Совместное чествование 4 октября св. Владимира Ярославича и ма­тери его св. Анны установил в 1439 году новгородский архиепископ Евфимий. За основу был взят день кончины св. Владимира Ярославича. В 1439 году 4 октября было воскресным, что и послужило поводом для прославления святых.

Гробница св. Анны находится на южной стороне Софийского собора, и Н. М. Карамзин приводит надпись с неё:

«Святая благоверная княгиня Анна, мать св. благоверн. кн. Владимира Ярославича, королевна шведская, Олава перваго шведскаго короля дочь, называлася в своей земле Ингигерда, которая прежде была невеста Олава, короля норвежскаго, потом супруга Ярослава Владимировича Новогородскаго и Киевскаго; преставилася в лето от С. М. 6559, от Р Х. 1051; положены мощи ея в новогородском Софийском соборе». (15, примеч. II, 34)

В древности надписи сомневался уже её издатель. Автор текста знал скандинавские саги, так что в такой редакции надпись не могла появиться ранее XVIII века. Но просвещённый составитель текста только развил существовавшую издавна традицию почитания св. Анны, матери детей Ярослава. Он просто добавил результаты изысканий немецких истори­ков и Татищева, отождествивших летописную супругу Ярослава с из­вестной по сагам его шведской супругой.

Карамзин отмечал, что на древних новгородских иконах с изображе­нием святой княгини написано её имя Анна. В Софийском уставе она именуется Анной под 5 сентября и 4 октября. (15, примеч. II, 34)

В новгородском Софийском соборе была похоронена женщина, кото­рую звали Анной. Она была княжеского достоинства, и со временем её отождествили с Ингигерд. Для того, чтобы примирить известия, Карам­зин выдвинул предположение о том, что Ингигерд на Руси именовалась Ириной, а перед смертью приняла монашество и имя Анна. (15, примеч. II, 34) Карамзинская версия всех устроила. Но после обнаружения киев­ского захоронения Ингигерд вновь возник вопрос о личности новгород­ской Анны.

Гинзбург, обследовавший мощи св. Анны, так описал их в духе совре­менной ему антирелигиозной советской действительности:

«Эти „мощи", специально изученные нами, представляют мумифициро­ванный труп с довольно плохо сохранившимися мягкими тканями. Череп со­всем обнажён от мягких тканей. Судя по обнажённой правой бедренной кости, можно предположить, что эта особа была довольно грациальная, о чём говорят и слабо выраженные на кости места прикрепления мышц. Однако рост её, вы­численный по Пирсону, для женщины также довольно высок (около 161 см).

Возраст этой женщины, судя по состоянию черепных швов... и по хороше­му состоянию зубов, не может быть пожилым и, во всяком случае, не выходит за пределы возмужалости (Adulitas), а находится, по-видимому, в пределах 30‒35 лет...

Черепная коробка средней величины, довольно массивная, эллипсоидной формы, стоящая на границе долихо- и мезокефалии (черепной указатель 76.4).

Расовый тип черепа европеоидный, приближающийся к северному, не­сколько смягчённый половыми особенностями». (7, 64‒65)

Перед нами северный тип строения головы с гибридными южными чертами, как и у Ингигерд. Женщина умерла в среднем возрасте — в 30­35 лет. Антропологи определяли возраст Ярослава в пределах 60‒70 лет, возраст Ингигерд — 50‒55 лет в одном случае и в 50‒60 лет в другом. (7, 57‒63) На самом деле Ярослав прожил 78 лет, а Ингигерд — 56. Приме­няемая антропологами методика оценки возраста приводила к его оши­бочному омоложению на несколько лет. Ошибка в отношении Ярослава могла достигать 18, в отношении Ингигерд — шести лет. При этом для Ингигерд верхний рубеж имел меньшее отклонение в два года. С учётом расхождений использовавшейся антропологами методологии с дейст­вительностью возраст св. Анны следует увеличить на шесть лет по ниж­нему пределу и на два года — по верхнему пределу, что даёт интервал в 36‒37 лет.

