Сам факт существования в литературе самых разнообразных оценок численности советских военнопленных несколько странен, так как еще с конца 1950-х гг. она известна по немецким документам — с начала войны и до 1 февраля 1945 г. было взято в немецкий плен более 5,7 млн человек (точнее — 5754 тыс.)². Эту информацию выявил в немецких архивах американский историк А. Даллин и опубликовал в своей мо­нографии «Германское правление в России. 1941‒1945», вышедшей в 1957 г. на английском языке (в 1958 г. — на немецком языке). В СССР А. Даллин был немедленно причислен к «буржуазным фальсификато­рам», и введенная им в научный оборот статистика (не оценочная, а документально подтвержденная) не использовалась в научных трудах вплоть до конца советской эпохи (видимо, по инерции во многих слу­чаях и в постсоветское время). В зарубежной же историографии, наобо­рот, эта статистика активно использовалась, выдержала проверку вре­менем и по сей день котируется как наиболее достоверная.

Вызывает удивление, что в литературе и публицистике довольно часто встречаются оценки значительно ниже указанной величины (обычно в диапазоне от 4,0 млн до 5,2 млн). Ведь в данной ситуации корректировка возможна только в сторону увеличения исходя из пред­положения, что, возможно, в этой немецкой статистике имел место быть какой-то недоучет. Корректировка же в сторону понижения со­вершенно исключена. Сам А. Даллин допускал, что выявленная им статистика, возможно, неполная, и снабдил ее соответствующей ремаркой³.

Указанная величина (5,75 млн) слагалась из 3,35 млн взятых в плен в 1941 г., и 2,4 млн — в период с 1 января 1942 г. по 1 февраля 1945 г. И здесь налицо недоучет в данных за 1941 г. — не хватает 0,45 млн плен­ных. Ибо по состоянию на 11 декабря 1941 г., согласно сводке донесе­ний немецких воинских частей, численность советских военноплен­ных составляла 3,8 млн⁴. Затем из этой статистики таинственно «исчезли» 0,45 млн человек (3,8 млн — 3,35 млн). Нас нисколько не удовлетворяют объяснения об «уточнении» статистики. Дело гораздо серьезнее. 3,8 млн — это число пленных по донесениям воинских ча­стей, а 3,35 млн — соответствующие данные лагерной статистики. По­лучается, что 0,45 млн пленных в 1941 г. не довели живыми до лагерей (они погибли в промежуток времени — от момента пленения до мо­мента поступления в лагеря).

Есть на этот счет и соответствующие свидетельства. Объясняя на Нюрнбергском процессе причины массового вымирания советских военнопленных, захваченных под Вязьмой в октябре 1941 г., подсуди­мый генерал-полковник А. Йодль заявил: «Окруженные русские ар­мии оказывали фанатическое сопротивление, несмотря на то, что по­следние 8‒10 дней были лишены какого-либо снабжения. Они питались буквально корой и корнями деревьев, так как отошли в непроходимые лесные массивы, и попали в плен уже в таком истощении, когда они были едва ли в состоянии передвигаться. Было просто невозможно их везти. Поблизости не было мест для их размещения. Очень скоро начались дожди, а позднее наступили холода. В этом и была причина, почему большая часть людей, взятых в плен под Вязьмой, умерли»⁵.

Это свидетельство А. Йодля весьма примечательно. Оно подтверж­дает факт массовой смертности пленных в районах пленения, до по­ступления в лагеря. Поэтому произведенное немцами снижение числа взятых в плен в 1941 г. советских военнослужащих почти на 0,5 млн (с 3,8 млн до 3,35 млн) и соответственно всей статистики за всю войну с 6,2 млн до 5,75 млн являлось не просто «уточнением статистики» — это было «списание» почти 0,5 млн пленных, умерших в промежуток времени от момента пленения до момента регистрации в лагерях, и в немецкой лагерной статистике они, естественно, не учтены.

Любопытное исследование провели И. А. Дугас и Ф. Я. Черон — авторы изданной в 1994 г. в Париже книги на русском языке «Вычер­кнутые из памяти: Советские военнопленные между Гитлером и Ста­линым». Они установили, что в начале 1942 г. было «скорректировано» в сторону понижения (с 3,8 млн до 3,35 млн) только итоговое количе­ство попавших в 1941 г. в немецкий плен советских военнослужащих, а первичные данные (донесения воинских частей) остались без измене­ний и при их суммировании дают именно 3800 тыс. человек⁶.

На Нюрнбергском процессе (30 ноября 1945 г. — 1 октября 1946 г.) советская сторона представила документ из аппарата рейхсминистра оккупированных восточных территорий А. Розенберга (это была справка на имя Г. Геринга, датированная 1 февраля 1942 г., но сведения в ней давались по состоянию на 10 января 1942 г.), в котором говори­лось об общем числе советских военнопленных и называлась цифра в 3,9 млн, из них имелись в наличии только 1,1 млн⁷. О «недостающих» 2,8 млн в справке ничего не говорилось, но из других немецких источ­ников нам доподлинно известно, что общее количество умерших со­ветских военнопленных к середине января 1942 г. перевалило за отмет­ку в 2 млн⁸ — и это только умершие в лагерях, без учета свыше 400 тыс. пленных, погибших еще до поступления в лагеря. Освобожденных и бежавших из плена максимально могло быть 0,4 млн. И в итоге ситуа­ция к 10 января 1942 г. со статистикой советских военнопленных по­лучается такая: всего взято в плен — 3,9 млн; из них умерло — 2,4 млн; находилось в наличии — 1,1 млн; освобождено и бежало — 0,4 млн.

