В условиях действовавшей в стране мобилизационной экономики советское руководство расценивало сельское хозяйство главным образом в качестве сырьевого придатка и донора промышленности, в то время как его собственные интересы считались второстепенными. В ходе многолетней сверхэксплуатации деревни государство изымало из аграрного сектора практически весь произведенный там продукт, направляя его прежде всего на нужды развивавшихся городов и промышленности. Вместе с тем ответный поток государственных ресурсов в деревню по своему объему не был сопоставим с поступавшей от нее продукцией. Изъятие у колхозов большей части заработанных средств не позволяло им осуществлять расширенное производство. В таких условиях колхозно-совхозная система просто не могла быть эффективной и продовольственный кризис в СССР приобрел постоянно действующий характер. Мы полагаем, что главная причина всех проблем в сельском хозяйстве заключалась не в нем самом, а в издержках аграрной политики государства, в экономии на развитии этой важной отрасли (скудное финансирование, материально-техническое снабжение и т.д.).
Конкретным воплощением аграрной политики советской власти с конца 1920-х гг. стал неэквивалентный характер обмена между городом и деревней, когда цены на промышленные товары государство устанавливало достаточно высокие, а сельскохозяйственную продукцию приобретало по крайне низким закупочным ценам. Занижение цен на аграрную продукцию соответствующим образом влияло на уровень оплаты труда ее главных производителей — работников колхозов, что в сочетании с высоким налоговым обложением не создавало им должной мотивации к дальнейшему наращиванию аграрного производства не только в общественном секторе, но и в своих подсобных хозяйствах, буквально задушенных высокими государственными податями.
Послевоенное восстановление сельского хозяйства происходило медленно и неравномерно. На начальном этапе — в 1945‒1949 гг. темпы его ежегодного прироста были высоки — почти 10%, но с 1950 г. они резко замедлились (менее 1%)1. Затухающая динамика лишь подтверждала очевидную стагнацию аграрного сектора. В начале 1950-х гг. совокупность этих причин привела к новому обострению продовольственного кризиса, в стране не хватало продуктов, прежде всего жиров и хлеба, и население городов, чтобы купить в магазине хлеб, с ночи занимало очереди. Интересные детали приводятся в недавно опубликованной стенограмме июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС, на котором была осуждена антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и др., выступавших противниками новой линии партии, в том числе и в сельском хозяйстве. В частности, В. М. Молотову припомнили, что в 1954 г. он был серьезным противником целинного проекта Н. С. Хрущева. На Пленуме все его возражения против освоения новых земель на востоке страны были опровергнуты тем, что эта мера была вынужденной и вытекала из резко обострившейся в начале 1950-х гг. «зерновой проблемы» и нехватки в городах продовольствия. По воспоминаниям члена ЦК КПСС тов. Аристова, выступавшего на данном Пленуме, Сталин не осознавал масштабов зерновой проблемы, считая, что в стране происходят просто «перебои» с хлебом. На это тов. Аристов якобы даже возразил: «Нет, тов. Сталин, не перебои, а давно там /в Рязани/ хлеба нет, масла нет, колбасы нет. В очереди сам становился с Ларионовым /секретарем Рязанского обкома партии/ в 6‒7 утра, проверил — нет хлеба нигде»2.
Качество питания советских граждан было невысоким, его никак нельзя было назвать сбалансированным, поскольку основу пищевого рациона составляли углеводы (хлеб и картофель), которых потреблялось в среднем в два с лишним раза больше норм, рекомендованных медициной для рационального питания. Завышая потребление углеводов, население тем самым пыталось восполнить недостаток поступления в пищу белков и жиров из-за дефицита продуктов животного происхождения. В 1952 г., уже спустя 7 лет после окончания войны, в расчете на душу населения среднегодовое потребление в СССР таких высокоценных продуктов, как молоко и молочные продукты, было вдвое ниже требуемой нормы, мяса и сала — в 3,4 раза, яиц — почти в 5,5 раз меньше и т.д. Советский Союз в данном отношении значительно отставал от сложившейся структуры питания и уровня потребления в США, Англии и Франции, где она была близка к рациональной3.
Однако в создавшейся ситуации, как пишет И. Е. Зеленин, после завершения восстановительного периода сталинский режим, демонстрируя неспособность к радикальным аграрным реформам и продолжая политику насилия и репрессий, «подошел к последней черте, наблюдались признаки его агонии и распада»4. Вместо того чтобы переломить негативный ход экономического развития и изменить курс аграрной политики, он предпочел замалчивание трудностей в сельском хозяйстве. С высокой трибуны XIX съезда партии (1952 г.) Г. М. Маленков, бывший тогда заместителем председателя Совета Министров СССР (председателем был Сталин), в отчетном докладе съезду после ритуального восхваления заслуг партии в реализации аграрной политики сделал важное официальное заявление, что зерновая проблема в СССР «окончательно и бесповоротно решена»5.
В действительности этого не могло быть, поскольку зерна в государственные закрома в 1952 г. поступило всего лишь 5,6 млрд пудов, но на съезде была озвучена цифра в 8 млрд пудов. Огромное расхождение в данных до известной степени отражало результаты дефектности принятой в стране системы исчисления урожайности. Прозвучавший на съезде вывод о решении «зерновой проблемы» в СССР основывался на биологической (видовой) урожайности, определяемой районными инспекторами «на глазок», на приблизительных замерах получения зерна с определенной площади. При таком подсчете абсолютно игнорировались неизбежные потери при сборе, транспортировке и хранении зерна, составлявшие, как правило, до трети исчисленного «видового» урожая. Тем не менее в отчетности обычно фигурировала видовая урожайность, именно ее замеры шли «наверх». В результате, по воспоминаниям Хрущева, фактически собранного (т.е. амбарного) урожая зерновых в 1952 г. для покрытия всех расходов не хватило, поэтому на минимальные внутренние потребности в хлебе было позаимствовано 60 млн пудов зерна из государственного резерва6.
Оглядываясь на минувший ХХ в., невозможно не увидеть, что все это время отечественное сельское хозяйство постоянно подвергалось реформированию — начиная с П. А. Столыпина и завершая радикальными аграрными преобразованиями 1990-х гг. После Октября 1917 г. первые советские аграрные реформы были нацелены главным образом на изменение формы собственности на землю, проведение национализации и социализации; затем последовала коллективизация, насильственным образом покончившая с господством традиционного единоличного крестьянского хозяйства. Истинный смысл аграрной модернизации «по-советски» заключался в учреждении коллективизацией такого экономического порядка, при котором государство могло бы на законном основании изымать из деревни большую часть произведенного ею продукта. Однако созданный советской властью колхозный строй на практике оказался затратным и малоэффективным, вся работа в нем строилась разве что на административном нажиме и налогово-заготовительном терроре. Правительство должно было вновь и вновь обращаться к доработке отдельных элементов его экономического механизма, намечать очередные «неотложные меры» по подъему сельского хозяйства.
