Целинный проект Н. С. Хрущева: взгляд из XXI в.

О. М. Вербицкая[*]

После окончания Второй мировой войны СССР приобрел огром­ный авторитет в мире, по праву занимая в нем ведущие позиции, ведь он внес решающий вклад в совместную победу над германским фашиз­мом. Советский Союз располагал мощным военным потенциалом и наравне с США владел новейшим оружием массового поражения — атомной бомбой. Однако при всей военной доблести и величии совет­ский народ-победитель не имел самого необходимого — бесперебой­ного продовольственного снабжения.

В целом продовольственный кризис в послевоенные годы в разной степени пережило население всех стран, участвовавших во Второй ми­ровой войне. Но в СССР помимо послевоенных трудностей и тяжелых последствий жестокой засухи 1946 г., которые крайне обострили по­ложение с продовольствием, этот кризис приобрел затяжной характер. Важнейшую роль в формировании продовольственного кризиса играл системный фактор — деформированная советская экономика, в кото­рой развитая индустрия уживалась с крайне запущенным сельским хо­зяйством. Наиболее болезненным проявлением этого несоответствия являлась так называемая зерновая проблема. Строго говоря, под этим термином, как видно из содержания правительственных документов 1930‒1950-х гг., подразумевалась продовольственная проблема вооб­ще, т.е. общий недостаток в стране продовольствия. Вследствие хрони­ческого недопроизводства зерна страдала кормовая база животновод­ства, из-за чего производство мясомолочной и прочей животноводческой продукции находилось на низком уровне, а это предопределяло отста­вание всей аграрной отрасли.

В условиях действовавшей в стране мобилизационной экономики советское руководство расценивало сельское хозяйство главным обра­зом в качестве сырьевого придатка и донора промышленности, в то время как его собственные интересы считались второстепенными. В ходе многолетней сверхэксплуатации деревни государство изымало из аграрного сектора практически весь произведенный там продукт, направляя его прежде всего на нужды развивавшихся городов и про­мышленности. Вместе с тем ответный поток государственных ресур­сов в деревню по своему объему не был сопоставим с поступавшей от нее продукцией. Изъятие у колхозов большей части заработанных средств не позволяло им осуществлять расширенное производство. В таких условиях колхозно-совхозная система просто не могла быть эффективной и продовольственный кризис в СССР приобрел посто­янно действующий характер. Мы полагаем, что главная причина всех проблем в сельском хозяйстве заключалась не в нем самом, а в издерж­ках аграрной политики государства, в экономии на развитии этой важ­ной отрасли (скудное финансирование, материально-техническое снабжение и т.д.).

Конкретным воплощением аграрной политики советской власти с конца 1920-х гг. стал неэквивалентный характер обмена между горо­дом и деревней, когда цены на промышленные товары государство устанавливало достаточно высокие, а сельскохозяйственную продук­цию приобретало по крайне низким закупочным ценам. Занижение цен на аграрную продукцию соответствующим образом влияло на уро­вень оплаты труда ее главных производителей — работников колхозов, что в сочетании с высоким налоговым обложением не создавало им должной мотивации к дальнейшему наращиванию аграрного произ­водства не только в общественном секторе, но и в своих подсобных хозяйствах, буквально задушенных высокими государственными по­датями.

Послевоенное восстановление сельского хозяйства происходило медленно и неравномерно. На начальном этапе — в 1945‒1949 гг. тем­пы его ежегодного прироста были высоки — почти 10%, но с 1950 г. они резко замедлились (менее 1%)1. Затухающая динамика лишь подтверж­дала очевидную стагнацию аграрного сектора. В начале 1950-х гг. сово­купность этих причин привела к новому обострению продовольствен­ного кризиса, в стране не хватало продуктов, прежде всего жиров и хлеба, и население городов, чтобы купить в магазине хлеб, с ночи за­нимало очереди. Интересные детали приводятся в недавно опублико­ванной стенограмме июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС, на кото­ром была осуждена антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и др., выступавших противниками новой линии партии, в том числе и в сельском хозяйстве. В частности, В. М. Молотову при­помнили, что в 1954 г. он был серьезным противником целинного про­екта Н. С. Хрущева. На Пленуме все его возражения против освоения новых земель на востоке страны были опровергнуты тем, что эта мера была вынужденной и вытекала из резко обострившейся в начале 1950-х гг. «зерновой проблемы» и нехватки в городах продовольствия. По воспоминаниям члена ЦК КПСС тов. Аристова, выступавшего на данном Пленуме, Сталин не осознавал масштабов зерновой пробле­мы, считая, что в стране происходят просто «перебои» с хлебом. На это тов. Аристов якобы даже возразил: «Нет, тов. Сталин, не перебои, а давно там /в Рязани/ хлеба нет, масла нет, колбасы нет. В очереди сам становился с Ларионовым /секретарем Рязанского обкома партии/ в 6‒7 утра, проверил — нет хлеба нигде»2.

Качество питания советских граждан было невысоким, его никак нельзя было назвать сбалансированным, поскольку основу пищевого рациона составляли углеводы (хлеб и картофель), которых потребля­лось в среднем в два с лишним раза больше норм, рекомендованных медициной для рационального питания. Завышая потребление угле­водов, население тем самым пыталось восполнить недостаток посту­пления в пищу белков и жиров из-за дефицита продуктов животного происхождения. В 1952 г., уже спустя 7 лет после окончания войны, в расчете на душу населения среднегодовое потребление в СССР таких высокоценных продуктов, как молоко и молочные продукты, было вдвое ниже требуемой нормы, мяса и сала — в 3,4 раза, яиц — почти в 5,5 раз меньше и т.д. Советский Союз в данном отношении значитель­но отставал от сложившейся структуры питания и уровня потребления в США, Англии и Франции, где она была близка к рациональной3.

Однако в создавшейся ситуации, как пишет И. Е. Зеленин, после завершения восстановительного периода сталинский режим, демон­стрируя неспособность к радикальным аграрным реформам и про­должая политику насилия и репрессий, «подошел к последней черте, наблюдались признаки его агонии и распада»4. Вместо того чтобы пе­реломить негативный ход экономического развития и изменить курс аграрной политики, он предпочел замалчивание трудностей в сель­ском хозяйстве. С высокой трибуны XIX съезда партии (1952 г.) Г. М. Маленков, бывший тогда заместителем председателя Совета Ми­нистров СССР (председателем был Сталин), в отчетном докладе съез­ду после ритуального восхваления заслуг партии в реализации аграр­ной политики сделал важное официальное заявление, что зерновая проблема в СССР «окончательно и бесповоротно решена»5.

