В 1327 году закончилось строительство первого каменного Успенского собора, ставшего главным храмом Москвы, а затем и всего государства. За год до завершения строительства и освящения собора в нём был погребён митрополит Пётр, с именем которого связано перенесение митрополичьей кафедры из Владимира в Москву. Вскоре его стали прославлять как святого, а с конца XIV века — почитать московского митрополита Алексия и Иону, который был поставлен Собором русских епископов в митрополиты после изгнания митрополита Исидора. В 1596 году учредили праздник всем трём святителям московским — Петру, Алексию и Ионе, которые явились олицетворением Русской Церкви и Московского государства и в которых видели небесных заступников Москвы и Руси от иноплеменных врагов. Мощи святителей хранились в Кремле: Петра и Ионы — в Успенском соборе, Алексея — в Чудовом монастыре (8, с. 637–648; 2, с.100–117).

Чтобы подчеркнуть роль Москвы как общерусской столицы, с конца XIV века в Успенский собор начали переносить древние реликвии — национальные святыни — из старинных русских городов. В период нашествия Тамерлана, в 1395 году, из Владимира перенесли икону Владимирской Божией Матери. В «Повести о Темир-Аксаке» середины XV века, посвящённой этой иконе, развита идея о божественном покровительстве «боголюбивому граду» Москве, в честь которого 26 августа был учреждён праздник Сретения Владимирской иконы. После Великого стояния на реке Угре в 1480 году установили второй праздник в честь иконы, третий — в 1521 году, в честь спасения града от нашествия крымского хана Магмет-Гирея. Слова о небесном покровительстве Москвы мы встречаем и в созданном в середине XVI века «Сказании об иконе Богоматери Владимирской», и в «Степенной книге».

В послании великому князю на Угру (1480) Ростовский епископ Вассиан, цитируя библейскую историю освобождения Богом «израильских людей» от «лютаго и гордаго фараона», прямо заявил: «мы — новый Израиль». Обращаясь к великому князю Ивану III и сравнивая его с Моисеем и Иисусом, Вассиан писал: «Тебя даст нам Господь как освободителя нового Израиля, христианских людей». При этом впервые Москва названа «царствующим градом», как раньше именовали только Константинополь (5, с. 230–231, 223).

Как новый Иерусалим Москва воспринимается в одной из редакций «Изложения пасхалии» 1492 года митрополита Зосимы (7, с. 45–61). Здесь проведена параллель городов как священных центров: Иерусалим — Константинополь — Москва. Царьград назван «новым Иерусалимом», а Москва — «новым градом Константином». В другой редакции «Изложения пасхалии» вместо Иерусалима назван Рим: Рим — Константинополь — Москва.

В начале XVI века распространение получила теория «Москва — Третий Рим», изложенная в посланиях инока псковского Елеазарова монастыря Филофея. Он назвал великого князя — «государя» единым «христианом царя» «во всей поднебесней» и «броздодръжателем» «святых Божиих престол святыя вселенскиа апостольскиа Церкве, иже вместо римской и константинопольской», «в богоспасаемом граде Москве святого и славнаго Успения Пречистыя Богородица, иже едина во вселенной паче солнца светится» (6, с. 345).

В 1540 году в «Предисловии к пасхалии» священника собора Святой Софии в Новгороде её автор Агафон называл Москву «преславной», «превеликой», «новым Римом», «царствующим городом» и «матерью градовом» святейшей митрополии Владимирской и всея Руси. Наименование Иерусалима, Киева и Москвы «матерью городам» могло ассоциироваться с центром земли, как «источник силы, который очищает, освящает пространство» (3, с. 483). Образ Москвы-матушки укоренился в народном сознании и вошёл в литературные и публицистические тексты, а также в пословицу «Москва — всем городам мать». В первой половине XVI века распространилось мнение, что поскольку старый Иерусалим осквернён «погаными», то Иерусалимом должна называться Москва.

В XVI веке в текстах Русь начали именовать «святой». Являясь плодом низового, народного творчества, этот термин присутствует в былинах и духовных стихах. Одним из первых термин «Святая Русь» стал использовать Максим Грек. Андрей Курбский именовал Россию «святорусской землей» и «святорусским царством». В переписке с Иваном Грозным он называл Россию Израилем: русских воевод — «сильными во Израиле», чья «победоносная», «святая», «мученическая кровь» пролита «в церквах Божиих».

В конце XVI — начале XVII века в своих грамотах и посланиях русские патриархи называли Россию «святой» и «новым Израилем». Патриарх Иов в послании к Годунову о походе крымских татар 1598 года буквально повторил послание Вассиана 1480 года, сравнил Годунова с Моисеем и Иисусом, освободившими Израиль, и назвал Годунова «освободителем нам, новому Израилю». Патриарх Гермоген в грамоте о молебствии во всех церквах по случаю войны царя Василия Шуйского с приверженцами Лжедмитрия II сказал о Руси как о «воистинно святой и Богом любимой».