Кроме указанной справки на имя Геринга историкам известен еще один источник — сводка донесений немецких штабов. Там тоже по со­стоянию на 10 января 1942 г. названо общее число советских военно­пленных — 3,9 млн⁹. Затем эти величины (3,8 млн — на 11 декабря 1941 г.; 3,9 млн — на 10 января 1942 г.) исчезают из немецкой статисти­ки и появляются «уточненные» 3,35 млн за 1941 г. Как это произошло и при каких обстоятельствах, исследователям выяснить не удалось. Но тут надо иметь в виду, что нацисты при их амбициозности и тщеславии не могли просто так пойти на аферу с уменьшением численности со­ветских военнопленных, т.е. принизить собственные «успехи» в плене­нии войск противника. Они явно чего-то опасались и, образно говоря, заметали следы. Возможно, прав немецкий (западногерманский) исто­рик К. Штрайт в своем подозрении, что природа «статистического изъяна» кроется в желании скрыть «грубейшие нарушения» от Между­народного Красного Креста, представители которого время от време­ни допускались для обследования положения военнопленных¹⁰.

Российский исследователь П. М. Полян, автор дважды издавав­шейся (в 1996 и 2002 гг.) монографии «Жертвы двух диктатур: Остарбайтеры и военнопленные в третьем рейхе и их репатриация», говоря об «уточнении» немецкой статистики за 1941 г. посредством снижения общего числа советских пленных с 3,8 млн до 3,35 млн, высказал не­приемлемое, на наш взгляд, предположение: «Вместе с тем не вполне ясно, учтены ли в этих цифрах военнопленные, отпущенные на свободу»¹¹. По документам известно, что в период с июля по ноябрь 1941 г. немцы отпустили почти 320 тыс. советских пленных (точнее — 318,8 тыс.)¹². Однако последние не имеют никакого отношения к «ис­ключенным из статистики». Из анализа содержащегося в монографиях А. Даллина и К. Штрайта обильного статистического материала с де­тальным указанием «убыли» («умерло», «казнено», «освобождено», «бежало» и т.д.) освобожденные в течение всей войны неотъемлемой составной частью входили в сводную «уточненную» немецкую стати­стику общей численности советских военнопленных. Это значит, что они (освобожденные) в статистике за 1941 г. входили в «уточненные» 3,35 млн, а в «списанных» 0,45 млн их нет.

В период с 1 января 1942 г. по 1 февраля 1945 г., согласно немецким документам, в немецкий плен попало 2,4 млн советских военнослужа­щих. Если сюда прибавить 3,8 млн пленных 1941 г., то их общее число составляет не 5,75 млн, а 6,2 млн. Это состояние до 1 февраля 1945 г., и надо иметь в виду, что какое-то количество (вероятно, незначитель­ное) попало в плен в феврале — апреле 1945 г.

Но ведь существовал еще финский и румынский плен. По финско­му плену за 1941‒1944 гг. имеется точная статистика — 64 188 чело­век¹³. Статистики такого же характера по румынскому плену нет, а имеющиеся в литературе оценки (на наш взгляд, вполне приемлемые) варьируются обычно в пределах от 40 тыс. до 45 тыс. человек¹⁴. Совет­ские военнослужащие, взятые в плен венгерскими, итальянскими и словацкими войсками, передавались немцам и учтены в немецкой ста­тистике. Следовательно, общая численность советских военноплен­ных (суммарно по немецкому, финскому и румынскому плену) состав­ляла порядка 6,3 млн человек.

В отечественной историографии наиболее авторитетным источни­ком по этому вопросу считается подготовленный коллективом воен­ных историков под общей редакцией Г. Ф. Кривошеева и изданный в 1993 г. статистический сборник «Гриф секретности снят». Это издание готовилось под эгидой Генштаба и Минобороны России с определенной претензией на директивность. В нем в графе «Пропало без вести, попало в плен» указана цифра — 4559 тыс. человек¹⁵. Имеется и пояснение: «Всего в плену находилось 4059 тыс. советских военнослужащих, а око­ло 500 тыс. погибло в боях, хотя, по донесениям фронтов, они были учтены как пропавшие без вести»¹⁶. Есть и еще одно пояснение: «Кроме того, в начальный период войны было захвачено противником около 500 тыс. военнообязанных, призванных по мобилизации, но не зачис­ленных в войска»¹⁷. Отметим, что вся эта статистика — расчетная.

Перед нами статистика совсем иного масштаба, нежели немецкая. По расчетам Г. Ф. Кривошеева и его коллег, максимально могло по­пасть в плен не более 4,2‒4,3 млн военнослужащих (с учетом захвачен­ных противником военнообязанных, призванных по мобилизации, но не зачисленных в штаты воинских частей). Общая численность совет­ских военнопленных получается почти на 2 млн меньше, чем это было на самом деле. Понимая, что их расчеты резко расходятся с показания­ми немецких источников, авторы книги «Гриф секретности снят» предприняли попытку опровергнуть немецкую статистику, приводя доводы, что противник якобы «завышал» число пленных, включал туда находившихся при войсках партийных и советских работников, граж­данских лиц (мужчин) и т.п.¹⁸ Мы согласны, что такая практика имела место, но и соответствующая корректировка радикально не меняет по­ложения — немецкая и «кривошеевская» статистики остаются разно­масштабными. Приведенные в книге «Гриф секретности снят» расчеты мы вынуждены признать недостоверными, существенно искажающи­ми реальную картину.