В действительности этого не могло быть, поскольку зерна в го­сударственные закрома в 1952 г. поступило всего лишь 5,6 млрд пудов, но на съезде была озвучена цифра в 8 млрд пудов. Огромное расхожде­ние в данных до известной степени отражало результаты дефектности принятой в стране системы исчисления урожайности. Прозвучавший на съезде вывод о решении «зерновой проблемы» в СССР основывался на биологической (видовой) урожайности, определяемой районными инспекторами «на глазок», на приблизительных замерах получения зерна с определенной площади. При таком подсчете абсолютно игно­рировались неизбежные потери при сборе, транспортировке и хране­нии зерна, составлявшие, как правило, до трети исчисленного «видо­вого» урожая. Тем не менее в отчетности обычно фигурировала видовая урожайность, именно ее замеры шли «наверх». В результате, по вос­поминаниям Хрущева, фактически собранного (т.е. амбарного) уро­жая зерновых в 1952 г. для покрытия всех расходов не хватило, поэтому на минимальные внутренние потребности в хлебе было позаимствова­но 60 млн пудов зерна из государственного резерва6.

Оглядываясь на минувший ХХ в., невозможно не увидеть, что все это время отечественное сельское хозяйство постоянно подвергалось реформированию — начиная с П. А. Столыпина и завершая радикаль­ными аграрными преобразованиями 1990-х гг. После Октября 1917 г. первые советские аграрные реформы были нацелены главным образом на изменение формы собственности на землю, проведение национа­лизации и социализации; затем последовала коллективизация, на­сильственным образом покончившая с господством традиционного единоличного крестьянского хозяйства. Истинный смысл аграрной модернизации «по-советски» заключался в учреждении коллективиза­цией такого экономического порядка, при котором государство могло бы на законном основании изымать из деревни большую часть произ­веденного ею продукта. Однако созданный советской властью колхоз­ный строй на практике оказался затратным и малоэффективным, вся работа в нем строилась разве что на административном нажиме и налогово-заготовительном терроре. Правительство должно было вновь и вновь обращаться к доработке отдельных элементов его экономиче­ского механизма, намечать очередные «неотложные меры» по подъему сельского хозяйства.

Подчеркнем, что все аграрные преобразования ХХ в. проводились «сверху», исключительно властью, которая, принимая реформы, ни­когда не интересовалась мнением тех, кто жил и работал на земле. Бес­спорно, все попытки реформирования предпринимались в надежде на позитивный результат — если не на достижение полного изобилия продовольствия, то хотя бы на общее улучшение положения в сель­ском хозяйстве. Однако так было далеко не всегда. Лишь в случае со столыпинской реформой, а в советское время — после принятия в сен­тябре 1953 г. нового курса аграрной политики такой эффект действи­тельно удалось получить. Но даже столь редкий позитивный результат от нововведений, как правило, оказывался кратковременным, всего на несколько лет реально улучшая ситуацию. И все же, несмотря на постоянные преобразования в аграрном секторе СССР, общий их итог оказался печальным — страна и к концу XX в. все еще не обеспечивала себя продовольствием в нужном объеме. Более того, к этому времени Россия попала в прямую продовольственную зависимость от импорта, что открыто признавало даже правительство.

После смерти Сталина в аграрной политике начался новый этап. Слишком очевидны к этому времени были пагубные последствия про­должавшегося в течение почти четверти века непомерного изъятия ма­териальных и прочих ресурсов из деревни. В период пребывания Хру­щева на высших постах в партии и государстве началось постепенное оздоровление аграрной экономики, которая на целые 10 лет стала при­оритетным направлением развития страны и постоянно находилась под прицелом внимания правительства. Если при Сталине ее суть сво­дилась к практически бескомпромиссному подходу к крестьянству и безоглядному выкачиванию средств из села, то с осени 1953 г. в ней на­чалась полоса многочисленных преобразований разного масштаба и результативности. Их цель в обобщенном виде может быть определена как попытка реального прорыва в сельском хозяйстве, нацеленного на решение продовольственной проблемы.

Уже на сентябрьском Пленуме ЦК партии (1953 г.) была принята новая программа развития сельского хозяйства, взят курс на усиление роли интенсивных факторов. Были существенно повышены заготови­тельные и закупочные цены на все виды сельскохозяйственной про­дукции, и на базе этого начался заметный подъем материальной заин­тересованности работников колхозов, в том числе и за счет снижения налогового бремени с их подсобных хозяйств, и др.7

Начиная с сентября 1953 г. и до середины 1964 г. аграрная тематика доминировала в повестке дня 14 пленумов ЦК КПСС, и на всех регу­лярно проводившихся партийных съездах в той или иной форме тоже шла речь о проблемах сельского хозяйства. Можно сказать, что в пе­риод правления Хрущева советская деревня, по существу, преврати­лась в испытательный полигон, на котором методом «проб и ошибок» неутомимый реформатор отрабатывал самые разные варианты соб­ственного инновационного подхода к решению «зерновой проблемы» (в их числе были не только освоение целины, но и фантастический проект «догнать и перегнать Америку по производству животноводче­ской продукции» как осознаваемая им необходимость модернизационных реформ «догоняющего» характера в аграрном секторе, а также повсеместное распространение кукурузы как универсального средства обеспечения кормами животноводства и др.). Уже из этого перечня видно, что далеко не все акции Хрущева, предпринятые после судьбо­носного 1953 г., строго соответствовали намеченной Пленумом про­грамме по интенсификации аграрной сферы. Особенно явным отсту­плением от нее стал план по дополнительной распашке и включению в сельскохозяйственный оборот целинных и залежных земель на вос­токе страны.

Данный проект задумывался как попытка в кратчайшие сроки покончить наконец с продовольственной проблемой. Забегая вперед, отметим, что воплощение этого замысла на определенном этапе было вполне успешным, но, как часто бывало в российской истории, успех оказался недолгим и к тому же не бесспорным. Позже в адрес Хруще­ва по поводу целины было высказано много критических замечаний, в том числе и справедливых, тем более что с конца 1950-х гг. урожай­ность на новых землях стала резко падать — это и стало важнейшей причиной очередного обострения зернового кризиса в СССР. На октябрьском (1964 г.) Пленуме партии коллеги по Президиуму ЦК припомнили Хрущеву все его неудачные эскапады в области сельско­го хозяйства, а целину в особенности, сняв его с должности и отпра­вив на пенсию.

Не удивительно, что во времена Л. И. Брежнева, который в октяб­ре 1964 г. был назначен на высшие руководящие посты в стране, само имя Н. С. Хрущева стало своеобразной «фигурой умолчания». Практиче­ски все преобразования в сельском хозяйстве за предыдущее 10-летие, включая и целинную эпопею, советское руководство при новом Генсе­ке стало оценивать лишь как проявление авторитаризма и волюнта­ризма, обходя полным молчанием личность, под непосредственным руководством которой они были осуществлены. Безусловно, освоение целины впоследствии вошло во все учебники и труды по истории Оте­чества, правда, в значительной мере в негативном контексте, а имя главного ее инициатора перестало вообще упоминаться. Обычно дело ограничивалось лишь констатацией факта, что целинные совхозы и колхозы внесли значительный вклад в создание продовольственного фонда страны, после чего внимание переключалось на критику (об­щую неподготовленность этой кампании, тяжелый экономический ущерб, причиненный ею развитию сельского хозяйства в централь­ных, «старопахотных» областях страны, и др.)8.

