Евразийство «остается и по сей день истинным откровением и раскрытием существа России и революции».

Пётр Николаевич Савицкий и Пётр Петрович Сувчинский являются, наря­ду с другими, основателями евразий­ства — одного из, пожалуй, самых ори­гинальных и значительных направ­лений в отечественной историософии. Исходным устремлением евразийцев было переосмысление российской ис­тории, ее места и значения во всемирной истории, чему способствовали ре­волюция в России, а также грандиоз­ные социальные изменения и колли­зии в Европе.

Если остальные авторы сборников «Ис­хода к Востоку. Предчувствия и свершения» (1921) и «На путях. Утверждение евразий­цев» (1923) (2) раньше или позже отошли от евразийского движения, то Савицкий не­изменно с той же «возбужденностью стиля и слога» проповедовал свои евразийские взгляды. В письме к единомышленнику Н.Н. Алексееву он так и пишет: «По срав­нению с Вами, я совершенно элементарен. Как из одной глыбы высечен. Что думал 55 лет назад — то думаю, по существу дела, и сей­час. И чувства не изменились. Перемена только в том, что я учел историческую ре­альность и свой старый патриотизм пере­ориентировал на новую Россию» (3).

Отношение Савицкого к Советской Рос­сии, по словам П.П. Сувчинского, «преис­полнено советско-русским мессианизмом». В «исконном русском патриотизме» Восто­кова (псевдоним Савицкого) Г. Струве ус­матривает «один из источников и его евра­зийства, и его “советофильства”» (4). В письме Струве Сувчинский пишет о Савицком как о человеке, который представляется ему «как бы выразиться? — “полупрозрачным”» (5).

В письмах Савицкого эта «полупрозрачность» просвечивается, скорее, как наивное упорство, а не убежденность, что подтверж­дается опять же знавшим его Сувчинским, по словам которого, Савицкий просто «мо­жет принять решение», и уже ничто не сможет его изменить. Удивительно и то, что и спустя много лет, уже занимаясь музыко­ведением, Сувчинский оценивает свое учас­тие в евразийстве как «золотой фонд» своей жизни.

Беседу провел В.И. Скурлатов

Евразийцу П.Н. Савицкому

Полубезумный светлый взгляд
Таит упорный, страстный вызов,
А пальцы нервно теребят
Бородку, загнутую книзу.

Лукавый византийский рот –
Уста пророчащей Сивиллы! –
К праматери благой зовет,
Назад от мачехи немилой.

И взор провидит сквозь туман –
За углем марганцем и медью –
Как император Юстиньян
Молился о своей победе.

Г. Струве. Прага, 1922 (6)

Письмо П. Н. Савицкого к П. П. Сувчинскому (7)

Петру Петровичу (1957).

Я очень обрадовался получению Ваших строк. Прошлое отошло, дружество оста­ется.

Моя «Одиссея» продолжалась одиннад­цать лет: 1945‒1956. Это было опасней­шее и в то же время полное живейшего интереса исследовательское путешествие.

Очень поразила меня судьба бедного Дмитрия Петровича <Святополк-Мирского>. Я знаю, что были обстоятель­ства, которые не только меня и ННА, но и Вас от него отделили. Но все эти обсто­ятельства уходят в тень перед развернув­шейся трагедией! Я точно ее знаю. Дмит­рий Петрович, в обстановке голода и от­чаянья, до последних дней своей жизни продолжал писать свой труд «Русская поэзия от Пушкина до Фета» и вносил в него тысячи и тысячи стихов, восстанав­ливаемых им по памяти! По общим отзы­вам, он держал себя в сверхтрагических обстоятельствах с огромным самооблада­нием и мужеством.

Нужно удивляться, что находятся люди, которые и сейчас поносят его жизненный путь как «антрепризу» (Франк С.Л. Биография П.Б. Струве, 1965. С. 146). Неутихающую боль причинила и продол­жает причинять мне кончина Николая Сергеевича <Трубецкого>. Прямой причиной его кончины были гитлеровцы. Он, с его больным сердцем, не перенес воздвигнутых на него гонений. Родные его (Вера Петровна и дочери), кажется, склонны затушевы­вать это — из желания угодить окружаю­щей их немецкой среде. Но это святая истина! И вот уж чего-чего, а желания угодить немцам душа моя не принимает и не переносит.

Кончина Николая Сергеевича — потеря невознаградимая. Он оставил большой след и в Евразийстве, и в созданной им науке фонологии. Почти все нынешние пражские лингвисты — его ученики и по­минают его на каждом шагу. Его научный авторитет признается теперь и в Мос­кве. Я лично одного, в каком-то смысле, не могу и теперь простить Николаю Сергеевичу: его печатанья по-немецки.

Что сказать о себе? Все 30-е годы я действовал так, как и ранее действовал. С приходом сюда гитлеровцев стало не­чем дышать (увы, чувствую и доподлинно знаю, что гитлеровский дух и сейчас не иссяк в германизме! В течение десяти лет: 1945‒1955 — я воочию видел и своими ушами слышал нынешних воротил запад­ной Германии!). Только в России я на собс­твенном опыте убедился, какую непомер­ность бед причинил ей в годы 1941‒1945 этот воинствующий германизм. Тема неизбывная! Но довольно об этом!

В 1940 г. я принял предложенный мне «пост» директора здешней Русской гим­назии. Это было немалое дело. В гимназии было более 500 учеников. Число их очень увеличилось при мне. В 30-х годах для Гимназии было выстроено прекрасное, «сверхсовременное» пятиэтажное здание, занявшее целый большой квартал (в нем сейчас советская школа). Пожалуй, лучшее школьное здание Праги.

Я пробыл директором более 4-х лет (до сентября 1944 г.). Я сделал все, от меня зависящее, чтобы сберечь здешних русских детей и русскую молодежь в эти трудней­шие годы и дать им настоящее знание русского языка (многие из них при поступ­лении в Гимназию совсем им не владели). Все это удалось в значительной степени. Кажется, все бывшие мои ученики призна­ют сейчас правильность моего упора на русский язык, который я проводил с чрез­вычайной энергией. Теперь здесь русский язык пригодился им всем, и знание его продолжает быть весьма и весьма для них полезным. Многие из них занимают сейчас ведущее положение.