По остаткам ткани одежды св. Анны её захоронение советские учё­ные датировали XI‒XII веками. (7, 65) Захоронение было древним, и св. Анна могла быть современницей Ярослава Мудрого.

Св. Анна умерла, когда ей было под сорок, и не могла быть принявшей монашество Ингигерд, которая скончалась в более преклонном возрасте. В этой связи историки выдвинули новое предположение о том, что св. Анна была первой супругой Ярослава и матерью его сына Ильи, кото­рый, согласно летописям, умер в 1020 году, будучи новгородским князем, то есть взрослым. (7, 65)

Ильей назвали Владимира Ярославича при пострижении в монахи перед его кончиной, так что данные о наличии у Ярослава сына, родивше­гося до брака с Ингигерд, отсутствуют. Однако Титмар в рассказе о со­бытиях 1018 года упоминает жену Ярослава, захваченную поляками в Киеве. (38, 177) На эту не названную по имени женщину Болеслав I пы­тался выменять попавшую в плен к Ярославу свою дочь:

«Гордый этим успехом (захватом Киева. — В. Т.) Болеслав отправил к Ярославу архиепископа названного престола (киевского архиепископа Анаста­са. — В. Т.), чтобы тот просил его вернуть ему его дочь, и обещал отдать его жену, вместе с мачехой и сёстрами». (38, 178)

На Руси Святополка считали зятем Болеслава, женатым на его доче­ри. Жена Святополка была родственницей Болеслава и, судя по всему, его приёмной дочерью. На Руси жила и дочь Болеслава, вдова Бориса. Обмен не состоялся, так как одну из сестёр Ярослава, Предславу, Боле­слав увёл в Польшу.

Ярослав потерял Киев неожиданно для себя. Как показывает пример Бориса, у Святополка был опыт похищения нужных ему людей. Ярослав мог опасаться освобождения из плена жены свергнутого великого князя и заблаговременно отправить её из Киева, где было много сторонников Святополка, в более надёжное Новгородское княжество.

Святополк во время польского владычества взял в жёны одну из захва­ченных в киевском монастыре вдов погибших в междоусобице Владимиро­вичей. Среди этих вдов находилась дочь Болеслава, вдова Бориса. Для за­висимого от Болеслава Святополка она была наилучшей невестой из имевшихся в Киеве. Женитьба на иной женщине означала бы, что Святополк отверг первую жену, родственницу Болеслава, что маловероятно. Второй женой Святополка следует признать Регнильду-Святославу.

Захватив Киев, Болеслав отправил посольство в Новгород для пере­говоров об освобождении приёмной дочери — супруги Святополка. На первом этапе он действовал как союзник, помогавший Святополку вос­становить попранную справедливость. Затем он начинает примерять на себя корону русского правителя: женится на Предславе, чеканит монеты со своим именем, ставит по городам наместников. Болеслав женит Свя­тополка на своей дочери и посредством этого брака получает возмож­ность налаживать отношения с основными группировками киевской знати — как со сторонниками Святополка, так и с теми, кто ранее под­держивал Бориса.

Вернувшиеся из Киева немецкие информаторы Титмара ничего не знали о женитьбе Святополка на одной из захваченных в монастыре вдов. Поляки вошли в Киев 14 августа 1018 года. Немцы ушли на родину вско­ре после вокняжения Святополка, состоявшегося 17 августа. Свадьба состоялась позднее их ухода. В конце сентября поляки покинули Киев, а до этого под воздействием призывов Святополка в русских городах про­изошли восстания против пришельцев. Свадьбу следует отнести на на­чало сентября, когда отношения между Болеславом и Святополком были ещё дружественными, а из Новгорода пришло известие об отказе в обме­не пленных женщин. Выпроводив из Киева немцев, Болеслав стал более решительно проводить политику подчинения Руси.