Подчеркнем, что все аграрные преобразования ХХ в. проводились «сверху», исключительно властью, которая, принимая реформы, никогда не интересовалась мнением тех, кто жил и работал на земле. Бесспорно, все попытки реформирования предпринимались в надежде на позитивный результат — если не на достижение полного изобилия продовольствия, то хотя бы на общее улучшение положения в сельском хозяйстве. Однако так было далеко не всегда. Лишь в случае со столыпинской реформой, а в советское время — после принятия в сентябре 1953 г. нового курса аграрной политики такой эффект действительно удалось получить. Но даже столь редкий позитивный результат от нововведений, как правило, оказывался кратковременным, всего на несколько лет реально улучшая ситуацию. И все же, несмотря на постоянные преобразования в аграрном секторе СССР, общий их итог оказался печальным — страна и к концу XX в. все еще не обеспечивала себя продовольствием в нужном объеме. Более того, к этому времени Россия попала в прямую продовольственную зависимость от импорта, что открыто признавало даже правительство.
После смерти Сталина в аграрной политике начался новый этап. Слишком очевидны к этому времени были пагубные последствия продолжавшегося в течение почти четверти века непомерного изъятия материальных и прочих ресурсов из деревни. В период пребывания Хрущева на высших постах в партии и государстве началось постепенное оздоровление аграрной экономики, которая на целые 10 лет стала приоритетным направлением развития страны и постоянно находилась под прицелом внимания правительства. Если при Сталине ее суть сводилась к практически бескомпромиссному подходу к крестьянству и безоглядному выкачиванию средств из села, то с осени 1953 г. в ней началась полоса многочисленных преобразований разного масштаба и результативности. Их цель в обобщенном виде может быть определена как попытка реального прорыва в сельском хозяйстве, нацеленного на решение продовольственной проблемы.
Уже на сентябрьском Пленуме ЦК партии (1953 г.) была принята новая программа развития сельского хозяйства, взят курс на усиление роли интенсивных факторов. Были существенно повышены заготовительные и закупочные цены на все виды сельскохозяйственной продукции, и на базе этого начался заметный подъем материальной заинтересованности работников колхозов, в том числе и за счет снижения налогового бремени с их подсобных хозяйств, и др.7
Начиная с сентября 1953 г. и до середины 1964 г. аграрная тематика доминировала в повестке дня 14 пленумов ЦК КПСС, и на всех регулярно проводившихся партийных съездах в той или иной форме тоже шла речь о проблемах сельского хозяйства. Можно сказать, что в период правления Хрущева советская деревня, по существу, превратилась в испытательный полигон, на котором методом «проб и ошибок» неутомимый реформатор отрабатывал самые разные варианты собственного инновационного подхода к решению «зерновой проблемы» (в их числе были не только освоение целины, но и фантастический проект «догнать и перегнать Америку по производству животноводческой продукции» как осознаваемая им необходимость модернизационных реформ «догоняющего» характера в аграрном секторе, а также повсеместное распространение кукурузы как универсального средства обеспечения кормами животноводства и др.). Уже из этого перечня видно, что далеко не все акции Хрущева, предпринятые после судьбоносного 1953 г., строго соответствовали намеченной Пленумом программе по интенсификации аграрной сферы. Особенно явным отступлением от нее стал план по дополнительной распашке и включению в сельскохозяйственный оборот целинных и залежных земель на востоке страны.
Данный проект задумывался как попытка в кратчайшие сроки покончить наконец с продовольственной проблемой. Забегая вперед, отметим, что воплощение этого замысла на определенном этапе было вполне успешным, но, как часто бывало в российской истории, успех оказался недолгим и к тому же не бесспорным. Позже в адрес Хрущева по поводу целины было высказано много критических замечаний, в том числе и справедливых, тем более что с конца 1950-х гг. урожайность на новых землях стала резко падать — это и стало важнейшей причиной очередного обострения зернового кризиса в СССР. На октябрьском (1964 г.) Пленуме партии коллеги по Президиуму ЦК припомнили Хрущеву все его неудачные эскапады в области сельского хозяйства, а целину в особенности, сняв его с должности и отправив на пенсию.
Не удивительно, что во времена Л. И. Брежнева, который в октябре 1964 г. был назначен на высшие руководящие посты в стране, само имя Н. С. Хрущева стало своеобразной «фигурой умолчания». Практически все преобразования в сельском хозяйстве за предыдущее 10-летие, включая и целинную эпопею, советское руководство при новом Генсеке стало оценивать лишь как проявление авторитаризма и волюнтаризма, обходя полным молчанием личность, под непосредственным руководством которой они были осуществлены. Безусловно, освоение целины впоследствии вошло во все учебники и труды по истории Отечества, правда, в значительной мере в негативном контексте, а имя главного ее инициатора перестало вообще упоминаться. Обычно дело ограничивалось лишь констатацией факта, что целинные совхозы и колхозы внесли значительный вклад в создание продовольственного фонда страны, после чего внимание переключалось на критику (общую неподготовленность этой кампании, тяжелый экономический ущерб, причиненный ею развитию сельского хозяйства в центральных, «старопахотных» областях страны, и др.)8.
Более того, в 1970-е гг. у Хрущева пытались даже отнять авторство самой идеи освоения целины. В частности, Брежнев в своих воспоминаниях писал: «Иногда спрашивают, кто был автор идеи поднять целину?.. Считаю, что сам вопрос неверен, в нем кроется попытка выдающееся свершение нашей партии и народа приписать “прозрению” и воле какого-либо одного человека. Подъем целины — это великая идея коммунистической партии»9.
С целью замалчивания роли Хрущева в подъеме целины эта кампания стала освещаться таким образом, что курс на массовое освоение целинных земель был определен на XIX съезде партии, а затем был продолжен сентябрьским (1953 г.) Пленумом. Однако такие выводы находятся в серьезном противоречии с реальными фактами. Выше уже отмечалось, что XIX съезд исходил из того, что зерновая проблема в стране решена, вследствие чего в области сельского хозяйства главной задачей на ближайшие годы провозглашался рост урожайности всех сельскохозяйственных культур, т.е. был взят курс на интенсивное развитие. В связи с этим представляется сомнительным упоминание здесь же об экстенсивных факторах — о вовлечении в хозяйственный оборот дополнительных земельных площадей. Как видно из документов съезда, речь об этом вообще не шла10.
