского короля от борьбы за престол и уход в расцвете сил в монастырь, хотя в качестве приёмного сына Владимира Святого он мог получить удел на Руси, — явления для того времени весьма примечательные. Прибыть в Киев и выпросить у Владимира Святого разрешение на монашескую жизнь Олав мог не ра­нее октября 1000 года.

Привлечение Олава к посольству в Рим имело основание в его пред­шествующей жизни. Он был опытным путешественником. Поздней осе­нью 990 года Олав оправился из Салоник в Данию. В столь неблагопри­ятное для плавания время морской путь через Чёрное море и Русь, а тем более через Средиземное море и Гибралтар, маловероятен. Олав двигал­ся в Данию по одному из торговых маршрутов, пересекавших Западную Европу с юга на север. Обратный путь из Рима привёл его в Ладогу. Пе­ред нами известный позднее маршрут из Новгорода в Рим через Балтий­ское море и Германию.

Два года жизни в стране славян до отбытия в Рим соответствуют двух­летнему периоду между битвой при Свольде и отправкой русского по­сольства. В Риме Олав также находился в затворе. Римский подвал, — это, скорее всего, римские катакомбы, славные пребыванием в них ранних христиан.

Посетить жившую в западных краях Тюри Олав мог на обратном пути из Рима. Наличие у неё владений и военных сил говорит о том, что Тюри ещё раз вышла замуж. Помощь она предлагала в виде морских сил для похода в Англию, так что её владения были прибрежными.

Торкель в Англии звался герцогом пиратов, что выдаёт в нём вождя йомсвикингов. Торкель не задержался в Ладоге, а стал правителем Йом­сборга. Судя по всему, Тюри вышла замуж за Торкеля, с которым была одного возраста, хотя и приходилась ему двоюродной тётей.

После кончины в 1000 году князя Болеслава II Набожного в Чехии разгорелась смута между его сыновьями. Осенью 1002 года чехи призва­ли на княжение жившего на Руси польского княжича Владивоя, младшего брата польского князя Болеслава I. Владивоя из Руси сопровождали 300 отборных воинов. С этим отрядом, кстати, Олав Трюгвасон отпра­вился в поездку в Рим. В феврале следующего года Владивой был отрав­лен, а в марте Болеслав I занял чешский престол. Для удержания Чехии ему были нужны воины, и бесхозная дружина Владивоя должна была привлечь его внимание.

Владивой для опасного похода в Чехию должен был набирать удаль­цов в первую очередь из таких же изгоев, каким был сам. Изгнанник Тор­кель Высокий, имевший опыт участия в самых опасных предприятиях, был подходящей кандидатурой.

Примечателен маршрут Олава в Рим. Астрид сопровождала его до Рейна, а далее не поехала, Олав же повернул на юг и, скрываясь под видом норвежского купца, продолжил путешествие. Чехия звалась Богемией по проживавшему здесь в античности кельтскому племени бойев. Кельтские владения Астрид соответствуют чешским землям.

Рейн протекал по немецким землям. Посольство в Рим двигалось че­рез Венгрию к Адриатическому морю. Через Рейн Олав возвращался, пересекая Германию, чтобы северным морским путём вернуться в Ладо­гу. Движение вглубь Европы и разделение маршрута посольства, когда одна группа свернула на юг, а другая поехала на запад в Богемию-Чехию, лежавшую на землях античных кельтов, соответствуют обстоятельствам саги.

Болеслав I был мастером политической интриги, в которой охотно использовал свои родственные связи. Приглашение польского княжича на чешский престол при живых представителях чешского королевского рода произошло не без его помощи. Участие в опасном предприятии Тюри также следует связать с видами польского правителя. Вовлекая в чешские события знатных скандинавов, Болеслав рассчитывал при их со­действии привлечь, если будет нужно, северных наёмников. Тюри и Тор­кель были известны Болеславу по событиям 990‒993 годов.

Торкель участвовал в походе Владивоя вместе с Тюри. Переход его на службу к Болеславу I произошёл в Чехии. Болеслав сделал Торкеля своим наместником в Йомсборге, и Тюри вновь стала княгиней йомсвикингов.

При возвращении весной 1003 года на Русь, Олав посетил Тюри и Торкеля в Йомсборге. Они предложили ему принять участие в военном походе в Англию. Канут Могучий в это время нуждался в военных силах для мести англичанам за истребление датчан, при котором погиб Пальне-Токи, но Олав был уже выше мстительных чувств и отказался.

Харальд Торкельсон стал наместником Дании в 1029 году и родился не позднее 1011 года, свадьба его родителей была не позднее 1010 года. В 1009 году Торкель уехал в Англию, где остался надолго. Это значит, что он женился на Гунхильд Мешковне, вдове Пальне-Токи, по осени 1009 года. В следующем году у них появился сын Харальд.