Более того, в 1970-е гг. у Хрущева пытались даже отнять авторство самой идеи освоения целины. В частности, Брежнев в своих воспоми­наниях писал: «Иногда спрашивают, кто был автор идеи поднять цели­ну?.. Считаю, что сам вопрос неверен, в нем кроется попытка выда­ющееся свершение нашей партии и народа приписать “прозрению” и воле какого-либо одного человека. Подъем целины — это великая идея коммунистической партии»9.

С целью замалчивания роли Хрущева в подъеме целины эта кампа­ния стала освещаться таким образом, что курс на массовое освоение целинных земель был определен на XIX съезде партии, а затем был продолжен сентябрьским (1953 г.) Пленумом. Однако такие выводы находятся в серьезном противоречии с реальными фактами. Выше уже отмечалось, что XIX съезд исходил из того, что зерновая проблема в стране решена, вследствие чего в области сельского хозяйства главной задачей на ближайшие годы провозглашался рост урожайности всех сельскохозяйственных культур, т.е. был взят курс на интенсивное раз­витие. В связи с этим представляется сомнительным упоминание здесь же об экстенсивных факторах — о вовлечении в хозяйственный оборот дополнительных земельных площадей. Как видно из документов съез­да, речь об этом вообще не шла10.

Думается, что о целинной эпопее, задуманной и в целом удачно осуществленной под руководством Хрущева, в нашей стране все же известно немало. Другое дело, что, несмотря на признание серьезного вклада освоенных целинных земель в общее увеличение производства зерна, ряд других позитивных сторон этой акции замалчивался и основной акцент всегда был смещен в сторону негативных моментов, которые ей сопутствовали. В результате истинные масштабы сделан­ного и экономическая эффективность данного мероприятия с годами отошли как бы на второй план, а на поверхности остались негативно­уничижительные оценки.

Известно, что большое видится издалека, и объективная оценка кампании по освоению целины для советской экономики и сельского хозяйства может быть представлена с разных точек зрения в наши дни, когда появилась возможность ее исторического сравнения, например, с экономическими и социальными последствиями рыночной рефор­мы в сельском хозяйстве 1990-х гг.

В СССР долгое время не было возможностей для серьезного и взвешенного изучения целинной эпопеи и ее экономических резуль­татов. Одной из основных причин такого положения являлось ставшее привычным замалчивание имени Хрущева и его вклада в развитие оте­чественного сельского хозяйства. Кроме того, историкам в течение не­скольких лет были недоступны основные документальные источники по этой проблеме.

Уже в 1990-е гг. новый взгляд на деятельность Хрущева и проведен­ную им целинную кампанию, а также на позицию советской аграрной науки по данному вопросу отразил в своих трудах академик А. А. Нико­нов, бывший очевидцем и даже активным участником многих событий тех лет. Задав далеко не праздный вопрос о целесообразности распашки целины и залежей на востоке страны, он сразу выразил свое отношение к этому проекту: «А надо ли было начинать это крупное мероприятие? Не лучше ли было сосредоточить силы и средства в давно обжитых рай­онах, например, российского Нечерноземья и Черноземья, вообще ев­ропейской части страны? Ведь здесь село в те годы не было столь запу­стелым. К тому же климат в этой зоне менее континентальный по сравнению со степью…» Однако был принят восточный вариант.

А. А. Никонов значительно дополнил источниковую базу пробле­мы освоения целины введением нового материала об оппозиции Хру­щеву при обсуждении этого проекта в ЦК — в лице «бывших ближай­ших соратников Сталина» — Молотова, Маленкова, Ворошилова, Кагановича и др., которые активно сопротивлялись реализации пред­ложенной Хрущевым программы и т.д.11

После того как в 1990-е гг. в дополнение к уже имевшимся доку­ментам была опубликована упомянутая ранее стенограмма партийно­го Пленума (июнь 1957 г.), где оценивались первые итоги освоения целины, на обновленной источниковой базе и с принципиально иным подходом к аграрной политике Хрущева приступил И. Е. Зеленин. Он подробно проанализировал основные реформы 1950-х гг., дал им объ­ективную и взвешенную оценку, детально остановившись на их пози­тивных и негативных итогах. Такому же анализу была подвергнута и массовая кампания по освоению целинных и залежных земель — от зарождения идеи, разработки на ее основе специального проекта, его продвижения через ЦК и вплоть до рассмотрения полученных в раз­ные годы результатов12.

И. Е. Зеленин и другие исследователи данной проблемы отмечают, что грандиозная программа освоения целинных и залежных земель стала разрабатываться непосредственно после окончания сентябрь­ского (1953 г.) Пленума партии, на котором основной доклад о состоя­нии сельского хозяйства сделал Хрущев. Скорее всего, мысль о необ­ходимости дополнительной распашки веками нетронутых целинных земель пришла ему в голову именно как вариант выхода из тупика, в котором оказалось сельское хозяйство к осени 1953 г.13

Если сравнивать научную разработку программы освоения целины с другими значимыми преобразованиями в сельском хозяйстве, на­пример с радикальными реформами 1990-х гг., нельзя не заметить у них как черты определенного сходства, так и черты разительного от­личия.

Так, например, после того как в самом начале 1990-х гг. руковод­ство страны объявило, что им взят курс на рыночные преобразования, в средствах массовой информации довольно долго не появлялось ни­какой конкретной информации на этот счет. Слухи о том, что рефор­мы якобы готовятся группой молодых ученых-экономистов во главе с Е. Гайдаром, так и оставались слухами. Ничего не сообщалось и о том, как идет процесс выработки проекта реформ, их концепции, не говоря о соответствующих цифровых данных. Отсутствовали любые подтверждения самого факта подготовки реформ. Кстати, даже сегод­ня, спустя 20 лет, какая-либо достоверная информация о том, каким был подготовительный этап российских рыночных реформ, включая аграрную, отсутствует.

О том, что рыночные реформы начались, россияне узнали 2 января 1992 г., когда, придя в магазин, увидели новые ценники с многократно возросшими цифрами. Первым шагом на пути к рынку в России стала либерализация цен на товары и услуги. Шок от произошедшего был настолько велик, что сразу стало ясно — это и есть обещанная «шоко­вая терапия»14.

Целинный проект Н. С. Хрущева в отличие от современных аграр­ных реформ прошел весьма тщательную предварительную проработку. Достаточно сказать, что эту идею ее автор вынашивал с сентябрьского Пленума 1953 г. — того самого, который впервые почти за четверть века принял реальную программу подъема сельского хозяйства, преду­сматривавшую заметный рост финансирования отрасли и повышение материальной заинтересованности колхозного крестьянства. Подго­товка целинного проекта заняла около полугода, и 30 января 1954 г. Хрущевым была подана в Президиум ЦК КПСС Записка под весьма актуальным для того времени заголовком «Пути решения зерновой проблемы». В ней на основе серьезного анализа тяжелой ситуации, сложившейся в сельском хозяйстве, предлагался принципиально но­вый подход к ее решению. В частности, была выдвинута задача освое­ния залежных и целинных земель уже в 1954‒1955 гг., которая имела первостепенное значение.