Я был «снят» с директорства немцами — за сопротивление мобилизации наших русских мальчиков в гитлеровскую армию — и стал чернорабочим. Дальнейшее Вы знаете. В 1956 г. мне было сказано, что все происшедшее было недоразумением. За одиннадцать лет пребывания в Отечестве я ни на один день не прекращал научной работы. Эту возможность обеспечил мне тот факт, что я все эти годы (за исклю­чением времени болезней) исполнял обязан­ности культорга и библиотекаря.

Видел и пережил многое, очень многое. И многих сверхзамечательных русских людей узнал лично.

Сейчас я занят проблемами экономичес­кой географии (здесь появилось в свет по-русски несколько новых моих работ по этой части), чистой географии («перио­дическая система зон», под моим именем, вошла в ряд советских университетских учебников — как 1930-х, так и конца 1940-х годов), кочевниковеденья (в смысле моих «Задач кочевниковеденья» 1928 г.) и рус­ской истории.

Когда было трудно писать «прозу», я писал стихи. За одиннадцать лет я на­писалоколо тысячи (!!!) стихотворений на знакомые Вам темы. Некоторые из них напечатаны. Около двух лет я провел в живом общении с Ариадной Сергеевной <Цветаевой> (дочь Марины Ивановны). Я видел ее в обстоятельствах трагических. Очарование внутреннего горения и грация не оставляли ее и в этих условиях. От нее я узнал во всех возможных подробнос­тях о судьбе бедных Марины Ивановны и Сергея Яковлевича <Эфрона>.

Еще более чем ранее я сейчас энтузи­аст русского языка и его грядущего (а отчасти уже и нынешнего) всемирного призванья.

Тем, что я жив, я обязан советской медицине. В 1953 г., на основе долголет­ней болезни кишечника, у меня случился заворот кишок. Вещь смертельная. Но врачи, меня окружавшие, проявили заме­чательную оперативность и растороп­ность. И организация помощи там пора­зительная. В тот же день майор Андреев, прекрасный хирург, меня оперировал. Ас­систентами были два профессора-медика Московского университета (так склады­вались тогда бытовые условия). И после­операционный уход был замечательный. И вот видите, я пишу Вам это письмо.

Очень интенсивно — «чтобы не сгла­зить!» — слежу за книжными новинками — главным образом, советскими — в своих областях — географии, экономической гео­графии, истории, а также истории искус­ства. Сыновья мне в этом помогают.

Письмо П. П. Сувчинского к П. Н. Савицкому (8)

Без даты и в сокращении.

Милый, дорогой Петр Николаевич, я с нетерпением ждал Вашего ответа, и Ваше письмо меня глубоко тронуло и взволнова­ло. Увидев Ваш почерк, я с еще большей силой вспомнил наши взаимные отноше­ния, эпоху ЕА <евразийства>, которая на­всегда осталась для меня «золотым фон­дом» моей жизни... Несмотря на все ошиб­ки, перебои и быть может некоторую общую наивность, ЕА — как оно было сфор­мулировано Вами, дорогим Н. С. Т., Н. Н. А., Г. В. В. (9) и другими, остается и по сей день истинным откровением и раскрытием существа России и революции. И если Россия победила и будет побеждать, то побеждает она именно своей ЕА сущнос­тью.

Поэтому я вполне разделяю Вашу обиду на семью Н. С. Т. Я знаю, что они точно стыдятся ЕА деятельности Н. С. Т. А меж­ду тем сколько статей и писем было им собственноручно написано ради ЕА, и это при его слепоте!

Года два тому назад я говорил об этом также с Р. О. Якобсоном (прим. П. Н. С.: у меня такое впечатление, что семья Н. С. Т. совсем превратилась в «австрия­чек». Тоже нашли в кого превращаться).

Мой ответ, дорогой Петр Николаевич, будет рядом сознательно беспорядочных ответов, вопросов и подтверждений. Не взыщите!

С 1933 г. я женат — и очень счастливо — на Марианне Львовне Карсавиной, дочери Льва Платоновича. Мы знаем, что Л. П. скончался в 1952 г. в Воркуте.

Я ушел в музыковеденье. Вы можете подумать, что это «почетная отставка», но поймите следующее: судьба привела меня работать с такими людьми как Вы, НСТ, ННА, ТВВ, Л. П. Карсавин и др. С кем бы я мог сотрудничать теперь, когда в интеллектуальном смысле русская эмиг­рация больше не существует? Кроме того, во время немецкой оккупации многие рус­ские эмигранты вели себя как последние сволочи и лакеи. Подумайте, даже наш бывший друг Вл. Ник. Ильин написал в русской газете, издававшейся гитлеров­цами в Париже, статью-донос на меня,которая называлась «Аристократы — разлагатели русской эмиграции», с подзаго­ловком «Князь Д.П. Святополк-Мирский и П.П. Сувчинский»!!!

После окончания войны Ильин валялся в ногах у Н.А. Бердяева, прося за все про­щение. Он также хотел и меня видеть, но я просил передать ему, что, не будучи священником, не могу отпускать грехи, а что есть поступки, которые не забыва­ются. После этого доноса меня дважды вызывали в префектуру на допрос и поче­му не арестовали и не сослали — остается для меня чудом!

Кто очень хорошо себя держал и держит — это Вас. Петр. Никитин. Он уже на пенсии, работает по вопросам востоковеденья и находится в переписке с учеными СССР. Его адрес: 7, рю Буало, Пари 16-е.

За последнее время я выпустил два тома статей о русской музыке («Мюзик рюсс», этюд реюни пар П. П. С. Пресс юниверситэр де Франс, 108, Б-д С. Жермэн, Пари) и ряд теоретических статей по музыковеденью; кроме того, я заведую — как здесь говорят — «коллекцией» книг, посвященных музыке.

Не напишете ли Вы когда-нибудь исто­рию ЕА движения? Могу Вас уверить, что такая книга будет иметь во Франции огромный успех; ЕА объяснение (экспликасьон) России — признано всеми.

Научный авторитет Н. С. Трубецкого здесь очень велик. В 1949 г. вышел перевод его «Основ фонологии»: «Принсип де фоноложи», традюи пар. Ж. Кантино, Пари, Либрэри Клинсик, 11 рю де Лилль, Пари 7-е.

Очень интересуюсь Вашей научной ра­ботой. Я уверен, что Ваши работы (если это Вас интересует) можно издать во Франции на французском языке. Все что объясняет Россию — читается с огромным интересом.

Сердечный привет К-ну Алексан-чу Чх. (10) Как хорошо, что он теперь около Вас.

