Особенно интересно совершить такое путешествие в XVIII в. Он недаром привлекает внимание ученых и любителей истории: пора­зительно, каким этот век был «долгим» — богатым на события и пе­ревороты. Имеются в виду не только знаменитые «дворцовые перево­роты» — период после смерти Петра Великого, во время которого трон переходил к следующему монарху в результате заговоров и интриг при­дворных группировок, но и петровские реформы — переворот в образе жизни людей.

Многое написано и сказано о петровском времени. И все же споры не утихают: трудно найти человека, который бы не хотел дать свою оценку реформам и личности царя-преобразователя. Несомненно одно — Петр I был человеком неиссякаемой энергии, невероятного трудолюбия и работоспособности. Стараясь создать «регулярное», как тогда говорили, государство с отлаженной системой аппарата управле­ния, сильной армией, полноценным флотом, развитой экономикой (какими актуальными остаются эти проблемы спустя 300 лет!), он в равной степени не щадил ни себя, ни знатных и богатых вельмож, ни простой народ.

Благодаря реформаторской деятельности Петра I качественно из­менилась структура административного управления страной и порядок судопроизводства. «Рыхлая» система приказов уступила место коллеги­ям — органам с четко установленными функциями и определенной сферой ответственности. Место Боярской думы занял Сенат. Россия покрылась сетью мануфактур, мощный толчок к развитию получила торговля с зарубежными государствами. Коренным образом измени­лась ситуация в сфере образования: в Москве и Петербурге были созда­ны светские учебные заведения, готовившие кадры для армии, флота и промышленности. Активное направление молодых людей за границу сочеталась с не менее активной политикой привлечения в Россию спе­циалистов из Европы; своеобразным символом реформ стало строи­тельство Санкт-Петербурга и последующее перенесение в него столи­цы.

Годы правления Петра I — время энергичного привлечения на рус­скую службу выходцев из Западной Европы, в том числе многочислен­ных германских государств. Речь идет не о тех ремесленниках, которые издавна проживали в Немецкой слободе Москвы. XVIII в. ставил но­вые проблемы, требовал привлечении профессионалов нового профи­ля, всесторонне образованных людей, таких, каким был сам царь. Для развития и перестройки армии и флота привлекались специалисты в области фортификации, навигации, инженерных наук; для перестрой­ки государственного аппарата использовался опыт знатоков государ­ственного устройства западноевропейских стран, права, иностранных языков.

Иностранные специалисты являлись обладателями уникальных знаний, которые они могли передать только сами, в результате обу­чения, составления делопроизводственной документации, непосред­ственного участия в организации работы государственных учрежде­ний. Одним из таких всесторонне образованных иностранцев был Генрих Фик.

На его примере мы увидим, как переменчива и коварна была судь­ба государственного человека в XVIII в.!

Пожалуй, это имя знакомо далеко не всем. А между тем он играл одну из ведущих ролей в подготовке реформы государственного управ­ления в России, прожил захватывающую жизнь, «перетрудил» все пре­вратности судьбы. Не зря царь, трудившийся сам не покладая рук и заставлявший трудиться других даже с помощью дубины, особо выде­лял Г. Фика. Именно его трудолюбие (проделанной им работы хватило бы на десятерых), неспособность сидеть сложа руки помогли ему вы­жить в ссылке в сибирской глуши. Но обо всем по порядку.

Генрих Клаус Герман Фик начал свой жизненный путь в вольном городе Гамбурге 3 ноября 1678 г. К слову, на рубеже XVII-XVIII вв. в Гамбурге проживало около 60 тыс. человек¹.

За 30 лет до рождения маленького Генриха Клауса Германа, в даль­нейшем также именовавшегося попросту Андреем Ивановичем, был заключен Вестфальский мир, положивший конец Тридцатилетней войне (1618‒1648). Суть ее состояла в борьбе за гегемонию в Европе. Узел противоречий заключал в себе три компонента: конфессиональ­ную конфронтацию между католиками и протестантами, борьбу за власть внутри Германской империи и конфликт между главными евро­пейскими державами. Главным полем действия этого общеевропей­ского конфликта была Германия, которой война нанесла страшный урон: одичавшие люди прятались в землянках и норах, ели мышей и крыс, корни и траву, было зафиксировано множество случаев людоед­ства. Армии воюющих сторон таяли на глазах от голода, болезней и дезертирства. В исторической памяти народов эта война осталась кош­марным бедствием, апокалипсисом².

Мы не зря сделали такое пространное отступление. Именно по­следствия Тридцатилетней войны послужили причиной «исхода» жи­телей из германских земель, заставили их искать лучшей жизни, в том числе и в России. Благо посулы царских агентов, искавших по всей Европе золотых дел мастеров, фортификаторов, опытных моряков, врачей, знатоков права, да и просто лиц, служивших в государствен­ных учреждениях и знавших их устройство, были весьма заманчивы­ми. К сожалению, ожидания многих приглашенных специалистов за­частую не оправдывались.³

Как и где Генрих Фик обучался грамоте, какое получил образова­ние, еще предстоит выяснить. Вероятно, чистописанию он уделял не­много времени — почерк его доставляет немало сложностей исследо­вателям.

О его юности в современном смысле слова как о некоем беспечном времяпрепровождении не приходится говорить — 300 лет назад людям приходилось вставать на трудовой путь весьма рано. По словам самого Г. Фика, юность он «провел за пером», вероятно, на какой-либо канце­лярской должности. Как уже было отмечено, последствия Тридцати­летней войны заставили многих искать счастья на службе иностран­ных правителей. Человек за свою жизнь мог успеть послужить при дворах нескольких государей, в разных иностранных армиях — многих прельщала военная карьера. Генрих Фик также отдал несколько лет жиз­ни военному делу — чему способствовала разразившаяся Северная вой­на (1700‒1721): «Поскольку с началом Лифляндской войны прибли­зились и годы моего совершеннолетия, я сразу отправился в 1700 году в Лифляндию. Я был немедля принят на службу в пехотный полк под командованием Нирота»⁴.