Думается, что о целинной эпопее, задуманной и в целом удачно осуществленной под руководством Хрущева, в нашей стране все же известно немало. Другое дело, что, несмотря на признание серьезного вклада освоенных целинных земель в общее увеличение производства зерна, ряд других позитивных сторон этой акции замалчивался и основной акцент всегда был смещен в сторону негативных моментов, которые ей сопутствовали. В результате истинные масштабы сделанного и экономическая эффективность данного мероприятия с годами отошли как бы на второй план, а на поверхности остались негативноуничижительные оценки.
Известно, что большое видится издалека, и объективная оценка кампании по освоению целины для советской экономики и сельского хозяйства может быть представлена с разных точек зрения в наши дни, когда появилась возможность ее исторического сравнения, например, с экономическими и социальными последствиями рыночной реформы в сельском хозяйстве 1990-х гг.
В СССР долгое время не было возможностей для серьезного и взвешенного изучения целинной эпопеи и ее экономических результатов. Одной из основных причин такого положения являлось ставшее привычным замалчивание имени Хрущева и его вклада в развитие отечественного сельского хозяйства. Кроме того, историкам в течение нескольких лет были недоступны основные документальные источники по этой проблеме.
Уже в 1990-е гг. новый взгляд на деятельность Хрущева и проведенную им целинную кампанию, а также на позицию советской аграрной науки по данному вопросу отразил в своих трудах академик А. А. Никонов, бывший очевидцем и даже активным участником многих событий тех лет. Задав далеко не праздный вопрос о целесообразности распашки целины и залежей на востоке страны, он сразу выразил свое отношение к этому проекту: «А надо ли было начинать это крупное мероприятие? Не лучше ли было сосредоточить силы и средства в давно обжитых районах, например, российского Нечерноземья и Черноземья, вообще европейской части страны? Ведь здесь село в те годы не было столь запустелым. К тому же климат в этой зоне менее континентальный по сравнению со степью…» Однако был принят восточный вариант.
А. А. Никонов значительно дополнил источниковую базу проблемы освоения целины введением нового материала об оппозиции Хрущеву при обсуждении этого проекта в ЦК — в лице «бывших ближайших соратников Сталина» — Молотова, Маленкова, Ворошилова, Кагановича и др., которые активно сопротивлялись реализации предложенной Хрущевым программы и т.д.11
После того как в 1990-е гг. в дополнение к уже имевшимся документам была опубликована упомянутая ранее стенограмма партийного Пленума (июнь 1957 г.), где оценивались первые итоги освоения целины, на обновленной источниковой базе и с принципиально иным подходом к аграрной политике Хрущева приступил И. Е. Зеленин. Он подробно проанализировал основные реформы 1950-х гг., дал им объективную и взвешенную оценку, детально остановившись на их позитивных и негативных итогах. Такому же анализу была подвергнута и массовая кампания по освоению целинных и залежных земель — от зарождения идеи, разработки на ее основе специального проекта, его продвижения через ЦК и вплоть до рассмотрения полученных в разные годы результатов12.
И. Е. Зеленин и другие исследователи данной проблемы отмечают, что грандиозная программа освоения целинных и залежных земель стала разрабатываться непосредственно после окончания сентябрьского (1953 г.) Пленума партии, на котором основной доклад о состоянии сельского хозяйства сделал Хрущев. Скорее всего, мысль о необходимости дополнительной распашки веками нетронутых целинных земель пришла ему в голову именно как вариант выхода из тупика, в котором оказалось сельское хозяйство к осени 1953 г.13
Если сравнивать научную разработку программы освоения целины с другими значимыми преобразованиями в сельском хозяйстве, например с радикальными реформами 1990-х гг., нельзя не заметить у них как черты определенного сходства, так и черты разительного отличия.
Так, например, после того как в самом начале 1990-х гг. руководство страны объявило, что им взят курс на рыночные преобразования, в средствах массовой информации довольно долго не появлялось никакой конкретной информации на этот счет. Слухи о том, что реформы якобы готовятся группой молодых ученых-экономистов во главе с Е. Гайдаром, так и оставались слухами. Ничего не сообщалось и о том, как идет процесс выработки проекта реформ, их концепции, не говоря о соответствующих цифровых данных. Отсутствовали любые подтверждения самого факта подготовки реформ. Кстати, даже сегодня, спустя 20 лет, какая-либо достоверная информация о том, каким был подготовительный этап российских рыночных реформ, включая аграрную, отсутствует.
О том, что рыночные реформы начались, россияне узнали 2 января 1992 г., когда, придя в магазин, увидели новые ценники с многократно возросшими цифрами. Первым шагом на пути к рынку в России стала либерализация цен на товары и услуги. Шок от произошедшего был настолько велик, что сразу стало ясно — это и есть обещанная «шоковая терапия»14.
Целинный проект Н. С. Хрущева в отличие от современных аграрных реформ прошел весьма тщательную предварительную проработку. Достаточно сказать, что эту идею ее автор вынашивал с сентябрьского Пленума 1953 г. — того самого, который впервые почти за четверть века принял реальную программу подъема сельского хозяйства, предусматривавшую заметный рост финансирования отрасли и повышение материальной заинтересованности колхозного крестьянства. Подготовка целинного проекта заняла около полугода, и 30 января 1954 г. Хрущевым была подана в Президиум ЦК КПСС Записка под весьма актуальным для того времени заголовком «Пути решения зерновой проблемы». В ней на основе серьезного анализа тяжелой ситуации, сложившейся в сельском хозяйстве, предлагался принципиально новый подход к ее решению. В частности, была выдвинута задача освоения залежных и целинных земель уже в 1954‒1955 гг., которая имела первостепенное значение.
