Плывущей предел положили
Триере – морей промыслитель
И мученик небодержавный». (24,627-628)
Местоположение сада Гесперид здесь довольно неопределенно. Пиндар непроходимое море помещал за хорошо известными в ту эпоху Геракловыми Столпами:
«Нелегко идти дальше непроходимым морем за Геракловы Столпы, которые воздвиг герой и бог (Геракл. – В. Т.) славными свидетелями предельного плавания. Смирил он в море исполинских зверей, отыскал потоки на отмелях – там, где достиг последнего рубежа – спутника возвращения, и указал пределы земли». (18,86)
Море за Геракловыми Столпами было почти непроходимым. Геракл отыскал проходы в отмелях, но за ними столкнулся с непреодолимыми даже для него препятствиями. Современник Еврипида Евктемон знал о том, что груженые корабли не могут плавать за Столпами из-за мелководья и жирного прибрежного ила. (18,87)
Гибралтарские отмели в сочинениях античных авторов дожили до середины IV века до нашей эры. Аристотель записал мнение, бытовавшее в кругу учеников Платона:
«За Столпами море мелко из-за ила, но, в тоже время, спокойно, потому что лежит во впадине». (2,477)
Море за Гибралтарским проливом считалось мелким. Кроме того, в нем отсутствовали морские течения из-за его размещения в бессточной пифагорейской земной впадине. Таким образом, Аристотель отверг древнюю концепцию об обтекающей обитаемый мир реке Океан. Атлантический океан принимался им за замкнутый водоем, окруженный со всех сторон сушей. На противоположном берегу водоема Аристотель подозревал наличие Индии.
Отмели были как на западных пределах мира, так и на восточных. Именно они не позволили фараону-завоевателю Сесострису плыть на восток, и поэтому египтяне не добрались до Индии, Китая и нашего Сахалина. Действительно, в этих краях древние египетские иероглифы, которые оставлял на своем пути воинственный фараон, не обнаружены. Геродот:
«Сесострис, как говорили жрецы, первым отправился на военных кораблях из Аравийского залива и покорил народы на Красном море. Он плыл все дальше, пока не достиг моря, непроходимого для судов из-за мелководья». (8,110)
Географы ничего не сообщают о причинах появления мелководья. Один лишь Платон знал, что на западных окраинах мира это были остатки затонувшей Атлантиды. Современные мистики много чего вам понарасскажут о затонувших суперматериках на далеком востоке где-то в Индийском океане. Когда они найдут свою Лемурию, мы узнаем координаты пределов плавания Сесостриса.
Наличие мелей - очень важное указание. Ведь по ним легко найти место гибели легендарного острова. Протяженность Атлантиды насчитывала сотни километров. Просевший в недра Земли остров только чуть-чуть сокрылся под водой, образовав обширное мелководье. Платон:
«После этого море в тех местах стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший остров (Атлантида – В. Т.)». (20,430)
Еще во времена Платона в Атлантике были несудоходные районы – зримое свидетельство существования Атлантиды. Сохранилось воспоминания очевидца. Римский писатель Руст Фест Авиенн (IV век нашей эры) писал:
«По большей части глубина вод его (Атлантического океана. – В. Т.) настолько мелка, что едва покрывает лежащие под ней пески. Над поверхностью воды поднимаются густые водоросли, и ил мешает здесь течению.
Огромное количество чудищ плавает здесь в море, и от этих морских зверей великий страх объемлет эти земли. В древности пуниец Гимилькон рассказывал, что сам их видел на волнах Океана…
Все эти подробности переданы с древнейших времен пунийскими анналами за долгие века». (18,85-86)
Пунийцы – римское прозвание африканских финикийцев-карфагенян. К более древним опознавательным признакам рубежей мира в виде мелей, ила и морских чудовищ добавились густые водоросли. Феофраст, ученик Аристотеля, уже знал о том, что за Геракловыми Столпами растут водоросли удивительной величины.
Мели, которые мешали плыть карфагенскому путешественнику, были известны Псевдо-Аристотелю. Расстояние от Геракловых Столпов до этих мелей он определял в 4 дня морского пути, что составляет 800 километров плавания от устья Гибралтарского пролива. (13,172) Отмели перед Гибралтаром исчезли, чтобы вынырнуть в сотнях километров к северо-востоку.