Тюри осталась при сыне в Йомсборге. После гибели Хеминга она по­кинула город, так как позднее правителем в нём был Свейн Канутсон. В 1012 году Тюри было 40 лет, и она была зрелой женщиной.

Мнение Адама о том, что Тюри после гибели Олава Трюгвасона умерла от голода и нужды, не соответствует действительности. Она была жива много лет спустя после битвы при Свольде. У Тюри в Польше не было род­ственников, молчание о ней скальдов говорит в пользу того, что в сканди­навские страны она не вернулась. Скорее всего, Тюри вместе с Астрид, своей невесткой, уехала на Русь и закончила жизнь в монастыре.

Скальды пишут о трёхлетнем пребывании Олава в Иерусалиме. Зиму 1002/1003 годов он провёл в Риме, затем вернулся на Русь, а на следую­щий календарный год отправился в Иерусалим.

Иерусалим в конце 1002 года в составе русского посольства посетил Марк Македонянин. (10, 336) В Никоновской летописи сообщается о том, что в Рим и на восток, включая Иерусалим, Египет и Вавилон, от­правлялись разные посольства. (15, 68) Согласно хронологии саг, Олав отправился в Иерусалим не вместе с Марком Македонянином, а спустя два года.

Рассказ о Могуте имеет характер, близкий житию святого. В нём бур­ная земная жизнь сменяется суровым аскетизмом в монашестве и про­светлением, позволившим предсказать свою смерть. Резиденция митро­полита Леонта была в переяславском монастыре. Принявший монашество Могута два года прожил в одной из келий этого монастыря. Затем он его покинул, посетил разные страны и скончался за пределами Руси.

Интерес к жизни примечательного монаха должен был возникнуть прежде всего у обитателей переяславского монастыря. Летописная ста­тья как раз и содержит сугубо переяславские черты в виде упоминания о строительстве церкви Воздвижения Честного Креста. Для киевских ле­тописцев интерес к провинциальному строительству был нехарактерен и в татищевской версии это упоминание опущено. В переяславском мона­стыре был один из центров летописания, с которым следует связать за­пись одного из ранних вариантов сказания о Могуте.

Сказание о Могуте кроме даты его смерти не имело хронологических указаний, что послужило причиной ошибок. Митрополит Леонт был за­менён на митрополита Иоанна, переяславский монастырь — на митропо­личий дом. Рассказ о Могуте ходил в разных версиях, причём если ранние были записаны в переяславском монастыре, то поздние — уже вне его.

Олав умер вне Руси, а известие о его кончине достигло Переяславля с посольством, привёзшим в 1007 году из Византии митрополита Иоанна. Оно было записано переяславским монахом, так как знаменитый насель­ник монастыря почитался местной братией. В текст попали сведения о русском периоде жизни умершего, которого ещё помнили здешние оби­татели. Позднее рассказ о Могуте был включён в повесть о митрополите Иоанне.

Крестовоздвиженский культ отметил начало служения митрополита Иоанна на Руси, так что приехал он в «посольском» сентябре. Воздви­жение в этом году было воскресным, и на него произошла церемония поставления Иоанна на Русскую церковь собором русских епископов при участии великого князя. Более ранний петропавловский культ ведёт к ви­зантийским событиям его жизни. В июне в Византию прибыло посоль­ство с русским воинским пополнением и византийцы узнали о кончине митрополита Леонта. На воскресный праздник апостолов Петра и Павла Иоанн был поставлен константинопольским патриархом в митрополиты Руси.

Леонт скончался в первой половине 1007 года. Приезд на Русь в апре­ле этого года немецкого архиепископа Бруно следует связать с этой кон­чиной. Католики попытались укрепить свои позиции на Руси, узнав о вакантной должности митрополита.

Строительство Иоанном храмов последовало позднее его приезда и закрепило память о значимых событиях его жизни — поставлении па­триархом и начале служения, которое также сопровождалось церемо­нией с участием великого князя и местных епископов. Причём строи­тельство велось в начальный период русской жизни Иоанна.

После 1007 года петропавловский и крестовоздвиженский праздники были воскресными в 1012 и 1018 годах. В 1018 году на Руси бушевала война и было не до церковного строительства. Строительство храмов последовало в 1012 году, так что повесть об Иоанне составили не ранее этого года.

В 1012 году были демобилизованы служившие в Византии ветераны русского корпуса. За многолетнюю службу они скопили богатства, часть которых по обычаям того времени была пожертвована на богоугодные дела. Строительство в этот год каменного храма в одном из главных во­енных центров Руси следует связать с щедрыми дарами приехавших в Переяславль ветеранов. Они делали вклады в память о своих погибших товарищах, а наиболее пожилые постригались в местный монастырь.

В 1014 году переяславской княгиней стала Астрид, дочь Олава Трюг­васона, что способствовало закреплению почитания монаха Могуты.