При этом более чем странно, что бурные события формирования Древнерусского государства (военные походы на Византию, сбор дани, борьба с печенегами и прочее) будто обходят верхнеднепровский город стороной. В следующий раз он упоминается в летописи только в связи с трагедией 1015 года — убийством князя Глеба, шедшего из Мурома в Киев: Глеб «приде Смоленьску, и поиде от Смоленьска, яко зримо, и ста на Смядыни в насаде». Заметим очень важную деталь, к которой нам ещё предстоит вернуться: князь Глеб раскинул свой шатёр в пределах видимости сегодняшнего Смоленска.
Где же располагался тот самый город-крепость, который показался варягам Аскольду и Диру более мощным по сравнению с матерью городов русских — Киевом?
Счастливая находка, положившая начало археологическим изысканиям на смоленской земле, случилась в 1867 году. Тогда во время работ по устройству железной дороги в районе деревни Гнёздово был найден один из крупнейших кладов, зарытых в X веке на территории России — более сотни серебряных украшений и несколько восточных монет. Находка была отправлена в Санкт-Петербург и затем передана в Эрмитаж. Прежде о каких-либо древностях вблизи Смоленска не слышали, и ею заинтересовалось Императорское археологическое общество.
Систематические раскопки курганов в Гнёздове начались в 1874 году, и за четверть века удалось исследовать более четырёхсот из них. Первые итоги подвёл в 1902 году В. И. Сизов: «В Гнёздове с древних времён развивалась торгово-промышленная жизнь в то время, когда Смоленск был только острожком или крепостью, где сидел правитель («муж княжой»), ездивший на полюдье или принимавший дань или товар от окрестных мест. Население Смоленска было в то время обугленные поленья погребального костра, на них — шлем, железный умбон (центральная бляха щита), скелет животного, свернутая кольчуга незначительное и административно-военное, и потому оно не оставило после себя никаких ясных следов, относящихся ко времени язычества». А спустя три года, используя практически те же материалы, известный русский археолог А. А. Спицын высказал иное предположение: Гнёздово и есть первоначальный Смоленск! Поскольку передвижение городских границ — явление нередкое, его поддержал целый ряд учёных.
Итак, Гнёздово?
В результате почти полуторавековых археологических исследований накоплен огромный бесценный материал, позволяющий ясно представить себе, как выглядело и какую роль играло Гнёздово примерно тысячу лет назад. Но сначала несколько слов о том месте, где когда-то возник один из древнейших городов России. Находится оно на водоразделе Волги, Днепра и Западной Двины, где пересекаются водно-сухопутные маршруты, выводящие к Балтийскому, Чёрному и Каспийскому морям. Это узловая точка Днепровско-Двинского отрезка знаменитого «пути из варяг в греки», сыгравшего роль своеобразного стержня в процессе формирования территории Древнерусского государства в IX–XI веках.
Лежит Гнёздово на правом берегу Днепра примерно в тринадцати километрах к западу от современного центра города. Такое расположение позволяло контролировать волоки с Днепра на Западную Двину. Здесь торговые или военные ладьи могли ремонтироваться, а участники похода запастись всем необходимым для дальнейшего пути и сбыть часть товара. Кстати, в прибрежной части недавно были обнаружены остатки причалов и складских портовых построек.
Общая площадь поселения достигала 30 гектаров. В центральной части, на мысу небольшого ручья, сформировалось городище, обнесённое деревоземляным валом высотой до двух метров и рвом. А вдоль левого и правого берега Днепра на несколько километров протянулся некрополь — восемь курганных групп, насчитывавших когда-то не менее 4500 насыпей.
Судя по всему, в Гнёздове в период его расцвета могли жить до 800–1000 человек — на порядок больше, чем в обычных родовых или сельских поселениях того времени. Возникнув не позднее рубежа IX–X веков, к середине столетия оно превратилось в один из крупнейших торгово-ремесленных центров Руси, куда стекались и славяне, и скандинавы.
Здесь изготавливались литые и тиснёные подвески, застежки-фибулы, скандинавские языческие амулеты в виде миниатюрных моделей оружия, предметов быта или орудий труда. Однако наиболее изысканные украшения женского убора, выполненные в технике зерни и скани как славянского, так и скандинавского типа, видимо, были привозными. На месте же делались и украшения обычных для кривичей форм: к примеру, трапециевидные и литые ромбовидные подвески. А вот среди постоянного населения Гнёздова кривичей, скорее всего, не было. По крайней мере ни одного их захоронения в раскопанных курганах не найдено.