Указание Псевдо-Аристотеля приводит нас к дальнему рубежу пиренейской области Эстремадуры. По Страбону путь до Эстреминид (Эстремадуры) был «обычным» для жителей Тартесса. В действительности никаких гигантских отмелей ни перед Гибралтарским проливом, ни в районе Эстремадуры не существует. Фантастические мели и водоросли постоянно удалялись, по мере развития мореплавания, за пределы освоенного купцами побережья.
Во второй половине IV века до нашей эры граница «непроходимого» моря за Гибралтаром была отодвинута на север и юг. Псевдо-Скилак:
«За Геракловыми Столпами на европейской стороне многочисленные торговые стоянки карфагенян, а также ил, приливы и открытое море». (18,87)
Перед нами сведения, сходные с рассказом Авиенна, – освоенные финикийцами Эстреминиды и псевдо-мели за ними. У побережья Африки Псевдо-Скилак помещал подобные мели близ острова Керны:
«От Геракловых Столпов до острова Керны 12 дней плавания. А по ту сторону Керны плыть более невозможно из-за мелководья, ила и водорослей». (18,87)
Один день плавания составлял 200 километров. Расстояние в 2 400 километров приводит нас к мавританскому мысу Мирик. Если бы плавание продолжилось до устья реки Сенегал, то на роль острова Керны могли бы претендовать острова Зеленого Мыса. Но эти острова слишком далеко отстоят от берега, чтобы служить ориентиром для прибрежных мелей. Иное дело Канарские острова, лежащие как раз на полпути до мыса Мирик.
Канары ближе к берегу, издревле заселены населением, родственным обитателям Сахары, а главное – примерно до них простирались фактории карфагенян по данным Страбона. Приатлантическая область наскальных рисунков также не достигает мыса Мирик. Следовательно, маврусии и родственные им племена, на которых опирались в своем проникновении вглубь Африки карфагеняне, жили севернее островов Зеленого Мыса.
Преувеличение расстояний в карфагенских источниках встречается. Поэтому остров Керны следует разместить ближе к Гибралтару и отождествить его с Канарскими островами. Путь до них в карфагенском трактате, ставшем источником сведений для Псевдо-Скилака, был увеличен вдвое.
Канарские острова лежали на пределе хорошо освоенных античными торговцами земель. За ними горизонт был затянут сумеречной дымкой неизвестности. После того, как граница мира достигла Канар, на них перенеслись черты островов умерших предков, сады Гесперид и прочие чудеса.
Не позднее второй половины IV века до нашей эры греческий мир ознакомился с результатами морских плаваний по Атлантике. Монополия на торговлю на атлантическом побережье в ту эпоху была за Карфагеном. Плиний сообщает об атлантических плаваниях африканских финикийцев:
«В эпоху расцвета карфагенского могущества Ганнон, совершив путь от Гадеса до пределов Аравии, и обратно, дал описание этого плавания, как и посланный в это же время для изучения пространств за пределы Европы Гимилькон». (18,86)
Плиний ошибался – Ганнон не огибал Африки вплоть до Аравийского полуострова, а ограничился более скромным по дальности путешествием. Мы уже знаем, где проходила граница мира в карфагенскую эпоху и поэтому Аравию следует заменить на Маврусию.
В сообщениях греческих писателей появились отголоски сведений, восходящих к экспедициям карфагенян. Позднее, карфагенские познания были частично утрачены. Страбон относил известный Эратосфену остров Керну к землям, «которые теперь нигде нельзя обнаружить». (22,56)
Имена «Ганнон» и «Гимилькон» были популярными среди карфагенской знати. Например, почти одновременно жили два карфагенских флотоводца. Гимилькон в 396 году неудачно воевал с греками в Сицилии и из-за чего, вернувшись на родину, покончил жизнь самоубийством. Ганнон был младшим современником Гимилькона и воевал в той же Сицилии в 367 году. Возвратившись в Карфаген, он вскоре погиб в борьбе за власть. Но Пиндар, знавший о плаваниях среди загибралтарских мелей, жил ранее этих флотоводцев.
Около 535 года власть в Карфагене захватил Магон, основавший династию Магонидов. После кончины Магона на трон взошли его сыновья Гасдрубал и Гамилькар, правившие совместно. Позднее внуки Магона также правили сообща. Среди сыновей Гамилькара были двое, носивших примечательные имена - «Гимилькон» и «Ганнон». В середине V века до нашей эры династия Магонидов была свергнута. Карфагенские экспедиции в Атлантический океан следует связать с последними из Магонидов. Плавание состоялось в первой половине V века до нашей эры. Пиндар около этого времени жил в Сицилии, где внимательно следили за успехами карфагенян. Известия о походах за легендарные Геракловы Столпы вдохновили поэта, и он воспел их, сравнив с деяниями Геракла и других выдающихся людей.