В 1701 г. Г. Фик был командирован офицерами по делам полка в Стокгольм. Вероятно, это произошло потому, что он уже бывал там и знал шведские порядки: он, как сам сообщает, «впервые отправился из Германии в Стокгольм в 1699 году». Тогда ни Г. Фику, ни его сослужив­цам не могло прийти в голову, что 15 лет спустя в 1716 г. он отправится в Стокгольм уже по заданию самого Петра I. Г. Фик постепенно про­двигался по карьерной лестнице и после четырех лет службы был на­значен квартирмейстером в полку Нирота. По его признанию, «благо­даря этому назначению я, имея большой кредит, получил возможность обеспечивать нуждавшихся офицеров всем — от самого необходимого до мелочей, часто одеждой и пропитанием»⁵. К слову, Г. Фик и впослед­ствии трудился под началом барона Магнуса фон Нирота, только уже на русской службе: ведь по рекомендации Г. Фика Нирот стал вице­президентом (помощником президента) Камер-коллегии, а Г. Фик был советником этой коллегии⁶.

В 1709 г. Г. Фик ездил из Пернова (Пярну) в Ригу по служебным де­лам как представитель полка, стоявшего в Пернове. В конце того же года он вновь ездил в Стокгольм и пробыл там пять месяцев. Как раз в то время, по свидетельству Фика, из-за наступления датчан (союзных Рос­сии в Северной войне) в Лифляндию поступало малое количество под­крепления и продуктов, а для освобождения Риги — мало транспорта. (Стоит отметить, что в 1710 г. русская армия заняла Пернов и Ригу.)

Квартирмейстер — жизненно важный для армии человек, в его обязанности входило снабжение армии всем необходимым, заведова­ние полковым имуществом, забота о расквартировании войск. Хоро­ший квартирмейстер фактически поддерживал свой полк в боеспособ­ном состоянии, ведь для армии бесперебойное и хорошо организо­ванное снабжение имеет первостепенное значение — солдат не может воевать голодным и босым.

В Лифляндии Г. Фик обрел не только опыт службы, но и семейное счастье — предположительно в 1704 г. Хелена фон Крузе сменила свою фамилию на «Фик», увы, без дворянского «фон»⁷.

В мае 1710 г. семейные дела призвали Г. Фика в Германию. Он ре­шил оставить шведскую службу. К тому времени у четы Фик было уже три дочери (всего девочек будет шесть, и ни одного мальчика!): София Елизавета родилась в 1705 г., Бригитта — в 1706, Беата Регина — в 1708. Бригитта, к несчастью, родилась слепой. Камер-юнкер Ф.-В. Берхгольц (он встретился с Г. Фиком уже позднее, в России) записал в сво­ем дневнике 14 октября 1721 г., что она «с младенчества совершенно слепа, но несмотря на то отлично играет на клавесине и ходит как зря­чая по всему дому, где знает каждый уголок»⁸.

Г. Фик получил множество рекомендательных писем, но найти но­вую должность было непросто. До его назначения на должность бурго­мистра (мэра) города Экернфёрде, расположенного на берегу Балтий­ского моря неподалеку от Киля, регент герцогства Гольштейн-Готторп Христиан Август (дед Екатерины II по материнской линии) даже «пре­доставил поддержку» Г. Фику в размере 100 рейхсталеров⁹. Правда, уже в 1714 г. Г. Фик лишился этой должности, был оставлен без средств да еще и угодил в крепость. Вот как это произошло.

Голштиния считалась нейтральным государством и в Северной войне не участвовала. Но упомянутый Христиан Август под влиянием премьер-министра своего двора, интригана барона Гёрца открыл во­рота крепости Тённинген шведским войскам, которые отступали под натиском датских и русских войск. Царь принял это за нарушение нейтралитета¹⁰. Затем шведы сдались, а датчане вошли в Гольштейн. Г. Фик был отставлен от должности в феврале 1714 г. Он отправился в Стокгольм, по его словам, искать помощи и средств к существованию и пробыл там до осени. По возвращении он был арестован датчанами, которым это путешествие в стан врага показалось крайне предосуди­тельным. Его заподозрили в шпионаже в пользу Швеции и в начале ноября 1714 г. заключили в крепость, где он провел восемь недель под строгим караулом, а затем был выпущен под залог¹¹.

Его арест (о котором мы знаем с его слов) интересует нас не столь­ко как повод посетовать на превратности судьбы. В уже упоминавшей­ся автобиографии, написанной в качестве резюме для Карла XII — чтобы тот снова принял его на службу, Г. Фик с точностью указывает, сколько его продержали в крепости. Прошение это датировано 16 фев­раля 1715 г. Однако благодаря сохранившимся в отечественных архи­вах документам мы знаем, что русское правительство к тому времени уже наладило связь с Г. Фиком. Уже 3 декабря 1714 г. Яков Брюс писал секретарю Петра I Алексею Макарову: «Надлежит от лица Е.Ц.В. от­писать в Ригу к господину губернатору князю Голицыну о пропуске иноземца Генриха Фика сюды в Санкт-Петербурх или в Ревель. Егда он тамо явитца, чтобы ево, не задержав, пропустили»¹². Что же Г. Фик собирался делать — снова ехать в Швецию или же в Петербург? И то, и другое!

Г. Фику была поручена трудная и секретная миссия — отправиться во враждебную России Швецию, чтобы собрать всевозможные докумен­ты о государственном устройстве этой страны: о структуре государ­ственных учреждений (судов, коллегий), о местном самоуправлении, обо всем, что могло быть полезно царю при воплощении задуманных им реформ. Не стоит забывать, что задание было шпионским, и вы­полнить его в условиях войны было непросто и небезопасно¹³.

