А люди в этой печке – словно уголья.

Того, кто денег даст им, пред судом они

Обучат кривду делать речью правою…

Негодяи бледнорожие,

Бахвалы, плуты, нечисть босоногая,

Дурак Сократ и Херефонт помешанный». (13,774)

В секте существовал целый ритуал посвящения новичков. Посвященных обучали тому, что традиционные боги, привычные законы морали не существуют. Отец одного из учеников был побит собственным сыном за то, что не разделил восторгов по поводу сожительства родного брата и сестры, воспетого в трагедии Еврипида (480-406), последователя Сократа. Придя в ужас из-за превращения сына в морального урода, бедный старик в отчаянии поджег  здание секты. Все это нам до боли знакомо по деятельности современных сектантов. В комедии интересно не это, а то, что Сократ назван безбожником с острова Мелоса. (13,810) Мелос был заселен дорийцами, которые в Афинах могли жить только на правах метэков.

Диоген приводит сообщение Дурида о том, что Сократ был рабом и работал по камню.  Критон выкупил своего будущего наставника из рабства и дал образование. (2,109-110) Об иноземных корнях Сократа можно судить по характеристике его неафинского говора, данной Тимоном:

«С полуаттической солью всех риторов перешутивший».  (2,109)

Низкое происхождение учителя Платона подтверждается отношением к нему окружающих. Диоген Лаэртский:

«Так как в спорах он (Сократ. – В. Т.) был сильнее, то нередко его колотили и таскали за волосы, а еще чаще осмеивали и поносили. Но он  принимал все это, не противясь. Однажды даже получив пинок, он и это стерпел».  (2,110)

Полноправного афинянина нельзя было безнаказанно пинать и таскать за волосы. Иное дело, когда наглый спорщик был вольноотпущенником или метэком. Неполноправные жители Афин не могли даже напрямую подавать жалобу в суд. За них должен был хлопотать кто-то из афинских граждан. Реальный Сократ наживался на ростовщичестве и спекуляциях, имел двух жен и целый ряд любовников. Мать Сократа была дважды замужем. Так что по отцу Сократ мог считаться мелосцем, по матери – афинянином. Как и Платон, он был полукровкой и, похоже, попал под закон 451 года, был продан в рабство, а затем выкуплен и отпущен на свободу.

Чистым и опрятным полноправным афинянам противопоставлялся плохо одетый, но чванливый и во всем сомневающийся философ. Сократ был среди тех, кто вырабатывал идеологию отрицания традиционного рабовладельческого мира, отвергнувшего таких, как он. Это отрицание выражалось, прежде всего, в восхвалении эгоизма и индивидуализма. Не случайно сократики положили начало таким школам как кинизм и гедонизм. Киники призывали к опрощению до уровня животных, гедонисты - к удовлетворению своих плотских желаний любой ценой. Они только развили то, что уже процветало в сократовской мыслильне. Аристофан:

«Играй, целуй, блуди, природе следуй!

Спокоен будь! Найдут тебя в постели, ты ответишь,

Что ничего не согрешил». (13,822)

Так начался античный декаданс, который за последующие века подточил устои цивилизации и привел к крушению древнего мира. Его  основатели были изгоями общества и вымещали свою ненависть к нему в формировании идеологии всеобщего разрушения. Антисфен (450-360), ученик Сократа и основоположник кинизма, был сыном фракиянки и потому считался незаконнорожденным. Чтобы выжить среди суровых рабовладельцев, наиболее сильные из изгоев сбивались в стаи, спаянные железной дисциплиной, и гордились своим низким происхождением. Диоген Лаэртский:

«Сократ заметил, что от чистокровных афинян никогда бы не родился столь доблестный муж (Антисфен. – В. Т.). А сам Антисфен, высмеивал тех афинян, которые гордились чистотой крови, заявляя, что они ничуть не родовитее улиток и кузнечиков». (2,234)

Другой сократик Федон был обращен в рабство во время войны, привезен в Афины и работал служителем в доме терпимости. Сократики, регулярно посещавшие это заведение и не прекращавшие философские споры  во время забав с гетерами, заметили его интерес к философии. Поэтому по повелению Сократа Федон был выкуплен тем же Критоном и стал верным адептом хозяина мыслильни. Сомнение вызывает чистота афинской крови у участника диалогов и родственника Платона Крития Младшего. Филострат о нем писал:

«Он говорил по-аттически не совсем чисто, но и не как чужеземец». (4,38)

Приравнивая окружающих к слизнякам и насекомым, сектанты безжалостно расправлялись с ними, когда добирались до власти. Среди предъявленных Сократу на суде обвинений было такое. Ксенофонт:

«Однако, – говорит обвинитель, - двое бывших учеников Сократа, Критий и Алкивиад, очень много зла наделали Отечеству. Критий при олигархии превосходил всех корыстолюбием и кровожадностью, а Алкивиад при демократии среди всех отличался невоздержанностью, заносчивостью, склонностью к насилию». (3,34-35)

Критий, когда стал главарем тирании тридцати, казнил многих своих противников. Немало иных сократиков  активно помогало разного рода честолюбцам, участвовало в политическом терроре. Так, Тимарх был казнен за попытку убийства некоего Никия, сына Героскамандра. В заговоре была замешана целая группа сократиков, что говорит о значительности личности, приговоренной к закланию. (6,122)

Никий, сын Героскамандра, по другим источникам неизвестен. Платон шифрует кровавые события. Намечалось убийство Никия, сына Никерата, который был во время Пелопонесской войны одним из крупнейших полководцев и политиков. Никий отличался приверженностью к староотеческим богам и  обычаям, возглавлял аристократическую партию и был главным политическим противником Алкивиада. Здесь нужно искать истоки ненависти сектантов к заслуженному аристократу.

Антисфен основал свою школу в Киносарге. Здесь был гимназий, в котором обучали юных метэков. В Киносарг, согласно Платону, часто захаживал и Сократ. В среде метэков и вольноотпущенников, этих пролетариев античного мира, оппозиционные  к традиционному мировоззрению философские течения находили горячий отклик. Сократ был одним из тех проповедников, что расшатывали устои афинской государственности. Молодые горячие головы, которых он заражал духом скепсиса, представляли прекрасный материал для заговоров и мятежей.

Фукидид, описывая историю Пелопонесской войны, отмечал бурную деятельность боровшихся за власть тайных обществ, называвшихся гетериями, то есть товариществами:

«Политические узы оказывались крепче кровных связей, потому что члены гетерий скорее шли очертя голову на любое опасное дело. Ведь подобные организации отнюдь не направлены ко благу общества в рамках, установленных законом, но противозаконно служили лишь для распространения собственного влияния в своекорыстных интересах. Взаимная верность таких людей поддерживалась не соблюдением божеских законов, а, скорее, была основана на совместном их попирании». (12,148)

В гетериях царило непочтение к традиционным законам и религии. Характерен пример так называемого процесса осквернителей герм. В 415 году в Афинах были повреждены почти все гермы – памятники, посвященные богу Гермесу. Афинян не на шутку встревожило это массовое святотатство. Расследование показало причастность к делу ряда вольноотпущенников и метэков. Ниточки вели к Алкивиаду (450-404), которого перед этим назначили, вместе с Никием и Ламахом, одним из командующих эскадрой, отправляемой на завоевание Сицилии.

Среди арестованных был некий Хармид. Такое же имя носил сократик, родственник Платона.  Причем Сократ всячески поощрял устремления Хармида выдвинуться на политическом поприще. Учеником и любовником Сократа был Алкивиад. Платон и другие сократики позднее посвящали Алкивиаду специальные сочинения, обеляя этого беспринципного авантюриста и развратника. Секта Сократа как раз и была одной из описанных Фукидидом гетерий.

Современники были в недоумении по поводу осквернения герм. Кощунственный поступок мог сорвать Сицилийскую экспедицию. Фукидид:

«Афиняне приняли повреждение герм весьма близко к сердцу, считая это происшествие зловещим предзнаменованием для исхода экспедиции, и приписали его заговорщикам, замышлявшим переворот и свержение демократии». (12,274)

Сторонники Алкивиада были заражены сократовским безбожием и подозревались в святотатстве. Но срыв похода был на руку аристократической партии, тогда как Алкивиад был его главным инициатором. Фукидид:

«Наиболее рьяным сторонником похода был Алкивиад, сын Клиния. Он выступил с речью отчасти из желания перечить Никию, будучи вообще его политическим противником, отчасти потому, что Никий в своей речи неприязненно отозвался о нем. Но главным образом Алкивиад хлопотал о походе потому, что жаждал должности стратега. Он надеялся в качестве полководца завоевать Сицилию и Карфаген и тем стяжать себе славу и богатство.

Действительно, Алкивиад пользовался у сограждан  большим авторитетом. Однако расточительный образ жизни, траты на содержание конюшни для конских ристаний и на другие увлечения и прихоти впоследствии немало содействовали гибели города. Народ опасался его крайне распущенного образа жизни и далеко идущих целей, которые можно было усматривать в его поступках. Думали, что Алкивиад стремится к тирании, и поэтому народ был раздражен против него». (12,268)

На кону стояло очень много. Для задуманного нужны были верные помощники, и Алкивиад набирал их среди товарищей по секте. Замешанная на философском общении оппозиция второсортных жителей Афин, одним из авторитетов которой был юродствующий Сократ, имела многолетний опыт участия в тайной борьбе партий. Репрессии приучили к мимикрии. На общее обозрение выставлялись сочинения, в которых извращенцы, богохульники и политические экстремисты якобы не имели никаких помыслов, кроме стремления к добродетели и благу родных Афин.