Во время работы над проектом освоения целины Хрущеву представлялось совершенно необходимым обоснование экономической целесообразности вовлечения в хозяйственный оборот огромных неиспользуемых земельных массивов, сосредоточенных в основном на востоке страны. По его убеждению, их распашка способствовала бы реальному увеличению производства зерна в относительно короткие сроки. Предварительно он запросил мнение компетентных в данной области лиц и инстанций. Материалы, представленные Хрущеву ведущими специалистами, среди которых были министр сельского хозяйства И. А. Бенедиктов, его заместитель В. Мацкевич, президент ВАСХНИЛ академик П. П. Лобанов и др., и были положены в основу Записки для ЦК. Желая придать своим расчетам большую убедительность, Хрущев приложил к подготовленной им Записке ряд документов (заранее разработанный проект постановления «Об увеличении производства зерна в 1954‒1955 гг. за счет освоения целинных и залежных земель»; Докладную записку Госплана СССР, обобщавшую выводы нескольких министерств; записку оптимистического содержания от «самого народного» академика Т. Д. Лысенко относительно перспектив урожайности зерновых на целине; а также вырезки из газет с репортажами об уже накопленном коллективными хозяйствами опыте по освоению целинных и залежных земель). Однако во всех прилагаемых материалах наряду с безусловной поддержкой идеи освоения целины содержались предостережения специалистов о необходимости учитывать экологический фактор — распашка степных целинных земель должна вестись лишь при строго определенных условиях. Ни у кого из авторов не вызывало сомнения, что естественное плодородие этих земель можно эксплуатировать лишь несколько лет подряд, после чего земле следует дать отдых, сосредоточив основное внимание на специальных агроприемах, а темпы дальнейшей распашки новых земель нужно существенно снизить15.
Значительное место в Записке Хрущева было уделено доказательству необоснованности сделанного на XIX съезде ВКП(б) заявления о решенности зерновой проблемы и его противоречия реальному положению вещей. Для этого он сопоставил данные о хлебозаготовках за последние годы: в 1953 г. государственный план предусматривал хлебозаготовки в объеме 850 млн пудов, но фактически было заготовлено только 447 млн, т.е. заметно меньше, особенно в сравнении с 1940 и 1950, 1951 гг. Приводились и другие цифровые выкладки, анализ которых показывал, что заготовки и закупки постепенно приносят в государственные закрома все меньше хлеба. Автор подчеркивал всю опасность наметившейся тенденции, поскольку в стране быстро росло городское население, а значит, росли потребности в зерне. В результате создавалось несоответствие между объемами зерна, поступавшего в государственные закрома, и реальными запросами населения. В связи с этим Хрущев писал: «Сейчас перед страной стоит задача — изыскать возможности резкого увеличения производства зерна с тем, чтобы государство имело в своих руках в ближайшие годы по заготовкам и закупкам 2500‒2600 млн пудов зерна продовольственных, фуражных, крупяных и зернобобовых культур»16.
Как уже отмечалось, зерновую проблему Хрущев справедливо оценил как основной недостаток советского сельского хозяйства. Для быстрейшего преодоления накопившихся трудностей он считал, что «важным и совершенно реальным источником увеличения производства зерна является расширение в ближайшие годы посевов зерновых культур на залежных и целинных землях в Казахстане, а также частично в районах Поволжья и Северного Кавказа и проведение мероприятий по всемерному повышению урожайности во всех районах страны». Начинать он предлагал с распашки 13 млн га: 8,7 млн — силами колхозов и 4,3 млн — совхозов. Средняя урожайность в 10 центнеров с гектара могла принести дополнительно 800‒900 млн пудов хлеба, в том числе товарного (по обязательным поставкам, закупкам и натуроплате) — 500‒600 млн пудов. Если учесть, что себестоимость зерна по совхозам равнялась 47 руб., то в результате можно было еще и пополнить госбюджет примерно на 17 млрд руб. К тому же предполагалось, что этот хлеб будет получен с минимальными затратами, а принимая во внимание климатические условия целинных районов, ожидалось, что он будет высокого качества17.
На основе изучения полученных по запросу документов, а также данных о фактическом положении в зерновой отрасли Хрущев составил план освоения целинных и залежных земель на ближайшие два года и даже рассчитал возможную урожайность. Однако было одно обстоятельство, которое он оставил в тени, — это безусловный вывод специалистов относительно необходимости значительного сокращения темпов дальнейшей распашки новых земель и строгого соблюдения агротехнических правил на уже использовавшихся в течение двух лет площадях18. Этими рекомендациями знающих людей, как впоследствии оказалось, Хрущев пренебрег.
Тем не менее факты подтверждают, что Хрущев на этапе подготовки проекта по-своему серьезно, хотя и в свойственной ему излишне оптимистичной манере подошел к проблеме освоения целины, изучив все возможные тогда виды достоверной научной информации. На самом обсуждении в ЦК столь неоднозначное предложение, естественно, не могло не вызвать противоположных мнений и высказываний. Особо острая дискуссия разгорелась, когда против проекта стали активно возражать члены делегации ЦК КП Казахстана, резонно ссылавшиеся на отсутствие в районах будущего освоения целины транспортной и производственной инфраструктуры, а также нехватку жилья. Их аргументы строились еще и на том, что массовая распашка целины в их республике пойдет вразрез с интересами коренного населения, которое традиционно использует эти земли в качестве выпасов для скота. По воспоминаниям академика А. А. Никонова, делегация из Казахстана представила свою местную карту почв, из которой следовало, что пахать можно было далеко не все из намеченных земель. В противном случае, предупреждали казахи, в перспективе весьма вероятны серьезные экологические катастрофы — возникновение пыльных бурь, исчезновение пахотного слоя на огромных площадях, а в Калмыкии и Нижнем Поволжье — появление первых на европейском континенте пустынь. Все эти аргументы Хрущев парировал как политически незрелые, а представления об ущербе от распашки целинных земель назвал вообще отсталыми19.
Еще одно возражение против целинного проекта неожиданно для Хрущева выдвинула группа ученых во главе с профессором М. Г. Чижевским, специализировавшихся по проблемам засушливого земледелия. Они высказали острые критические замечания в адрес отдельных положений программы освоения целины, сославшись на уже имевшийся печальный опыт Зернотреста, совхозы которого осуществляли бессистемные посевы в районах засушливого земледелия, в результате чего получили сплошные заросли сорняков, с которыми было чрезвычайно трудно бороться. И снова прозвучало предупреждение: только грамотное внедрение с самого начала освоения целины правильных севооборотов, травосеяния и сочетания зернового производства с животноводством поможет воспрепятствовать засорению почв20.
Тем не менее на заседании президиума ЦК 30 января 1954 г. Записка Хрущева получила одобрение и была поставлена в повестку дня ближайшего февральского Пленума ЦК КПСС. На нем обсуждение проекта об освоении целины также было встречено с некоторой долей критики. На сей раз серьезным оппонентом оказался министр иностранных дел В. М. Молотов, сомневавшийся в целесообразности хозяйственного риска — оттягивания средств от тех районов, которые давно дают хлеб, в пользу новых, где хлеб никогда не выращивался и не известно, будет ли он там расти. «Это сомнительное дело, — говорил он. — Надо поднимать производство зерна в старых районах»21.