Во время работы над проектом освоения целины Хрущеву пред­ставлялось совершенно необходимым обоснование экономической целесообразности вовлечения в хозяйственный оборот огромных не­используемых земельных массивов, сосредоточенных в основном на востоке страны. По его убеждению, их распашка способствовала бы реальному увеличению производства зерна в относительно короткие сроки. Предварительно он запросил мнение компетентных в данной области лиц и инстанций. Материалы, представленные Хрущеву ве­дущими специалистами, среди которых были министр сельского хо­зяйства И. А. Бенедиктов, его заместитель В. Мацкевич, президент ВАСХНИЛ академик П. П. Лобанов и др., и были положены в основу Записки для ЦК. Желая придать своим расчетам большую убедитель­ность, Хрущев приложил к подготовленной им Записке ряд докумен­тов (заранее разработанный проект постановления «Об увеличении производства зерна в 1954‒1955 гг. за счет освоения целинных и залеж­ных земель»; Докладную записку Госплана СССР, обобщавшую выво­ды нескольких министерств; записку оптимистического содержания от «самого народного» академика Т. Д. Лысенко относительно пер­спектив урожайности зерновых на целине; а также вырезки из газет с репортажами об уже накопленном коллективными хозяйствами опы­те по освоению целинных и залежных земель). Однако во всех прила­гаемых материалах наряду с безусловной поддержкой идеи освоения целины содержались предостережения специалистов о необходимости учитывать экологический фактор — распашка степных целинных зе­мель должна вестись лишь при строго определенных условиях. Ни у кого из авторов не вызывало сомнения, что естественное плодородие этих земель можно эксплуатировать лишь несколько лет подряд, после чего земле следует дать отдых, сосредоточив основное внимание на специ­альных агроприемах, а темпы дальнейшей распашки новых земель нужно существенно снизить15.

Значительное место в Записке Хрущева было уделено доказатель­ству необоснованности сделанного на XIX съезде ВКП(б) заявления о решенности зерновой проблемы и его противоречия реальному поло­жению вещей. Для этого он сопоставил данные о хлебозаготовках за последние годы: в 1953 г. государственный план предусматривал хле­бозаготовки в объеме 850 млн пудов, но фактически было заготовлено только 447 млн, т.е. заметно меньше, особенно в сравнении с 1940 и 1950, 1951 гг. Приводились и другие цифровые выкладки, анализ кото­рых показывал, что заготовки и закупки постепенно приносят в госу­дарственные закрома все меньше хлеба. Автор подчеркивал всю опас­ность наметившейся тенденции, поскольку в стране быстро росло городское население, а значит, росли потребности в зерне. В результа­те создавалось несоответствие между объемами зерна, поступавшего в государственные закрома, и реальными запросами населения. В связи с этим Хрущев писал: «Сейчас перед страной стоит задача — изыскать возможности резкого увеличения производства зерна с тем, чтобы го­сударство имело в своих руках в ближайшие годы по заготовкам и за­купкам 2500‒2600 млн пудов зерна продовольственных, фуражных, крупяных и зернобобовых культур»16.

Как уже отмечалось, зерновую проблему Хрущев справедливо оце­нил как основной недостаток советского сельского хозяйства. Для бы­стрейшего преодоления накопившихся трудностей он считал, что «важным и совершенно реальным источником увеличения производ­ства зерна является расширение в ближайшие годы посевов зерновых культур на залежных и целинных землях в Казахстане, а также частич­но в районах Поволжья и Северного Кавказа и проведение мероприя­тий по всемерному повышению урожайности во всех районах страны». Начинать он предлагал с распашки 13 млн га: 8,7 млн — силами колхо­зов и 4,3 млн — совхозов. Средняя урожайность в 10 центнеров с гек­тара могла принести дополнительно 800‒900 млн пудов хлеба, в том числе товарного (по обязательным поставкам, закупкам и натуро­плате) — 500‒600 млн пудов. Если учесть, что себестоимость зерна по совхозам равнялась 47 руб., то в результате можно было еще и попол­нить госбюджет примерно на 17 млрд руб. К тому же предполагалось, что этот хлеб будет получен с минимальными затратами, а принимая во внимание климатические условия целинных районов, ожидалось, что он будет высокого качества17.

На основе изучения полученных по запросу документов, а также данных о фактическом положении в зерновой отрасли Хрущев соста­вил план освоения целинных и залежных земель на ближайшие два года и даже рассчитал возможную урожайность. Однако было одно об­стоятельство, которое он оставил в тени, — это безусловный вывод специалистов относительно необходимости значительного сокраще­ния темпов дальнейшей распашки новых земель и строгого соблюде­ния агротехнических правил на уже использовавшихся в течение двух лет площадях18. Этими рекомендациями знающих людей, как впослед­ствии оказалось, Хрущев пренебрег.

Тем не менее факты подтверждают, что Хрущев на этапе подготов­ки проекта по-своему серьезно, хотя и в свойственной ему излишне оптимистичной манере подошел к проблеме освоения целины, изучив все возможные тогда виды достоверной научной информации. На са­мом обсуждении в ЦК столь неоднозначное предложение, естествен­но, не могло не вызвать противоположных мнений и высказываний. Особо острая дискуссия разгорелась, когда против проекта стали ак­тивно возражать члены делегации ЦК КП Казахстана, резонно ссы­лавшиеся на отсутствие в районах будущего освоения целины транс­портной и производственной инфраструктуры, а также нехватку жилья. Их аргументы строились еще и на том, что массовая распашка целины в их республике пойдет вразрез с интересами коренного насе­ления, которое традиционно использует эти земли в качестве выпасов для скота. По воспоминаниям академика А. А. Никонова, делегация из Казахстана представила свою местную карту почв, из которой следова­ло, что пахать можно было далеко не все из намеченных земель. В про­тивном случае, предупреждали казахи, в перспективе весьма вероятны серьезные экологические катастрофы — возникновение пыльных бурь, исчезновение пахотного слоя на огромных площадях, а в Калмы­кии и Нижнем Поволжье — появление первых на европейском конти­ненте пустынь. Все эти аргументы Хрущев парировал как политически незрелые, а представления об ущербе от распашки целинных земель назвал вообще отсталыми19.

Еще одно возражение против целинного проекта неожиданно для Хрущева выдвинула группа ученых во главе с профессором М. Г. Чи­жевским, специализировавшихся по проблемам засушливого земледе­лия. Они высказали острые критические замечания в адрес отдельных положений программы освоения целины, сославшись на уже имев­шийся печальный опыт Зернотреста, совхозы которого осуществляли бессистемные посевы в районах засушливого земледелия, в результате чего получили сплошные заросли сорняков, с которыми было чрезвы­чайно трудно бороться. И снова прозвучало предупреждение: только грамотное внедрение с самого начала освоения целины правильных севооборотов, травосеяния и сочетания зернового производства с жи­вотноводством поможет воспрепятствовать засорению почв20.