Дорогой Петр Николаевич, я знаю, что Вы, м. б., осудите меня за то, что я печа­таюсь на французском языке, но что же делать? Повторяю, здесь русских чита­телей нет, а новая русская эмиграция в Америке и Германии мне очень подозри­тельна, и иметь дела с ней я не хочу.

Но в идеологическом отношении я все тот же, и, будучи русским «чтецом-советчиком» при одном большом изда­тельстве, я все время направляю его де­ятельность в сторону России, в сторону изучения русской и советской культуры. Повторяю, в прогрессивных французских кругах точка зрения на Россию вполне верна.

С С.С. Прокофьевым я переписывался до самой его смерти.

Хвала русским врачам! Я верю, что те­перь настала для Вас самая существенная и всем нужная эпоха Вашей жизни.

О многом хотелось бы Вам написать, но — признаюсь — я захлебываюсь.

2.

Вы, м. б., удивляетесь моему долгому молчанию: дело в том, что я вот уже скоро месяц как лежу без движенья — меня опрокинул автомобиль.

Слава Богу — ничего не поломано, но сильный удар — контузия.

Теперь все понемногу приходит в порядок.

В связи с переводом на французский язык «Былого и дум» А. Герцена я без конца перечитываю русские книги; и русские проблемы прошлого и будущего выступа­ют как живые грандиозные призраки: чего только не было, что еще будет!

Кто по-прежнему восхитителен — это Алексей Михайлович Ремизов. Завтра праз­днуют его 80-летие — к сожалению, без меня! Я очень рад, что в Москве будто намереваются издать один том избран­ных его сочинений, он этого заслуживает во всех отношениях.

В какой зверской слепоте и в каком убожестве пребывает Европа и США!

3.

Для меня Герцен — одни из величайших русских писателей; это явление пророчес­кое, ибо в нем виден первый синтез запад­ничества и славянофильства. Второй синтез — окончательный — выразился и утвердился в советской революции. Кроме того он жил в Европе и понимал европей­скую культуру как равный ей (прим. ПНС: по-моему, в настоящий момент сказать это уже мало. Понимаю слова друга — противника Герцена — Ю.Ф. Самарина: поглядеть на нее со стороны, т. е. сверху) без тени провинциализма, без пресмыка­тельства. Как странно, что Герцен, бу­дучи гениальным мемуаристом, писал такие слабые романы и рассказы.

Мы едем в Швейцарию — по многим при­чинам и прежде всего потому, что Швей­цария это «местоположение». А нам на­доели французы и немцы.

Присланное Савицким письмо к нему Сувчинского неполно, это «выдержки», что объясняет несогласованность конечных отрывков в тексте. Письмо не датировано. Можно предположить, ссылаясь на упоминание о праздновании юбилея А. М. Ремизова, это время около 6 июля 1957 г., когда ему исполнилось 80 лет (11).

Примечания

Данная публикация осуществлена благодаря финансовой поддержке программы Фулбрайт, предоставившей автору возможность работать в университете Стэнфорд и в Гуверовском архиве в 2004‒2005 гг.

2. В сборниках были опубликованы статьи Н.С. Трубецкого, П.П. Сувчинского, Г. В. Флоровского и др.

3. Письмо П.Н. Савицкого к Н.Н. Алексееву. 30 сентября 1959. Гуверовский архив. Коллекция Глеба Струве. Бокс 1 34-5.

Записка Струве к неизвестному. Гуверовский архив. Кол­лекция Глеба Струве. Бокс 1 34-5.

Письмо П.П. Сувчинского к Г. Струве. 5 апреля 1957. Гуве­ровский архив. Коллекция Глеба Струве. Бокс 1 34-7.

6. Струве Г. Утлое жилье. Избранные стихи 1915‒1949. Munchen: Intek-Language Liberary Associates, 1965.

7. Коллекция Глеба Струве. Бокс 1 34-5.

8. Там же.

Николай Сергеевич Трубецкой, Николай Николаевич Алек­сеев, Георгий Владимирович Вернадский.

10. Константин Александрович Чхеидзе.

11. Ремизов Алексей Михайлович 6.07. (26.06) 1877 — 26.11.1957.

Публикации по евразийству Ю. Б. Мелих:

1. Лев Карсавин и «своеобразие» русской истории (на немецком языке) // Bundesinstitut fur ostwissenschaftliche und internationale Studien /BIOST/. Koln, 1996, № 26.
2. Религиозно-философское обоснование евразийства у Л. П. Карсавина (на немецком языке) // Studies in East-European Thought. 2000, Volume 52, Numbers 1-2, Pages 73­117.
3. Попытка обоснования единства многообразия в евразийстве Л. П. Карсавина // Восточнохристианская цивилизация и восточнославянское общество в современном мире. Москва, 2001.
4. Персонализм Л. П. Карсавина и европейская фило­софия. Москва, 2003.
5. Евразийство: история идей или вызов современнос­ти? //Формирование евразийского пространства: проблемы и перспективы. Челябинск, 2006.

Савицкий Петр Николаевич (1895‒1968) — русский историк, экономист, географ, социолог, общественный деятель.

Родился 15 (27) мая 1895 года в Черниговской губернии. Пользовался также псевдонимами П. Востоков, П. Логовиков (по родовому гнезду — село Логовики), Степан Лубенский (в честь своего предка — поэта и писателя Степана, который сыграл большую роль в истории Лубенского полка Малороссии).

Отец его — Николай Петрович Савицкий, черниговский землевладелец, предводитель губернского дворянства, глава черниговской земской управы, член Государственного совета, действительный статский советник, член врангелевского Русского совета.

Н.П. Савицкий с присущей ему решительностью отстаивал права земства. Несмотря на подчас возникавшие трения с местной властью, его деятельность по улучшению губернской инфраструктуры была неизменно успешной. Ульяна Андреевна, мать Петра Савицкого, была «приветливая, прекрасная русская женщина» (1).

В 1911 г. в Чернигове подружился с историком Вадимом Модзалевским, в соавторстве с которым в 1916 г. подготовил к печати книгу «Очерки искусства Старой Украины. Чернигов» (книга увидит свет только в 1992 г.). Весьма важно, что П.Н. Савицкий, зная и ценя культуру Украины и украинский язык, являлся при этом убежденным патриотом единого Государства Российского. Окончив в 1917 г. Петербургский политехнический институт по специальности «экономическая география» как ученик Петра Бернгардовича Струве и Владимира Ивановича Вернадского, внес заметный вклад своими исследованиями степей и степных народов, анализируя взаимодействие социально-экономической истории и природной среды.