Новый виток в развитии иерусалимской темы произошёл в XVII столетии при Патриархе Никоне. В середине XVII века в результате успешных военных походов России произошло воссоединение с Малороссией. С этого момента серьёзно рассматривались планы воссоздания православной империи, объединяющей территории бывшей Византии и России. Русская церковь в этом случае могла претендовать на первенствующее место среди Вселенских Церквей. Этой новой роли отвечал широкомасштабный замысел очередного «иерусалимского» строительства, воплощавшегося Патриархом и поддержанного царём. Однако в связи с борьбой за приоритет Церкви Никон изолировал патриаршую резиденцию от государственного центра и строил свой «новый Иерусалим» за пределами города.

В текстах XVIII — начала XX века Москва как святой город осмысливалась в связи с двумя событиями — строительством Петербурга и переносом столицы и войной 1812 года.

М. М. Щербатов вслед за средневековыми авторами обратил внимание на срединное местоположение града, которое свидетельствовало об органичности и неизбежности столичной роли Москвы. Н. М. Карамзин, прославляя Москву, именовал её возвышение «чудом». Чудо — как реальное проявление Бога. «Чудесное» появление и возвышение Москвы противопоставлялось Петербургу — городу, который возник «не по воле Божьей», как Москва, а по воле человека.

«Москва — святой град» — любимая тема поэта-декабриста Ф. Н. Глинки. Он описывал историю Москвы, основываясь на предании позднего происхождения о том, что город стоит на семи холмах. «Семихолмность» Москвы — это один из атрибутов мирового священного центра, присущий Риму и Константинополю, символ их величия, завершённости и святости. Москва появилась по воле Божьей: «русский Бог отыскал на русской земле точку, к которой прикоснулся перстом своим и рек: «Здесь быть Москве!». Он повторил средневековые представления о Москве как богоспасаемом и богохранимом городе: «В то время, когда Русская земля страдала в междоусобицах, Москву хранил Бог».

Эту же тему продолжил один из идеологов славянофильства К. С. Аксаков: «Святые мужи, чудотворцы московские, в ней прославились и окружили её хранительною небесной ратью». Иван Грозный в период опричнины не мог оставаться в Москве и удалился в Александрову слободу, где «перед ним не стояли живым упрёком многолетние московские святыни и весь смысл русской столицы». В начале XVII века, в период польской интервенции, иезуиты советовали самозванцу оставить Москву и основать другую столицу (1, с. 234–237).

Новое звучание приобрела тема Москвы как святого града в связи с войной 1812 года. Вспоминая 1612 год, это событие Ф. Н. Глинка рассматривал через сакральную идею жертвенности и воскресения: «В 1812 году — Москва отстояла города, пожертвовав собою»; «Ты, как мученик, горела, Белокаменная!». Но затем произошло ещё одно чудо: «как в сказках: кто-то впрыснул живою водою мёртвые кости Москвы, и Москва встала, выросла и разрослась».

М. Ю. Лермонтов назвал Кремль «алтарём России»: «на нём должны совершаться и уже совершались многие жертвы, достойные отечества… Давно ли, как баснословный феникс, он возродился из пылающего своего праха?!..»

Тему жертвенности Москвы развил Л. Н. Толстой в одном из вариантов романа «Война и мир»: «Святыня Кремля не могла быть передана без жертвы, и жертва была принесена». Однако затем писатель вычеркнул эту фразу, возможно, показавшуюся ему слишком пафосной. Вместе с тем Л. Н. Толстой стремился объяснить один из исторических парадоксов этого периода: «…Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать 600-тысячная армия, потом наполеоновская Франция». Москва как земля обетованная, в которую стремилась французская армия, стала источником её гибели. В сцене на Поклонной горе Москва с «бессчетными куполами» приобрела черты Иерусалима — Святого города, о спасении которого молилась вместе со всеми Наташа Ростова: «Господи Боже… Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей».

Литература и источники

1. Аксаков К. С. Значение столицы. 1856 г. // Москва — Петербург: pro et contra. Диалог культур в истории национального самосознания. СПб., 2000.

2. Кривцов Д. Ю. Почитание святителя Алексея, митрополита Московского, как небесного заступника Руси от иноплеменных врагов в XV–XVII вв. // Мининские чтения. Нижний Новгород, 2003.

3. Плюханова М. Б. О традициях Софийских и Успенских церквей в русских землях до XVI в. // Лотмановский сборник. М., 1997. Т. 2.

4. Попов А. Н. Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян (XI–XV вв.). М., 1875.

5. Послание на Угру Вассиана Рыло// РФА. Т. 2.

6. Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции XV–XVI вв. М., 1998.

7. Тихонюк И. А. «Изложение пасхалии» Московского митрополита Зосимы // Исследования по источниковедению истории СССР XIII–XVIII вв. М., 1986; Турилов А. А. Алексий // Православная энциклопедия. Т. 1. М., 2000.