Тем не менее на заседании президиума ЦК 30 января 1954 г. Запи­ска Хрущева получила одобрение и была поставлена в повестку дня ближайшего февральского Пленума ЦК КПСС. На нем обсуждение проекта об освоении целины также было встречено с некоторой долей критики. На сей раз серьезным оппонентом оказался министр ино­странных дел В. М. Молотов, сомневавшийся в целесообразности хо­зяйственного риска — оттягивания средств от тех районов, которые давно дают хлеб, в пользу новых, где хлеб никогда не выращивался и не известно, будет ли он там расти. «Это сомнительное дело, — гово­рил он. — Надо поднимать производство зерна в старых районах»21.

Однако мнение, что подъем целины позволит решить вопрос обе­спечения страны хлебом, победило. По итогам работы Пленума в на­чале марта 1954 г. было принято постановление «О дальнейшем увели­чении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель». В нем отмечалось, что для решения зерновой проблемы стра­на располагает всеми необходимыми возможностями — землей, тех­никой, многочисленными научными кадрами и специалистами сель­ского хозяйства, а также миллионами крестьян. На 1954‒1955 гг. ставилась задача распахать 13 млн га целины и залежи, а всего таких земель в СССР имелось около 40 млн га22. Полученная поддержка про­екта массового освоения целины на партийном пленуме 1954 г. означа­ла полную победу плана аграрных реформ, задуманных Хрущевым.

Ю. Аксютин пишет о личном обаянии Хрущева, которое сильно располагало к нему людей. Выступая на Пленуме, а также перед моло­дежью, отправлявшейся на целину, Хрущев предстал человеком, умев­шим шутить, говорить «без бумажки», просто и доходчиво. Это спо­собствовало стремительному росту его популярности среди молодежи, которая оказала ему всемерную поддержку23.

Освоение целины быстро приобрело характер всенародной ак­ции — в районы освоения поехали сотни тысяч колхозников, работни­ков МТС и совхозов, а также городских рабочих. Уже к концу июня 1954 г. в целинных МТС и совхозах трудилось более 140 тыс. человек. Освоение целины обычно связывается с совхозами, но и роль колхозов была далеко не второстепенной. В отличие от целинных областей Ка­захстана, где создавались в основном совхозы, в РСФСР, по крайней мере в 1954‒1956 гг., главную роль в освоении целины сыграли колхо­зы. В это время распашкой новых земель в России занималось около 88 тыс. колхозов, а в Казахстане — лишь 1,7 тыс. Российские колхоз­ники уже в 1954 г. совместно с работниками целинных МТС, имея за­дание поднять 8,7 млн га новых земель, сумели распахать 11,3 млн га. Всего же за первые три года широкого наступления на целину колхозы подняли 21,6 млн га целинных и залежных земель, что составляло свы­ше 60% общего количества вспаханных за это время новых земель24.

Совхозы сыграли не меньшую роль в подъеме целинных и залежных земель. В степных районах только за весенние месяцы 1954 г. появилось 124 зерновых совхоза, а всего за первые два года массового освоения це­лины было создано уже 425 зерновых совхозов. Этот процесс продол­жался и в последующие годы. К началу 1957 г. совхозы, организованные в 1954‒1955 гг. на целинных землях, располагали уже 176,3 тыс. посто­янных штатных работников (без сезонных), в том числе 40,7 тыс. — в РСФСР и 135,5 тыс. — в Казахской ССР. Всего же в годы массового освоения целины туда прибыло свыше 0,5 млн человек25.

Важно подчеркнуть, что вместе с людьми на целину потекли ко­лоссальные материальные и финансовые ресурсы. Целинные хозяй­ства неплохо снабжались сельскохозяйственной техникой — уже в те­чение первых месяцев целинной эпопеи они получили 50 тыс. тракторов (в 15-сильном исчислении), 6,3 тыс. грузовых автомашин, много другой техники, оборудования и материалов. Не жалело прави­тельство и финансовых средств — только на строительство жилых и производственных помещений оно направило 400 млн руб., что дало возможность быстро соорудить стандартные дома общей площадью в 250 тыс. м2. О приоритетном техническом оснащении целинных хо­зяйств свидетельствует тот факт, что в начале 1957 г. общая мощность тракторов, сосредоточенных только в целинных совхозах системы Ми­нистерства совхозов СССР, достигала уже 1335,2 тыс. л.с., или более 30% от их суммарной мощности по данному ведомству в масштабах всей страны26.

Первые годы на целине оказались очень урожайными — собран­ный там урожай действительно заметно ослабил остроту продоволь­ственной проблемы. Если до массового освоения целины средний ежегодный валовой сбор зерна (амбарный урожай) в стране на протя­жении 1949‒1953 гг. составлял 80,9 млн т, то в 1954‒1958 гг. эта цифра выросла до 113,2 млн т. Это означало, что новые целинные районы да­вали почти 30% хлеба дополнительно. Соответственно значительно (вполовину) выросли и объемы государственных заготовок и закупок зерновых — с 31,1 млн т (в 1953 г.) до 56,8 млн т (в 1958 г.)27.

По подсчетам ученых, чтобы получить столько хлеба в районах традиционного земледелия, стране потребовалось бы не менее 10 лет, тогда как распашка целины дала весомую прибавку всего за 5 лет. В ре­зультате улучшилось снабжение населения продовольствием, выросло производство мяса, молока. Особенно большой успех целина принес­ла в очень благоприятном по климатическим условиям 1956 г., когда удалось собрать рекордный урожай — 127,6 млн т зерновых. Благодаря освоению целины быстро поднимался ее удельный вес в общих закуп­ках зерна по СССР: в 1958 г. доля целинного хлеба превысила полови­ну всех сборов по стране (58%), в 1960 г. — даже 62%, после чего стала резко снижаться — до 45% (в 1961 г.) и 37% (в 1963 г.). Тем не менее на этапе 1950-х гг., когда в СССР особенно остро ощущался продоволь­ственный кризис из-за недопроизводства зерновых, поступление це­линного хлеба сыграло решающую роль в снабжении населения про­дуктами. Еще раз подчеркнем, что в 1956‒1958 гг. целина давала более половины заготовленного хлеба28.