С 1917 г. работал заместителем торгового атташе — коммерческим советником в посольстве России в Христиании (Норвегия), затем переехал в Москву, а после победы большевиков оказался на Украине, где, как он пишет в одном из писем, «...был солдатом особого корпуса».

В 1920 г. в правительстве Врангеля, в ведомстве иностранных дел, возглавлял внешнеэкономическое направление (под началом П.Б. Струве). В том же году вместе с остатками армии прибыл из Крыма в Константинополь и попытался обосноваться в создаваемом русском поселении в Галлиполи, затем перебрался в Софию, где стал членом редакции журнала «Русская мысль», издаваемого Струве, и опубликовал рецензию на брошюру князя Николая Сергеевича Трубецкого «Европа и человечество» (София, 1920), с чего, собственно, и началось Евразийство.

В 1921 г. в Софии был издан первый евразийский сборник «Исход к Востоку: Предчувствия и свершения» (авторы — Пётр Савицкий, Николай Трубецкой, Пётр Сувчинский, Георгий Флоровский) (2). В Софии Пётр Савицкий познакомился с профессором Алексеем Ломшаковым, руководителем «Русской акции» правительства Чехословакии, и в 1922 г. переехал в Прагу заведовать кафедрой экономики Русского аграрного института. Анализируя географическое положение России, а также агроклиматические условия и расположение природных зон, он приходит к выводу, что Россия представляет собой целостный и вполне автономный природный мир, который существенно отличен как от Европы, так и от Азии. Это дало ему право говорить об особой географической среде — «континенте Евразия», который охватывает не весь одноименный материк, а лишь его серединную часть — Россию. Основная его идея заключается в том, что Россия — особое цивилизационное образование, самостоятельный мир, самобытная геополитическая духовно-историческая реальность: «Евразия». Единство экономической, политической и культурной жизни представляет органически слитное «материковое хозяйство» и обеспечивает самодостаточность и независимость от Европы истории России-Евразии.

Такое единство Савицкий называет «месторазвитием». Согласно евразийцам, природная среда оказывает значительное влияние на менталитет населяющих ее народов, что и определяет суть месторазвития. Эта концепция была затем воспринята историком-евразийцем Г.В. Вернадским и даже не являющимся сторонником евразийства П.Н. Милюковым.

П.Н. Савицкого вообще можно считать основоположником русской геополитики (3). Пётр Николаевич Савицкий считал, что утвердившееся в исторической науке мнение, согласно которому русская государственность основана только на наследии Киевской Руси, неверно. По Савицкому, Киевская Русь, расположенная в меридианальном направлении, по рекам, не отвечала требованиям общеевразийской государственности, которая предполагала объединение всего евразийского пространства в направлении с запада на восток.

В Киевской Руси господствовал принцип «государственного минимализма», что и привело к феодальной раздробленности и краху государства при нашествии монголов. Напротив, монголы, господствуя в «великом прямоугольнике степей», от востока до запада, добились подчинения оседлых народов. Впоследствии, избавившись от монгольского ига, русские переняли эту черту государственности Монгольской империи и после ее распада вновь объединили Евразию, но уже под главенством православной Московской Руси. Петровские реформы оценивались Савицким и другими евразийцами отрицательно, ибо, по их мнению, оторвали правящий слой от народной основы, что и стало отдаленной причиной революции и крушения Империи (4).

В 1923 г. офицер врангелевской армии и племянник генерала Врангеля и агент НКВД евразиец Пётр Семенович Арапов познакомил Петра Савицкого с представителем действующей в Советской России организации «Трест» (якобы подпольной белогвардейской, а на самом деле — от начала и до конца придуманной в НКВД), бывшим действительным статским советником Александром Александровичем Якушевым. В 1927 г. Петр Савицкий, вовлеченный в «игру» чекистов с белой эмиграцией, как бы тайно прибывает в Москву и принимает участие в якобы нелегальном собрании «Треста». Ему даже удается получить благословение Патриаршего местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра (Полянского) на дальнейшую деятельность евразийцев. И из Москвы он без особых проблем возвращается в Прагу.

При этом Савицкий ведет эпистолярную полемику с занимавшим активную антисоветскую позицию своим учителем П.Б. Струве (1870‒1944), который обвинял евразийство в компромиссе с большевиками. С 1929 г. — профессор Русского народного университета и Карлова университета (Прага), преподает и развивает евразийское понимание русской истории. В 1935 г. преподает русский и украинский язык в Немецком университете (Прага).

В этом же году в Чехословакиии образуется Оборонческое движение, основанное на идее, что если произойдет война Гитлера со Сталиным, то нужно будет защищать Россию. В 1936 г. Пётр Николаевич Савицкий становится директором единственной в Чехословакии русской гимназии. В 1938 г. практически перестает существовать Евразийская организация. Немцы оккупируют Чехословакию. Пётр Савицкий, продолжая преподавать украинский и русский языки в Немецком университете, заявляет о непобедимости России, что вызывает скандал и увольнение. Однако, оставаясь директором Русской гимназии, Пётр Николаевич Савицкий организовывал подпольные сходки евразийцев-оборонцев, которые поддерживали Советский Союз в войне с нацистским Третьим Рейхом. Успеху подпольной работы способствовало то, что в период преподавания Савицкого в Немецком университете Праги в 1930-е гг. одним из его студентов оказался будущий гауляйтер Праги, который, будучи уверен в «благонадежности» Савицкого, препятствовал его аресту гестапо.

В 1944 г. Пётр Савицкий препятствует набору своих гимназистов в армию генерала Власова, и его увольняют с должности директора Русской гимназии и арестовывают. Его выпустили через пять дней и направили работать чернорабочим.

После освобождения Праги в мае 1945 г. — беседы с сотрудниками СМЕРШа на дому, приглашение поработать переводчиком на Потсдамской конференции. Затем — арест. Приговор — 10 лет лагерей.

В 1948 г. внимание чекистов привлекли протоколы допросов Льва, где он, в частности, пишет о патриаршем благословении евразийцев, и Петр Николаевич Савицкий вновь этапирован в столицу для нового дознания, но, несмотря на угрозы, отказался давать очерняющие показания и был возвращён в лагеря.