Однако мнение, что подъем целины позволит решить вопрос обеспечения страны хлебом, победило. По итогам работы Пленума в начале марта 1954 г. было принято постановление «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель». В нем отмечалось, что для решения зерновой проблемы страна располагает всеми необходимыми возможностями — землей, техникой, многочисленными научными кадрами и специалистами сельского хозяйства, а также миллионами крестьян. На 1954‒1955 гг. ставилась задача распахать 13 млн га целины и залежи, а всего таких земель в СССР имелось около 40 млн га22. Полученная поддержка проекта массового освоения целины на партийном пленуме 1954 г. означала полную победу плана аграрных реформ, задуманных Хрущевым.
Ю. Аксютин пишет о личном обаянии Хрущева, которое сильно располагало к нему людей. Выступая на Пленуме, а также перед молодежью, отправлявшейся на целину, Хрущев предстал человеком, умевшим шутить, говорить «без бумажки», просто и доходчиво. Это способствовало стремительному росту его популярности среди молодежи, которая оказала ему всемерную поддержку23.
Освоение целины быстро приобрело характер всенародной акции — в районы освоения поехали сотни тысяч колхозников, работников МТС и совхозов, а также городских рабочих. Уже к концу июня 1954 г. в целинных МТС и совхозах трудилось более 140 тыс. человек. Освоение целины обычно связывается с совхозами, но и роль колхозов была далеко не второстепенной. В отличие от целинных областей Казахстана, где создавались в основном совхозы, в РСФСР, по крайней мере в 1954‒1956 гг., главную роль в освоении целины сыграли колхозы. В это время распашкой новых земель в России занималось около 88 тыс. колхозов, а в Казахстане — лишь 1,7 тыс. Российские колхозники уже в 1954 г. совместно с работниками целинных МТС, имея задание поднять 8,7 млн га новых земель, сумели распахать 11,3 млн га. Всего же за первые три года широкого наступления на целину колхозы подняли 21,6 млн га целинных и залежных земель, что составляло свыше 60% общего количества вспаханных за это время новых земель24.
Совхозы сыграли не меньшую роль в подъеме целинных и залежных земель. В степных районах только за весенние месяцы 1954 г. появилось 124 зерновых совхоза, а всего за первые два года массового освоения целины было создано уже 425 зерновых совхозов. Этот процесс продолжался и в последующие годы. К началу 1957 г. совхозы, организованные в 1954‒1955 гг. на целинных землях, располагали уже 176,3 тыс. постоянных штатных работников (без сезонных), в том числе 40,7 тыс. — в РСФСР и 135,5 тыс. — в Казахской ССР. Всего же в годы массового освоения целины туда прибыло свыше 0,5 млн человек25.
Важно подчеркнуть, что вместе с людьми на целину потекли колоссальные материальные и финансовые ресурсы. Целинные хозяйства неплохо снабжались сельскохозяйственной техникой — уже в течение первых месяцев целинной эпопеи они получили 50 тыс. тракторов (в 15-сильном исчислении), 6,3 тыс. грузовых автомашин, много другой техники, оборудования и материалов. Не жалело правительство и финансовых средств — только на строительство жилых и производственных помещений оно направило 400 млн руб., что дало возможность быстро соорудить стандартные дома общей площадью в 250 тыс. м2. О приоритетном техническом оснащении целинных хозяйств свидетельствует тот факт, что в начале 1957 г. общая мощность тракторов, сосредоточенных только в целинных совхозах системы Министерства совхозов СССР, достигала уже 1335,2 тыс. л.с., или более 30% от их суммарной мощности по данному ведомству в масштабах всей страны26.
Первые годы на целине оказались очень урожайными — собранный там урожай действительно заметно ослабил остроту продовольственной проблемы. Если до массового освоения целины средний ежегодный валовой сбор зерна (амбарный урожай) в стране на протяжении 1949‒1953 гг. составлял 80,9 млн т, то в 1954‒1958 гг. эта цифра выросла до 113,2 млн т. Это означало, что новые целинные районы давали почти 30% хлеба дополнительно. Соответственно значительно (вполовину) выросли и объемы государственных заготовок и закупок зерновых — с 31,1 млн т (в 1953 г.) до 56,8 млн т (в 1958 г.)27.
По подсчетам ученых, чтобы получить столько хлеба в районах традиционного земледелия, стране потребовалось бы не менее 10 лет, тогда как распашка целины дала весомую прибавку всего за 5 лет. В результате улучшилось снабжение населения продовольствием, выросло производство мяса, молока. Особенно большой успех целина принесла в очень благоприятном по климатическим условиям 1956 г., когда удалось собрать рекордный урожай — 127,6 млн т зерновых. Благодаря освоению целины быстро поднимался ее удельный вес в общих закупках зерна по СССР: в 1958 г. доля целинного хлеба превысила половину всех сборов по стране (58%), в 1960 г. — даже 62%, после чего стала резко снижаться — до 45% (в 1961 г.) и 37% (в 1963 г.). Тем не менее на этапе 1950-х гг., когда в СССР особенно остро ощущался продовольственный кризис из-за недопроизводства зерновых, поступление целинного хлеба сыграло решающую роль в снабжении населения продуктами. Еще раз подчеркнем, что в 1956‒1958 гг. целина давала более половины заготовленного хлеба28.
Об эффективности целины можно судить и по другим данным. Как подсчитал в свое время академик А. А. Никонов, за 1954‒1959 гг. в ее освоение государство вложило 37,4 млрд руб., в то же время только за счет товарного зерна госбюджет получил из новых районов около 62 млрд руб., т.е. чистый доход составил 24 млрд.29
Однако, говоря об огромной экономической пользе поднятой целины, было бы неверным не отметить и теневые страницы ее истории. Несмотря на то что государство щедро направляло на целинные земли технику и финансы, этих ресурсов, очевидно, не хватало, так как у целинников было много проблем по всем направлениям. По существу, освоение целины с самого начала превратилось в очередную правительственную кампанию, начатую в полном смысле слова на пустом месте. Никакой предварительной подготовки на местах к приезду целинников не проводилось: не было ни дорог, ни зернохранилищ, ни квалифицированных специалистов, не говоря уже о жилье. Поначалу прибывавшая молодежь практически повсеместно ночевала в палатках прямо посреди зимней степи, до тех пор пока не были построены домики, пригодные для проживания. В организации труда тоже было далеко до полного порядка — многочисленные неувязки и трудности с поставкой техники, горючего, строительных материалов и прочего постоянно рождали неразбериху, и не секрет, что на целине процветали авралы и штурмовщина. Выборочные проверки урожая зерновых на целине обнаруживали большие потери зерна при уборке: например, в 1958 г. в совхозах Актюбинской области Казахстана они достигали 20%, а по Восточно-Казахстанской области — 27,7%. Наряду с низким качеством уборки в целинных хозяйствах не всегда обеспечивалось полное и своевременное оприходование собранного урожая, допускались и другие нарушения30. Не были редкими и случаи вынужденной переброски через всю страну сельскохозяйственных машин, необходимых на целине. Из-за острой нехватки кадров в период страды на целину стали направлять студентов, городских рабочих, что сильно завышало фактическую себестоимость целинного зерна, а следовательно, мяса, молока и другой продукции.
