Н. А. Дмитриев^[23]

Обращаясь сегодня к славянофильству, мы не просто оглядываем­ся назад, но пожинаем своеобразные плоды утраты собственной исто­рической памяти, горькие плоды, ибо мы фактически фиксируем, в который раз, забвение уроков истории. Ведь славянофильство — пер­вое проявление национального философского самосознания. Оно призвано было стать выходом из того состояния идеологического ва­куума, который возник в России после разгрома выступления декаб­ристов.

В известной мере состояние идеологического вакуума мы пережи­ваем и сейчас. Эксперимент по созданию царства свободы людей тру­да, начатый в 1917 г. и основанный на полном отрицании собственных исторических традиций, закончился провалом. Слепое упование на теоретические доктрины, порожденные западноевропейской фило­софской мыслью, при некомпетентности и безкультурии лиц, стояв­ших многие годы во главе государства, обернулось серьезными эконо­мическими и политическими потерями для страны.

Н. В. Котляр^[24]

Несмотря на краткость исторического опыта самоорганизации на Дальнем Востоке России, уместившегося в 42 года, работа благотвори­тельных общественных организаций, гибко отвечающих на нужды и потребности беднейшего населения, создала уникальное для монархи­ческого государства соотношение частной активности и государствен­ной деятельности в такой важной сфере общественной жизни, как со­циальная работа. Дальневосточный опыт создания эффективной общественной системы благотворительной помощи интересен еще и тем, что накапливался в условиях развивающегося российского регио­на, постоянной нехватки финансовых и людских ресурсов, крайней остроты социальных и политических противоречий. Не случайно осо­бый интерес исследователей к сфере частной организованной благо­творительности проявился именно в 1990-х гг. С этого времени публи­куется ряд исследований, посвященных основным направлениям деятельности лечебно-благотворительных общественных организаций Дальнего Востока¹, личному вкладу наиболее известных дальневосточ­ных меценатов, участвующих в деятельности благотворительных обществ². В 2000-х гг. появляются работы, целиком посвященные созда­нию и деятельности дальневосточных благотворительных организаций: Хабаровскому благотворительному обществу³, Амурскому лечебно-благотворительному обществу⁴; «непрофилирующим» направлениям деятельности благотворительных организаций, в частности, Влади­востокского и Южно-Уссурийского благотворительных обществ⁵. В 2000-х гг. опубликованы работы, в которых подробно изучено взаимо­действие на Дальнем Востоке органов городского самоуправления и общественных организаций⁶, приводятся факты участия в благотвори­тельных обществах представителей местного чиновничества⁷, создают­ся классификации направлений благотворительной деятельности⁸ и т.д.

А. В. Гущин^[25]

Крепость сдалась не только умершей, но и наполовину истлевшей.

Л. И. Волченский

Главная цель нашего исследования — постараться, избегая устояв­шихся оценок, взглянуть объективно на оборону крепости Порт-Артур.

М. И. Балыкина^[*]

Исследователи неоднократно отмечали существование двух куль­турных тенденций в эпоху русского средневековья. Первая связана со службой государству и монарху, вторая — с уходом от мирских дел и посвящению себя Богу. Средневековый человек не мыслил себя вне религии, но, как отмечал А. Я. Гуревич: «...мы ничего не поймем в средневековой культуре, если ограничимся соображением, что в ту эпоху царили невежество и мракобесие, поскольку все верили в Бога…»¹ Вера была нужна, чтобы объяснить существование этого мира; она служила опорной точкой, исходя из которой люди совершали те или иные поступки, строили свой жизненный путь. Считая себя рабом Бо­жьим и холопом государя, средневековый человек испытывал чувства, которые можно определить как благочестивые. На основе этих поня­тий между людьми устанавливались отношения в социуме².

Я. И. Прокопенко^[*]

Судьбы людей становятся все менее различимыми за толщей про­шедших лет. Так трудно порой увидеть человека за историческими со­бытиями и в свою очередь оценить его роль в них. Мы не задумываем­ся о том, что и сами когда-нибудь станем лицом своей эпохи, образом на историческом горизонте.

Прошлое — не только история смены правителей на троне, появ­ления и отмирания каких-либо учреждений, но и история жизни лю­дей. Совершить своеобразное путешествие во времени и увидеть сквозь века человека с его страстями, слабостями и надеждами, показать его отражение в исторической эпохе и отражение духа эпохи в нем — ис­креннее стремление автора.