Об эффективности целины можно судить и по другим данным. Как подсчитал в свое время академик А. А. Никонов, за 1954‒1959 гг. в ее освоение государство вложило 37,4 млрд руб., в то же время только за счет товарного зерна госбюджет получил из новых районов около 62 млрд руб., т.е. чистый доход составил 24 млрд.29

Однако, говоря об огромной экономической пользе поднятой це­лины, было бы неверным не отметить и теневые страницы ее истории. Несмотря на то что государство щедро направляло на целинные земли технику и финансы, этих ресурсов, очевидно, не хватало, так как у це­линников было много проблем по всем направлениям. По существу, освоение целины с самого начала превратилось в очередную прави­тельственную кампанию, начатую в полном смысле слова на пустом месте. Никакой предварительной подготовки на местах к приезду це­линников не проводилось: не было ни дорог, ни зернохранилищ, ни квалифицированных специалистов, не говоря уже о жилье. Поначалу прибывавшая молодежь практически повсеместно ночевала в палат­ках прямо посреди зимней степи, до тех пор пока не были построены домики, пригодные для проживания. В организации труда тоже было далеко до полного порядка — многочисленные неувязки и трудности с поставкой техники, горючего, строительных материалов и прочего по­стоянно рождали неразбериху, и не секрет, что на целине процветали авралы и штурмовщина. Выборочные проверки урожая зерновых на целине обнаруживали большие потери зерна при уборке: например, в 1958 г. в совхозах Актюбинской области Казахстана они достигали 20%, а по Восточно-Казахстанской области — 27,7%. Наряду с низким качеством уборки в целинных хозяйствах не всегда обеспечивалось полное и своевременное оприходование собранного урожая, допуска­лись и другие нарушения30. Не были редкими и случаи вынужденной переброски через всю страну сельскохозяйственных машин, необхо­димых на целине. Из-за острой нехватки кадров в период страды на целину стали направлять студентов, городских рабочих, что сильно за­вышало фактическую себестоимость целинного зерна, а следователь­но, мяса, молока и другой продукции.

Под напором нахлынувших бытовых и производственных проблем были позабыты рекомендации и предупреждения ученых о необхо­димости особого порядка пахоты на целине, о возможных песчаных бурях и суховеях, об ограничении сроков эксплуатации природного плодородия земель. За годы массового освоения так и не были разра­ботаны щадящие способы обработки почв и адаптированные к данно­му климату сорта зерновых. По имеющимся сведениям, в Казахстане свыше 1/3 пахотных земель было заражено почвенной эрозией. Все это приводило к нарушению экологического равновесия на целине31. Гру­бое вмешательство в природу не прошло без последствий: через не­сколько лет проявили себя стихийные факторы, обычные для тех мест, подтвердив мудрость наших предков, обоснованно не трогавших за­лежь — «зону рискованного земледелия».

Во многом крайне негативные последствия распашки и хозяй­ственного освоения целины возникли из-за необоснованного увели­чения плановых заданий. Главной ошибкой сильно увлекающегося Хрущева было то, что по его команде масштабы освоения целины на­растали, как снежный ком. Если Пленум ЦК в феврале 1954 г. в каче­стве важнейшей государственной задачи наметил на 1954‒1955 гг. освоить не менее 13 млн га целины, то уже в июне неутомимый рефор­матор дал указание дополнительно распахать еще 15 млн га, а в авгу­сте речь пошла уже о доведении посевов зерновых культур на вновь осваиваемых землях до 28‒30 млн га. Всего же на этапе массового освоения (в 1954‒1956 гг.) было распахано 35,9 млн га целины, из них почти 20 млн — в Казахской ССР и более 15 млн — в РСФСР32.

В целом цена успеха целины, измерявшаяся в итоге не только до­полнительными тоннами хлеба, оказалась довольно высокой. Ее мас­совое освоение сопровождалось серьезным перераспределением тру­довых ресурсов и сельскохозяйственной техники, преимущественно за счет старопахотных районов России. Важным последствием такой по­литики стал отток трудовых ресурсов из центральных областей на це­лину, который, наложившись на традиционную сельскую миграцию, резко усилил общую убыль сельского населения. В результате именно с середины 1950-х гг. началось запустение деревни и упадок сельского хозяйства в Нечерноземье России. Ради получения миллиарда пудов целинного хлеба Хрущев ни перед чем не останавливался. Новая про­дукция советских заводов сельскохозяйственного машиностроения в эти годы почти вся напрямую уходила на целину. Из-за этого мате­риально-техническое снабжение сельского хозяйства в старых районах практически прекратилось, а техники и других необходимых ресурсов за 1954‒1956 гг. туда поступило даже меньше, чем при Сталине. В ре­зультате то количество машин, которое поступало в МТС центральных районов, не компенсировало числа изношенных и выбракованных ма­шин. Мощность тракторного парка МТС соответственно тоже заметно сократилась33.

Весьма печальным стало и то, что целинный эффект оказался до­статочно кратковременным — сбылись мрачные прогнозы относи­тельно нестабильности урожаев в районах массового освоения земель. Высокие урожаи были получены лишь в 1954, 1956, 1958 и 1960 гг., а затем стало ясно, что целина действительно превратилась в зону «ри­скованного земледелия». Иссякло естественное плодородие, и в це­линных областях Казахстана все чаще стали проявляться ветровые эрозии и другие негативные экологические последствия34.

Суховеи и пыльные бури, недостаток влаги, как и предсказывали ученые, сделали свое дело, и в 1960-е гг. целинные урожаи резко сни­зились. СССР вновь столкнулся с проблемой нехватки хлеба. При вы­печке на хлебозаводах ввиду крайней нехватки пшеницы и даже ржи в тесто стали добавлять кукурузу и горох, что отрицательно сказалось на качестве хлеба. А с 1963 г. впервые в отечественной истории СССР был вынужден закупить хлеб за границей. Кстати, именно с этого вре­мени импорт зерна непрерывно практиковался до самого последнего времени, что свидетельствует о нерешенности в полной мере зерновой проблемы. Однако отрицать то, что освоение целины все же способ­ствовало ее заметному ослаблению, нельзя.

Несмотря на то что впоследствии многие из распаханных земель по причине экологического неблагополучия были заброшены, произ­водство зерна и животноводческой продукции в целинных районах не прекратилось. Всего за 40 лет, начиная с середины 1950-х гг., только Российская Федерация (не считая Казахстана — ныне независимого го­сударства) получила с бывших целинных и залежных земель 1,6 млрд т зерна, что составляло 44% от валовых сборов по всей России. Эконо­мический эффект от целины не исчерпывался только получением до­полнительного зерна — за это время в освоенных районах была произ­ведена и другая продукция: 91,3 млн т мяса в убойном весе (34%), 598 млн т молока (34%), 363 млрд штук яиц (30%) и 3135 тыс. т шерсти (40%)35. Все это доказывает, что решение Хрущева об освоении целины не было ошибкой, несмотря на допущенные промахи и просчеты.