Под напором нахлынувших бытовых и производственных проблем были позабыты рекомендации и предупреждения ученых о необходимости особого порядка пахоты на целине, о возможных песчаных бурях и суховеях, об ограничении сроков эксплуатации природного плодородия земель. За годы массового освоения так и не были разработаны щадящие способы обработки почв и адаптированные к данному климату сорта зерновых. По имеющимся сведениям, в Казахстане свыше 1/3 пахотных земель было заражено почвенной эрозией. Все это приводило к нарушению экологического равновесия на целине31. Грубое вмешательство в природу не прошло без последствий: через несколько лет проявили себя стихийные факторы, обычные для тех мест, подтвердив мудрость наших предков, обоснованно не трогавших залежь — «зону рискованного земледелия».
Во многом крайне негативные последствия распашки и хозяйственного освоения целины возникли из-за необоснованного увеличения плановых заданий. Главной ошибкой сильно увлекающегося Хрущева было то, что по его команде масштабы освоения целины нарастали, как снежный ком. Если Пленум ЦК в феврале 1954 г. в качестве важнейшей государственной задачи наметил на 1954‒1955 гг. освоить не менее 13 млн га целины, то уже в июне неутомимый реформатор дал указание дополнительно распахать еще 15 млн га, а в августе речь пошла уже о доведении посевов зерновых культур на вновь осваиваемых землях до 28‒30 млн га. Всего же на этапе массового освоения (в 1954‒1956 гг.) было распахано 35,9 млн га целины, из них почти 20 млн — в Казахской ССР и более 15 млн — в РСФСР32.
В целом цена успеха целины, измерявшаяся в итоге не только дополнительными тоннами хлеба, оказалась довольно высокой. Ее массовое освоение сопровождалось серьезным перераспределением трудовых ресурсов и сельскохозяйственной техники, преимущественно за счет старопахотных районов России. Важным последствием такой политики стал отток трудовых ресурсов из центральных областей на целину, который, наложившись на традиционную сельскую миграцию, резко усилил общую убыль сельского населения. В результате именно с середины 1950-х гг. началось запустение деревни и упадок сельского хозяйства в Нечерноземье России. Ради получения миллиарда пудов целинного хлеба Хрущев ни перед чем не останавливался. Новая продукция советских заводов сельскохозяйственного машиностроения в эти годы почти вся напрямую уходила на целину. Из-за этого материально-техническое снабжение сельского хозяйства в старых районах практически прекратилось, а техники и других необходимых ресурсов за 1954‒1956 гг. туда поступило даже меньше, чем при Сталине. В результате то количество машин, которое поступало в МТС центральных районов, не компенсировало числа изношенных и выбракованных машин. Мощность тракторного парка МТС соответственно тоже заметно сократилась33.
Весьма печальным стало и то, что целинный эффект оказался достаточно кратковременным — сбылись мрачные прогнозы относительно нестабильности урожаев в районах массового освоения земель. Высокие урожаи были получены лишь в 1954, 1956, 1958 и 1960 гг., а затем стало ясно, что целина действительно превратилась в зону «рискованного земледелия». Иссякло естественное плодородие, и в целинных областях Казахстана все чаще стали проявляться ветровые эрозии и другие негативные экологические последствия34.
Суховеи и пыльные бури, недостаток влаги, как и предсказывали ученые, сделали свое дело, и в 1960-е гг. целинные урожаи резко снизились. СССР вновь столкнулся с проблемой нехватки хлеба. При выпечке на хлебозаводах ввиду крайней нехватки пшеницы и даже ржи в тесто стали добавлять кукурузу и горох, что отрицательно сказалось на качестве хлеба. А с 1963 г. впервые в отечественной истории СССР был вынужден закупить хлеб за границей. Кстати, именно с этого времени импорт зерна непрерывно практиковался до самого последнего времени, что свидетельствует о нерешенности в полной мере зерновой проблемы. Однако отрицать то, что освоение целины все же способствовало ее заметному ослаблению, нельзя.
Несмотря на то что впоследствии многие из распаханных земель по причине экологического неблагополучия были заброшены, производство зерна и животноводческой продукции в целинных районах не прекратилось. Всего за 40 лет, начиная с середины 1950-х гг., только Российская Федерация (не считая Казахстана — ныне независимого государства) получила с бывших целинных и залежных земель 1,6 млрд т зерна, что составляло 44% от валовых сборов по всей России. Экономический эффект от целины не исчерпывался только получением дополнительного зерна — за это время в освоенных районах была произведена и другая продукция: 91,3 млн т мяса в убойном весе (34%), 598 млн т молока (34%), 363 млрд штук яиц (30%) и 3135 тыс. т шерсти (40%)35. Все это доказывает, что решение Хрущева об освоении целины не было ошибкой, несмотря на допущенные промахи и просчеты.
Истинная экономическая эффективность освоения целины особенно наглядна при сопоставлении с реальными последствиями рыночных преобразований 1990-х гг. Их результаты тоже оказались весьма впечатляющими, но совсем не теми, на которые рассчитывала команда Е. Гайдара, необычайно смело к ним приступая. Молодые реформаторы, похоже, не очень утруждали себя серьезной проработкой даже важнейших положений аграрной реформы. На первом ее этапе были осуществлены наиболее радикальные меры, но все они были из числа выработанных в 1987‒1990 гг., т.е. еще в СССР. В соответствии с принятыми тогда законами была отменена государственная монополия на землю и проведена приватизация. Что касается расформирования колхозов и совхозов, то эта акция проводилась по решению правительства уже новой России (от 29 декабря 1991 г.) «О порядке реорганизации колхозов и совхозов». Нужно отметить, что в этом постановлении не было сделано соответствующего такому случаю анализа истинных причин невысокой эффективности производства в советских колхозах и совхозах, а сразу был вынесен вердикт: «Они не смогли накормить страну». Это означало, что российские реформаторы переводили решение проблемы эффективности сельского хозяйства из экономической плоскости в другую, имевшую для тогдашней России скорее, политическое значение. Вопрос ставился ребром: необходима смена собственности на землю. Ссылаясь на принятый накануне Закон о предприятиях и предпринимательской деятельности, новое руководство страны потребовало от всех колхозов и совхозов срочной (в течение одного года) перерегистрации и изменения статуса36. По существу, это предрешало их фактический роспуск.
