Н. А. Араловец^[16]

Вторая половина XX в. характеризовалась заметной трансформа­цией демографического поведения населения прежде всего ведущих стран мира. Это явление было обусловлено изменением типа воспро­изводства населения, т.е. демографическим переходом. К середине XX в. демографический переход к современному типу воспроизводства населения с низким уровнем рождаемости и смертности осуществился в наиболее развитых европейских странах. Изучение особенностей де­мографического перехода привело исследователей к выводу о непо­средственной связи демографического перехода с процессом глобали­зации населения, в том числе демографической глобализацией. Важно отметить, что в этом процессе ученые выделяют несколько этапов: с XV в. (1492 г. — открытие Америки Колумбом) до середины XIX в.; со второй половины XIX в. до окончания Второй мировой войны; по­сле окончания Второй мировой войны (с 1945 г.) до наших дней¹.

А. В. Петров^[18]

I. Постановка проблемы

Длительное (около 70 лет) отсутствие свободной (рыночной) эко­номики в нашей стране породило ряд проблем, связанных с неготов­ностью общества и государства противостоять многим ее естествен­ным изъянам.

Одной из таких проблем стало появление рынка археологических объектов, добытых в результате несанкционированных раскопок. Обо­стрение данного вопроса связано и с техническим прогрессом в этой области, пришедшим в страну: сегодня любой человек может приоб­рести металлоискатель (основной, наряду с лопатой, инвентарь домо­рощенных кладоискателей). Появляется также и более совершенная техника.

Л. Е. Морозова[*]

Знатокам русской истории хорошо известно, что с женитьбой ве­ликого князя Василия II было связано несколько событий, приведших к затяжной усобице внутри разросшейся семьи московских князей. Сначала это была ссора Василия II с боярином Иваном Дмитриевичем Всеволожем, который до этого помог великому князю получить в Орде ярлык на великое княжение Владимирское, потом — скандал на самой свадьбе великого князя, повлекший за собой окончательный разрыв отношений с дядей Юрием Галицким и его сыновьями.

Последствием ссоры и скандала стало свержение Василия II с пре­стола уже в апреле 1433 г. и его изгнание дядей из Москвы. Летом, правда, великий князь вернулся на престол, но ненадолго. В конце марта 1434 г. в столице снова произошли перемены. Василий II опять оказался в изгнании, его место занял все тот же дядя Юрий Галицкий, а после его кончины старший сын Василий Юрьевич. Вернуться в Мо­скву Василий II смог в июле 1434 г. Однако в феврале 1446 г. двоюродные братья Дмитрий Юрьевич Шемяка и Иван Андреевич Можай­ский схватили его, ослепили и вместе с семьей под стражей отправили в Углич. Окончательно укрепиться на отцовском престоле Василию II, прозванному Темным, удалось только в феврале 1447 г., но борьбу с Дмитрием Шемякой пришлось вести до самой гибели соперника в 1453 г.

Е. И. Малето[1]

Проблема сравнительно-исторического исследования крупнейших центров идеологии и культуры средневековья — Рима, Констан­тинополя, Москвы — все чаще становится предметом обсуждений на научных конгрессах, конференциях, круглых столах и составляет одно из перспективных направлений в истории, философии и культурологии¹.

Сегодня, в начале XXI столетия, Россия с помощью истории стре­мится осмыслить свое место в мире, свое отношение к другим культу­рам, свою систему ценностей по отношению к системам ценностей других народов и стран.

Настоящая статья представляет собой попытку исследовать тему на материале малоизученного в исторической литературе комплекса источников — путевых записок русских средневековых путешественников XII-XV вв. о Византии, Палестине, Египте и других заморских землях, или так называемых хождений (по-древнерусски — «хожений»)².

Ю. В. Кудрина[*]

Философы, писатели и ученые, композиторы и художники, тво­рившие в России в конце XIX — начале XX в., в «эпоху мысли и разу­ма», оставили потомкам глубочайшие работы, непревзойденные до сих пор произведения культуры. Среди выдающихся русских мыслите­лей того времени особое место занимает Ф. М. Достоевский, всемирно признанный писатель и пророк-философ.

В 70-х гг. признание Ф. М. Достоевского в самых широких слоях русского общества, в том числе и среди молодежи разной идейной на­правленности, становится всеобщим. Сам писатель в письме К. П. По­бедоносцеву от 24 августа 1879 г. называет свое литературное положе­ние «почти феноменальным», «как человек, пишущий против евро­пейских начал, компрометировавший себя навеки “Бесами”, то есть ретроградством и обскурантизмом, — как этот человек, помимо всех европействующих, их журналов, газет и критиков, — все-таки признан молодежью нашей, вот этою самою расшатанной молодежью, ни гилятиной и проч.? Они объявили уже, что от меня одного ждут искреннего и симпатичного слова и что меня одного считают своим руководящим писателем»¹.