Благодаря стойкости Тимарха Алкивиад выкрутился. Заговорщики разбили гермы, надеясь все свалить  на аристократическую партию, противившуюся сицилийской авантюре, и добиться отставки Никия. Но Никию удалось напасть на правильный след виновников безобразий, и тогда было решено его убрать. Покушение не удалось, нашелся доносчик. Фукидид:

«Сам доносчик и сотоварищи, им не оговоренные, были тотчас  же освобождены. Оговоренных же им людей, кого могли найти, после чрезвычайного судебного процесса казнили. Успевших бежать заочно присудили к смертной казни и объявили награду за их головы. Однако и при этом судебном процессе никто не смог сказать: были ли осужденные казнены справедливо. Впрочем, для прочих граждан такой исход дела все же оказался неоспоримо полезным». (783,289)

Схваченные заговорщики держались стойко и не выдали товарищей. Только позднее Платон намеками дал понять, что казнили учеников Сократа за дело. Вожди противоборствующих сторон отплыли в Сицилию и конфликт был замят. Платон почтил память  товарищей, описав их подвиг, но из осторожности изменил имена.

Ксенофонт представлял своего учителя образцом святости и порядочности, но сохранил перечень обвинений, главные из которых – отрицание богов и растление юношей. (3,29-33) Видно, не случайно, в мыслильню Сократа входили только после того, как раздевались догола. (13,795) В возвеличивании Сократа от Ксенофонта не отставали и другие сектанты.

Пожалуй, ближе к истине Аристофан. Хоть и в гротескной форме, но он запечатлел секту такой, какой она была в глазах обычных афинян.  «Херефонт помешанный», кроме того, что измерял длину блошиных прыжков, был славен авторством знаменитого оракула о том, что Сократ умнейший из людей. Сократ хвастался этой сочиненной в секте небылицей на суде:

«И вы, конечно, знаете, каков был Херефонт, до чего он был неудержим во всем, чего бы ни затевал. Ну вот же, приехав однажды в Дельфы, дерзнул обратиться  к оракулу с таким вопросом. Я вам сказал не шумите, о    мужи! Вот он и спросил, есть ли кто-нибудь на свете мудрее меня, и Пифия ему ответила, что никого нет мудрее». (6,74)

В более развернутой версии оракул звучал так:

«Софокл мудр, Еврипид мудрее, Сократ же мудрейший из всех людей». (6,693)

Еврипид был близок орфико-пифагорейским сектантам и поэтому удостоился их похвалы. Херефонт обожал Сократа. Вот описание одной из их встреч:

«И как только завидели они меня, неожиданно вошедшего, тотчас же прямо издалека и со всех сторон стали меня приветствовать. А Херефонт, с присущей ему восторженностью, вырвавшись вперед, подбежал ко мне и, схватив за руку, воскликнул: «Сократ мой, так ты уцелел в битве?!». (6,341)

Как могла прорицательница огорчить такого энтузиаста. Да что бы, впрочем,  она ему не сказала, он все равно бы услышал свое.

Отчаявшийся плешивый старик Стрепсиад – Перикл. Мотив преступной любви, из-за которой он был побит собственным сыном, всплывает в биографии Перикла. Его обвиняли в сожительстве с женой сына. (9,298) Стрепсиад изображен хозяйственным стариком, бережливым до скупердяйства:

«Беда мне: не могу уснуть! Грызут меня

Корма, овсы, расходы и долги мои.

Всему виною – сын мой. Закрутив вихор,

В седле гарцует, правит он четверкою,

Во сне конями бредит. Я же мру живьем, и долг растет.

Эй, мальчик, огонек подай!

И книгу принеси мне! Перечесть хочу,

Кому и сколько должен, сосчитать лихву.

Кому ж я должен? «Пасии двенадцать мин».

Как мин двенадцать? Пасии? За что это?

«За жеребца гнедого». Горе, горе мне!

Пусть сам бы сгнил я! Глаз бы вышиб жеребьем!».(13,771)

Хозяйственность и аккуратность в ведении домашних дел была характерной чертой как раз Перикла. Плутарх:

«Такого порядка он (Перикл. – В. Т.) держался в жизни и в повседневных расходах. Это не нравилось его взрослым сыновьям, и для их жен он был не щедрым давальцем. Они жаловались на то, что расходы были посчитаны по дням и сведены до минимума с величайшей аккуратностью, так что ничего не было лишнего, как должно было быть в большом доме при богатом хозяйстве, а напротив, все расходы и приходы были высчитаны и вымерены». (9,300)

Так что Аристофан донес до нас описание заслуженно забронзовевшего от множества успешных дел Перикла с бытовой стороны. Современники находили множество мотивов, связывавших литературного Стрепсиада и реального Перикла – его обучение у разных философов, анекдот о лампе с закончившимся маслом, связываемый с именем Анаксагора, Леогоровы фазаны, в которых угадываются соблазнительные птички Пирилампа. Даже сходный характером со своим хозяином слуга  Перикла Эвангел был воспет в образе верного слуги Ксанфия.