В своей негативной оценке данной «статистики» мы далеко не одиноки, это общее мнение всех ведущих специалистов, занимающих­ся разработкой этой проблемы. В частности, П. М. Полян обращает внимание на недостоверность этих «расчетов» и, не без юмора и сар­казма назвав их «альтернативными результатами», далее констатирует, что «говорить о корректном сравнении» с немецкими данными «было бы преждевременно»¹⁹. П. М. Полян недвусмысленно дал понять, что подобного рода «расчеты» не могут всерьез восприниматься в научном историческом сообществе.

Определением общего числа попавших в плен военнослужащих занималась также Комиссия при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий во главе с А. Н. Яковлевым («Комис­сия А. Н. Яковлева»). По ее данным, за все время войны попало в плен 4,7 млн военнослужащих²⁰. Эти сведения еще более сомнительные, нежели те, что насчитали авторы сборника «Гриф секретности снят». В отличие от противника, считавшего пленных по головам (в прямом смысле), члены «Комиссии А. Н. Яковлева», понятно, были лишены такой возможности и пользовались какой-то другой «методикой» под­счета, суть которой не раскрыли. Немецкую статистику они проигно­рировали и «изобретали» альтернативную статистику — заведомо не­достоверную. Реально «Комиссия А. Н. Яковлева» могла опираться на какие-то данные о пропавших без вести (за 1941‒1943 гг. — явно не­полные), а уже из них умозрительно вычислять попавших в плен. Ко­миссия представила рассчитанную ею динамику попадания в плен по годам войны (в книге «Гриф секретности снят» этого нет), и это позво­лило сопоставить ее с имеющейся в немецких источниках соответству­ющей динамикой (см. табл. 1).

При сопоставлении указанных в табл. 1 данных бросается в глаза их вопиющая неадекватность. Ясно, что одна из этих статистик (не­мецкая) близка к истине, а другая — явно «халтурная». В статистике «Комиссии А. Н. Яковлева» на редкость нелепо выглядит взятая «с по­толка» и чрезмерно заниженная численность попавших в плен в 1941 г. (почти 2 млн человек). Это противоречит показаниям всего комплекса имеющихся источников. Неадекватность данных за 1942‒1943 гг. про­является в значительно меньшей степени, нежели за 1941 г. Формен­ный сюрприз преподнесла «яковлевская» комиссия при исчислении попавших в плен в 1944 г. — она насчитала на 56 тыс. человек больше, чем немцы на самом деле взяли в плен. Такое невозможно себе пред­ставить.

Таблица 1

Динамика попадания в немецкий плен советских военнослужащих по годам (по немецким источникам и данным «Комиссии А. Н. Яковлева»)*

* Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland 1941‒1945: Eine Studie iiber Besatzungspolitik. Diisseldorf, 1958. S. 440; Судьбы военнопленных и депортированных граждан СССР: Материалы Комиссии по реабилитации жертв политических ре­прессий // Новая и новейшая история. 1996. № 2. С. 92.

** В немецких данных за 1941 г. приводятся не «уточненные» 3,35 млн, а то количество (3,8 млн), которое зафиксировано в сводке немецких воинских частей. Соответственно этому и общее число советских военнопленных за всю войну со­ставляет не 5,75 млн, а 6,2 млн.

*** Немецкие данные за 1945 г. доведены только до 1 февраля.

В некоторой степени указанная неадекватность объясняется раз­ницей в определении понятия «военнопленные». Противник тракто­вал это понятие значительно шире, а не ограничивался только воен­нослужащими. Немцы включали в число военнопленных довольно большой перечень категорий лиц: во-первых, личный состав спецформирований различных гражданских ведомств (путей сообщения, морского и речного флотов, оборонного строительства, гражданской авиации, связи и т.д.); во-вторых, личный состав незавершенных фор­мирований народного ополчения; в-третьих, личный состав отрядов самообороны городов и местной противоздушной обороны; в-четвер­тых, личный состав истребительных отрядов; в-пятых, личный состав милиции; в-шестых, часть партизан и подпольщиков, а также партий­ных и советских работников; в-седьмых, часть гражданских лиц, муж­чин, в которых противник подозревал переодетых красноармейцев; в-восьмых, больных и раненых военнослужащих в госпиталях, кото­рые ранее в донесениях советских воинских частей были учтены как санитарные потери²¹.

Подавляющее большинство перечисленных категорий лиц — это, как правило, вооруженные люди, совместно с военнослужащими уча­ствовавшие в боевых действиях. Мы в корне не согласны с трактовкой авторов книги «Гриф секретности снят», что противник неправомерно включал их в военнопленные и за счет этого «завышал» их число. Спрашивается: а куда противник должен был включать захваченных вооруженных врагов? Естественно, в военнопленные, ибо эти люди, не будучи военнослужащими, тем не менее имели на руках оружие, ко­торое было направлено против противника.