В литературе бытует мнение, что в действительности Г. Фик не хо­тел поступить на шведскую службу, а лишь намеревался — при поло­жительном решении о его назначении на какую-либо должность в Швеции — использовать свое положение для работы «на царя»¹⁴. Со­гласно другой точке зрения, Г. Фик одновременно вел переговоры с представителями царя и подал прошение на имя Карла XII.

Как именно Г. Фик попал на русскую службу, предстоит уточнить. Мнения историков разнятся. В любом случае эмиссары царя еще с конца XVII в. искали по всей Европе специалистов различного про­филя, не скупились на обещания, заманивали рублем. Сам Г. Фик от­мечает: «Самому Государю и другим лицам известно, что я не искал в России никакой службы»¹⁵. Вероятно, перспектив в германских землях у него не было, он и место бургомистра, которое его не удовлетворяло, нашел с трудом. Перед поездкой в Швецию царь обещал Г. Фику выдать по возвращении 1000 червонцев¹⁶ и назначить бургомистром Петербур­га: «Когда мы в здешней нашей столице, в Санкт-Питербурге, мещан­ство или бургерство и городовой магистрат. учредим, тогда он, сверх помянутого чина, во оном городе первым бургермейстром будет»¹⁷.

Можно сказать, что Г. Фик начал службу русским разведчиком. К слову, в архивах сохранилось его представление, в котором он опи­сывает условия эффективной работы тайного агента — использование чужих имен, изменение названий городов, замену названий стран на название профессий — «кузнец, часовник», шифрование корреспон­денции, методы добычи информации — подкуп «сребролюбцев».

В эту опасную поездку Г. Фик отправился с женой. Возможно, в Швеции у них были родственники — она происходила из «меклен­бургского рода, натурализовавшегося в Швеции»¹⁸. Поскольку Г. Фик не раз бывал в Стокгольме, его легендой могло стать стремление найти место в Швеции. Жену Г. Фик взял с собой не зря — он секретные «письма вшивал ей под юпки», ну а «иныя роздал для хранения шкиперам»¹⁹. Г. Фик находился в постоянном напряжении: опасность подстерегала его на каждом шагу не только в самой Швеции, но и на обратном пути: сотни документов было нелегко спрятать. Он рисковал каждую минуту быть раскрытым, да и морские путешествия тогда были малоприятны: «На море. такой велики штюрм был, что пред очами его потонуло 2 корабля и его корабль насилу спасся». Подобно Г. Фику уже упоминавшийся Ф.-В. Берхгольц (оставивший любопытные днев­ники о петровском времени) терпел бедствие в декабре же и в тех же местах: «На возвратном пути из Стокгольма попал на мель недалеко от берега. с 4 часов после обеда до 8 часов утра мы находились в величай­шей опасности, потому что до этого времени не могло быть никакой помощи из города по причине темноты и свирепствовавшей бури. Нас успели спасти, но вещи наши погибли»²⁰. Можно представить, почему Г. Фик «на возвратном пути из Швеции. три раза находился в бедах от морскаго страху»²¹.

В декабре 1716 г. Г. Фик, проведя в своей «командировке» целый год, не только «возвратился из Стокгольма счастливо, но с собою все, что коллегиям надобно, всякие порядки вывез; тож и иныя многия годнейшия вещи о зело полезных порядках с собою же присовокупил»²². Свою миссию Фик выполнил блестяще.

Следующим этапом его работы стал поиск служащих-иноземцев для будущих коллегий²³. Ведь мало привезти схемы устройства госу­дарственных учреждений, необходимо наполнить их людьми, на прак­тике знавшими принципы работы, передать этот опыт «природным подданным» царя — вдохнуть в коллегии жизнь: «...по одним книгам нельзя будет делать», — писал Петр²⁴. Неверно было бы думать, что это были случайные люди, которым у себя на родине не нашлось места. Г. Фик относился к подбору людей ответственно, составляя на каждого кандидата характеристику — как его зовут, откуда он родом, какой имеет опыт работы. При этом Г. Фик подчеркивал, что необходимо привлекать на царскую службу искусных в своем деле и образованных иноземцев, обеспечивая их жильем и достойным жалованьем, иначе никто не согласится ехать и от этого государству будут убытки. «Кого попало», лишь бы иностранца, наш герой не приискивал, а многократ­но отмечал, что это должны быть люди не старые (чтобы могли еще обучиться русскому языку), а негодных служителей и вовсе следует увольнять. Они должны были не только лично служить, но «запустить» механизм работы учреждений, передав свой опыт «природным под­данным». Более того, пленные шведы «швецкому стату и языку рускому искусны, и может один из них нам потребнее быть, нежели два че­ловека немцов»²⁵. Этот расчет оказался верным, многие пленные из армии Карла XII были определены в коллегии. Поступление на госу­дарственную (гражданскую) службу меняло статус военнопленного и давало ему средства к существованию²⁶. Исколесив пол-Германии, Польшу и Лифляндию, летом 1717 г. Г. Фик вернулся в Петербург.

Однако его ожидал не отпуск, а следующий многотрудный период работы. Необходимо было разграничить сферы компетенции колле­гий, определить, сколько в каждой должно быть сотрудников, их круг обязанностей, жалованье. В декабре 1717 г. царь назначил во все кол­легии президентов. Они на основе материалов, предоставленных Г. Фиком, продолжили обустройство вверенных им учреждений — с учетом специфики своей отрасли. Естественно, им пришлось устра­нять некоторую несогласованность проектов Г. Фика с российскими реалиями. К примеру, пришлось увеличить число служащих. Конечно, никто не упустил шанс покритиковать Г. Фика²⁷. Для нас важно, что он соединял в себе функции теоретика и практика, а не был просто каби­нетным прожектером.

Кроме того, Г. Фику было поручено составление Генерального Ре­гламента — документа, определившего на весь XVIII в. устройство и принципы работы государственного аппарата России в целом. Г. Фик переписывал проект шесть раз!