Мотивы, восходящие к плаваниям карфагенян, есть в строках Пиндара, посвященных прославлению тирана сицилийского города Акраганта Ферона. (18,86) Пиндар одно время жил при дворе Ферона, приходившегося зятем Гиерону I. Стихи были написаны между 476 годом, когда поэт прибыл в Сицилию, и 473 годом, когда скончался Ферон. (24,271) Плавания были совершены не позднее 470-х годов.
Карфагеняне вставляли в свои сочинения ужастики в виде сверхдальних расстояний, непреодолимых препятствий, диких народов и вод, кишащих чудищами. Их пугала возможность появления конкурентов в торговле северным оловом и южной слоновой костью. Но получился обратный эффект. Сообразительные греки, прочитав о мелях на пути в благословенные края, отправили Геракла за коровами Гериона вброд, сэкономив на постройке судна. Гесиод:
«Герионея того умертвила Гераклова сила
Возле ленивых коров на омытой водой Ерифее.
В тот же направился день к Тиринфу священному с этим
стадом коровьим Геракл, через броды пройдя Океана». (16,200)
Маршруты Геракла хорошо известны, что позволяет отыскать место, где он бродил, растаптывая своими могучими босыми ногами руины затонувшей Атлантиды.
На западе был один выход в Океан – через Геракловы Столпы. Но в более раннее время, когда граница мира проходила через Сицилию, выходов было два. Мимо Сицилии можно было проплыть на запад как северной стороной через Мессинский пролив, так и южной - через гораздо более широкий Тунисский пролив. Это обстоятельство было хорошо известно античным географам. Страбон:
«Восточной стороной этого моря (западная половина Средиземного моря. – В. Т.) является Сицилия и проливы по обеим ее сторонам. Пролив между Италией и Сицилией в ширину 7 стадий, а между Сицилией и Карфагеном – 1500 стадий…
За Сицилией и проливами, расположенными по обеим сторонам ее, примыкают другие моря. Одно перед Сиртами и Киренаикой и сами Сирты, второе – море, прежде называемое Авсонским, а теперь Сицилийским (современное Ионическое море. – В. Т.), которое сливается с первым и является его продолжением». (22,123-124)
Обширные мели лежали перед южным проходом в запредельный мир. Со страшными мелями Сиртов столкнулись аргонавты. Аполлоний:
«Но внезапно Борей, подхватив со злобным порывом,
Девять дней и девять ночей, пока не вступили
В Сирт пловцы, откуда судам не бывает возврата,
Если в этом заливе насильно они оказались.
Мель там всюду. Всюду глубокие заросли ила,
А по зарослям тихо колышется пена морская.
Рядом лежит кругом лишь песок, сколько в воздухе видно.
Там ни зверь никакой не идет, ни воздушная птица». (1,124)
Вот они искомые мели, наполненные илом и растительностью. И самое главное, буквально перед аргонавтами в этих местах побывал Геракл. Гесперида Эгла так описала приход чужеземца:
«Знайте, что недавно в помощь большую в трудах вам
Тяжких прибыл сюда один негодяй, который,
Жизни лишив хранителя-змея, взял золотые
Яблоки наших богинь и прочь ушел, нам оставив
Горе ужасное. Только вчера пришел сюда страшный
Муж, испугавший нас и телом, и дикостью вида.
Был он лют, и сверкали глаза под нахмуренной бровью.
Был в шкуре огромного льва, недубленой и жесткой.
Ствол нерушимый оливы он нес и лук наряженный.
Стрелами и погубил он здесь чудовище это». (1,128)
Остроглазый Линкей различил вдали уходящего Геракла, но догнать его даже самые проворные из аргонавтов не смогли. Яблоки Гесперид росли на берегах озера Тритонида. Отмели, с которыми информаторы Платона связывали местоположение погибшего острова, до сих пор находятся в Сиртах.
Мели сами по себе представляют опасность для кораблей. В Сиртах сложности плавания увеличивались из-за приливов и отливов. «Арго» сел на мель из-за отлива:
«Их корабль приливом воды, что уходит от суши,
А потом переменной волной несется обратно,
К берегу жадно кидаясь, - вогнало в приморские мели.
Часть лишь малая киля в воде оказалась». (1,124)
Во время приливов неосторожные мореплаватели заплывали на мелководье, а когда с отливом вода уходила, судно оказывалось во власти зыбучих песков:
«Топкое море кругом. Вода, в него проникая,
Снова и снова вбирается здесь песками седыми.