Мария Борисовна, дочь Регнильды от Бориса, позднее вышла замуж за саксонского маркграфа Бернхарда. (39, 374) Возвращаясь в Польшу, Болеслав забрал с собой Регнильду и её дочь. Когда к власти пришёл Бесприм, единоутробный брат Регнильды, он выдал племянницу за немца.

В 1019 году Ярослав женился на Ингигерд, что также свидетельствует в пользу того, что в 1018 году обмена не произошло. Согласно сведениям Снорри, русские послы приехали за Ингигерд весной 1019 года, но до­говорённость о свадьбе была достигнута в предыдущем году. (33, 234) Предшествующее посольство было направлено Ярославом в Швецию осенью 1018 года. К этому времени до Новгорода дошло известие о том, что Ярослав стал холостым. Это могло случиться в двух случаях — либо его первая супруга скончалась, либо ушла в монастырь.

Отправка Ярославом посольства в Швецию задержалась из-за сбора с новгородцев средств для оплаты наёмников. Их отряд оказался в Нов­городе до наступления зимы и принял участие в январском походе на Киев. Посольство следует отнести на октябрь, а прибытие наёмников — на ноябрь.

Ярославу во время интересующих нас событий было почти 38 лет, и он давно состоял в браке. Детей у него, судя по сведениям Титмара, не было. Бездетная супруга великого князя в страхе перед входящими в Киев захватчиками вполне могла уйти в монастырь.

Возможная кончина супруги Ярослава приходится на период после 14 августа, когда она была ещё жива, до начала октября, когда сведения об этом могли достичь Новгорода и послужить причиной сватовства. Кончина довольно молодой женщины в столь узкий интервал времени менее вероятна, нежели её уход в монастырь под давлением тяжёлых об­стоятельств. Если же супруга Ярослава стала монашенкой, то Болеслав, покидая Киев, должен был увести её с собой в качестве заложницы для последующих переговоров с Ярославом. Болеслав потерпел на Руси неу­дачу, но не оставлял планов по её покорению. Первая супруга Ярослава умерла либо в Киеве во время польской оккупации, либо в польском пле­ну и не могла быть похороненной в Новгороде.

По антропологическим данным, св. Анна была скандинавкой, но сре­ди её родственников были выходцы с юга. Жившей на Руси скандинавкой эпохи Владимира Ярославича была датская принцесса Астрид Свейндо­тир. Её свёкр Регнвальд был князем Ладоги, так что Астрид жила в Новго­родском княжестве.

Астрид во время правления своего сына Свейна жила в Дании. Свейн пришёл к власти в 1046 году, когда его матери был 51 год. Даже если бы Астрид по каким-то причинам приехала бы на Русь и скончалась, по воз­расту она не могла быть св. Анной.

Антропологи подметили ещё одну особенность. Гинзбург писал:

«Обращает на себя внимание то, что этот череп (св. Анны. — В. Т.) очень похож на женский череп из гробницы Ярослава (Ингигерд. — В. Т.), только он гораздо „женственнее"». (7, 65)

Черепа принадлежали родственницам, только Ингигерд обладала бо­лее грубыми чертами лица. У Ингигерд была старшая сестра Астрид, ко­торая стала супругой Олава Святого. Во время изгнания Олава Астрид, по мнению Снорри, жила в Швеции:

«С теми же людьми, которые у него оставались, конунг направился на вос­ток в Эйдаског. С ним были Астрид, его жена, Ульвхильд, их дочь, Магнус, сын Олава конунга, Рёгнвальд сын Бруси, Торберг, Финн и Арни, сыновья Арни, и ещё некоторые лендрманны...

Астрид, жена конунга, и Ульхильд, дочь конунга, остались в Швеции, а Магнуса, своего сына, конунг взял с собой на восток». (33, 335)

Олав поехал на Русь за помощью в борьбе за утраченный трон и эту помощь получил. Великой княгиней была Ингигерд, сестра Астрид, и в такой ситуации Олав должен был взять жену с собой.