Но дело даже не в этом. Несмотря на внушительный перечень категорий этих «неправомерно включенных» (по версии Г. Ф. Кривошеева), их удельный вес в составе военнопленных был относительно незначительным (едва ли более 5%). Поэтому даже с учетом этой кор­ректировки несоответствие (разномасштабность) между немецкой и отечественной («кривошеевской» и «яковлевской») статистикой от­нюдь не устраняется, так как подавляющее большинство военноплен­ных составляли именно военнослужащие.

Главная же причина указанной разномасштабности статистик кро­ется в другом, а именно: в сборнике «Гриф секретности снят» действи­тельное количество пропавших без вести занижено примерно на 30%. Их было не 4559 тыс., а по крайней мере на 2 млн больше, и мы это можем доказать, оперируя статистическими показателями данного сборника. Там сказано, что за годы войны из вооруженных сил убыло по различным причинам в общей сложности 21,7 млн человек²². Далее следует подробное перечисление составляющих этой убыли с указани­ем их численности (упомянутые 4559 тыс. там присутствуют), но в сум­ме получается не 21,7 млн, а 19,45 млн²³. Не хватает 2,25 млн человек (21,7 млн — 19,45 млн). Составители сборника видели эту нестыковку в статистике и отнесли «недостающую убыль» к отчисленным из армии и флота по политической неблагонадежности (включая лиц ряда на­циональностей, семьи которых насильственно выселялись в восточ­ные районы СССР), а также «значительным количеством неразысканных дезертиров»²⁴.

Мы согласны сделать скидку величиной порядка 250 тыс. человек на отчисленных «по политической неблагонадежности» (хотя на са­мом деле их, возможно, было меньше), а остальная «недостающая убыль» (2 млн человек) однозначно, без всяких оговорок, относится к категории пропавших без вести. Из этого следует, что в графе убыли под названием «Пропало без вести, попало в плен» должно быть не 4559 тыс., а свыше 6,5 млн (4559 тыс. + 2 млн).

После этого многое из ранее необъяснимого становится вполне объяснимым, а главное, немецкая и отечественная статистики из раз­номасштабных сразу же превратились в одномасштабные. Подавля­ющее большинство из этих более 6,5 млн, безусловно, попало в плен, хотя какая-то их часть, конечно же, пропала без вести по каким-то иным причинам. В свете этого, с учетом указанного выше расшири­тельного толкования противником понятия «военнопленные», уста­новленное нами общее количество советских военнопленных (6,3 млн) из ранее опровергаемой отечественной статистикой (в лице сомни­тельных цифр в книге «Гриф секретности снят») превратилось в укла­дывающееся в ее рамки.

Можно считать установленным, что к февралю 1942 г. уже не было в живых более 2,4 млн советских военнопленных. В дальнейшем мас­штабы смертности весьма заметно снизились — с февраля 1942 г. и до конца войны умерли, по нашим расчетам, еще около 1,5 млн. Это яв­лялось следствием изменения подхода германского руководства к дан­ной проблеме, и оно, изменение подхода, проистекало отнюдь не из гуманистических побуждений, а из сугубо прагматических соображе­ний — до этого (до февраля 1942 г.) большие массы советских военно­пленных воспринимались как ненужный балласт, от которого надо из­бавляться (понятно, как избавлялись), а теперь стали смотреть как на источник рабочей силы. Претерпела разительные перемены динамика ежемесячной смертности. Если за первые семь с лишним месяцев вой­ны (по январь 1942 г. включительно) в среднем в месяц умирало по­рядка 340‒350 тыс. советских военнопленных, то за последующие 39 месяцев (февраль 1942 — апрель 1945) — 35‒40 тыс.

Рассмотрим, в какой степени результаты нашего исследования о масштабах смертности советских военнопленных согласуются с выво­дами наиболее авторитетных специалистов в этой области. К. Штрайт, лично обработавший и изучивший огромный массив немецкой доку­ментации, пришел к выводу, что в немецком плену умерло 3,3 млн со­ветских военнопленных, из них около 2 млн — до февраля 1942 г.²⁵ При этом Штрайт допускал, что какая-то часть из почти 0,5 млн «исклю­ченных из статистики» за 1941 г. военнопленных в действительности погибла, но не решился включить их в общую статистику смертности. Напротив, А. Даллин был уверен, что эти «исключенные из статисти­ки» — это в основном погибшие на этапах пленения и транспортиров­ки в лагеря, и полагал, что общее число умерших советских военно­пленных составляло 3,7 млн²⁶. Что касается И. А. Дугаса и Ф. Я. Черона, то они выразили согласие с выводами А. Даллина²⁷.

Таким образом, оценка смертности советских военнопленных в 3,7 млн человек, представленная в зарубежной научной литературе, является наиболее убедительной и приемлемой. Именно такое коли­чество умерло в плену (подчеркиваем — в плену). Установленное же нами количество (3,9 млн) включает все без исключения категории во­еннопленных, в том числе погибших коллаборационистов (ориентиро­вочно 0,2 млн), сражавшихся в рядах немецкой армии, армии Власова и прочих изменнических (воинских и полицейских) формированиях.