Сосуществование южной славянской и северной скандинавской ремесленных традиций хорошо заметно в обработке железа. Около половины кузнечных изделий вышло из-под рук славянских мастеров. Это цельножелезные или цельностальные ножи, кресала, ножницы, боевые и рабочие топоры, некоторые инструменты. Ремесленники из скандинавов практиковали более сложные приёмы: кузнечную многополосную сварку или вварку стального лезвия. По этой технологии сделаны боевые и бытовые ножи, ножницы, топор, несколько наконечников копий. К местным изделиям относится большинство наконечников стрел.
Во второй половине X века в Гнёздове процветало гончарное ремесло. Сосуды изготавливались на простейшем гончарном круге целыми сериями, некоторые с клеймами мастеров. Столовые и кухонные сосуды Гнёздова, погребальные урны из курганов — типичная славянская керамика для широкой территории от Центральной Европы и Среднего Поднепровья до Поволховья. Судя по находкам из других памятников, в то время Гнёздово было единственным крупным центром производства круговой славянской посуды на Верхнем Поднепровье.
Бурно развивалась торговля. И в поселении, и в погребениях найдены сотни арабских и византийских монет, тысячи стеклянных бус и бисера — продукции ближневосточных мастерских, обломки амфор и дорогой поливной посуды. В нескольких курганах сохранились остатки одежды, сшитой из шёлка или украшенной им. Основная часть обнаруженных монет — серебряные арабские дирхемы IX–X веков, разрезанные на половины, четверти и ещё более мелкие доли, удобные для повседневных расчётов. Серебром расплачивались не только на счёт, но и по весу, используя небольшие складные весы с гирьками разной формы. А местные ювелиры изготавливали из монет украшения. В тиглях плавились и серебряные арабские дирхемы, и византийские милиарисии, и даже медные византийские фоллисы. Иногда монета превращалась в украшение-подвеску при помощи пробитого отверстия или приклёпанного ушка.
Исключительный характер гнёздовского поселения подчеркивают оставленные здесь клады. Если с территории стольного Киева происходят семь таких находок, Великого Новгорода — три, то здесь их найдено двенадцать! В их составе — от нескольких единиц до нескольких сотен арабских монет, их обломков и серебряных украшений. Спрятанные на протяжении второй четверти — конца X века, они так и не вернулись к своим обладателям, среди которых, несомненно, были представители высшего слоя: военные предводители, знатные воины, купцы или члены их семейств.
Около половины всех захороненных в курганах — это норманны, переселенцы или воины с территории Средней Швеции. Среди славян — выходцы из Центральной Европы, Волыни или Левобережной Украины. Соотношение знати и простолюдинов в норманнских и славянских погребениях примерно одинаково. А иногда даже трудно определить, кто погребён в том или ином кургане. Выяснилось, что мужские кремации чаще сопровождаются костями сожжённой лошади, женские — костями птицы, детские — костями собаки. Причём исторические и этнографические источники показывают, что все эти животные были проводниками в потусторонний мир и в славянской, и в скандинавской мифологии.
Среди курганов с кремациями выделяются несколько, отличающихся особенно большими размерами. В них погребены мужчины, которых можно отнести к верхушке гнёздовского общества. В мир иной их сопровождали одна или две наложницы либо рабыни с набором характерных украшений, меч, кольчуга, один-два щита, иногда шлем, наборы игральных шашек, питьевой рог в серебряной оправе, железные гривны с молоточками Тора, дорогие «импорты»: стеклянные сосуды и шашки, византийский ларец или парадная посуда, шёлковые ткани. В двух таких курганах оказались металлические котлы, кости несожжённого барана и ритуальный нож, в одном — жреческий металлический жезл.
К последней четверти X века относятся немногочисленные погребения в обширных подкурганных ямах-камерах. Мужчины и женщины похоронены с серебряными крестиками и восковыми свечами, поэтому можно предположить, что они были христианами либо приняли «неполное крещение», часто упоминаемое в скандинавских сагах. Официально местное население приняло христианство в конце 990-х годов.