В «Древнейшей саге об Олаве Святом» приведены имена лиц, сопро­вождавших Олава при его уходе в конце 1028 года из Норвегии в Шве­цию, а затем по весне 1029 года на Русь:

«Эти были в поездке вместе с конунгом Олавом, те люди, которых мы можем назвать по именам, как я сейчас перечислю. Королева Астрид, Гудрёд, Хальвдан, Рёгнвальд, Даг, Хринг, оба Торлейва, Аслак, Хельги, Торд, Эйнар, Фид Харекссон, Торд, Фид Арнасон, Торберг, Арни, Кольбьёрн, скальд Тормод, Тови, Эгиль». (10, 37)

У Кальва, сына Арни, было много братьев. Четверо из них упомина­ются среди свиты Олава: Фид (Финн) Арнисон, Торберг, Арни, Кольбьерн. Другими известными персонажами саг из числа свиты были: Регн­вальд — Регнвальд, сын Бруси; Эйнар и Фид Харексон — возможно, братья Эйнар и Финн из Хердаланда, бывшие дружинниками Олава Трюгвасона в его последней битве; Торд — знаменосец Торд, сын Фоли; скальд Тормод — Тормод Скальд чёрных бровей, сын Берси. Сомнения вызывает отождествление Дага с Дагом Хрингсоном, который жил в Швеции и не мог сопровождать Олава в Норвегии. Судя по сведениям Снорри, Даг Хрингсон присоединился к Олаву в Швеции уже по возвра­щении того из Руси. Но Даг был героем битвы при Стикластадире, и им могли пополнить список, исключив менее известного воина.

Список довольно достоверен, и часть его состава известна по иным источникам в качестве соратников Олава. Свита в 20 воинов была с ним на Руси. Снорри исчисляет отряд Олава в конце 1028 года во время дви­жения по Норвегии в сторону Швеции в 400 человек. Но перед тем как покинуть корабли и сойти на берег, у него оставалось только пять кора­блей, экипаж которых мог насчитывать 150‒200 человек. В описании разборки каменного завала, преградившего отряду путь, трудилось 20 че­ловек. (33, 332‒338) Противоречивые данные по составу отряда вызва­ны обстановкой того времени. Когда стало ясно, что дело Олава проигра­но и ему не одолеть датскую армию Хакона Эйриксона, отряд начал таять. Во время плавания вдоль берегов Норвегии у него было 12 отборных кораблей с экипажем в 480 человек, затем спутники начали разбегаться, и в эмиграцию отправилось всего 20 воинов.

О части спутников Олава кроме имён ничего не известно. Эти воины мало интересовали скальдов. С Олавом были пять командиров кораблей из числа норвежской знати. Остальные воины были менее знатными. При Астрид и двух детях Олава было не менее чем по одному телохранителю. Оруженосцы были у Олава и его пяти знатных спутников. На их долю остаётся не более 12 воинов. Следовательно, у Олава и знатных воинов было по два оруженосца, как и у каждого новгородского боярина. Чле­нов королевской семьи сопровождало по телохранителю.

Арни Армодсон был лендрманом, то есть наместником одной из об­ластей. Снорри называет его могущественным человеком и большим другом Олава. (33, 255) В описании событий 1027 года он отметил, что из всех лендрманов, находившихся в норвежском войске, сыновья Арни были у Олава «в наибольшей чести». (33, 319) Из спутников Олава знат­ными были сын оркнейского ярла Регнвальд Брусисон и четыре брата, сыновья Арни. Эта пятёрка составляла наиболее знатную часть отряда. Из них Регнвальд стоит ближе к началу перечня — он был самым знат­ным из пяти лендрманов.