Наш священный корабль давно бы, конечно, разбился
В море, далеко от суши. Прилив обернулся спасеньем,
В миг последний сумев унести нас из моря на землю.
А теперь корабль готов и в море, но влага
Плыть не дает и только мутится, чуть землю скрывая». (1,125)
Как воспринимали в античное время приливы и отливы мы узнаем из описаний Индии, восходящих к походам Александра Македонского. Арриан:
«Пока они стояли здесь (в дельте Инда. – В. Т.) на якоре, на Великом море (Аравийское море. – В. Т.) начался отлив, и суда у них остались на суше. Спутники Александра не были раньше знакомы с этим явлением. Оно повергло их в ужас, и немалый, и ужас тот еще увеличился, когда по прошествии определенного времени вода опять подошла и подняла суда.
Суда, завязшие в грязи, были тихонько подняты приливом и поплыли дальше, не потерпев никакого ущерба. Те же, которые стояли на более твердом грунте и не были прочно укреплены на месте, под напором воды или наскочили одно на другое, или же ударились о берег и разбились». (3,209)
Квинт Курций Руф (I век нашей эры) дал не менее яркую картину этого же события:
«Вот уже корабли вознеслись на гребне волн, и весь флот рассеялся, а испуганные люди, сраженные неожиданным бедствием, со всех сторон стали сбегаться к судам…
Рассеянные корабли частью находились в глубокой воде, заполнившей долины, частью сидели на мели, - там, где волны едва покрывали возвышенности, - как вдруг произошло новое потрясение, еще больше первого.
Море стало отступать, мощно устремились отступающие волны к прежнему своему месту, снова обнажая земли, незадолго до того залитые водой. Тогда корабли, оставшись на суше, одни – накренились вперед, другие полегли на бок. Поля были усеяны поклажей, оружием, обломками оторванных досок и осколками весел. Воины не решались ни ступить на берег, ни оставаться на кораблях, ожидая еще худшего, чем все происшедшее… Там и сям ползали страшные морские звери». (18,90)
В «Перипле Эритрейского моря» приведены последствия для кораблей индийских приливов и отливов:
«Если в бухте случится прилив, то якоря, удерживающие (корабль), не стоят на месте. Поэтому и суда, влекомые силой, разворачивает на бок мощью течения, выбрасывает на отмели и разбивает, а более мелкие - и переворачивает. Некоторые же, если не закреплены, из-за отливов ложатся на борт и на каналах, а когда неожиданно возвращается прилив, первой же волной течения заполняются водой». (6,296)
Подобные страхи и реальные беды были связаны и c приливными явлениями на отмелях Сиртов. Страбон:
«До этого пункта (порт в устье протоки Тритона. – В. Т.) распространяется действие приливов и отливов, во время которых соседние жители поспешно сбегаются на рыбную ловлю…
Опасность как этого Сирта (Большой Сирт. – В. Т.), так и Малого происходит от того, что во многих местах морское дно имеет мели и во время приливов и отливов некоторым мореходам случается попадать на мель и застревать там. Редко корабль спасается оттуда. Из-за этого мореходы совершают переезды подальше от них, опасаясь внезапно быть застигнутыми ветрами и очутиться в заливе». (22,768)
Приливная волна в Сиртах достигает 2 метров. Для древних судов, имевших небольшие размеры и осадку, такое колебание уровня моря на мелководье Сиртов было существенным.