Старшего сына Перикла звали Ксантиппом, что в переводе - «буланый конь».  У Фидиппида также конское имя – «скупой конь», данное в честь отца прижимистого Стрепсиада Фидона, то есть «скупого». Но молодой красавец и любитель коней Фидиппид, почти разоривший своим мотовством родителя и ставший верным учеником Сократа, - только отчасти сын Перикла Ксантипп. В гораздо большей мере этот образ вобрал в себя черты любимого ученика Сократа Алкивиада, который в сиротском детстве и юности воспитывался в доме Перикла.

Мать Алкивиада была дочерью богатого и знатного Мегакла, мать комедийного Филиппида, названа племянницей этого же богача. Перикл и Алкивиад по материнской линии принадлежали к знатному роду Алкмеонидов, что и позволило объединить их в одно семейство. Нет, все же воинственный, спортивный и умный Алкивиад более достоин звания второго Энгельса, нежели боевая, но без всякой военной выправки и философского образования Ксантиппа.

 После свержения тирании тридцати, афинские демократы сделали правильные выводы. Как только вокруг Сократа собралась новая когорта жаждущей вырваться из своего унизительного состояния молодежи, и запахло новыми заговорами, духовного «гуру» афинского пролетариата  потащили на правеж. На суде он себя вел вызывающе нагло, так как уверился в том, что превратился в пифагорейское божество, и впервые в афинской истории философа казнили.

Не одни демократы боялись заговорщиков. Тот же тиран Критий, захватив власть, провел закон, запрещавший «учить искусству говорить». (4,31) Закон был нацелен на таких пропагандистов свободомыслия, как Сократ. Победителям были уже не нужны ниспровергатели устоев. Точно также Сталин расправился с анархистами, троцкистами, ленинцами и прочими соратниками, когда эпоха разрушения государственности сменилась эпохой ее созидания.

Критий писал:

«Усеянное звездами сияние неба, художественное творение Времени, мудрого зодчего». (4,33)

Из этого туманного философского языка следует, что будущий тиран поклонялся одному из главных божеств орфико-пифагорейского учения – Хроносу-Времени. Сократа считали учеником пифагорейцев Анаксагора и Дамона. В диалогах Платона сократики обсуждают вопросы, входившие в круг пифагорейского учения. Идеология неполноправных граждан, к кружку которых в Афинах примкнул Платон, основывалась на наследии Пифагора. Так что последующее обучение Платона у пифагорейцев было не случайным.

В списках женщин-пифагореек находим Периктиону, писавшую философские трактаты на ионийском и дорийском наречии. (767,158) Так звали мать Платона, имевшую двух мужей – ионийца и дорийца. Современными учеными приписываемые Периктионе сочинения считаются подложными. Послушать этих ученых, так в прошлом кроме фальшивок ничего и не останется. Поверим им.

Сочинения мог создать сам Платон или какой-то его последователь и из благочестивых побуждений приписать породившей святого человека женщине. Но из этого все равно следует, что мать Платона принадлежала к пифагорейскому клану, и основы инакомыслия Платон впитывал не через пчел Аполлона, которые по уверениям биографов прилетали и наполняли его младенческий рот медом, а с молоком матери.

Платон происходил из семьи пифагорейцев. Поэтому-то все его братья так интересовались философией. В Афинах Платон был допущен в орфико-пифагорейскую секту,  а после ее разгрома по диссидентской традиции бежал к единомышленникам на запад.

Список использованной литературы

1. Башмаков А. А. Триполитания и Киренаика в отношении к их истории и этнографии. СПб., 1912.

2. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979.

3. Ксенофонт. Сократические сочинения. Киропедия. М., 2003.

4. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 1969.

5. Пифагор. Золотой канон. Фигуры эзотерики. М., 2003.

6. Платон. Собрание сочинений. Т. 1. М., 1994.

7. Платон. Собрание сочинений. Т. 2. М., 1993.

8. Платон. Собрание сочинений. Т. 4. М., 1994.

9. Плутарх. Избранные жизнеописания, т. 1. М., 1990.

10. Страбон. География. М., 1994.

11. Фрагменты ранних греческих философов, ч. I. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. М., 1989.

12. Фукидид. История. М., 1993.

13. Хрестоматия по литературе Древней Греции. Эпоха культурного переворота. СПб., 2004.

14. Ямвлих Халкидский. Жизнь Пифагора. М., 1997.