Л. В. Пашкова[*]

Наряду с Бородинским сражением московский пожар — одно из неразгаданных событий Отечественной войны 1812 г. Пожалуй, двумя самыми главными проблемами в изучении Отечественной войны яв­ляются вопросы о том, кто выиграл Бородинское сражение и кто явля­ется виновником пожара в Москве.

Москва горела в течение шести дней во время пребывания в ней французов, но и после в разных частях города вспыхивали небольшие пожары. До сих пор не определено, кто был виновником сожжения древней столицы — русские или французы. Существует также точка зрения, что Москва загорелась случайно. Все эти гипотезы начали раз­рабатываться сразу же после окончания войны, поскольку о москов­ском пожаре писали в то время многие очевидцы событий. Изучение этой проблемы получило свое дальнейшее развитие, однако в процес­се исследований историки так и не пришли к однозначному ответу.

Р. И. Гальперин^[*]

Конец XIX — начало XX в., безусловно, является переломной точ­кой русской истории. Революционные потрясения, освободительное движение вторглись в судьбы подданных империи. В бурный водово­рот социально-политических катаклизмов этой эпохи был втянут са­ратовский юрист, адвокат и общественный деятель Николай Николае­вич Мясоедов.

В работе использованы по большей части еще не введенные в на­учный оборот материалы Государственного архива Саратовской обла­сти (ГАСО, Саратов). Первым, кто использовал материалы личного фонда Н. Н. Мясоедова, была заведующая отделом НСА ГАСО М. Ю. Болдырева¹. Общественно-политическую и профессиональную деятельность Мясоедова рассматривал в своих работах профессор Ю. В. Варфоломеев, особо обращая внимание на политические про­цессы саратовского адвоката² и на период его работы в должности старшего председателя Саратовской судебной палаты³.

А. В. Семенихин^[*]

Протоиерей Николай Евграфович Сироткин — патриарх русской фенологии, метеоролог, выдающийся пастырь, благочинный церквей Подольского уезда Московской губернии, просветитель, краевед, ста­тистик, нумизмат второй половины XIX — первой четверти XX в. Его труды — это результат многолетних метеорологических и фенологи­ческих наблюдений, изучения среднерусской природы на примере Подольского уезда, изучения истории села Захарьино и окрестностей Сухановской волости Подольского уезда¹, где Сироткин провел 50 лет своей жизни из 78, а также просветительская деятельность по откры­тию 10 школ в Подольском уезде. Наблюдения Сироткина за природой стали основой русской фенологии. Ими пользовались многие авторы выдающихся фенологических работ разных лет, а метеорологические наблюдения Николая Евграфовича вошли в историю русской метеоро­логии. Однако само имя Сироткина, ввиду того что он был представи­телем духовенства, в советское время было забыто. Скромное упоми­нание о нем можно найти в советской фенологической литературе. Современная историческая, фенологическая, метеорологическая или любительская краеведческая литература также не изобилует ссылками на личность и наследие Николая Евграфовича, ограничиваясь лишь редкими и краткими упоминаниями, основанными на одном-двух источниках информации.

О. В. Ралкова[*]

В течение последних лет возрос интерес к изучению истории по­вседневности. Мы будем рассматривать ее как отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных и социально-бытовых контек­стах.

В сельской повседневности, как в зеркале, отражались особенно­сти происходивших в стране процессов. Их рассмотрение сквозь при­зму повседневной жизни конкретного региона позволяет показать разнообразие общеисторического процесса, обогатить историческую науку новыми конкретными данными.

Локально-исторические исследования в русле истории повседнев­ности органично сочетаются с устной историей. Работа с устными сви­детельствами продуктивна, поскольку устные источники наиболее живо отражают специфику потребностей сельского населения Челя­бинской области в первые послевоенные годы и мотивы поведения сельских жителей.

А. В. Липатов[*]

Современные социально-политические, экономические и куль­турные изменения в нашей стране обусловливают необходимость по­иска новых духовных, нравственных, патриотических, национальных идеалов. В результате специалисты-гуманитарии все чаще обращаются к прошлому нашего отечества. Это в полной мере относится и к соци­ально-культурной деятельности, что актуализирует изучение опыта учреждений культуры и творческих союзов.

История государственной политики в области культуры в период «оттепели», с 1953 по 1964 г., становится важным материалом для анализа процессов в сфере искусства, которые были универсальными, но в регионах, в частности в Сталинграде (с 1961 г. Волгограде), имели более выраженный характер в силу большей инертности и следования общепринятым правилам, установленным центральными органами управления культурой.