Первым официальным документом с указанием численности немецкой бронетехники, противостоявшей под Прохоровкой 5-й гвардейской танковой армии (в двух районах её действий), стало донесение разведотдела штаба Воронежского фронта, составленное вечером 12 июля. Сведения, включённые в него, весь день скрупулезно собирали на переднем крае фронтовые разведчики. «Противник, — отмечено в донесении, — до трёх полков мотопехоты при поддержке до 250 танков танковых дивизий «Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мёртвая голова» с рубежа Прелестное — Ямки и до двух мотополков с группой танков до 100 единиц с рубежа Кривцово — Казачье перешёл в наступление в общем направлении на Прохоровку, стремясь окружить и уничтожить части 69 А» (1, д. 452, л. 95).
Сравнивая эти цифры с реальными данными о танках в дивизиях 2-го танкового корпуса СС, действовавших с рубежа Прелестное — Ямки (юго-западнее станции) и 3-го танкового корпуса — на рубеже Кривцово — Казачье (южнее), следует отметить: фронтовая разведка сработала безукоризненно. Вечером 11 июля во 2-м танковом корпусе СС числилось в строю 297 бронеединиц (239 танков и 58 штурмовых орудий), а в трёх дивизиях и 503-м отдельном тяжёлом танковом батальоне 3-го танкового корпуса — 119 единиц (100 танков и 19 штурмовых орудий) (2). Непосредственно для отражения удара 5-й гвардейской танковой армии командование корпуса СС задействовало всю бронетехнику моторизованных дивизий СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Рейх», а из моторизованной дивизии СС «Мёртвая голова» не более 30– 35 танков и штурмовых орудий из 122 имевшихся. Остальные находились в излучине р. Псёл, в полосе 5-й гвардейской армии.
После окончания боёв, 24 июля 1943 года, член Военного совета фронта генерал-лейтенант Н. С. Хрущёв включил данные разведотдела в своё донесение «О танковом сражении 12-го июля 1943 года в районе Прохоровки Курской области», адресованное лично И. В. Сталину, тем самым подтвердив их достоверность (3, д. 27, л. 27.).
Согласно рассекреченным документам, П. А. Ротмистров ввёл в бой 12 июля западнее станции: 18-й (149 танков), 29-й (199 танков и 20 САУ), 2-й (52 танка), 2-й гвардейский (94 танка) танковые корпуса и южнее — передовой отряд, часть 2-го гвардейского танкового и 5-го гвардейского механизированного корпусов (всего 148 танков и 10 САУ). Следовательно, на знаменитом «танковом поле» западнее Прохоровки в этот день действовало 514 советских танков и САУ против 210 немецких танков и штурмовых орудий, а южнее станции — 158 танков и САУ против 119 танков и штурмовых орудий. Таким образом, в общей сложности в двух районах под Прохоровкой в боях непосредственно участвовали 672 и 329 бронеединиц с обеих сторон, то есть 1001 из примерно 1100, имевшихся в их распоряжении.
В историю Курской битвы вошли, однако, другие данные, подготовленные командованием 5-й гвардейской армии на основе предположения её командующего и ошибочных данных армейской разведки. В «Отчёте о боевых действиях 5 гв. ТА за период с 7 по 24 июля 1943 г.», утверждённом П. А. Ротмистровым, отмечалось, что юго-западнее Прохоровки «развернулось необычное по своим масштабам танковое сражение, в котором на узком участке фронта с обеих сторон участвовало более 1500 танков, громадное количество артиллерии всех видов и назначений, миномётов и авиации» (4, д. 19, л. 7). Эта цифра сложилась из следующих данных: для удара на Прохоровку немцы сосредоточили до 1000 танков, в том числе семь танковых и четыре пехотные дивизии с юго-запада и две танковые и одну моторизованную — с юга. При этом непосредственно против 5-й гвардейской танковой армии якобы действовало шесть танковых дивизий, имевших 700– 800 боевых машин (4, д. 19, л. 5).
Удивляет перечень немецких соединений. В группу «сосредоточенных для удара на Прохоровку» отнесены все дивизии 48-го танкового корпуса, которые на самом деле наступали на Обоянь и западнее, а у станции никогда не отмечались. В группу, действовавшую непосредственно против 5-й гвардейской танковой армии включены 16-я механизированная, 17-я танковая и танковая дивизия СС «Викинг» (якобы развернутые южнее Прохоровки), хотя в наступлении они не использовались.