Арни был младше Кольберна, но в перечне ему предшествует. Финн и Торберг в перечне следуют в порядке старшинства. Снорри сообщает, что в битве при Стикластадире в войске Олава Святого было четыре бра­та Арнисона, но по именам называет только Финна и Торберга. Только их отыскал на поле боя после окончания битвы при Стикластадире возглав­лявший войско бондов Кальв, старший из Арнисонов. Арни и Кольберн были включены в перечень скальдами, благосклонными к роду Арнисо­нов, взамен двух иных лендрманов. Этому предположению соответствует пожилой возраст оруженосцев двух последних лендрманов. Они были соратниками Олава Трюгвасона, их предводители также должны были быть пожилыми.

После того, как Олав был прославлен в качестве святого, для норвеж­ских знатных семейств их предки из числа соратников Олава стали пред­метом особой гордости. Исключение двух лендрманов из перечня было легче произвести относительно иноземцев.

В описании битвы при Стикластадире поражает малое количество имён участников. Если относительно войска бондов это можно объяс­нить нежеланием потомков выставлять своих предков врагами святого короля, то относительно норвежцев из армии вторжения следовало бы ожидать максимально полного поимённого перечисления знатных вои­нов в угоду их потомкам. Но из знатных норвежцев боевые подвиги со­вершают только Бьерн Окольничий и Финн Арнисон, да упоминаются Торберг Арнисон и несовершеннолетний Харальд Суровый.

Командовавший правым флангом бондов Торир Собака сразил Бьерна Окольничьего, а Финн убил Торстейна Корабельного Мастера, нахо­дившегося в отряде Торира. Бьерн погиб рядом с Олавом после того, как воины Торира напали на чело войска. Финн также бился рядом с Олавом и убил ранившего его Торстейна. Финн прожил долгую жизнь, был вель­можей Харальда Сурового, и скальды воспевали его подвиги, надеясь на щедрое вознаграждение.

Во время междоусобиц знатные семейства разных стран зачастую на­правляли своих представителей в обе враждующие армии. Тогда незави­симо от исхода борьбы семейство получало покровителей среди победи­телей. Трогательная забота Кальва о братьях из враждебного войска — пример такой тактики. Если бы победила армия Олава Святого, за Кальва заступились бы Финн и Торберг. У Арни было семь сыновей. Направлять большую их часть в одну из армий было бы неразумно. Скорее всего, уча­ствовать в междоусобице отправили четырёх братьев — по два на каж­дую противоборствующую сторону.

Знаменосец Торд назван без указания его родственных связей и, судя поэтому, не норвежец. Даг Хрингсон был норвежским эмигрантом, Рег­нвальд, сын Бруси, — выходцем с Оркнейских островов. Кроме них Снорри приводит имена ряда скальдов, которые в его сочинении, как правило, исландцы. Знатных норвежцев, чьи потомки жили в Норвегии, в войске Олава было мало. Это позволяет искать двух пожилых лендрма­нов из перечня спутников Олава среди иноземцев.

В описании событий 999 года Снорри приводит такой рассказ:

«В эту самую осень в Нидарос из Исландии приехал Кьяртан сын Олава. Он был внуком Хёскульда и племянником Эгиля, сына Скалагрима. Кьяртан считался одним из самых многообещающих мужей, родившихся в Исландии. Приехали также Халльдор, сын Гудмунда с Подмареничных Полей, и Кольбейн, сын Торда годи Фрейра и брат Флоси Поджигателя. Четвёртым был Свертинг, сын Рунольва годи. Все эти и многие другие могущественные и не могуществен­ные люди были язычниками». (33, 147)

Кольбейн, сын Торда, имел имя, созвучное имени Кольбьерн. В его роду бытовали имена, которые носили оруженосцы пожилых лендрманов из свиты Олава — два Торда. Исландец Кольбейн Тордсон может быть кандидатом на роль одного из пожилых лендрманов из свиты Олава Святого.