В 1956 г. Савицкий был освобожден и попросил советское гражданство, но получил отказ. В том же году вернулся в Прагу, начал работать в государственной комиссии по аграрной географии и списался по теме евразийства с Львом Николаевичем Гумилевым, находя его учение о «гении места» развития культуры близким к своему пониманию «месторазвития», в основе которого кроме географического фактора находится и «благая метафизика», т. е. духовные религиозно-философские ценности. В 1960 г. в Праге арестован властями власти за издание в Мюнхене книги «Стихи» (под псевдонимом П. Востоков). Хотя в ней не было откровенно антисоветских заявлений, а судьба узника ГУЛАГа представала в духе христианского подвижничества, однако сам факт издания за рубежом рассматривался как преступление. Пётр Савицкий получил три года, но в 1961 г. благодаря протестам европейских правозащитников, в том числе Бертрана, а также Глеба Петровича Струве, — амнистирован. Чтобы существовать, вынужден был заняться литературными переводами. На Археологическом конгрессе в Праге (1961), после ряда лет переписки, произошла его первая личная встреча с Львом Николаевичем Гумилевым.

Пётр Николаевич Савицкий умер в Праге в разгар «Пражской весны» 13 апреля 1968 г. Он безгранично и даже слепо любил Россию и посвятил ей всю свою жизнь.

Примечания:

1. Пушкарев С. Г. Воспоминания историка. М.: Посев, 1999. С. 92.

2. София: Российско-Болгарское книжное издательство, 1921. С. 125. (Утверждение евразийцев. Кн. 1.)

3. Этой тематике посвящены его монографии «Россия – особый географический мир» (Париж — Берлин — Прага, 1926), «Географические особенности России. Часть 1 » (Прага, 1927), «Геополитические заметки по русской истории» (Прага, 1927) и множество статей в евразийской и другой периодике.

4. Обоснованию данных идей посвящены работы П. Савицкого «Евразийская концепция русской истории » (неопубликованная рукопись), монография «„Подъем“ и „депрессия“ в русской истории» (Прага, 1925) и многие другие.

Комплектование Красной Армии. — Берлин: Евразийское книжное издательство, 192б. С. 78.

Евразия в свете языкознания: Сборник статей. — Париж: Издательство евразийцев, 1931. С. 11.

Евразийство и коммунизм. — Без места: Без года. С. 31.

Новая эпоха: Идеократия: Политика: Экономика: Обзоры /  Под ред. В. А. Пейль. — Нарва: Издательство евразийцев, 1933. С. 48.

Издания, вышедшие под руководством или при участии П. Н. Савицкого (после первого сборника «Исход к Востоку»):

На путях. — Берлин: Геликон, 1922. С. 356. (Утверждение евразийцев. Кн. 2.)

Евразийский временник. — Берлин: Евразийское книжное издательство, 1923. С. 174. (Утверждение евразийцев. Кн. 3.)

Евразийский временник. — Берлин: Евразийское книжное издательство, 1925. С. 445. (Утверждение евразийцев. Кн. 4.)

Евразийский временник. — Париж: Евразийское книжное издательство, 1927. С. 308. (Утверждение евразийцев. Кн. 5.)

Евразийский сборник. — Прага: Евразийское книжное издательство, 1929. С. 80. (Утверждение евразийцев. Кн. 6.)

Тридцатые годы. — Париж: Евразийское книжное издательство, 1931. С. 317. (Утверждение евразийцев. Кн. 7.)

Периодические издания евразийцев:

Евразийская хроника. Прага — Париж — Берлин, 1925‒1937. Вып. 1. — Прага, 1925. С. 43; Вып. 2. — Прага, 1925. С. 74; Вып. 3. — Прага, 1926. С. 78; Вып. 4. — Прага, 1926. С. 50; Вып. 5. — Париж, 1926. С. 85; Вып. 6. — Париж, 1926. С. 46; Вып. 7. — Париж, 1927. С. 64; Вып. 8. — Париж, 1927. С. 86; Вып. 9. — Париж, 1927. С. 102; Вып. 10. — Париж, 1928. С. 102; Вып. 11, — Берлин, 1935. С. 102; Вып. 12. — Берлин, 1937. С. 159.

Евразийские тетради. Париж, 1934‒1936. Вып. 1. — 1934. С. 42; Вып. 2/3. — 1934. С. 47; Вып. 5. — 1935. С. 60; Вып. 6, — 1936. С. 38.

Евразия: Еженедельник по вопросам культуры и политики. Париж, 1928‒1929. № 1‒35

Евразиец. Брюссель, 1929‒1934. № 1‒25.

 Коллективные издания евразийцев:

Россия и латинство: Сборник статей. — Берлин: Евразийское книжное издательство, 1923. С. 219.

Комплектование Красной Армии. — Берлин: Евразийское книжное издательство, 1926. С. 78.

Евразия в свете языкознания: Сборник статей. — Париж: Издательство евразийцев, 1931. С. 11.

Евразийство и коммунизм. — Без места: Без года. С. 31.

Новая эпоха: Идеократия: Политика: Экономика: Обзоры / Под ред. В. А. Пейль. — Нарва: Издательство евразийцев, 1933. С. 48.

Сувчинский Пётр Петрович (1892‒1985) — русский историк, музыковед, философ, публицист, литературный критик, пианист, меценат, общественный и политический деятель.

Родился 5 (17) октября 1892 г. в Санкт-Петербурге, в богатой семье председателя правления русского товарищества «Нефть», потомственного польского дворянина, графа Петра Шелиги-Сувчинского. Детство провел в родовом имении под.

С ранних лет отличался разносторонней одаренностью и широкой гуманитарной подготовкой. Серьезно занимался музыкой, брал уроки фортепиано и вокала, изучал историю, имел склонность к литературе и философии. Окончив Петербургский университет, вошел в круг журнала, к которому также относились В.Э. Мейерхольд, А.М. Ремизов, С.П. Дя­гилев. Основал, финансировал и издавал вместе с А.Н. Римским-Корсаковым петербургский журнал «Музыкальный современник», а вместе с Б.В. Асафьевым — сборник «Мелос» (1).