При этом он еще успевал подумать об организации системы обра­зовательных учреждений в России. Вероятно, этой темой он заинтере­совался в связи с подготовкой кадров для коллегий. Среди бумаг, вы­везенных им из Швеции, было много документов, касавшихся вопросов образования: извлечения из устава Уппсальского университета, коро­левские установления о гимназиях и школах²⁸. Г. Фик даже подготовил мемориал (записку) «о нетрудном обучении и воспитании российских младых детей, чтоб оных, в малое время, в такое совершенство поста­вить, дабы В.В. все гражданские и воинские чины в Коллегиях, губерниах, судех, канцеляриах, магистратах и протчая своими природными подданными наполнить; також и собственной своей земли из детей искусных купеческих людей, художников, ремесленников, шипаров и матросов получит могли»²⁹.

Современному человеку, привыкшему, что 1 сентября дети идут в школу, трудно оценить новаторскую мысль Г. Фика трехсотлетней дав­ности, что «во всех главных городах провинций необходимы школы». Благодаря русской классике — например, сочинениям А. С. Грибоедо­ва и А. С. Пушкина — мы знаем, что для обучения на дому детей из дворянских и богатых семей приглашали иностранцев. Однако далеко не всегда это было в нашей новой истории «общим местом». Г. Фик ратовал за привлечение ученых иноземцев для обучения детей: «Не­обходимо, но без расходов для Его Величества, некоторое количество одаренных студентов привлекать в Государство, которые бы в благо­родных и богатых домах наставляли юношество в различных науках и правилах жизни. Такие люди бы сами приезжали в государство, если бы был издан указ, обеспечивающий им защиту безопасности, свобо­ды и средства к пропитанию»³⁰. Более того, впоследствии «упомянутые студенты, как только овладеют русским языком, могут быть назначены шульмейстерами», т.е. работать в школах, а не только на дому³¹. Г. Фик предусмотрел возможные опасения в России по поводу того, что детей будут учить и «наставлять в правилах жизни» иноверцы — тогда вопро­сы веры играли важнейшую роль в деле воспитания человека. Но, по его мнению, «не стоит бояться, что в вопросах религии эти студенты изменят взгляды юношества, ведь я имею в виду привлечение не студентов-теологов или папистов, а студентов искусных в философии, морали и других науках»³².

Г. Фик доказывал, что он не голословно рассуждает, а предлагае­мые им общепринятые в Европе методы принесли свои плоды: «Из­вестно, что 300 лет назад Англия, Дания и Швеция еще в полуварварском состоянии обретались и в этих государствах мало знали о науках», а римляне «считали немцев таким диким народом, какими мы сейчас считаем дикие народы Америки. Сейчас находят немецкую нацию, освободившуюся от папства, гораздо ученее, нежели другие народы, которые еще остались под его игом. Сейчас вполне известно, что преж­ние славные правители России уже несколько веков назад приклады­вали много усилий, чтобы ввести хорошие законы и порядки, но толь­ко это одно стремление не могло принести народу плодов, поскольку обучение юношества нельзя было устроить из-за тогдашнего запрета на поездки заграницу, изучение иностранных языков и книг»³³. Трудно с ним не согласиться!

Вряд ли кто-то станет спорить, что основание Академии наук стало для России большим шагом вперед. Именно на мемориале Г. Фика от 9 мая 1718 г. имеется знаменитая резолюция Петра I: «Зделат Акаде­мию, ныне приискат из русских, хто учен и к тому склонность имеет. Также начат переводит книги юриспруденцию и протчии к тому. Сие учинит сего году начала»³⁴. Справедливости ради отметим, что мысль об основании Академии наук посетила Петра I еще во время первого заграничного путешествия. Эту мысль он высказал патриарху Адриану в 1698 г. Немецкий философ и математик Г. В. Лейбниц начиная с 1697 г. взялся за разработку проектов развития наук и просвещения в России. Они были изложены в письмах, адресованных царю³⁵. Тем не менее имя Г. Фика в связи с основанием Академии наук также обраща­ло на себя внимание в литературе³⁶.

Как мы уже знаем, царь дал Г. Фику обещание перед поездкой в Швецию — по ее результатам выдать ему денежное вознаграждение и назначить бургомистром Санкт-Петербурга. Обнадеженный этим обе­щанием, Г. Фик тщательно подбирает в Швеции документы, касав­шиеся Стокгольма, и объединяет их под заголовком «Об общем поло­жении королевской резиденции города Стокгольма». Подборка насчи­тывала 73 документа, и 10 из них относились ко времени пребывания Г. Фика в Швеции. Обещанной должности он не получил (а напоми­нать царю о данной им «расписке» Г. Фик вряд ли бы отважился), но, кажется, продолжал на нее надеяться. Возможно поэтому он составил в 1730 г. свое «Покорнейшее мнение о приумножении домов и населе­нии города Санкт-Петербурга»³⁷.

В этой записке Г. Фик предложил меры по возрождению Петербур­га. Детище Петра I начало приходить в упадок после переезда двора Петра II в Москву. Город, «с великими капиталами построенный» и прославившийся на всю Европу, «после высокого императорского от­лучения в Москву весьма опустел и разорен». Все знатные жители его покинули, постаравшись перебраться ближе ко двору или в другие свои имения, а итогом стало разрушение домов: «В больших двух ли­ниях в лутших каменных палатах по Неве реке едва пять, а на всем Ва­сильевском острову едва 10 фамилий знатного достоинства жительство имеют... а иные домы токмо начаты, иные ж в половину построены, а иные весьма готовы, а ныне те домы паки весьма развалились и разорены»³⁸.

Он предложил учредить должность генерал-губернатора, улучшить работу магистрата, так как «нынешний магистрат состоянием таков, что в самых малых городах Римского государства хуже того найтить невозможно»³⁹. Это не было преувеличением!