Истинная экономическая эффективность освоения целины осо­бенно наглядна при сопоставлении с реальными последствиями ры­ночных преобразований 1990-х гг. Их результаты тоже оказались весь­ма впечатляющими, но совсем не теми, на которые рассчитывала команда Е. Гайдара, необычайно смело к ним приступая. Молодые ре­форматоры, похоже, не очень утруждали себя серьезной проработкой даже важнейших положений аграрной реформы. На первом ее этапе были осуществлены наиболее радикальные меры, но все они были из числа выработанных в 1987‒1990 гг., т.е. еще в СССР. В соответствии с принятыми тогда законами была отменена государственная моно­полия на землю и проведена приватизация. Что касается расформи­рования колхозов и совхозов, то эта акция проводилась по решению правительства уже новой России (от 29 декабря 1991 г.) «О порядке ре­организации колхозов и совхозов». Нужно отметить, что в этом поста­новлении не было сделано соответствующего такому случаю анализа истинных причин невысокой эффективности производства в совет­ских колхозах и совхозах, а сразу был вынесен вердикт: «Они не смогли накормить страну». Это означало, что российские реформаторы пере­водили решение проблемы эффективности сельского хозяйства из экономической плоскости в другую, имевшую для тогдашней России скорее, политическое значение. Вопрос ставился ребром: необходима смена собственности на землю. Ссылаясь на принятый накануне За­кон о предприятиях и предпринимательской деятельности, новое ру­ководство страны потребовало от всех колхозов и совхозов срочной (в течение одного года) перерегистрации и изменения статуса36. По су­ществу, это предрешало их фактический роспуск.

С этого момента дела пошли намного хуже. Реорганизация колхоз­но-совхозного сектора вызвала сокращение занятости на селе и быстро растущую безработицу. По данным Госкомстата России, в 1990 г. в сель­ском хозяйстве работало 9,7 млн работников, в 1997 г. — 8,6, а в 2003 г. — уже лишь 7,2 млн. Следовательно, количество занятых в аграрной от­расли с 1990 по 2003 г. сократилась почти на 25%, притом что общая численность населения в трудоспособном возрасте за это же время на селе возросла еще на 1,5 млн человек. Значительная часть сельских ра­ботников по-прежнему была занята в остававшихся колхозах и совхозах, получая зарплату размером менее одного прожиточного минимума37.

Безработица не только захватила село, но и приняла затяжной ха­рактер. За годы рыночных реформ постоянную работу потеряли не ме­нее 40% работоспособных жителей деревни. Опросы, проведенные по методике Международной организации труда, показали высокий уро­вень сельской безработицы в России — 18% (в конце 1990-х гг.)38. Без­работица на селе в основном затронула молодежь и женщин. Роспуск предприятий, свертывание социальной сферы и отсутствие новых ра­бочих мест привели к тому, что подросшая за годы реформ сельская молодежь не могла найти работу. В 1999 г. более половины сельских безработных по году и дольше находились в поисках работы39.

Неудача постигла и другое приоритетное направление аграрной реформы. Как известно, особые надежды российских либерал-демо­кратов были связаны с фермерским укладом, которому предполага­лось оказывать всемерную поддержку. Но довольно скоро выяснилось, что созданный кое-как, в спешке, государственный механизм выделе­ния кредитных средств фермерским хозяйствам работает неэффектив­но. На практике обещанные льготные кредиты оказалось получить очень трудно, а если это и удавалось, то галопирующая инфляция делала полученную сумму буквально каплей в море реальных производствен­ных затрат фермеров. В сочетании с другими причинами это препят­ствовало превращению фермерского движения в подлинно массовое, и число крестьянских (фермерских) хозяйств в стране перестало расти. Для успешного функционирования этого движения одного наделения крестьян землей было недостаточно — требовался и первоначальный капитал в виде производственных и непроизводственных фондов, а так­же оборотные денежные средства. В то же время тотальный кризис разо­рял деревню, принося ей огромные убытки. Только из-за диспаритета цен на продукцию промышленного и аграрного производства за 3 года (1992‒1994 гг.) село потеряло около 110 трлн руб.40

Подобные недоработки и общая неподготовленность к огромным трудностям, возникшим в ходе аграрной реформы, свидетельствовали об отсутствии у российского правительства долгосрочной программы, нацеленной на ее поддержку. По существу, правительство оказалось не готово к бурному росту числа фермерских хозяйств и не смогло оказать им действенную помощь не только финансами, но и посредством ор­ганизации системы сбыта сельскохозяйственной продукции.

Опыт проведения аграрных преобразований показал и другой важ­ный факт — приступая к ним, российские младореформаторы не име­ли адекватного представления о современной деревне, о ценностных ориентациях крестьянства и, вообще, о реальной там ситуации. В дей­ствительности социальная база реформ в деревне, особенно на началь­ном этапе преобразований, оказалась очень узка. Далеко не во всех районах России «шоковые» методы роспуска колхозов и совхозов были встречены с одобрением. Реакция большинства селян на приватиза­цию земли оказалась резко отрицательной, они не спешили покидать колхозы и совхозы. Весь накопленный за 1990-е гг. социологический материал свидетельствует, что основная масса сельских жителей в условиях переходного периода после роспуска колхозов существовала на грани нищеты и ее отношение к таким реформам преимущественно было крайне негативным. Основными причинами нежелания заводить фермерское хозяйство, как показали опросы, были: «боязнь риска са­мостоятельности», «нежелание надрываться», «страх неизбежных труд­ностей» и, вообще, — «в коллективе надежнее» и т.п.41

Для того чтобы выжить в условиях экономического кризиса и мас­совой безработицы, селяне интенсифицировали свои личные подсоб­ные хозяйства, что никак не входило в планы реформаторов. И хотя основу средств производства в данном секторе составляли архаичные орудия труда, крестьяне посредством небывалых трудовых усилий су­мели добиться сравнительно высокой экономической отдачи. Сравни­вая эффективность производства в фермерских и личных хозяйствах, существенно различавшихся по земельным площадям (больший пере­вес отмечался у фермеров), приходится констатировать, что доля лич­ных хозяйств населения в валовой продукции сельского хозяйства была значительно выше. В течение периода 1990-х гг. в личных хозяй­ствах производилось около половины общего объема аграрной про­дукции (46‒48%), а доля крестьянских (фермерских) хозяйств состав­ляла всего лишь 2,5% от этого объема42.

Академик Л. Абалкин подсчитал, что в конце ХХ в. Россия, обла­дая 10% мировой пашни, производила всего 1,34% мирового объема сельскохозяйственной продукции»43. В этой явно недостойной великой страны пропорции повинен не только тяжелейший кризис и неста­бильность обстановки 1990-х гг. — велика вина и самих «архитекторов» рыночных реформ. Аграрная реформа не была достаточно проработа­на — у нее не только не было единой концепции и глубокого анализа ситуации в российской деревне, но и не было предусмотрено запасных вариантов для лавирования в случае неудачи. Осуществление аграрной реформы выявило массу крупных ошибок, допущенных теми, кто ее готовил. Это и незнание социальной психологии и крестьянского мен­талитета, неоправданная скоропалительность, проявленная при фак­тическом роспуске колхозов и совхозов, резкое прекращение финансо­вой поддержки фермеров и многое другое, поэтому закономерно, что основные идеи аграрной реформы не нашли в сельской среде должной поддержки. Они оказались неэффективны, а для аграрных предприя­тий России разрушительны: в 1995 г. убыточными были 55% их общего числа, а в 2000 г. — 50,7%44. Кроме того, даже решенные аграрной ре­формой задачи не привели к главному — реальному росту отечествен­ного сельского хозяйства. Из-за неудавшихся реформ оно резко упало, что убедительно подтверждает особый показатель — индекс физиче­ского объема аграрной продукции, произведенной всеми категориями хозяйств. Данный индекс свидетельствует, что в России по отношению к уровню дореформенного 1990 г. в течение всего последующего 10-лет­него периода происходило ежегодное снижение сельскохозяйственно­го производства. В 1998 г. это снижение оказалось максимальным и до­стигло самого дна, составив всего 56% от уровня 1990 г.45