Недооцененный по сей день, Пётр Петрович Сувчинский играл существенную роль в интеллектуально-культурной жизни своего времени как в России, так и в Зарубежье. Он чувствовал новые веяния и осмысливал их философски и исторически. Он общался с такими выдающимися мыслителями как Лев Шестов и Лев Карсавин. Дружил с гениальной Мариной Ивановной Цветаевой и с первопроходцем музыки Игорем Фёдоровичем Стравинским, которому помог обработать его лекции для изданной в 1942 г. книги «Музыкальная поэтика» (концепция «музыкального времени», анализ советской музыки 1920‒1930-х в пятой лекции написаны Петром Сувчинским). Он принадлежал к той редкой категории людей, которые всегда способны эволюционировать, способны к постоянному духовному росту. Современники не раз отмечали, что его характеризует «стихийная тяга ко всему свежему и обновляющемуся», как в искусстве, так и в интеллектуальной жизни и в истории. «Обновление плодотворно, — в то же время уточнял он, — только когда следует рука об руку с традицией. Живая диалектика требует, чтобы обновление и традиция развивались и утверждали друг друга в одновременном процессе. Что ж, Россия видела только консерватизм без обновления, либо революцию без традиции...»

Осенью 1919 г. П.П. Сувчинский создает в Софии «Российско-болгарское книгоиздательство», в котором вышла первая книга евразийцев — «Европа и человечество» князя Николая Трубецкого. Совместно с ним, а также при участии историка, географа и политолога Петра Савицкого и философа и богослова Георгия Флоровского, он основывает евразийское движение и принимает самое активное участие в популяризации его идей. В Софии в 1921 г. был издан первый сборник евразийцев «Исход к Востоку: Предчувствия и свершения. (Утверждение евразийцев. Книга 1)».

Петр Петрович не любил быть на виду. Одна из главных причин постоянного ухода Сувчинского в тень, в неизвестность, его почти актерской мимикрии, — нежелание быть на виду и склонность довольствоваться только «ролью второго плана», что, как полагают его биографы, кроется в привычках, усвоенных им ещё в евразийский период.

Стремление к конспирации объясняется и тем, что после 1924 г., когда от движения отошел Г. Флоровский, евразийство в качестве важнейшей задачи провозгласило распространение своих идей не столько в эмиграции, сколько в советской России. «И мечом, и политикой Россию не освободить, — писал П.П. Сувчинский в 1922 г. — Она победит свой плен и, может быть, плен всего мира внутренним ростом и вдохновением своих культурных сил» (2). Втягивание в 1922‒1928 гг. в чекистскую «игру» с вымышленной организацией «Трест» сильно повлияло на евразийство. В отличие от других эмигрантов, считавших революцию 1917 г. результатом заговора «внешних элементов» или совпадением случайных и злосчастных обстоятельств, евразийцы сочли Октябрьскую революцию великой катастрофой, которая по своему историческому значению могла быть сравнима со страшными социальными потрясениями, вроде «великого переселения народов». Евразийцы видели в революции приговор Истории над «Россией Санкт-Петербурга», которая ещё с эпохи Петра Великого пробовала преобразоваться (хотя и безуспешно) в европейскую державу. Если большевики объясняли Октябрьскую революцию как результат классовой борьбы, то евразийцы видели в революции крах навязанной стране модели европейской цивилизации. С евразийской точки зрения, выход для России — не в реставрации царской монархии и не в формировании демократической республики согласно западным примерам, а в создании «идеократического государства», ортодоксальным основанием которого является культурное наследие России как евразийской державы.

Изначально евразийство, основываясь на географическом, геополитическом, историческом материале, задумывалось как историософское течение, утверждавшее особый путь развития России, отличный от западного и восточного. Но к концу 1920-х и особенно в 1930-е гг. евразийское движение все более политизировалось, принимая облик партии, со своей политической программой, идеологией, социально-экономическим учением и организацией. Оно отвергало лозунг: «Россия для русских!», усматривая в нём побуждение к сепаратизму этносов и национальностей. До 1917 г. все жители России считались подданными царя, а в СССР юридические права получили даже нерусские народы, чего раньше никогда не было. Князь Николай Трубецкой предупредил, что любая попытка ограничения этих прав может вызвать ожесточенное сопротивление: «Если русский народ когда-нибудь вступит на путь такого насильственного отбирания или умаления прав других народов государственной территории, то тем самым обречёт себя на длительную и тяжёлую борьбу со всеми этими народами...

С моральной точки зрения... борьба эта окажется непопулярной в среде самого русского народа». Если Россия хочет сохранять стабильное и продолжительное единство и избежать возможности раскола, она должна быть определена как евразийское государство. Согласно этой точке зрения, такой регион должен представлять самостоятельное пространство, чтобы осуществить синтез на основании диалога различных культур, в силу своей исторической судьбы и географического сожительства, в формировании «симфонического сообщества».

Подобное идеократическое государство предполагает сильную национальную идеологию, неким предвестником которой и выступил коммунизм. «Русская революция, — писал Пётр Сувчинский, — отчетливо определила Россию как самодовлеющий евразийский мир... Россия может и должна быть в системе мировых сил лишь аналогом Соединенных Штатов, что может быть достигнуто осознанием и закреплением трех основных моментов русского исторического и современного типа. Эти моменты могут быть сформулированы следующим образом: первичная религиозно-культурная субстанция русско-евразийских народов, революция как совокупность идей и процессов, приведших к созданию современного типа России, и система следствий революции, выражающаяся формально в советском федерализме и экономическом этатизме» (3).

На основании новой сплачивающей идеологии, вырастающей из традиций Российской государственности, руководящий класс инкорпорирует в себя самые активные и творческие элементы всех народов России ради осуществления её провиденциального «месторазвития». Под этим углом зрения евразийцы воспринимали модель Советов как перспективный тип управления различными социальными слоями, этносами и другими человеческими общностями. Другими словами, евразийцы нашли в большевистской партии («испорченной» коммунистическими идеями) прототип идеократической партии нового типа, в Советах же видели представительный орган власти, способной «направлять» спонтанное стремление масс к строительству евразийского Государства. Неудивительно, что Пётр Сувчинский склонялся «влево». В 1926‒1928 гг. он совместно с Д.П. Святополк-Мирским и С.Я. Эфроном издавал в Париже «левоевразийский» журнал «Версты», который объединил вокруг себя таких «властителей дум», как Л. Шестов, А. Ре­мизов, М. Цветаева. В 1928 г. Сувчинский и Святополк-Мирской приняли в Кламаре (Франция) решение издавать еженедельную газету «Евразия» и пропагандировать диалог евразийства с коммунизмом. Это вызвало раскол среди евразийцев.