Привести в порядок необходимо было все, что касалось повседнев­ной жизни горожан, их элементарного удобства: «Потребно на Васи­льевском острову берег у большой реки укрепить и улицы камнями мо­стить, чтоб жителям как при воде, так и по улицам удобную иметь можно коммуникацию [...] от многократных в Питербурхе иллуменаций обы­вателем також великая приключается тягость и от оныя страх»⁴⁰.

Предложения Г. Фика были оставлены без внимания. А 16 марта 1741 г. в журнале Правительствующего Сената в учрежденной при нем Комиссии по рассмотрению нерешенных прошлых лет дел было за­писано, что слушали «копии с доношения Коммерц-коллегии совет­ника Фика. коим образом С. Питербурх исправлен и людьми размно­жен быть может и о исправлении и установлении монетного дела; приказали: оное отдать в архив для того что сей город как людьми раз­множен так и монетное дело исправляется»⁴¹.

Тема улучшения городского управления — одно из ключевых на­правлений деятельности Г. Фика. Ему принадлежит проект Регламента Главного магистрата, призванного стать центральным органом управ­ления всеми городами⁴².

Кроме того, он планировал осуществить статистический обзор со­стояния России, описать российские условия и возможности. Вероят­но, Г. Фик опирался на работы французских авторов, составивших экономико-статистическое описание Франции⁴³.

Не забывал Г. Фик и о нуждах своих собратьев — заботясь о рели­гиозной жизни иноземцев, приехавших в Россию, он писал: «У всех правителей есть при дворе и для служащих коллегий свой священник и маленькая церковь; поскольку находящиеся на службе Его Царского Величества иностранцы относятся большей частью к евангелическо­му, так называемому лютеранскому вероисповеданию, то было бы к славе и интересу Его Величества сперва маленькую деревянную цер­ковь на Троицком острове построить, а также маленькую школу и дом для священника»⁴⁴. При этом он обосновывает необходимость основания церкви и школы при ней не только духовными причинами, но говорит и о практической пользе: «Русское юношество получило бы много пользы от познаний в немецком языке, письме и счете, в бухгал­терском деле и прочих науках, и могло бы стать хорошей опорой»⁴⁵. Г. Фик ссылается и на иностранный опыт: «Я обращаюсь к примеру короля Пруссии, который на содержание церквей и школ иноземцев в своих землях дает 25 тысяч талеров ежегодно»⁴⁶.

В русле экономических интересов Г. Фика лежат и его предложе­ния о «вспоможении коммерции» в России. В частности, он считал, что нужно привлекать иностранный капитал для развития горного дела, которое может приносить прибыль: «Если бы Его Величество соизволили для улучшения горного дела через публикацию мандата ка­питалистов из-за границы и из своего Государства пригласить, то я по­лагаю, что кто-то прибыл бы из других стран со своим капиталом <.> такой печатный указ рассеял бы страх и недоверие иностранцев. Ведь очевидно, что иностранный капиталист, чья торговля или производ­ство уже процветает, должен их оставить и все вложить в призрачные надежды»⁴⁷. Компании принесут в Россию наличные деньги, которые будут перечеканены в русские монеты. И сегодня мы по-прежнему слышим о необходимости привлечения иностранных инвестиций в российскую экономику..

Г. Фик смог-таки выхлопотать себе в 1720 г. имение в Дерптском уезде в Лифляндии — целый «кирхшпиль» Оберпален с замком. Но эти обширные владения надолго стали предметом тяжб с предыдущими владельцами. После смерти Петра I большая часть имения была отнята у Г. Фика Екатериной I. Он был лишен значительной части доходов, хотя и был назначен в 1726 г. вице-президентом Коммерц-коллегии. Это одна из высших должностей в России, на которую мог претендо­вать иностранец, не принявший российское подданство.

С восшествием на престол Петра II Г. Фику была возвращена часть имений. Но внук Петра Великого царствовал недолго, и фортуна вско­ре отвернулась от Г. Фика.

Он оказался вовлечен в сложную политическую ситуацию, связан­ную с воцарением императрицы Анны Иоанновны в 1730 г. Когда по­сле смерти императора Петра II мужская линия династии пресеклась и перед правящими кругами России встал вопрос о кандидате на пре­стол, глава Верховного тайного совета Д. М. Голицын предложил кан­дидатуру герцогини Курляндской, дочери старшего брата Петра I — Анны. Условием ее воцарения становилось подписание «кондиций», ограничивавших самодержавие⁴⁸. Известно, что инициатором состав­ления «кондиций» был князь Д. М. Голицын, которому был близок Г. Фик. Это обстоятельство, а также доносы на Г. Фика, будто он при­частен к составлению «кондиций» по шведскому образцу, стали при­чинами его ареста в марте 1731 г. Так описал это событие саксонский посланник Лефорт в письме своему правительству от 19 марта 1731 г.: «12-го числа сего месяца вице-президент Фик и два его зятя: Шульц, секретарь Сената, и Цёген, бывший каммергер герцога голштинскаго, были арестованы в доме секретаря Шульца караулом из 30-и человек. Таким же образом был арестован коммерц-советник, граф Кассис в своем доме и зять Фика, Остенвальд — секретарь коммерц-коллегии. Теперь Фик и Кассис переведены в сенатскую тюрьму. Говорят, что их обвиняют в различных злоупотреблениях, лихоимстве и дурном управ­лении по делам торговли»⁴⁹. Конечно, «лихоимство» не было истинной причиной ареста.