В битве при Стикластадире Снорри упоминает исландцев, не называя их по именам, и причисляет их к гостям — разновидности служилых лю­дей при короле. Король посылал их уничтожить показавшихся разведчи­ков бондов, с чем они успешно справились. И задание, и служебное по­ложение говорят о том, что исландцы находились в челе войска при Олаве и входили в состав его свиты. В свиту же должны были попасть прежде всего те, кто сопутствовал ему в изгнании. Знаменосец Торд, скорее все­го, один из одноимённых оруженосцев, родственников лендрмана Кольбейна Тордсона, сопровождавших Олава в поездке на Русь.

Свита Олава состояла преимущественно из иноземцев. Они более норвежцев зависели от Олава и менее норвежцев опасались за судьбу своих родственников. В свите было несколько исландцев. Из их числа были информаторы исландских скальдов, составлявших сказания о за­ключительном периоде жизни Олава Святого.

За перечнем братьев, сыновей Арни, следует скальд и два воина. Эта троица соответствует тройке телохранителей членов семьи Олава. Скальд Тормод сопровождал Магнуса и был его воспитателем. Тови со­провождал Астрид, Эгиль — её дочь Ульвхильд. Между Астрид и Регнвальдом размещены имена двух воинов, между Регнвальдом и сыновьями Арни — имена 10. Группа из 10 воинов соответствует 10 оруженосцам пяти лендрманов, Гудред и Хальвдан были оруженосцами Олава. Несмот­ря на редактирование части имён перечня, его структура не пострадала.

Снорри описывает прибытие отряда в Швецию, откуда Олав отплыл на Русь. В «Легендарной саге об Олаве Святом» скальд подчеркнул, что Олав гостил у Ярослава, жена которого Ингигерд была сестрой его жены Астрид. После сообщения о том, что Олав отправляется на Русь, в саге следует такой текст:

«Эти люди отправились вместе с конунгом: королева Астрид, Гудрёд и Хальвдан, Рёгнвальд и Даг, Ринг и Торлейв, Аслак и Хельги, Торд и Эйнар, Фид Арнасон, Торберг и Арни, Торбьёрн и скальд Тормод.

Конунг отправляется теперь на восток через Эйдаског и дальше на восток в Свитьод. И пробыл там долго у Сигтрюгга, оттуда отправился он на восток в Гардарики. И был следующей зимой в Хольмгарде, у конунга Ярицлейва, кото­рый был женат на Ингигерд, дочери конунга Олава Свенского, сестре Астрид, на которой был женат конунг Олав». (10, 43‒44)

Здесь приведён укороченный список спутников Олава. Выпали имена простых воинов. Кольберн заменён на Торберна, то есть пятого лендрмана исключили из перечня сыновей Арни. Это исключение было усвоено Снорри, который перечисляет имена только трёх сыновей Арни, после­довавших в изгнание за Олавом. В достоверности включения Кольберна в число свиты Олава в изгнании сомневались уже в древности. После остановки у Сигтрюга весь отряд вместе с королевой уехал на Русь. Да­лее же прямо сказано, что Ярослав хорошо принял как Олава, так и коро­леву Астрид. (10, 44). Астрид побывала на Руси.

Снорри оставил Астрид в Швеции и поэтому показал её среди встре­чавших возвратившегося из Руси Олава. (33, 343) После того как Маг­нус, сын Олава, прожил несколько лет на Руси, он был призван норвежца­ми на престол. По приезде в Швецию он застал там Астрид:

«Здесь сказано, что Магнус конунг, отправившись с востока из Гардарики, сперва приплыл в Швецию, в Сигтуны. Конунгом в Швеции был тогда Эмунд, сын Олава. Женой конунга была Астрид, которая прежде была замужем за ко­нунгом Олавом Святым. Она очень сердечно приняла своего пасынка Магнуса и тотчас велела созвать многолюдный тинг в месте, называемом Ханграр...