В конце 1920-х гг. вместе с редколлегией газеты «Евразия» Сувчинский подвергся критике за искажение евразийской идеи, апологию советского строя, подмену истинного православия учением Н. Федорова о «всеединстве». Пётр Сувчинский отходит от евразийства в конце 1930-х годов. Хотя он сочувствовал большевикам, но в СССР в отличие от других левых евразийцев не вернулся.

В годы Второй мировой войны был убежденным оборонцем, то есть выступал на стороне Советского Союза в его схватке с нацистским Третьим Рейхом.

Пётр Сувчинский был одним из лидеров парижского «Союза Возвращения на родину», ездил в республиканскую Испанию и в США, жил во Франции и в Англии.

Он занимался разработкой историософских и культурологических положений евразийства с позиций субъекта, дополняющих причинно-генетический фактор. Несмотря на все искажения и трагические испытания, послеоктябрьская Россия, по убеждению Сувчинского, вернется к истокам и осознает уникальность своего культурно-исторического пути как Евразии. Он призывал к «социальному делу», ссылаясь на то, что в «русском историческом типе» мистическая и практическая стихии перемешиваются и обусловливают друг друга, а мистицизм без практического действия и социологической базы сводится к «индивидуализму и анархизму».

Всё многообразие социальных противоречий, целей и средств, идей и действий, атеизма и религиозности, по мнению Сувчинского, представляет собой проявление «структурного монизма», духовным основанием которого является Православие. Поэтому Октябрьскую революцию 1917 г. Пётр Петрович трактовал не социально-политически, а национально-метафизически, считая, что она ознаменовала вступление человечества в новую полосу религиозности.

В любом историческом явлении он выделял две стороны: внешнюю, предсказуемую и управляемую, постигаемую обычными логическими средствами сферу фактов, и внутреннюю, духовно-психическую — стихийную и иррациональную сферу религиозной культуры. Отсюда революционные события в России, с его точки зрения, отразили в обостренном виде весь исторический образ России и духовно-психический склад русского народа. В духе набиравшей силу в 1920-х гг. «психологической школы» в европейской историографии, вылившейся затем в широкое научное движение «Анналы», Сувчинский придавал социально-психологической стороне истории важное значение как интегратору всей совокупности социокультурных явлений и, вслед за Карсавиным, отводил второстепенную роль причинно-генетическим факторам.

Познание русской революции возможно лишь через понимание типологии революционного субъекта, определяемой структурой национального миросозерцания. А русская культура, по Сувчинскому, «концентрически» выражает религиозно-нравственные основы миросозерцания русского народа, где вся проблематика жизни, всё множество реакций на нее сосредоточено вокруг вопроса о цели и смысле жизни. Несовместимость же индивидуальной личности Запада и соборной личности Евразии служит непреодолимым барьером для переноса ценностных установок и ориентиров с Запада на Восток. И движущей идеей событий, переживаемых страной начиная с 1917 г., является поиск единой и надежной системы сознания и жизни, осуществляющихся пока в неподлинном виде в коммунистическом эксперименте. Обладая ярким общественным темпераментом и будучи увлеченной натурой, граф Пётр Сувчинский всегда находился в эпицентре культурных событий и состоял в художественной элите Парижа. Он переписывался с видными учеными, политиками, философами, писателями своего времени (Стравинским, Прокофьевым, Пастернаком, Цветаевой, Юдиной, Рене Шаром, Альбером Камю, Жаном Полем Сартром, Жаном Поланом и другими).

Будучи универсалистом, он после войны в основном занимался музыкальной критикой. Был составителем и редактором известного двухтомника «Musique Russe; etudes reunies par Pierre Souvtchinsky» (Paris, 1953). В искусствоведении считается одним из праотцов постмодернизма — особо «яйцеголовым» культурологом. Вместе с Пьером Булезом и Жаном-Луи он основывает общество «Музыкальное достояние» (La Domaine musicale), концерты которого, посвященные современным композиторам, в том числе — российским (Э. Денисов и др.), были на протяжении более десяти лет значимыми событиями музыкальной жизни Европы.

В основу создания «Domaine Musical» легла идея распространения новой музыки послевоенного времени, пропаганда творчества современных композиторов, принадлежащих к самым различным национальным школам, а также обращение к наследию позднесредневековой протосубьектной музыки Ars nova. Мотивы деятельности Сувчинского в «Domaine Musical» становятся понятны из его письма 1957 г. Б. Пастернаку: «Вот уже много лет, как я занимаюсь только музыкой, я убежденный сторонник так называемой додекафонической музыки (Шенберг, Берг, Веберн). Благодаря этой школе, этой “технике” стало в музыке “вдруг видимо далеко во все концы света”. Появилось новое ощущение звука, новая выра­зительность, небывалые возможности, новая философия музыки <...> Но все это только зачатки большой музыкальной эпохи». Важно осознавать, что Пётр Сувчинский в музыке усматривал «дух времени», выражающим Историю, её сокровенную суть. Как отмечает композитор Жерар Массон, музыкальные темы всегда рассматривались Сувчинским в сопряжении с вопросами историческими, философскими, общекультурными и в тесной связи с развитием поэзии и прозы. Его интересовало, в частности, появление принципиально нового в истории. «Это появление “новоприбывшего” (“nouveau venu”), — писал он, — всегда неожиданно и непредсказуемо, несмотря на то, что на самом деле оно готовилось. Очевидно, что “новоприбывший” никогда не появляется один: есть предвестники, окружение, единомышленники, соперники. Но направления, исторические течения с любопытной очевидностью перекрещиваются в каждой эпохе, в каждом историческом цикле на одной личности — для того, чтобы превратить “новоприбывшего” в “избранного”». Франция довольно рано перестала восприниматься Сувчинским как страна временного пребывания. Она стала для него обетованной землей, подарившей радость самоопределения и самореализации. Он сумел преодолеть в себе комплекс эмигранта, сохранив родовое величие человека русской культуры.

Пётр Петрович Сувчинский умер в Париже 24 января 1985 г.

Примечания:

1. 1-я книга — 1917; 2-я книга — 1918; 3-я книга — не вышла, материалы погибли в 1919 г. Борис Асафьев так характеризовал Петра Сувчинского: «Страстный любитель музыки, серьезный специалист в области русской поэзии и литературы, всесторонне образованный человек» (Асафьев Б. В. Мысли и думы // Воспоминания о Б. В. Асафьеве. — Л., 1974. С. 492).
2.  Сувчинский П.П. Вечный устой // На путях (Утверждение евразийцев. Кн. 2. — Москва-Берлин, 1922, С. 127).
3.  Сувчинский П.П. Pax Eurasiana // Евразия. — Париж, 1929. № 10. С. 2.