Посмотрим теперь, как оценивает масштабы смертности советских военнопленных коллектив военных историков во главе с Г. Ф. Кривошеевым. На страницах их книги «Гриф секретности снят» на этот счет немало странного и загадочного. Читаем: «673 тыс., по немецким дан­ным, умерли в фашистском плену (на самом деле немецкие данные со­всем другие. — В. З.). Из оставшихся 1110,3 тыс. чел., по нашим данным, больше половины составляют тоже умершие (погибшие) в плену»²⁸. За­тем эти две непонятные цифры (673 тыс. и 1110,3 тыс.) складываются и получается еще более непонятная величина в 1783,3 тыс. человек, кото­рая в виде итоговой цифры помещена в рубрике «Не вернулось из плена (погибло, умерло, эмигрировало в другие страны)»²⁹. В результате этих более чем странных арифметических манипуляций реальные масштабы смертности советских военнопленных были «подсокращены» более чем на 2 млн человек. Это — редкостный образец «статистической алхимии». Понятно, что «статистикой» подобного рода нельзя пользоваться в на­учной, преподавательской и пропагандистской работе.

В 2001 г. вышло второе издание книги «Гриф секретности снят» под названием «Россия и СССР в войнах ХХ века» (руководитель — тот же Г. Ф. Кривошеев). В ней эта нелепая цифра (1783,3 тыс.) прямо не упо­минается, но она, к сожалению, использовалась авторами в расчетах принципиального характера, что делает результаты этих расчетов не­правильными. Именно эта заведомо недостоверная цифра составляет разницу (по расчетам Г. Ф. Кривошеева и его коллег) между демогра­фическими потерями военнослужащих (8668,4 тыс.) и боевыми и не­боевыми потерями советских вооруженных сил убитыми и умершими (6885,1 тыс.)³⁰. Арифметика здесь простая: 8668,4 тыс. — 6885,1 тыс. = 1783,3 тыс. Можно произвести и другое арифметическое действие: 6885,1 тыс. + 1783,3 тыс. = 8668,4 тыс. Как ни считай, все равно всплы­вает этот «статистический суррогат» (1783,3 тыс.). Мы поясняем, что две другие цифры (8668,4 тыс. и 6885,1 тыс.) различаются тем, что пер­вая из них учитывает погибших в плену, а вторая — нет. И тут становится ясно, что рассчитанный «кривошеевским» коллективом масштаб демо­графических потерь военнослужащих за время войны (8668,4 тыс.), вос­принимаемый многими исследователями как вполне достоверный, на самом деле таковым не является и нуждается в коренном пересмотре.

Справедливости ради надо сказать, что далеко не все российские военные историки неукоснительно следуют статистическим установ­кам Г. Ф. Кривошеева и его коллег. В частности, военный историк Н. П. Дембицкий в статье «Судьба пленных», опубликованной в 2004 г., сделал следующий вывод: «Сопоставление различных документов по­зволяет сделать вывод, что всего советских военнопленных было не ме­нее 5 млн человек, из которых свыше 3 млн погибли»³¹. Это можно при­нять как допустимую точку зрения, не выходящую за рамки здравого смысла. Другой военный историк В. А. Пронько, в опубликованной тог­да же статье «Цена победы», совершенно проигнорировав «кривошеевские» расчеты, целиком оперировал наиболее ходовой в западной историографии статистикой: всего советских военнопленных было 5,7 млн, из числа которых «от голода и болезней умерли либо были рас­стреляны около 3300 тысяч человек»³². Из этих цифр совершенно пра­вильно определяется число выживших (2,4 млн), а вот общее количество военнопленных и масштабы их смертности занижены на 0,6 млн.

Повторяем, всего советских военнопленных было порядка 6,3 млн, из них около 3,9 млн погибло и умерло и не менее 2,4 млн осталось в живых. Эта статистика уже введена в научный оборот. Например, именно она указана в соответствующем томе фундаментального науч­ного труда «Население России в ХХ веке»³³.

Известно, что часть военнопленных содержалась в лагерях на ок­купированной территории СССР, другая часть — в Германии и других европейских странах (подвластных и союзных ей). По данным К. Штрайта, до 1 мая 1944 г. в рейхе перебывало 3,1 млн советских во­еннопленных³⁴. Эти данные, безусловно, достоверные. К ним надо до­бавить как минимум 200 тыс. человек (это, во-первых, взятые в плен в период с мая 1944 г. по апрель 1945 г. и, во-вторых, содержавшиеся в плену в Финляндии, Румынии и на территории других стран). Следо­вательно, из 6,3 млн военнопленных за пределами СССР содержалось не менее 3,3 млн.

С достаточно высокой степенью достоверности можно утверждать, что из числа военнопленных, содержавшихся в Германии и других странах, осталось в живых около 1,7 млн (это суммарная численность репатриантов и «невозвращенцев»). Поскольку они находились за пределами СССР, то представляли живую демографическую потерю. Исправить такое положение можно было только посредством их мас­совой репатриации. В октябре 1944 г. было образовано Управление Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации во главе с генерал-полковником Ф. И. Голиковым, которое занималось не толь­ко возвращением на родину военнопленных, но и всех так называемых перемещенных лиц». К середине 1947 г. ведомству Ф. И. Голикова уда­лось вернуть в СССР из Германии и других стран 1549,7 тыс. советских военнопленных³⁵. Порядка 150 тыс. военнопленных по тем или иным причинам не вернулось (эта величина оценочная, максимально допу­стимая; возможна ее корректировка в сторону понижения).