В итоге осуществленные в российской деревне рыночные рефор­мы привели к негативным результатам: объем произведенной сельскохозяйственной продукции сократился почти наполовину; не было вы­полнено и другое важное направление, предусматривавшее создание эффективно работающих фермерских хозяйств. Рыночные реформы на селе вызвали массовую безработицу, застойную бедность сельских жителей и тем самым ожесточили против себя их подавляющую часть. Все это убедительно подтверждало оглушительный провал аграрных реформ в 1990-е гг.

Однако это обстоятельство никогда не подчеркивалось российски­ми средствами массовой информации. Современная ситуация в сель­ском хозяйстве упорно замалчивается, сообщаются лишь какие-то частные детали, из которых не создается четкого представления о дей­ствительной ситуации в пореформенной деревне. Лишь сельские жи­тели, прошедшие через все «прелести» рыночных реформ, знают им истинную цену и до сих пор переживают все их тяжелые экономиче­ские и социальные последствия. Экскурс в историю аграрных реформ конца ХХ в. предпринят здесь вполне осознанно, с конкретной целью, чтобы в их историческом контексте и уже с современных позиций бо­лее объективно и взвешенно оценить последствия крупной историче­ской акции по освоению целины, предпринятой советским лидером Н. С. Хрущевым. Его деятельность слишком долго и несправедливо критиковалась, а истинный экономический эффект, полученный от освоения целинных земель, сознательно занижался. Нам представля­ется, что бесславно проведенные в конце ХХ в. рыночные реформы в аграрном секторе и их разрушительные последствия для страны в це­лом и для села в частности лишь еще больше оттеняют истинный успех всенародной акции 1950-х гг., предпринятой во имя преодоления про­довольственной проблемы в стране.

Примечания

  1. Сельское хозяйство СССР. Стат. сб. М., 1960. С. 21.
  2. Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июньского пленума ЦК КПСС и др. док. / Под ред. А. Н. Яковлева. М., 1998. С. 193.
  3. Зеленин И. Е. Аграрная политика Н. С. Хрущева и сельское хозяйство. М., 2001. С. 79.
  4. Там же. С. 15.
  5. Маленков Г. М. Отчетный доклад XIX съезду партии о работе Центрального Комитета ВКП(б). М., 1952. С. 38; Аксютин Ю. Хрущевская оттепель и обществен­ные настроения в СССР в 1953‒1964 гг. М., 2010. С. 63.
  6. Хрущев Н. С. Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяй­ства. В 5 т. Т. 1. М., 1962. С. 86.
  7. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1985. Т. 8. С. 303‒360.
  8. См., напр.: Краткая история СССР. Ч. 2. М., 1973. С. 428‒430.
  9. Брежнев Л. И. Воспоминания. М., 1981. С. 254‒255.
  10. См. об этом подробнее: Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 6.
  11. Никонов А. А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика Рос­сии (XVIII—XX вв.). М., 1995. С. 306‒312.
  12. Зеленин И.Е. Указ. соч. С. 77‒103.
  13. Там же. С. 84; Никонов А. А. Указ. соч. С. 306; Томилин В. Н. Наша крепость. МТС Черноземного Центра России в послевоенный период: 1946‒1958 гг. М., 2009. С. 123.
  14. История современной России: Десятилетие либеральный реформ 1991‒1999 гг. М., 2011. С. 38.
  15. См.: Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 87; Никонов А. А. Указ. соч. С. 306‒307.
  16. Хрущев Н. С. Указ. соч. Т. 1. С. 85‒87; Никонов А. А. Указ. соч. С. 306.
  17. Хрущев Н. С. Указ. соч. С. 85‒90.
  18. Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 86.
  19. Никонов А. А. Указ. соч. С. 308.
  20. См. об этом: Зеленин И. Е. С. 91‒92.
  21. Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма... С. 113; Аксютин Ю. Указ. соч. С. 85.
  22. КПСС в резолюциях. Т. 8. М., 1985. С. 366.
  23. Аксютин Ю. Указ. соч. С. 87.
  24. История советского крестьянства. Т. 4. М., 1988. С. 254.
  25. КПСС в резолюциях. Т. 8. С. 393; РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 6036. Л. 60‒61.
  26. РГАЭ. Там же. Л. 99 об.,100 об.
  27. Народное хозяйство СССР в 1958 г.: Стат. ежегодник. М., 1959. С. 433.
  28. Страна Советов за 50 лет: Стат. сб. М., 1972. С. 138‒139; Советское крестьян­ство. Краткий очерк истории (1917‒1969). М., 1970. С. 400.
  29. Никонов А. А. Указ. соч. С. 30.
  30. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 6454. Л. 82, 227.
  31. См.: Best Referat.ru // Аграрная политика Хрущева.
  32. Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 96.
  33. См.: Томилин В. Н. Указ. соч. С. 179.
  34. Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 98.
  35. Никонов А. А. Указ. соч. С. 30.
  36. См.: Исправникова Н. Парадоксвг аграрный реформ в России // АПК: эконо­мика, управление. 2009. № 2. С. 14.
  37. Социальное положение и уровень жизни населения России. 1998: Стат. сб. М., 1998. С. 55; Узун В. Я. Аграрная структура в России: адаптация к рынку и эф­фективность // Бюллетень Центра АПЭ. 2003. № 2.
  38. Состояние социально-трудовой сферы села и предложения по ее регулирова­нию: Ежегодный доклад: по результатам мониторинга ВНИИ экономики сельского хозяйства при Минсельхозпроде РФ. М., 2000. С. 9‒11.
  39. Сельское хозяйство в России: Стат. сб. М., 2000. С. 157‒158.
  40. Крестьянская Россия. 1995. № 22. 12‒18 июня.
  41. Староверов В. И., Захаров А. Н. Либеральный передел аграрной сферы в Рос­сии // Трагедия радикально-либеральной модернизации российского аграрного строя. М., 2004. С. 50, 51, 126, 185 и др.
  42. Сельское хозяйство в России: Стат. сб. М., 1998. С. 34.
  43. Абалкин Л. Указ. соч. С. 14.
  44. Хицков И. Крестьянское подворье // АПК: экономика, управление. 2000. № 4. С. 49.
  45. Сельское хозяйство России. Указ. изд. С. 34‒35.

[*] Доктор исторических наук, Институт российской истории РАН.