Затем была сформирована следственная комиссия по делу Г. Фика. Ее возглавил Г. К. Кейзерлинг. Анализ материалов «розыскного дела»⁵⁰ Г. Фика показал, что все свидетельские показания против него своди­лись к слухам. Если обратиться к тексту приговора, вынесенного ко­миссией 12 января 1732 г., оказывается, что Г. Фик был осужден на веч­ную ссылку не за доказанные действия, а за разговоры. В розыскной практике по «слову и делу», в действовавших правовых нормах (со­гласно второй главе Соборного Уложения 1649 г.) наказанию подле­жало не только действие, но и умысел против политического порядка. И поэтому разговоры, в которых можно было усмотреть осуждение власти, неизменно преследовались. Не приходится говорить ни о глас­ности, ни о свободе слова. За «разговоры» можно было лишиться языка, получить удары кнутом и быть сосланным в Сибирь⁵¹.

Г. Фику вменялось в вину, что он одобрял и защищал ограничи­тельные условия, приводя в подтверждение воображаемые беспорядки предшествовавших царствований, и приписывал их фаворитам⁵². А как человек, давно живущий в России, он должен был бы постичь, что так рассуждать непозволительно и противно его присяге самодержавию: «Из такового применения правления могли возникнуть беспокойства, междоусобие и распадение государства»⁵³. Также «не следовало ему по­рицать действия предшествовавших самодержавных государей»⁵⁴. Он «сделался достойным наказания, виновным и жестоким преступником против ее императорского величества и вредным для государства, при этом ему не может служить в оправдание, что он хвалился выше­описанными словами из хвастовства и в шутку, потому что этого не допускается в таких важных делах». Г. Фик был уличен лишь в «пустом болтании», но его было решено наказать «другим в назидание», ли­шить всех чинов, имений и приговорить к вечному заключению⁵⁵.

Несмотря на бездоказательность обвинения, 25 января 1732 г. был подписан именной указ Анны Иоанновны о ссылке Г. Фика: «По учи­ненному в юстиц-коллегии приговору, бывшего коммерц-коллегии вице-президента Фика, за великие и важные его к нам и государству Нашему преступления, лиша всех чинов, послать в дальнейшие город или острог, в Сибири, где таких причинных ссылочных не имеется, и держать его там под крепким караулом и чернил и бумаги ему не давать и с посторонними разговаривать не допускать. А на корм ему давать из тамошних доходов по десяти копеек на день, а от предков Наших по­жалованное ему, тако ж и им самим купленное недвижимое его имение все отписать на нас; а из того дать жене и детям его на пропитание де­сять гаков»⁵⁶.

Судьба «недвижимых имений» — каменного двора Г. Фика в Пе­тербурге — яркий пример переменчивости судьбы государственного человека в то время. Сначала дом на Васильевском острове принад­лежал Г. Скорнякову-Писареву⁵⁷, после его ссылки на Камчатку был пожалован Г. Фику. А уже после ссылки Г. Фика и конфискации его имущества этот двор был передан Г. К. Кейзерлингу, возглавлявшему следственную комиссию по его делу, что в XVIII в. было вполне рас­пространенной практикой.

После «падения» человека следовала процедура конфискации и перераспределения его имущества: «...наличные “пожитки” выгреба­лись из домов арестованных и порой свозились прямо в Зимний дво­рец. К дележу в первую очередь допускались избранные. Горы вещей выставлялись на публичные торги»⁵⁸. А «столичный бомонд вполне мог встречаться в бывших покоях опальных вельмож в одежде с их плеча»⁵⁹.

Интересно, что Г. Фик так и не принял русского подданства, но это не уберегло его от ссылки. Фельдмаршал Б. Х. Миних (к слову, он по указу Анны Иоанновны следил за ходом дела Г. Фика) также не был подданным русских императоров. В 1721 г. он, как и все иностранцы на русской службе, и Г. Фик в том числе, подписал договор, согласно ко­торому обязался честно служить определенное число лет, после чего его не могли удерживать в России. Такое положение было чрезвычай­но удобно. Несмотря на служебные успехи, Б. Х. Миних не спешил переходить в русское подданство⁶⁰. Он мечтал остаться в России с по­вышением по службе без ограничения в сроке да еще получить поме­стья в Лифляндии, но при этом формально оставаться не подданным России. Наивная надежда спастись от Сибири!⁶¹ Пожалуй, все это в равной мере можно сказать и о Г. Фике.

Итак, указ о ссылке Г. Фика и конфискации его имущества не оставлял надежд на благополучное разрешение дела. Г. Фик — «быв­ший вице-президент» Коммерц-коллегии, разлученный с семьей, ли­шенный всего нажитого за 15 лет, ожидал отправки в Сибирь. Тем вре­менем жизнь шла своим чередом. Наряду с подписанием этого указа рассматриваются и другие дела.

Дорожная обстановка того времени была так же далека от идеаль­ной, как и в наши дни: «Ныне известно учинилось, что многие люди и извощики ездят в санях резво и несмирно, и верховые их люди пред ними необыкновенно скачут, и на других наезжая бьют плетьми и ло­шадьми топчут». Из полицеймейстерской канцелярии «во всенарод­ное известие» было объявлено: «Ежели кто впредь, в противность сего Ея И. В-ва указу, дерзнет так резво и несмирно ездить и люди их не­обыкновенно перед ними скакать и плетьми кого бить и саньми и ло­шадьми давить, таким по состоянию вины их чинено будет жестокое наказание или смертная казнь»⁶².

9 февраля 1732 г. семью Г. Фика — жену и детей было велено вы­слать из Санкт-Петербурга, а уже 11 февраля его каменный двор на Васильевском острове был пожалован Г. К. Кейзерлингу⁶³.