В литературе нередко ошибочно называется другое количество ре­патриированных военнопленных — 1836,0 тыс. Эта цифра фигурирует в книге «Гриф секретности снят» в рубрике «Вернулось из плена по окончании войны (по данным органов репатриации)»³⁶. Но дело в том, что органы репатриации включили в свою статистику 286,3 тыс. воен­нопленных, освобожденных из плена в 1944 — начале 1945 г. в ходе наступления Красной Армии на советской территории, и они составной частью входят в число выживших военнопленных на оккупированной территории СССР (об этом см. далее). Репатриированных же военно­пленных, по состоянию на середину 1947 г., было именно 1549,7 тыс. (1836,0 тыс. — 286,3 тыс.).

Поскольку за пределами СССР из 3,3 млн военнопленных оста­лось в живых около 1,7 млн, то количество погибших и умерших со­ставляет порядка 1,6 млн (3,3 млн — 1,7 млн). И теперь посмотрим, в какой степени наши расчеты согласуются с имеющимися историче­скими источниками. Согласно К. Штрайту, до 1 мая 1944 г. на террито­рии рейха умерли 1,1 млн советских военнопленных³⁷. У нас нет осно­ваний сомневаться в достоверности этой информации. Однако эти данные на 1 мая 1944 г., а война-то продолжалась еще целый год, и какое-то количество (какое именно — никто не знает) умерло именно в этот период. Думается, не будет большой ошибкой, если мы опреде­лим количество умерших советских военнопленных на территории тог­дашней Германии (рейха) в период с мая 1944 по май 1945 г. величиной порядка 200 тыс. О смертности советских военнопленных в финском плену в 1941‒1944 гг. имеется точная статистика — 19 016 человек³⁸. Аналогичной статистики по румынскому плену нет — предположительно там умерло около 10 тыс. советских пленных. Десятки тысяч советских военнопленных нашли свою кончину в других странах Ев­ропы — места их захоронений выявлены во Франции, Бельгии, Гол­ландии, Норвегии, Польше (той ее части, которая не входила в состав рейха), Югославии, Венгрии и др. Количество этих мест захоронений исчисляется многими сотнями. Советские органы репатриации рас­полагали в 1952 г. информацией, что только в Норвегии находится 217 таких мест захоронений³⁹. Погибшие коллаборационисты из числа бывших военнопленных тоже входят в общую статистику военноплен­ных, не доживших до конца войны. На наш взгляд, определяемое нами количество умерших за пределами СССР советских военнопленных (около 1,6 млн) выглядит достаточно обоснованным.

Определив, что на оккупированной территории СССР содержа­лось примерно 3,0 млн советских военнопленных (6,3 млн — 3,3 млн), попробуем вычислить количество выживших. Многие десятки тысяч сумели бежать (мы полагаем, что их было скорее более 100 тыс., чем менее). Как уже отмечалось, немцы с июля по ноябрь 1941 г. отпустили из плена 318,8 тыс. человек — прибалтов, немцев, украинцев, белору­сов. В ноябре 1941 г. оккупанты прикрыли подобную «благотворитель­ность» в отношении украинцев и белорусов, но сохранили ее в отно­шении прибалтов и немцев. В 1942‒1944 гг. освобождение из плена производилось лишь при обязательном условии поступления на воен­ную или полицейскую службу. За три года (с середины 1941 г. по сере­дину 1944 г.) общее число освобожденных и бежавших из плена на ок­купированной территории СССР составляло никак не менее 0,5 млн. Однако мы не можем их всех включить в число выживших, так как какая-то их часть, безусловно, погибла уже после освобождения или побега из плена. Еще 286,3 тыс. военнопленных было освобождено Красной Армией на советской территории в 1944 — начале 1945 г.⁴⁰ С учетом всего вышеизложенного мы определяем общее количество оставшихся в живых военнопленных на территории СССР, подвергав­шейся оккупации, величиной примерно в 0,7 млн человек. Число же погибших и умерших составляет около 2,3 млн (3,0 млн — 0,7 млн).

В табл. 2 представлены результаты нашего исследования по опре­делению масштабов смертности советских военнопленных (и количе­ства выживших) как в целом, так и отдельно по тем из них, кто содер­жался на оккупированной территории СССР, а кто — в Германии и других странах.

Таблица 2

Соотношение умерших и выживших советских военнопленных, млн человек

Таким образом, можно считать установленным, что, учитывая все имеющиеся данные и факторы, общее число советских военноплен­ных, погибших и умерших на оккупированной территории СССР, определяется величиной примерно в 2,3 млн человек. И здесь мы стал­киваемся еще с одной статистической загадкой. На Нюрнбергском процессе советская сторона располагала информацией, что будто бы лишь на оккупированной территории СССР было убито и замучено 3,9 млн советских военнопленных. При этом подразумевалось, что, поскольку речь идет только о соответствующих жертвах на оккупиро­ванной территории СССР, то их общее число (с учетом неизвестного количества погибших в Германии и других странах) намного больше. В советских газетах эта цифра до конца 1960-х гг. вообще не называ­лась и только в 1969 г. «всплыла» в одном из номеров газеты «Правда» в статье бывшего главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Р. А. Руденко⁴¹. В 1970‒1980-е гг. эти 3,9 млн (и обязательно с ремаркой: «на оккупированной территории СССР») появлялись ино­гда на страницах отдельных научных трудов; в частности в вышедшем в 1973 г. 10-м томе «Истории СССР с древнейших времен до наших дней»⁴². В изданной в 1985 г. энциклопедии «Великая Отечественная война» сказано: «Немецко-фашистские захватчики лишь на оккупи­рованной территории СССР уничтожили 3,9 млн советских военнопленных»⁴³.