Словами своими и помощью Астрид добилась того, что множество народа примкнуло к ней и последовало за Магнусом в Норвегию». (33, 379)

Шведская королева приняла деятельное участие в судьбе Магнуса, а когда тот стал королём, переехала к нему в Норвегию. (33, 382) В Шве­ции в это время жили королева Астрид, но не вдова Олава Святого, а су­пруга Якова, дочь датского короля. Одноимённость двух Астрид, а также то, что обе они были дочерями славянских княжён, привели к путанице в источниках. Литературный образ Астрид вобрал черты обоих одноимён­ных королев.

Астрид, супруга Олава Святого, была дочерью Олава Трюгвасона, который женился на её матери осенью 990 года, а расстался с ней летом 992 года. Астрид и Олав, кстати, были сводным братом и сестрой, но это родство скрывалось. Из детей Олава Скотконунга самым старшим Снор­ри считал Эмунда, которого далее называет сыном рабыни и вендки-славянки. Подобная характеристика давалась и Астрид. Астрид была приёмной дочерью Олава Скотконунга. Отсюда её меньшая знатность в глазах скальдов. Эмунд также был приёмным сыном Олава.

Ингигерд осенью 1013 года вышла замуж за Свейна Хаконарсона, так что родилась не позднее осени 995 года. Предыдущий ребёнок у Адельгейды мог появиться не позднее начала 993 года, а зачат он был не позд­нее середины 992 года. Первенец у Адельгейды и Олава Трюгвасона мог появиться не ранее середины 991 года, а второй ребёнок зачат не ранее середины 992 года. В середине 992 года Адельгейда попала в плен и стала наложницей Эйрика. Её родившийся в начале 993 года ребёнок мог быть как от Олава Трюгвасона, так и от Эйрика.

Снорри перечисляет детей Олава Скотконунга в таком порядке: Эмунд, Астрид, Хольмфрид, Яков. (33, 228) Хольмфрид — одно из имён Ингигерд. Астрид родилась не позднее начала 993 года. На долю же рож­дения Эмунда остаётся середина 991 года. Если порядок перечисления детей сбит, и Астрид была старше Эмунда, то их время рождения следует поменять местами.

Астрид родилась в середине 991 года либо в начале 993-го. Весной 1029 года она ещё была жива. Но зато весной 1030 года Олав Святой приехал в Швецию уже без неё, поэтому у Снорри и возникло мнение о том, что она оставалась в Швеции. Снорри были известны сведения об отъезде Астрид на Русь, но её не было в перечне вернувшихся. Магнуса же по возвращении из Руси встречала Астрид, жена шведского короля, которую скальды отождествляли с женой Олава Святого. То, что в этом случае супругой Якова была бы его сводная сестра, их не смутило.

Проживание в Швеции Астрид Свейндотир сбило с толку скальдов, которые отождествили двух Астрид. В конце концов, из противоречивых сведений удалось сложить складную картину. Астрид Олавдотир остави­ли в Швеции, и она радостно встретила мужа.

Появление одинаковых имен у принцесс в Швеции и Дании говорит о том, что сёстры-королевы были дружны, и Гейра, супруга Свейна, назва­ла дочь в честь своей племянницы.

Астрид Олавдотир скончалась на Руси в 1029 году или в начале 1030 года. В случае её рождения в 991 году она скончалась в возрасте 38 лет, в случае рождения в 993 году — в возрасте 36 лет. Астрид и св. Анна скон­чались примерно в одинаковом возрасте. В пользу их тождества говорят и имена, начинающиеся на одну букву. На Руси Астрид могли переимено­вать в Анну. Астрид была шведской принцессой и сестрой Ингигерд. Для путаницы двух сестёр основания были.

Новгородский Софийский собор был построен на 23 года позже кон­чины Астрид-Анны. Отождествление Астрид с матерью новгородского князя соответствует почётному перенесению её останков в главный го­родской храм. У Астрид в Новгороде после 1052 года жил близкий род­ственник, обладавший большой властью. Ингигерд скончалась до по­строения собора и участвовать в перенесении останков сестры не могла.