С этого момента дела пошли намного хуже. Реорганизация колхозно-совхозного сектора вызвала сокращение занятости на селе и быстро растущую безработицу. По данным Госкомстата России, в 1990 г. в сельском хозяйстве работало 9,7 млн работников, в 1997 г. — 8,6, а в 2003 г. — уже лишь 7,2 млн. Следовательно, количество занятых в аграрной отрасли с 1990 по 2003 г. сократилась почти на 25%, притом что общая численность населения в трудоспособном возрасте за это же время на селе возросла еще на 1,5 млн человек. Значительная часть сельских работников по-прежнему была занята в остававшихся колхозах и совхозах, получая зарплату размером менее одного прожиточного минимума37.
Безработица не только захватила село, но и приняла затяжной характер. За годы рыночных реформ постоянную работу потеряли не менее 40% работоспособных жителей деревни. Опросы, проведенные по методике Международной организации труда, показали высокий уровень сельской безработицы в России — 18% (в конце 1990-х гг.)38. Безработица на селе в основном затронула молодежь и женщин. Роспуск предприятий, свертывание социальной сферы и отсутствие новых рабочих мест привели к тому, что подросшая за годы реформ сельская молодежь не могла найти работу. В 1999 г. более половины сельских безработных по году и дольше находились в поисках работы39.
Неудача постигла и другое приоритетное направление аграрной реформы. Как известно, особые надежды российских либерал-демократов были связаны с фермерским укладом, которому предполагалось оказывать всемерную поддержку. Но довольно скоро выяснилось, что созданный кое-как, в спешке, государственный механизм выделения кредитных средств фермерским хозяйствам работает неэффективно. На практике обещанные льготные кредиты оказалось получить очень трудно, а если это и удавалось, то галопирующая инфляция делала полученную сумму буквально каплей в море реальных производственных затрат фермеров. В сочетании с другими причинами это препятствовало превращению фермерского движения в подлинно массовое, и число крестьянских (фермерских) хозяйств в стране перестало расти. Для успешного функционирования этого движения одного наделения крестьян землей было недостаточно — требовался и первоначальный капитал в виде производственных и непроизводственных фондов, а также оборотные денежные средства. В то же время тотальный кризис разорял деревню, принося ей огромные убытки. Только из-за диспаритета цен на продукцию промышленного и аграрного производства за 3 года (1992‒1994 гг.) село потеряло около 110 трлн руб.40
Подобные недоработки и общая неподготовленность к огромным трудностям, возникшим в ходе аграрной реформы, свидетельствовали об отсутствии у российского правительства долгосрочной программы, нацеленной на ее поддержку. По существу, правительство оказалось не готово к бурному росту числа фермерских хозяйств и не смогло оказать им действенную помощь не только финансами, но и посредством организации системы сбыта сельскохозяйственной продукции.
Опыт проведения аграрных преобразований показал и другой важный факт — приступая к ним, российские младореформаторы не имели адекватного представления о современной деревне, о ценностных ориентациях крестьянства и, вообще, о реальной там ситуации. В действительности социальная база реформ в деревне, особенно на начальном этапе преобразований, оказалась очень узка. Далеко не во всех районах России «шоковые» методы роспуска колхозов и совхозов были встречены с одобрением. Реакция большинства селян на приватизацию земли оказалась резко отрицательной, они не спешили покидать колхозы и совхозы. Весь накопленный за 1990-е гг. социологический материал свидетельствует, что основная масса сельских жителей в условиях переходного периода после роспуска колхозов существовала на грани нищеты и ее отношение к таким реформам преимущественно было крайне негативным. Основными причинами нежелания заводить фермерское хозяйство, как показали опросы, были: «боязнь риска самостоятельности», «нежелание надрываться», «страх неизбежных трудностей» и, вообще, — «в коллективе надежнее» и т.п.41
Для того чтобы выжить в условиях экономического кризиса и массовой безработицы, селяне интенсифицировали свои личные подсобные хозяйства, что никак не входило в планы реформаторов. И хотя основу средств производства в данном секторе составляли архаичные орудия труда, крестьяне посредством небывалых трудовых усилий сумели добиться сравнительно высокой экономической отдачи. Сравнивая эффективность производства в фермерских и личных хозяйствах, существенно различавшихся по земельным площадям (больший перевес отмечался у фермеров), приходится констатировать, что доля личных хозяйств населения в валовой продукции сельского хозяйства была значительно выше. В течение периода 1990-х гг. в личных хозяйствах производилось около половины общего объема аграрной продукции (46‒48%), а доля крестьянских (фермерских) хозяйств составляла всего лишь 2,5% от этого объема42.
Академик Л. Абалкин подсчитал, что в конце ХХ в. Россия, обладая 10% мировой пашни, производила всего 1,34% мирового объема сельскохозяйственной продукции»43. В этой явно недостойной великой страны пропорции повинен не только тяжелейший кризис и нестабильность обстановки 1990-х гг. — велика вина и самих «архитекторов» рыночных реформ. Аграрная реформа не была достаточно проработана — у нее не только не было единой концепции и глубокого анализа ситуации в российской деревне, но и не было предусмотрено запасных вариантов для лавирования в случае неудачи. Осуществление аграрной реформы выявило массу крупных ошибок, допущенных теми, кто ее готовил. Это и незнание социальной психологии и крестьянского менталитета, неоправданная скоропалительность, проявленная при фактическом роспуске колхозов и совхозов, резкое прекращение финансовой поддержки фермеров и многое другое, поэтому закономерно, что основные идеи аграрной реформы не нашли в сельской среде должной поддержки. Они оказались неэффективны, а для аграрных предприятий России разрушительны: в 1995 г. убыточными были 55% их общего числа, а в 2000 г. — 50,7%44. Кроме того, даже решенные аграрной реформой задачи не привели к главному — реальному росту отечественного сельского хозяйства. Из-за неудавшихся реформ оно резко упало, что убедительно подтверждает особый показатель — индекс физического объема аграрной продукции, произведенной всеми категориями хозяйств. Данный индекс свидетельствует, что в России по отношению к уровню дореформенного 1990 г. в течение всего последующего 10-летнего периода происходило ежегодное снижение сельскохозяйственного производства. В 1998 г. это снижение оказалось максимальным и достигло самого дна, составив всего 56% от уровня 1990 г.45
В итоге осуществленные в российской деревне рыночные реформы привели к негативным результатам: объем произведенной сельскохозяйственной продукции сократился почти наполовину; не было выполнено и другое важное направление, предусматривавшее создание эффективно работающих фермерских хозяйств. Рыночные реформы на селе вызвали массовую безработицу, застойную бедность сельских жителей и тем самым ожесточили против себя их подавляющую часть. Все это убедительно подтверждало оглушительный провал аграрных реформ в 1990-е гг.