Вслед за этим характер жизни в Гнёздове начал меняться. В первой четверти XI века оно утратило значение торгово-ремесленного центра, заметно сократилась его площадь. Спустя годы Гнёздово превратилось в небольшое село или феодальную усадьбу. Как выяснил смоленский историк С. П. Писарев, впервые оно глухо упоминается не ранее XIV века.
Итак, расцвет Гнёздова пришёлся на X век. И как ни старались археологи, обнаружить более древние слои здесь не удалось. Быть может, виденная Аскольдом и Диром в середине IX века крепость находилась всё же в другом месте? Если вспомнить свидетельство об остановке князя Глеба на Смядыни, то видеть он мог не гнёздовское поселение, скрытое за поворотом Днепра, но Смоленск на его нынешнем месте!
Итак, Смоленск?
Архитектурные памятники города привлекли внимание учёных и любителей старины ещё до находки в Гнёздове. В 60-х годах позапрошлого века руины храма на Протоке (конец XII — начало XIII века) исследовал М. П. Полесский-Щепилло. Кстати, и здесь к раскопкам подтолкнуло строительство железной дороги. За неполные полтора века в Смоленске изучены и зафиксированы места расположения божений XII–XIII веков. Одно из последних открытий — церковь на левом берегу Днепра, между рекой и крепостной стеной. Целенаправленное изучение городских слоёв началось в 1951 году раскопками Д. А. Авдусина на Соборном холме и с внутренней стороны крепостной стены на улице Соболева.
Как оказалось, культурный слой Смоленска практически не уступает новгородскому. Кое-где его толщина достигает семи и более метров, и он не менее бережно сохранил остатки усадеб, жилых и хозяйственных построек, частоколов, уличных мостовых и дворовых вымосток. Найдены и берестяные грамоты, в том числе единственная на Руси, написанная рунами. Сотни предметов из дерева, кости, чёрного и цветного металлов, стекла, оружие и инструменты, украшения и детали костюма, ремесленные заготовки и отходы — словом, все непременные атрибуты городской жизни подтвердили, что во второй половине XI века Смоленск уже существовал на своём нынешнем месте и участвовал в международной торговле. О её расцвете в течение двух последующих столетий говорят обломки стеклянных сосудов сирийского происхождения, поливная византийская керамика и множество других находок.
Самые ранние слои обнаружены у подножия Соборной горы. Можно предполагать, что заселение здесь происходило как раз в середине XI века, причём уже на раннем этапе строились усадьбы и мостились улицы. Несколько находок порождают немалый соблазн удревнить возраст города — это арабские монеты-дирхемы VIII–X веков и стеклянная вставка-гемма с изображением волхвов, относящаяся к X–XI столетиям. И всё же мы, скорее всего, наблюдаем здесь эффект эха.
После сообщения об убийстве в 1015 году князя Глеба на Смядыни вблизи Смоленска летопись очень коротко упоминает город в 1054-м как переданный Вячеславу, сыну Ярослава Мудрого, а затем в 1056-м — передачу Смоленска Игорю. Учитывая топографические данные и то, что гнёздовское поселение к этому времени утратило прежнюю роль, трудно представить себе Гнёздово в качестве места пребывания князя. В связи с этим знаменательна находка печати князя Вячеслава в развалинах Борисоглебского монастыря на Смядыни. Эта местность названа Писаревым «княжеской», и видимо, не случайно. Давайте вспомним предположение В. И. Сизова о том, что на заре русской истории на берегах Днепра всего в нескольких километрах одно от другого сосуществовали два посёлка, один из которых и стал столицей Смоленского княжества.
Когда и где будут найдены свидетельства, подтверждающие летописную хронологию, гадать не будем. Потребуется немного удачи, чтобы на десятках квадратных километров обнаружить островок самой глубокой древности. Однако тот огромный массив научных данных, что год от года пополняется археологами и обогащает наши знания о началах Смоленска и всей Русской земли, несомненно, давно уже перевесил значение любой находки, пусть самой ожидаемой или сенсационной. И, празднуя 1150-летие Смоленска, мы с благодарностью отмечаем великую роль, которую он сыграл как в истории России, так и в её изучении.