И. В. Лобанова[*]

Выдающийся русский философ В. С. Соловьев еще в юности по­ставил себе цель создать универсальную концепцию мирового и исто­рического процесса. Его учение о Софии и стало, по сути, выражением его представления о мироздании и смысле истории человечества. Со­гласно его концепции, София — это живой и развивающийся орга­низм, вмещающий в себя все творение. Процесс формирования и со­вершенствования этого организма и составляет, по мнению Соловьева, смысл истории. Однако в течение жизни Владимир Соловьев коррек­тировал и дополнял свою историософскую концепцию, и наиболее су­щественные изменения в его мировоззрении были связаны с транс­формацией его суждения о происхождении и сущности мирового зла. При историческом оптимизме Владимира Соловьева, при его вере в человека ему было очень трудно примириться с самим фактом суще­ствования реального злого начала не как нравственной слабости и не­совершенства, а как живой сознательной силы, воздействующей на человека. Исходя из этого он считал возможным победить зло силой одного лишь разума. В юности он заявлял: «Я не верю в черта и не при­знаю существующего зла вечным»¹. На этом и основывалась его уверенность в реальном осуществлении Царства Божия на Земле. В самом деле, если зло не реальная, персонифицированная, обладающая соб­ственной сознательной волей сила, участвующая в историческом про­цессе, то что может помешать светлому будущему человечества? Если зло — это всего лишь отсутствие добра, как благодушно полагал фило­соф в юности, значит, сам исторический процесс, закономерно движу­щийся к умножению и торжеству добра, уничтожит его.

К. М. Гринько[*]

Священномученик архиепископ Фаддей, в миру Иван Васильевич Успенский, канонизированный Архиерейским Собором Русской Пра­вославной Церкви 1997 г., на протяжении всей своей жизни сочетал преподавательскую и административную деятельность с подвигом монаха-аскета, а его книга «Записки по дидактике», опубликованная в 1902 г. в Уфе, стала основой духовной педагогики. В настоящее время творческое наследие владыки актуально не только для церковной шко­лы, но и для системы светского образования в области преподавания духовно-нравственных дисциплин. В данной статье будет рассмотрена педагогическая и просветительская деятельность архиепископа Фаддея в конце XIX — начале XX в. в условиях кризиса духовной школы, факти­ческого отмирания церковно-приходской системы образования.

Становление личности и выбор жизненного пути архиепископа Фаддея (Успенского) пришлись на период духовного кризиса, вклю­чавшего в себя и кризис образования, который характеризовался рели­гиозным индифферентизмом русского общества, отпадением боль­шинства представителей интеллигенции от Церкви. В этот истори­ческий период умы многих людей гораздо больше привлекали учения Ф. Ницше, Л. Н. Толстого, К. Маркса. Волна «этой разнузданной мыс­ли и воли» интеллигенции, иногда являвшейся ею только по названию, все чаще вселяла сомнения в умы простого народа, который «по пре­данию и привычке крепко держался веры»¹.

А. В. Олейников^[*]

В отечественной военно-исторической науке существуют различ­ные цифры потерь русской армии в годы Первой мировой войны.

Н. Н. Головин после проверки и проведения сравнительного анали­за приводил следующие цифры: 1 млн 300 тыс. убитых, 4 млн 200 тыс. раненых (из них умерло от ран свыше 350 тыс.), 2 млн 417 тыс. плен­ных¹. Б. Ц. Урланис называл общее число убитых и умерших — 1 млн 811 тыс. человек². Статистические материалы официальных органов и соответствующие работы определяли количество русских пленных в 2 млн 889 тыс. (с умершими, бежавшими и обмененными)³ и даже в 4 млн 153 тыс. человек⁴. Число убитых, по данным Ставки на 1 сентя­бря 1917 г., составляло 775 тыс. человек⁵. Архивные материалы указы­вали цифру в 1 млн 61 тыс. — в нее входили убитые, умершие от ран и болезней, отравленные газами, пропавшие без вести и уволенные от службы⁶. В то же время называлась цифра в 1 млн 500 тыс. человек⁷, а союзники определяли потери Россией убитыми от 1 млн 700 тыс. до 2 млн 500 тыс. человек.

С. Н. Баконина^[*]

История российской эмиграции на Дальнем Востоке напрямую связана с событиями периода Гражданской войны. Падение колчаков­ского правительства в Сибири, затем власти атамана Семенова в За­байкалье и, наконец, поражение Белой армии в Приморье вытолкнули за пределы отечества тысячи людей, не пожелавших подчиниться со­ветской власти.

С 1920 по 1922 г. больше всего беженцев перебралось в Китай, на территорию приграничной с Россией Маньчжурии. В условиях эми­грации беженцы, среди которых преобладали представители различ­ных формирований Белой армии, направляли свои усилия на сохране­ние как военной, так и церковной организации, поскольку большин­ство белоэмигрантов были людьми православного вероисповедания, и Православная Церковь воспринималась ими как часть законной рос­сийской государственности.

Л. А. Сидорова[*]

Изучение истории исторической науки предполагает всестороннее исследование мира историка — ее основного деятеля и движителя. По­чему ученые своими трудами создавали тот или иной тип историче­ской науки — это в немалой степени зависело от индивидуальных и групповых качеств исследователей, от взрастившей, формировавшей их и влиявшей на них действительности.

Собирательный образ ученых-историков различных поколений складывается из многих составляющих — социально-политических, научных, психологических. При рассмотрении этого образа на первом плане, как правило, оказываются отразившиеся в нем особенности фор­мирования историков как исследователей-профессионалов, разделяв­шиеся ими общественные взгляды, где главную роль играет Время¹.