К работе армейской разведки в первый период войны было немало нареканий. В ходе Курской битвы работа разведслужбы Воронежского фронта ещё не была отлажена, но по сравнению с армейскими фронтовые разведподразделения работали эффективнее. Не была исключением и 5-я гвардейская танковая армия. Например, по данным её штаба, к исходу 12 июля южнее Прохоровки участвовало в боях 400–600 танков. Армейская группа «Кемпф» на шесть часов утра 14 июля располагала на этом направлении всего 82 танками без учёта 505-го батальона «тигров», численность которого колебалась от 6 до 10 машин. В полдень 13 июля командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин в переговорах с П. А. Ротмистровым выразил сомнение: «Вряд ли противник успел сосредоточить туда такое большое количество танков, как Вы доложили» (1, д. 461, л. 62). Понимая, что данные завышены, командарм попытался направить недовольство командующего на соседей: «На юге… всего, я считаю, может быть танков не свыше 300–400. Группировку танков… мне дала авиация, поэтому, очевидно, и получилось преувеличение танковых сил противника» (4, л. 63).
Действительно, разведка ВВС допускала ошибки, в том числе и из-за искусной маскировки неприятеля. Так, 15 июля 1943 года в полосе 69-й армии была раскрыта хитрость врага: южнее Прохоровки он применил макеты, создав ложное сосредоточение танков. Очевидно, авиаразведка, доносившая П. А. Ротмистрову о 600 танках, подсчитала в том числе и макеты. В документах 5-й гвардейской танковой армии численность немецких танков южнее Прохоровки оценивается, как и предположил командарм в разговоре с Н. Ф. Ватутиным, в 300 единиц, хотя в действительности их там было в три раза меньше, как и донесла фронтовая разведка 12 июля. Объяснения этой цифре в «Отчёте…» нет, но упомянутые 16-я механизированная, 17-я танковая и танковая дивизия СС «Викинг» должны были её как-то подтвердить.
В практике советского командования существовало правило: если нет пленных или документов, наличие вражеского соединения считать предположением. Ни одна из перечисленных дивизий в период оборонительных боёв в полосе фронта не была отмечена, если не считать запеленгованной работы радиостанции 16-й механизированной дивизии, однако это не являлось подтверждением. И действительно, её опергруппа появилась здесь после 12 июля для подготовки ввода дивизии в бой, но изменившаяся обстановка нарушила планы противника. Присутствие всех трёх дивизий так и осталось предположением. Штаб П. А. Ротмистрова знал об этом и тем не менее включил их в «Отчёт…» для придания сражению под Прохоровкой большего масштаба. Этот факт, как и утверждение командарма о действиях против его армии механизированной дивизии «Великая Германия» и 11-й танковой дивизии, с уверенностью можно отнести к сознательному искажению.
Сколько же машин 5-й гвардейской танковой армии противостояло немецкому бронированному кулаку из 700–800 боевых машин? «Отчёт…» указывает: «Всего армия с приданными корпусами (2-й и 2-й гвардейский танковые корпуса. — Прим. авт.) имела 793 танка» (4, л. 6). Боевые донесения дают цифру 808 исправных танков. Погрешность связана с несовершенством учёта бронетехники, переданной из ремслужб в войска.
Если сложить 800 немецких танков с таким же количеством советских (793) и отнять 100, направленных П. А. Ротмистровым утром 12 июля на юг для блокирования прорыва 3-го танкового корпуса, то получатся приведённые в «Отчёте…» 1500 боевых машин. Важная деталь: если по данным разведотдела фронта и докладной Н. С. Хрущёва почти 1000 танков вели бои под Прохоровкой в двух районах, находившихся в 18–20 км один от другого, то штаб 5-й гвардейской танковой армии свёл 1500 бронеединиц в одно место (5 х 12 км) западнее станции. В результате небольшое поле, густо изрезанное непроходимыми для танков оврагами, и получило после войны название «танкового».
Итак, изначально существовало две версии о численности бронетехники, участвовавшей в сражении, назовём их «фронтовая» и «армейская». Если первая отражала реальность, то вторая — определённые «пожелания». Зачем командованию 5-й гвардейской танковой армии понадобилось через месяц раздувать масштаб сражения и указывать немыслимое число танков? Чтобы разобраться, обратимся к обстановке, сложившейся после Прохоровского сражения.