Некоторые произведения П. П. Сувчинского в хронологическом порядке:

Сила слабых // Исход к Востоку: Предчувствия и свершения (Утверждение евразийцев. Кн. 1). — София, 1921. С. 4‒8.

Эпоха веры // Исход к Востоку: Предчувствия и свершения (Утверждение евразийцев. Кн. 1). — София, 1921. С. 14‒27.

Вечный устой // На путях (Утверждение евразийцев. Кн. 2). — Москва—Берлин, 1922. С. 99‒133.

Знамение былого (О Лескове) // На путях (Утверждение евразийцев. Кн. 2). — Москва-Берлин, 1922. С. 134‒146.

Типы творчества: Памяти А. Блока // На путях (Утверждение евразийцев. Кн. 2). — Москва‒Берлин, 1922. С. 147‒176.

К преодолению революции // Евразийский временник. Книга 3. — Берлин, 1923. С. 30‒51.

Инобытие русской религиозности // Евразийский временник. Книга 3. — Берлин, 1923. С. 81‒106.

Страсти и опасности // Россия и латинство. — Берлин, 1923. С. 16‒39.

Идеи и методы // Евразийский временник. Кн. 4. — Берлин, 1924/1925. С. 24‒65.

Два ренессанса: 90-900-е и 20-е гг. // Версты. Вып. 1. — Париж, 1926. С. 136‒142.

По поводу Апокалипсиса нашего времени В. Розанова // Версты. Вып. 2. — Париж, 1927. С. 289‒293.

К познанию современности // Евразийский временник. Кн. 5. — Париж, 1927. С. 7‒27.

О ликвидации и наследии социализма // Евразийская хроника. Вып. 7. — Париж, 1927. С. 13‒15.

Монархия или сильная власть // Евразийская хроника. Вып. 9. — Париж, 1927. С. 22‒24.

Тезисы П. П. Сувчинского к Пражскому совещанию евразийцев 3 декабря 1927 г. // Политическая история русской эмиграции. 1920‒1940 гг.: Документы и материалы / Ред. А. Ф. Киселев. — М., 1999. С. 272‒273.

К типологии правящего слоя новой России // Евразийская хроника. Вып. 10. — Париж, 1928. С. 8‒14.

Новый «Запад» // Евразия. — Париж, 1928. № 2. С. 1‒2.

О революционном монизме // Евразия. — Париж, 1928, 22 декабря. № 5. С. 8.

Письма в Россию // Версты. Вып. 3. — Париж, 1928. С. 127‒134.

Революция и власть // Евразия. — Париж, 1929. № 8. С. 2‒3.

Третье начало // Евразия. — Париж, 1929. № 9. С. 1‒2.

Pax Eurasiana // Евразия. — Париж, 1929. № 10. С. 2.

О современном евразийстве // Евразия. — Париж, 1929. № 11. С. 1‒2.

The Letters of D. S. Mirsky to P. P. Suvchinskii: 1922‒31 / Editor: Gerald Stanton Smith. — Birmingham: Department of Russian Language and Literature, University of Birmingham, 1995. — 238 p. — ( Birmingham Slavonic Monographs, No. 26) /текст — русский язык; Введение, аннотации и комментарии — английский; Библиографические примечания — С. 155‒227; Индекс/.

Souvtchinsky Pierre. Introduction: Domaine de la Musique Russe // Musique Russe / etudes reunis par Pierre Souvtchinsky. — Paris: Presses Universitaire de France. Tome 1. — 1953. — P. 1‒26.

Souvtchinsky Pierre. Un siecle de musique Russe: 1830‒1930; Glinka, Moussorgsky, Tchaikowsky, Stravinsky; Et autres ecrits, Stravinsky, Berg, Messiaen et Boulez / Edition realisee et presentee par Frank Langlois; Prefase de Pierre Boulez. — Arles: Actes sud — Association Pierre Souvtchinsky, 2004.

Re(lire) Souvtchinski (1892‒1985) / Texts choises par Eric Humbertclaude. — Paris: La Bresse, 1990. — 297 p.

Pierre Souvtchinski, cahiers d'etude / Sous la direction d'Eric Humbertclaude. — Paris: L'Harmattan, 2006. — 229 p.

Из переписки П. Сувчинского и Б. Пастернака (1927); Переписка П. Сувчинского и Б. Пастернака (1957‒1959) // Козовой В. Поэт в катастрофе. — Москва: Гнозис; Paris: Institut d' etudes slaves, 1994. (Biblioteque russe de I' Institut d’ etudes slaves. Tome 95). С. 185‒286.

Вишневецкий И. Г. "Евразийское уклонение" в музыке 1920‒1930-х годов: история вопроса / И. Г. Вишневецкий. Статьи и материалы А. Лурье, П. Сувчинского, И. Стравинского, В. Дукельского, С. Прокофьева, И. Маркевича. — М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 511. (Новое литературное обозрение. Научное приложение. Вып. 50).

 

Некоторые материалы о Петре Петровиче Сувчинском:

Петр Сувчинский и его время / Колл, авт.; Ред.-сост., авт. предисл. А. Л. Бретаницкая; Ред.: Г. А. Воронов; Л. 3. Корабельникова; М. П. Рахманова. — М.: Композитор, 1999. — 456 стр. — /На фронтисписе фотография П. П.Сувчинского, фотографии в тексте, твердый переплет; Указатель имен: стр. 424‒444/ — (Русское музыкальное зарубежье в материалах и документах ; 1).

Козовой В. [Вадим Маркович]. О Петре Сувчинском и его времени // Козовой В. Тайная ось. — М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 83‒162.

Койшибаев Г. Т.; Пащенко В. Я. Сувчинский // Философы России XIX‒XX столетий. Биографии, идеи, труды. Изд. 4-е, перераб. и доп. — М.: Академический Проект, 2002. С. 947.

Колобова Ю. И. (Киров, Вятский государственный гуманитарный университет). Петр Сувчинский и музыкальный Париж 1950-х годов

Кошарный В. П. Сувчинский // Русская философия: словарь / Общ. ред.: М. А. Маслин — М.: Республика, 1995. С. 497.

Taruskin R. Stravinsky and the Russian Traditions. Oxford University Press, 1996, p. 1120‒1134.