Естественно, возникает резонный вопрос о происхождении этой загадочной статистики. Выясняется, что это данные действовавшей с конца 1942 г. Чрезвычайной Государственной Комиссии по установле­нию и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников (сокращенно — ЧГК). Она насчитала свыше 3,9 млн (точнее — 3 932 256) убитых и замученных военнопленных на террито­рии СССР, подвергавшейся вражеской оккупации. По регионам окку­пированной территории СССР, согласно данным ЧГК, этот показатель распределялся так: РСФСР — 1 125 605, Украина — 1 366 588, Белорус­сия — 810 091, Карело-Финская ССР — 3600, Эстония — 64 000, Лат­вия — 330 032, Литва — 229 737 и Молдавия — 2603⁴⁴.

Ясно, что эти данные завышенные и нуждаются в существенной корректировке в сторону понижения. Следует воздерживаться от на­вешивания на них ярлыков «фальсифицированных» и т.п., поскольку статистика ЧГК была получена в результате кропотливой поисковой работы. Это — исторический источник, требующий серьезного крити­ческого анализа и осмысления. Оккупированная территория СССР была покрыта густой сетью лагерей военнопленных, смертность в ко­торых (особенно в зиму 1941‒42 г.) носила поистине чудовищные мас­штабы. Например, 14 декабря 1941 г. А. Розенберг докладывал Гитлеру, что в лагерях на Украине «в результате истощения ежедневно умирает до 2500 пленных»⁴⁵. Имеются свидетельства, что во многих из этих ла­герей содержались не только военнопленные, но и немало граждан­ских лиц. Бывший начальник отдела по делам военнопленных Дан­цигского военного округа генерал-лейтенант К. фон Остеррейх в своих показаниях, данных 28 декабря 1945 г., отметил, что в подчиненных ему лагерях на Украине одновременно с военнопленными в отдельных бараках содержалось под арестом до 20 тыс. советских граждан, взятых в качестве заложников из ряда районов, охваченных партизанским движением⁴⁶.

Похоже, многие захоронения, выявленные комиссиями ЧГК в ме­стах расположения бывших лагерей военнопленных, являлись общи­ми братскими могилами и для военнопленных, и для гражданских лиц (пленных партизан, заложников, партизанских семей и др.). Не ис­ключено, что в них покоится и какая-то часть жертв Холокоста (из­вестно, что на оккупированной территории СССР нацисты уничтожи­ли не менее 2,8 млн евреев). Местные комиссии ЧГК, возможно, относили к погибшим военнопленным все сосчитанные ими останки из захоронений в местах бывших лагерей для военнопленных. Однако только за счет этого не могло образоваться столь значительное завы­шение соответствующей статистики. В работе комиссий ЧГК широко практиковался также опрос свидетелей, и тут уже вступал в силу субъ­ективный фактор, и в ряде свидетельских показаний могло присут­ствовать сильное преувеличение.

Собственно, эти данные ЧГК были единственной статистической информацией о советских военнопленных, которой располагала со­ветская историческая наука. Не было ясности в вопросах об их общей численности, о масштабах смертности в лагерях в Германии и других странах и о количестве оставшихся в живых. Хотя еще с 1960-х гг. нам было известно, что западные историки обычно оперируют величиной в 5,7 млн человек как общим числом попавших в плен советских военнослужащих. Было понятно, что многие сотни тысяч военно­пленных погибли в лагерях за пределами СССР, но и многие сотни тысяч выжили. Наши личные представления в тот период (до конца 1980-х гг.) выглядели примерно так: всего попало в плен — 5,7 млн, из них умерло на оккупированной территории СССР — 3,9 млн (в этой цифре тогда нельзя было сомневаться, иначе это было бы «крамолой»), 1 млн — умерло в лагерях в Германии и других странах и 0,8 млн — осталось в живых.

В 1989 г. и последующие годы при работе с документами из ранее засекреченных архивных фондов, а также со ставшими доступными исследованиями зарубежных авторов наши прежние представления, естественно, претерпели существенные изменения. Подлинным сюр­призом (приятным) для нас оказался тот факт, что выживших военно­пленных было по крайней мере в 3 раза больше, чем мы ранее пред­ставляли. Второй приятный сюрприз: содержавшиеся в передачах «Голоса Америки», «Би-Би-Си» и «Немецкой волны» во времена «хо­лодной войны» утверждения об ужасной участи бывших военноплен­ных в Советском Союзе на поверку оказались сильно преувеличенны­ми. Третий сюрприз такого же рода — умерших оказало на 1 млн меньше (не 4,9 млн, в чем мы были уверены все 1970‒1980-е гг., а 3,9 млн).