С 1732 по 1741 г. Г. Фик находился в ссылке в Якутии. Интересно, что он имел «собственные свои товары и деньги». Однажды он с ка­пралом Кашеутовым, приставленным к нему для покупки «харчевых и протчих припасов», послал в Якутск собственные товары. От их продажи Кашеутов выручил 127 руб., крупную для того времени сумму. Осталось непроданных еще 300 оленьих шкур. Кашеутов вместе с солдатом Еремеем Шерцовым все эти деньги и товары про­пили в Якутске. Однако Г. Фик и в дальнейшем посылал пристав­ленных к нему солдат в Якутск со своими товарами. Ярко характе­ризует нравы людей того времени следующий случай. Капрал Кашеутов и солдат Шерцов в сентябре 1742 г. вместе с Г. Фиком ока­зались в Иркутске (вероятно, они его сопровождали при возвращении из ссылки). Он предъявил им иск: 106 рублей Кашеутову и 170 рублей Шерцову, — в счет присвоенного. И Шерцов за 70 рублей отдал Г. Фику «дочь свою родную Авдотью в вечное владение» — он вывез ее с собой в Иркутск. Иркутская провинциальная канцелярия отослала девуш­ку к Г. Фику⁶⁴. Г. Фик также ссужал деньгами местных жителей — яку­тов и тунгусов. Когда указом Анны Леопольдовны Г. Фик был помило­ван и восстановлен в чинах, взыскать долги с них до выезда в Петербург он не успел, поэтому оставил своих доверенных лиц. От радости, что его вернули из ссылки, он простил большую часть долгов.

И в ссылке, и после нее Г. Фик остался верен себе и проявил черты личности, которой свойствен широкий круг интересов и государствен­ное мышление. Он составил в 1744 г. «Всеподданнейшее представле­ние к интересу русского государства, касающиеся милиции», содержа­щее предложения по улучшению гражданского устройства государства, и «Записки о якутах и тунгусах»⁶⁵.

«Всеподданнейшее представление к интересу русского государ­ства, касающиеся милиции» имеет своеобразную историческую часть — обзор достижений Петра I. Г. Фик восхищается деятельностью царя на благо своей страны, а также его личными качествами: царь «знал все дела, от обязанностей солдата до генералиссимуса», доско­нально изучил инженерную, артиллеристскую, морскую и другие науки⁶⁶. Царь «многих молодых людей из высшего и низшего дворянства наставлял и был им примером»⁶⁷. По свидетельству Г. Фика, когда он поздравил царя со взятием тогда генералом М. М. Голицыным четырех шведских фрегатов, Петр I ответил ему с радостью: «Это генерал из моего питомника, я сам его вырастил и наставлял»⁶⁸.

Из «Записок о якутах и тунгусах» мы узнаем не только об их образе жизни, но и о злоупотреблениях местной администрации при сборе ясака, о вечных проблемах России — взяточничестве и произволе чи­новников.

Г. Фик, безусловно, человек эпохи петровских преобразований. Прославляя царя и его деятельность, он отмечал, что «если сравнить тогдашние времена и нынешние, то видна большая разница».

После ссылки мемориалы Г. Фика пришлись не ко двору, но не по­тому, что они были плохи. При Петре I он был среди деятельных лю­дей, продвигавших реформы. Пора этой кипучей деятельности была лучшим временем его жизни. Несмотря на все препятствия и трудно­сти его слово и совет имели значение. После многолетней ссылки Г. Фик вернулся в совсем иную реальность. За это время многое изме­нилось: правление Анны Иоанновны и затем Анны Леопольдовны, во­царение Елизаветы Петровны принесли множество перемен, вынесли наверх новых людей, новых советников. Г. Фик был частью великого времени петровских преобразований, оставшихся в прошлом. Срок службы по патенту давно закончился, и он жил в своем имении в Лифляндии, возвращенном ему Елизаветой Петровной, как частное лицо. Его жизненный путь, начавшийся в 1678 г. в Северной Германии, про­шел через Москву, Петербург, самые отдаленные и необустроенные уголки Сибири и завершился июньским днем 1750 г. в лифляндском имении. Г. Фик был современником и участником почти легендарных событий. Его жизнь — половина XVIII в., и — кто знает — без Г. Фика он мог бы быть совсем иным.

Примечания

¹ Патрушев А. И. Германская история: через тернии двух тысячелетий. М., 2007. С. 126.

² Там же. С. 119‒120.

³ Брикнер А. Г. История Петра Великого. М., 2004. С. 236.

⁴ Автобиография Фика, написанная им 16 февраля 1715 г. в составе прошения на имя Карла XII о повторном принятии его на шведскую службу, хранится в Швед­ском государственном архиве. Цит. по: Cederberg A.R. Heinrich Fick. Tartu / Dorpat. 1930. S. 8; Peterson C. Peter the Great’s administrative and judicial reforms. Lund. 1979. P. 72.

⁵ Cederberg A. R. Op. cit. S. 9.

⁶ Камер-коллегия ведала казенными сборами, доходами государства и их рас­пределением.

⁷ Cederberg A. R. Op. cit. S. 9. Диплом на потомственное дворянство был пожало­ван Г. Фику императором Карлом VI в 1717 г.

⁸ Дневник камер-юнкера Ф.-В. Берхгольца (1721‒1722) // Неистовый рефор­матор. М., 2000. Ч. 1. С. 223.

⁹ Cederberg A. R. Op. cit. S.10.

¹⁰ Бассевич Г. Ф. фон. Записки графа Бассевича, служащие к пояснению неко­торых событий из времени царствования Петра Великого (1713‒1725) // Русский архив. 1865. Стлб. 95.

¹¹ CederbergA. R. Op. cit. S. 10‒11; Peterson C. Op. cit. S. 73.

¹² Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I. М.; Л., 1945. Т. 1. С. 42.

¹³ Анисимов Е. В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Ве­ликого. М., 1997. С. 112.

¹⁴ Peterson C. Op. cit. S. 72.

¹⁵ См.: Поленов Д. В. О присяге иноземцев, принятых в Русскую службу при Петре Великом // Русский архив. 1869. № 11. Стлб. 1736.

¹⁶ Чеканка червонца — золотой монеты, по весу и пробе равной международно­му дукату, была начата в 1701 г. Стоимость его составляла 1 руб. 20 коп., затем 2 руб. При этом прожиточный минимум (на конец XVII в.) составлял 2‒2,5 руб. на чело­века. См.: Наумов В. П. Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников. М., 2010. С. 192, 195; Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российско­го исторического процесса. М., 2001. С. 487.