Обычно приливы происходят дважды в сутки и порождают разные явления, включая приливные течения. Наиболее заметны эти течения в узких проливах и устьях рек. В Мессенском проливе из-за приливных течений появляются водовороты, которые послужили основой для мифов о губящих корабли чудовищах Сцилле и Харибде. Примечательна фигура Харибды. Ее обычно связывают с водоворотами. (1,114) Но описание действий Харибды у Гомера близко приливным напастям Сиртов:
«Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда,
Три раза в день поглощая и три раза в день извергая
Черную влагу. Не смей приближаться, когда поглощает:
Сам Посейдон от погибели верной тогда не избавит». (10,153)
Поглощение и извержение по своему характеру ближе к приливам и отливам, нежели к периодически возникающим водоворотам, которые только поглощают. Кроме того, реальное влияние мессинских водоворотов не такое губительное, чтобы ужаснуть античных мореплавателей. Послушаем очевидца. Одиссей был единственным из правдивых путешественников, кто вблизи рассмотрел деяния Харибды:
«Скилла грозила с одной стороны, а с другой пожирала
Жадно Харибда соленую влагу. Когда извергались
Воды из чрева ее, как в котле, на огне раскаленном,
С свистом кипели они, клокоча и буровясь. И пена
Вихрем взлетала на обе вершины утесов. Когда же
Волны соленого моря обратно глотала Харибда,
Внутренность вся открывалась ее: перед зевом ужасно
Волны сшибались, а в недрах утробы открытых кипели
Тина и черный песок». (10,155)
Клокочущие воды прилива и обнажение дна при отливах Одиссей с помощью Гомера передал очень отчетливо. Главное отличие шалостей Харибды от приливов в том, что приливы происходят дважды в день, а чудище извергало воду трижды. Чтобы разгадать, в чем тут дело, припадем к первоисточнику. После того, как корабль Одиссея потерпел крушение, уроженец каменистой Итаки продолжил плавание на плоту, сделанном им из мачты и киля погибшего судна. Одиссей:
«Целую ночь был туда я несом. А когда воссияло
Солнце - себя я узрел меж скалами Харибды и Скиллы.
В это мгновение влагу соленую хлябь поглощала.
Я, ухватясь за смоковницу, росшую там, прицепился
К ветвям ее, как летучая мышь, и повис, и нельзя мне
Было ногой ни во что упереться - висел на руках я…
Так там, вися без движения, ждал я, чтоб вынесли волны
Мачту и киль из жерла, и в тоске несказанной я долго
Ждал – и уж около часа, в который судья, разрешивши
Юношей тяжбу, домой вечерять, утомленный, уходит
С площади, - выплыли вдруг из Харибды желанные бревна». (10,159-160)
Одиссей провисел на своих тренированных руках целый день с раннего утра до позднего вечера. Один цикл занял примерно половину суток. Так что первоначально Харибда извергала воду дважды в сутки. Популярность числа три и перенесение образа Харибды из Сиртов в Мессинский пролив привели к искажению более ранней информации и увеличению числа приливов.
Одиссей попадал в исключительно сложные ситуации, из которых с честью выпутывался. Эта особенность его приключений позволяет вычислить время, проведенное им в подвешенном состоянии. Наиболее сильные приливы бывают близ равноденствий. Значит, он провисел весь день, составлявший в равноденствие ровно двенадцать часов. Это практически совпадает с приливным циклом, насчитывающим 12 часов 25 минут. Так что Страбон был прав, говоря о том, что Гомер позаимствовал образ Харибды от океанских приливов и отливов. (22,51) Только мифический Океан в те времена плескался у берегов Малого Сирта.
В далекой древности Сцилла-Скилла охраняла северный проход в запредельный мир. Силы ее водоворотов хватало только на то, чтобы создать неприятности рыбацким лодкам. Поэтому ее представляли в виде чудовища с шестью собачьими головами, хватавшими по одному моряку. Лодка с шестью гребцами была пределом ее губительных возможностей.
Более могущественная Харибда охраняла южный проход, нападая на более крупные корабли на мелях во время отливов и приливов. Опасность для временно застрявших судов исходила не только со стороны моря, но и со стороны суши. Во времена Страбона обитатели побережья Малого Сирта во время отлива спешили на обнажившийся берег на рыбную ловлю. Их предки точно также поспешали на разграбление чужеземных морских караванов.
После того, как основная масса атлантов покинула Африку, осиротевшая Харибда перебралась в более оживленное место и поселилась на юге Италии напротив своей приливной сестры Сциллы.
В реках приливы ведут к тому, что их течение меняется на противоположное. Воины Александра Македонского наблюдали текущий вспять могучий Инд. Квинт Курций Руф:
«Было около третьего часа, когда в положенный срок океан стал надвигаться и теснить реку назад. Сначала течение ее остановилось, а затем она потекла вспять с большей силой, чем низвергающиеся отвесно водопады. Людям было неведома природа морской пучины, и им казалось, что они видят чудо и знамение божьего гнева. Все больше вздымалось море, заливая поля, незадолго до того сухие». (18,90)
В двуустьевой протоке Тритона из-за приливов течение шло то в одну, то в другую сторону. На Амазонке, например, влияние приливных течений ощущается на протяжении 400 километров от океана. Амфитемис, прародитель гарамантов, первоначально жил в протоке Тритона и дважды в день курсировал по ней туда и обратно. Хвост помиравшего дракона Ладона также дрожал с периодичностью приливов и отливов.