В ходе контрудара 12 июля Воронежскому фронту не удалось выполнить поставленные задачи, а его ударное объединение — 5-я гвардейская танковая армия за 10 часов лишилась более половины танков, введённых в бой. К завершению оборонительной операции, то есть к 16 июля, она оказалась фактически обескровлена: 334 бронеединицы уничтожены и более 200 в ремонте. Для выяснения причин высоких потерь из Москвы прибыла комиссия во главе с секретарём ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым. Расследование продолжалось две недели, и затем выводы комиссии легли на стол И. В. Сталину. Ставился вопрос о снятии командарма и придании его суду. Судьба П. А. Ротмистрова висела на волоске до конца июля, когда стараниями начальника Генштаба А. М. Василевского гнев И. В. Сталина удалось погасить. В конце августа генерал был удостоен ордена Кутузова I степени за отличие в Курской битве. Тем самым вопрос, как оценивать события под Прохоровкой, решился: считать сражение победоносным, на потерях внимание не акцентировать.
Лишь после этого (в августе) был написан упомянутый выше «Отчёт…» — типовой для штаба армии документ, который готовился после завершения определённого периода боёв. Его главная задача — обобщить опыт и довести до вышестоящего командования предложения по совершенствованию боевой работы войск. Непосредственно влиять на текущую боевую работу такой документ уже не мог, а потому авторы позволяли себе приукрасить картину, скрыть собственные просчёты и ошибки. П. А. Ротмистров не стал, подобно другим, перечислять сотни подбитых немецких танков и уничтоженных солдат, а попытался создать образ грандиозного сражения, в котором его армия разгромила небывалую по численности танковую группировку врага. Неслучайно в документе дважды упомянуты 1500 танков. Чтобы подчеркнуть масштаб происходившего, офицеры штаба использовали не типичную для военных лаконичную лексику, а выражения из арсенала пропаганды: «12 июля с. г. произошло величайшее в истории Отечественной войны танковое сражение, в сквозной атаке которого участвовало до 1500 танков с обоих сторон. Нанеся огромный урон противнику в людях и технике и задержав дальнейшее продвижение врага, частям армии пришлось в течение некоторого времени вести оборонительные бои» (4, д. 19, л. 20).
Почему же именно «армейский», а не «фронтовой» вариант был принят за основу советскими историками? Сработала военная система делопроизводства с характерными для неё секретностью и особыми требованиями к документообороту. Донесения разведотдела фронта и докладная Н. С. Хрущёва как оперативные документы сразу легли в военном архиве на долгие годы. Фонды штаба Воронежского фронта в ЦАМО РФ, где хранилось донесение разведотдела, были рассекречены только в 1993 году, а письмо И. В. Сталину опубликовано лишь в 2007-м. «Отчёт…» же поступил в штаб командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии уже в августе 1943 года — в отдел по изучению и использованию опыта Отечественной войны. Эти структуры появились в Красной армии с 1942 года для изучения и доведения до командного состава успешных приёмов ведения боя и управления войсками. Их сотрудники на основании отчётов армий и фронтов готовили обзорные материалы для публикации в журналах родов войск и «Сборнике Генштаба по изучению опыта войны», а также для подготовки лекций и семинаров в академиях.
В конце августа заканчивался летний период боёв, и штаб командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии был обязан опубликовать анализ результатов работы войск. Поэтому 10 сентября 1943 года начальник отдела по изучению и использованию опыта Отечественной войны штаба командующего бронетанковыми и механизированными войсками полковник Г. Сапожков направил начальнику одноименного отдела Генштаба генерал-майору П. П. Вечному две статьи, в том числе и материал «Июльская операция 5-й гвардейской танковой армии на Белгородском направлении» (5, д. 16, л. 36). В ее основу лёг «Отчёт…», из которого в статью перекочевала цифра 1500 танков. Чуть позже, 31 октября, П. П. Вечный направил этот же материал и черновой вариант статьи полковника Гончарова «Танковые войска в современной оборонительной операции» (где тоже использовались данные «Отчёта…») заместителю начальника Военной академии бронетанковых и механизированных войск (5, л. 1).
В 1944 году этот материал опубликовали в «Сборнике Генштаба по изучению опыта войны», и хотя он не поступал в публичные библиотеки, информация, подготовленная для высшего комсостава, стала доступна практически всем старшим офицерам и генералам. Таким образом, эти данные вышли за пределы секретных каналов информации, и на их основе стала формироваться картина не только для широкой публики, но и для подготовки офицеров в военных академиях.
Дальнейшая детализация этой картины напрямую связана лично с П. А. Ротмистровым. В 1960 году вышли его воспоминания о боях под Прохоровкой, в которых фигурировали данные из «Отчёта...». Авторитет маршала был весом, к тому же в его мемуарах отмечались заслуги Н. С. Хрущёва в ходе сражения, поэтому небольшая брошюра получила должную оценку. И естественно, когда встал вопрос об освещении событий 12 июля 1943 года в третьем томе «Истории Великой Отечественной войны», использовались её материалы. Только вместо «величайшего в истории Отечественной войны» его назвали скромнее — «одно из самых напряжённых танковых сражений Великой Отечественной войны». При этом цифра 1500 танков осталась неизменной (6, с. 271).