¹⁷ Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 111.

¹⁸ РГАДА. Ф. 6. Д. 171. Ч. 2. Л. 123.

¹⁹ Пекарский П. П. История Императорской Академии наук в Петербурге. СПб., 1870. С. 201.

²⁰ Дневник камер-юнкера Ф.-В. Берхгольца. Указ. изд. С. 111.

²¹ Поленов Д. В. Указ. соч. Стлб. 1736.

²² Пекарский П. П. Указ. соч. С. 201.

²³ Коллегии в отличие от приказов имели коллегиальный совет. Решения по каждому делу принимались после обсуждения на заседании членов коллегии; любой вопрос решался большинством голосов. Мнения высказывались в строгой очередности — от чиновников низших рангов к высшим. Если количество голосов оказывалось равным, решающее слово предоставлялось президенту коллегии. Пре­зиденты являлись центральными фигурами коллегий. Они имели собственные кабинеты и личных секретарей, обладали исключительным правом сношений с Сенатом и самим государем. Только они могли распечатывать конверты с царски­ми или сенатскими указами. Руководивший учреждением президент ничего не мог решить самостоятельно, без согласия присутствия. См.: Наумов В. П. Указ. соч. С. 187, 190.

²⁴ Цит. по: Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 113.

²⁵ Воскресенский Н. А. Указ. изд. С. 224.

²⁶ См.: Шебалдина Г. В. Шведские военнопленные в Сибири. М., 2005; О пре­бывании пленных шведов в России при Петре Великом // ЖМНП. 1853. № 2. С. 124‒125.

²⁷ Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 116, 181.

²⁸ Cederberg A. R. Op. cit. S. 18‒19.

²⁹ Воскресенский Н. А. Указ. изд. С. 224.

³⁰ Cederberg A. R. Op. cit. Beilage 5. S. 107‒111*.

³¹ Ibid.

³² Ibid.

³³ Cederberg A. R. Op. cit. S. 108*.

³⁴ Воскресенский Н. А. Указ. изд. С. 224.

³⁵ Семенова Л. Н. Быт и население Санкт-Петербурга. XVIII век. СПб., 1998. С. 49.

³⁶ Ровинский Д. А. Академия художеств до времен императрицы Екатерины II // Отечественные записки. СПб., 1855. С. 46.

³⁷ Базарова Т. А. Генрих Фик и его проект «.об исправлении города Санкт-Петербурга и размножении в оном жителей» // Петровское время в лицах — 2003. СПб., 2003.

³⁸ Цит. по: Базарова Т. А. Указ. соч. С. 27.

³⁹ Там же. С. 28.

⁴⁰ Там же.

⁴¹ Там же.

⁴² Водарский Я. Е. Из истории создания Главного магистрата // Вопросы соци­ально-экономической истории и источниковедения периода феодализма в России. М., 1961. С. 108‒112; Он же. Проект регламента Главного магистрата и его редак­ции: (1720 г.) // Проблемы источниковедения. Вып. X. М., 1962. С. 195‒207.

⁴³ Cederberg A. R. Op. cit. S. 62: Beilage N 1. S. 62*.

⁴⁴ Cederberg A. R. Op. cit. S. 103*.

⁴⁵ Ibid.

⁴⁶ Ibid.

⁴⁷ Cederberg A. R. Op. cit. S. 101*.

⁴⁸ См.: Курукин И. В., Плотников А. Б. 19 января — 25 февраля 1730 года: со­бытия, люди, документы. М., 2010; Корсаков Д. А. Воцарение императрицы Анны Иоанновны. Казань, 1880.

⁴⁹ Сб. РИО. Т. 5. С. 425.

⁵⁰ Дело розыскное о вице-президенте Фике и замыслах его ограничить са­модержавие при вступлении на престол императрицы Анны // РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 171. Ч. 1‒2.

⁵¹ См.: Курукин И., Никулина Е. Повседневная жизнь тайной канцелярии. М., 2010; АнисимовЕ. В. Русский застенок. М., 2010.

⁵² Пекарский П. Указ. соч. С. 206; РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 171. Ч. 1. Л. 296.

⁵³ РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 171. Ч. 1. Л. 296.

⁵⁴ Там же. Л. 296 об.

⁵⁵ Там же. Л. 297.

⁵⁶ Сб. РИО. Т. 104. Юрьев. 1898. С. 145‒146.

⁵⁷ Скорняков-Писарев Григорий Григорьевич — в 1717 г. вел следствие по делу ца­рицы Евдокии Федоровны, в 1718 г. участвовал в суде над царевичем Алексеем. В 1718 г. обер-прокурор Сената. В 1727 г. за участие в заговоре против Меншикова сослан на Камчатку. В 1731‒1740 гг. начальник Охотского порта. В 1741 г. возвра­щен в Петербург. См.: Наумов В. Указатель имен // Неистовый реформатор. Указ. изд. С. 544.

⁵⁸ Курукин И. В. Бирон. М., 2006. С. 297‒298.

⁵⁹ Там же. С. 299.

⁶⁰ АнисимовЕ. В. Анна Иоанновна. М., 2002. С. 153‒154.

⁶¹ Там же. С. 154.

⁶² Сб. РИО. Указ. изд. С. 145.

⁶³ Там же. С. 160, 162‒163.

⁶⁴ Сафронов Ф. Г. Генрих Фик в якутской ссылке // Полярная звезда. 1966. № 4. С. 140.

⁶⁵ Cederberg A. R. Op. cit. Beilage 8. S. 127*—148*; Beilage N 9. S. 149*—160*.

⁶⁶ Ibid. Beilage 9. S. 151*.

⁶⁷ Ibid.

⁶⁸ Ibid.

---

[*] Соискатель аспирантуры МГУ им. М. В. Ломоносова.