Однако это обстоятельство никогда не подчеркивалось российскими средствами массовой информации. Современная ситуация в сельском хозяйстве упорно замалчивается, сообщаются лишь какие-то частные детали, из которых не создается четкого представления о действительной ситуации в пореформенной деревне. Лишь сельские жители, прошедшие через все «прелести» рыночных реформ, знают им истинную цену и до сих пор переживают все их тяжелые экономические и социальные последствия. Экскурс в историю аграрных реформ конца ХХ в. предпринят здесь вполне осознанно, с конкретной целью, чтобы в их историческом контексте и уже с современных позиций более объективно и взвешенно оценить последствия крупной исторической акции по освоению целины, предпринятой советским лидером Н. С. Хрущевым. Его деятельность слишком долго и несправедливо критиковалась, а истинный экономический эффект, полученный от освоения целинных земель, сознательно занижался. Нам представляется, что бесславно проведенные в конце ХХ в. рыночные реформы в аграрном секторе и их разрушительные последствия для страны в целом и для села в частности лишь еще больше оттеняют истинный успех всенародной акции 1950-х гг., предпринятой во имя преодоления продовольственной проблемы в стране.
Примечания
- Сельское хозяйство СССР. Стат. сб. М., 1960. С. 21.
- Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июньского пленума ЦК КПСС и др. док. / Под ред. А. Н. Яковлева. М., 1998. С. 193.
- Зеленин И. Е. Аграрная политика Н. С. Хрущева и сельское хозяйство. М., 2001. С. 79.
- Там же. С. 15.
- Маленков Г. М. Отчетный доклад XIX съезду партии о работе Центрального Комитета ВКП(б). М., 1952. С. 38; Аксютин Ю. Хрущевская оттепель и общественные настроения в СССР в 1953‒1964 гг. М., 2010. С. 63.
- Хрущев Н. С. Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. В 5 т. Т. 1. М., 1962. С. 86.
- КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1985. Т. 8. С. 303‒360.
- См., напр.: Краткая история СССР. Ч. 2. М., 1973. С. 428‒430.
- Брежнев Л. И. Воспоминания. М., 1981. С. 254‒255.
- См. об этом подробнее: Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 6.
- Никонов А. А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика России (XVIII—XX вв.). М., 1995. С. 306‒312.
- Зеленин И.Е. Указ. соч. С. 77‒103.
- Там же. С. 84; Никонов А. А. Указ. соч. С. 306; Томилин В. Н. Наша крепость. МТС Черноземного Центра России в послевоенный период: 1946‒1958 гг. М., 2009. С. 123.
- История современной России: Десятилетие либеральный реформ 1991‒1999 гг. М., 2011. С. 38.
- См.: Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 87; Никонов А. А. Указ. соч. С. 306‒307.
- Хрущев Н. С. Указ. соч. Т. 1. С. 85‒87; Никонов А. А. Указ. соч. С. 306.
- Хрущев Н. С. Указ. соч. С. 85‒90.
- Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 86.
- Никонов А. А. Указ. соч. С. 308.
- См. об этом: Зеленин И. Е. С. 91‒92.
- Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма... С. 113; Аксютин Ю. Указ. соч. С. 85.
- КПСС в резолюциях. Т. 8. М., 1985. С. 366.
- Аксютин Ю. Указ. соч. С. 87.
- История советского крестьянства. Т. 4. М., 1988. С. 254.
- КПСС в резолюциях. Т. 8. С. 393; РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 6036. Л. 60‒61.
- РГАЭ. Там же. Л. 99 об.,100 об.
- Народное хозяйство СССР в 1958 г.: Стат. ежегодник. М., 1959. С. 433.
- Страна Советов за 50 лет: Стат. сб. М., 1972. С. 138‒139; Советское крестьянство. Краткий очерк истории (1917‒1969). М., 1970. С. 400.
- Никонов А. А. Указ. соч. С. 30.
- РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 6454. Л. 82, 227.
- См.: Best Referat.ru // Аграрная политика Хрущева.
- Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 96.
- См.: Томилин В. Н. Указ. соч. С. 179.
- Зеленин И. Е. Указ. соч. С. 98.
- Никонов А. А. Указ. соч. С. 30.
- См.: Исправникова Н. Парадоксвг аграрный реформ в России // АПК: экономика, управление. 2009. № 2. С. 14.
- Социальное положение и уровень жизни населения России. 1998: Стат. сб. М., 1998. С. 55; Узун В. Я. Аграрная структура в России: адаптация к рынку и эффективность // Бюллетень Центра АПЭ. 2003. № 2.
- Состояние социально-трудовой сферы села и предложения по ее регулированию: Ежегодный доклад: по результатам мониторинга ВНИИ экономики сельского хозяйства при Минсельхозпроде РФ. М., 2000. С. 9‒11.
- Сельское хозяйство в России: Стат. сб. М., 2000. С. 157‒158.
- Крестьянская Россия. 1995. № 22. 12‒18 июня.
- Староверов В. И., Захаров А. Н. Либеральный передел аграрной сферы в России // Трагедия радикально-либеральной модернизации российского аграрного строя. М., 2004. С. 50, 51, 126, 185 и др.
- Сельское хозяйство в России: Стат. сб. М., 1998. С. 34.
- Абалкин Л. Указ. соч. С. 14.
- Хицков И. Крестьянское подворье // АПК: экономика, управление. 2000. № 4. С. 49.
- Сельское хозяйство России. Указ. изд. С. 34‒35.
[*] Доктор исторических наук, Институт российской истории РАН.