Гибель советских военнопленных в таком огромном количестве — это чудовищное гуманитарное преступление, уступающее по своим масштабам только Холокосту (уничтожению нацистами 6 млн евреев). Результаты нашего исследования подтвердили, что советская сторона на Нюрнбергском процессе располагала, в принципе, верной стати­стической информацией об умерщвлении нацистскими преступника­ми 3,9 млн советских военнопленных. В уточнении нуждается только формулировка: надо убрать оговорку «на оккупированной территории СССР» или же ее оставить и добавить к ней «и на территории Германии и других стран». С учетом этой смысловой корректировки масштаб ги­бели советских военнопленных (3,9 млн) является совершенно пра­вильным.

Примечания

¹ Датнер Ш. Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении во­еннопленных / Пер. с польск. М., 1963; Назаревич Р. Советские военнопленные в Польше в годы Второй мировой войны и помощь им со стороны польского населе­ния // Вопросы истории. 1989. № 3; Семиряга М. И. Судьбы советских военноплен­ных // Вопросы истории. 1995. № 4; и др.

² Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland 1941‒1945: Eine Studie iiber Besatzungspolitik. Diisseldorf, 1958. S. 440.

³ Там же.

⁴ Штрайт К. Солдатами их не считать: Вермахт и советские военнопленные в 1941‒1945 годах / Пер. с нем. М., 1979. С. 99; Дугас И. А., Черон Ф. Я. Вычеркнутые из памяти: Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж, 1994. С. 399; Полян П. М. Жертвы двух диктатур: Остарбайтеры и военнопленные в тре­тьем рейхе и их репатриация. М., 1996. С. 65, 71.

⁵ Цит. по: Всероссийская Книга Памяти. 1941‒1945: Обзорный том. М., 1995. С. 260.

⁶ Дугас И. А., Черон Ф. Я. Вычеркнутые из памяти. С. 399.

⁷ Война и общество. 1941‒1945 / Отв. редактор Г. Н. Севостьянов. М., 2004. С. 234.

⁸ Streit C. Keine Kameraden: Die Wehrmacht und die sowjetichen Krigsgefangenen 1941‒1945. Bonn, 1991. S. 244‒246.

⁹ Schustereit H. Vabanque: Hitlers Angriff und die Sowietunion 1941. Herford; Bonn, 1988. S. 69.

¹⁰ Streit C. Keine Kameraden. S. 128‒130.

¹¹ Полян П. М. Жертвы двух диктатур. 1996. С. 71.

¹² Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Статистическое исследование / Под общ. ред. Г. Ф. Кривошеева. М., 1993. С. 334.

¹³ Дугас И. А., Черон Ф. Я. Вычеркнутые из памяти. С. 59.

¹⁴ Полян П. М. Жертвы двух диктатур. 1996. С. 66‒67.

¹⁵ Гриф секретности снят. С. 140.

¹⁶ Там же. С. 338.

¹⁷ Там же. С. 140.

¹⁸ Там же. С. 336‒337.

¹⁹ Полян П. М. Жертвы двух диктатур. 1996. С. 66.

²⁰ Судьбы военнопленных и депортированных граждан СССР: Материалы Ко­миссии по реабилитации жертв политических репрессий // Новая и новейшая история. 1996. № 2. С. 92.

²¹ Гриф секретности снят. С. 338‒339.

²² Там же. С. 139.

²³ Там же. С. 140.

²⁴ Там же. С. 140‒141.

²⁵ Streit C. Keine Kameraden. S. 244‒246.

²⁶ Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland. S. 440.

²⁷ Дугас И. А., Черон Ф. Я. Вычеркнутые из памяти. С. 399.

²⁸ Гриф секретности снят. С. 338.

²⁹ Там же. С. 131.

³⁰ Россия и СССР в войнах ХХ века: Статистическое исследование / Под общ. ред. Г. Ф. Кривошеева. М., 2001. С. 237.

³¹ Дембицкий Н. П. Судьба пленных // Война и общество. 1941‒1945. М., 2004. Кн. 2. С. 236.

³² Пронько В. А. Цена Победы // Война и общество. 1941‒1945. М., 2004. Кн. 2. С. 392.

³³ Население России в ХХ веке: Исторические очерки. Т. 2. 1940‒1959 / Отв. ред.: Ю. А. Поляков, В. Б. Жиромская. М., 2001. С. 144.

³⁴ Streit C. Keine Kameraden. S. 244.

³⁵ Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9526. Оп. 3. Д. 54. Л. 53; Д. 55. Л. 135.

³⁶ Гриф секретности снят. С. 131.

³⁷ Streit C. Keine Kameraden. S. 244‒245.

³⁸ Дугас И. А., Черон Ф. Я. Вычеркнутые из памяти. С. 59.

³⁹ ГАРФ. Ф. 9526. Оп. 4а. Д. 7. Л. 125‒126.

⁴⁰ Там же. Д. 1. Л. 62, 223, 226.

⁴¹ Руденко Р. А. Забвению не подлежит // Правда. 1969. 24 марта. С. 4.

⁴² История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1973. Т. 10. С. 390.

⁴³ Великая Отечественная война. 1941‒1945: Энциклопедия. М., 1985. С. 157.

⁴⁴ Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. 1941‒1945. М., 1976. С. 369.

⁴⁵ Streit C. Keine Kameraden. S. 259.

⁴⁶ Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступника­ми: Сборник материалов. М., 1958. Т. 3. С. 130.

^[15]Доктор исторических наук, Институт российской истории РАН.