Справедливости ради отметим, что с середины 1950-х годов ряд высокопоставленных военных открыто высказывал критику в адрес П. А. Ротмистрова. Так, Г. К. Жуков писал, что значение боёв под Прохоровкой, их размах преувеличен его стараниями, и призывал его быть скромнее (7, с. 57). В 1963 году П. А. Ротмистров скорректировал цифру — с 1500 до 1200. В интервью «Военно-историческому журналу» он уменьшил группировку 5-й гвардейской танковой армии, участвовавшую в бою западнее Прохоровки, с 800 до 500, а число немецких танков оставил прежним — до 700 (8, с. 77). Куда же исчезли ещё 300?
П. А. Ротмистров выдвинул новую версию о том, «что второй эшелон и резерв армии был задействован для ликвидации угрозы обхода противником обоих флангов». Следовательно, 300 машин ушли на правый фланг армии (севернее станции). Однако это противоречит «Отчёту…», где указано, что сюда были переброшены лишь две бригады численностью 92 танка. Учитывая, что боевые документы тогда являлись секретными, проверить версию командарма было невозможно.
В литературе и прессе начали использовать цифру 1200 танков наряду с официальной — 1500. И поскольку ни та, ни другая не соответствовали действительности, «согласование» пришлось осуществлять методом компромиссов: с одной стороны — под давлением П. А. Ротмистрова, с другой — его критиков. В книге «Курская битва», подготовленной в соавторстве с Б. Г. Соколовым, Г. А. Колтунов разделил танковую группировку немцев на два района: «Юго-западнее Прохоровки с обеих сторон приняло участие в сражении до 1200 танков и самоходных (штурмовых) орудий, а южнее Прохоровки — до 300. С учётом обоих районов в танковом сражении западнее и южнее Прохоровки приняло участие до 1500 бронеединиц» (9). О трёхстах машинах, якобы направленных севернее Прохоровки, пришлось забыть.
Так завершилось формирование «канонического» мифа о Прохоровке. Он рассыпался при первом же столкновении с фактами, причём обломки его послужили материалом для мифотворцев-«разоблачителей» с их излюбленной темой о поголовной безграмотности советских полководцев, их неумении воевать.
Открытые архивы позволяют восстановить историческую правду: не под Прохоровкой определялся исход Курской битвы, и отнюдь не «кавалерийский» контрудар П. А. Ротмистрова был её кульминацией. Возможность перейти в контрнаступление была заложена прежде всего верно выстроенной обороной Центрального фронта под командованием К. К. Рокоссовского, о которую разбились вражеские танковые клинья под Ольховаткой и Понырями. Да и в полосе Воронежского фронта немало примеров чёткого и продуманного руководства войсками. Нельзя не сожалеть, что хорошо скоординированные, очень эффективные и поистине героические действия советских войск — такие, как развернулись 5 июля 1943 года у села Черкасское, — остались в тени наспех спланированного сражения с трагическим итогом.
Мемориал на Прохоровском поле всегда будет нести память о воинах, отдавших свою жизнь за Родину. Открывая страницу за страницей правду о Великой Отечественной, мы наполняем и обогащаем эту память новыми эпизодами, новыми именами. Не менее важно и другое — война была суровым учителем. Чтобы победить, нужно было научиться извлекать уроки из ошибок и просчётов — и чужих, и своих. Советское командование этому научилось, благодаря чему Красная армия и дошла до Рейхстага. Наш долг — не утерять огромными трудами и кровью добытый опыт, чтобы по праву считать себя наследниками Великой Победы.
Литература и источники
- ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843.
- Zetterling N.,Frankson А.Kursk 1943. A Statistical Analysis. London. Frank Gass, 2000. Тable А.6.4–6.10.
- РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1.
- 4. ЦАМО РФ. Ф. 5 гв. ТА. Оп. 4948.
- 5. ЦАМО РФ. Ф. 3416. Оп. 1.
- 6. История Великой Отечественной войны. Т. 3. М.: Воениздат, 1964.
- 7. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 3. М.: Новости, 1990.
- 8. Рассказывают командармы. Военно-исторический журнал // 1963. № 7.
- 9. Колтунов Г. А, Соколов Б. Г. Курская битва. М.: Воениздат, 1970.
