Фамильные черты и судьба Романовых

А.Н. Сахаров, д. и. н., профессор, член-корреспондент РАН

В смысле понимания задач продвижения России по общецивилизационному пути Пётр I не выдумал пороха. Другое дело, что потрясённый чистотой и комфортом Кокуя, а позднее — совершенно новым и невиданным для него бытом Амстердама, Лондона, Вены, он вложил в это понимание свою могучую, необузданную старомосковскую жестокую натуру, свой блестящий дар труженика и организатора. Но с такой же определённостью можно сказать, что все, или основные, реформы Петра I по степени их традиционной и даже более заострённой опоры на крепостнические традиции, насильственные, судорожные меры их воплощения в жизнь вполне соответствовали предшествующим десятилетиям.

Неслучайно, в последующие за его смертью годы произошло постепенное возвращение русской жизни в знакомые средневековые берега. Нарушение Петром привычного для Романовых темпа жизни и реформ, естественно, встретило сопротивление определённых кругов общества. Дело царевича Алексея явилось лишь частью этого сопротивления, и нужно ещё изучить подлинный смысл оппозиции Петру, в которой шли и представители старого боярства, и дворянства, и немало его бывших сподвижников.

Могучая натура Петра I сметала на своём пути все препятствия, однако фигурам более слабым, но столь же импульсивным и непредсказуемым, как Пётр I, была уготована иная участь. В череде осторожных, осмотрительных Романовых в до- и послепетровское время выделяются, конечно, два уникальных человека — Пётр III и Павел I. Неслучайно оба они были убиты. Для династии это был знак свыше: что проходило для Петра I, не годилось для его эпигонов.

Последние исследования, посвящённые Петру III, показали, что ряд его мер был совершенно нетрадиционен для русского абсолютизма: он упразднил Тайную канцелярию, стремился укрепить дисциплину среди чиновников, порядок в гвардейских частях, упорядочить военное дело, судопроизводство и другие отрасли управления. Он учредил Совет для разработки полезных реформ, секуляризации церковных владений, проведённых уже Екатериной II, опубликовал манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». Смысл манифеста заключался в защите интересов дворянства и предоставлении определённых льгот и привилегий купечеству (1, с. 50–51). Впервые в российской истории указом от 25 февраля 1762 года убийство помещиками своих крестьян квалифицировалось как «тиранское мучение», наказывавшееся пожизненной ссылкой. Крестьянам давали ряд льгот. Именно поэтому, видимо, слухи о крестьянской вольности связывались с фигурой нового императора. Он перестал преследовать и старообрядцев. Наконец, он прекратил бессмысленную для России Семилетнюю войну, что тут же его противники расценили как предательство интересов страны. Личная искренность, импульсивность, открытость, доброта, эпатирование уставных придворных канонов дополняли общую его характеристику, и правильно было отмечено, «что он, по существу, преступил предельную черту политических и материальных интересов правящей элиты», что и обрекло его на гибель (1, с. 55).

По этому же пути с тем же результатом пошёл и Павел I, которого А. С. Пушкин называл «романтический наш император». Отмена ряда крепостнических указов Екатерины II, в частности ликвидация указа о запрещении крестьянам жаловаться на помещиков, запрет продавать крестьян без земли, указ 1797 года о трёхдневной барщине ясно показывали критический настрой Павла в отношении крепостного права. К тому же он первым среди представителей династии Фамильные черты и судьба Романовых вынашивал план некоторого конституционного ограничения монархии. Одновременно с этим Павел чисто волевыми доморощенно-российскими способами попытался укрепить, как и его отец, порядок и дисциплину в армии и в бюрократическом аппарате, ввести некоторые аскетические правила в быту, и всё это при личной порывистости, вспыльчивости, рыцарственности, честности, попытке ввести уравнительность всех сословий перед государем, что, конечно же, противоречило общей умеренно-срединной линии, проводимой династией в целом. Гибель этого «русского Гамлета», как его называли и в России, и за рубежом, была столь же естественной, сколь неотвратимой. И это даже при том, что основы строя потрясены не были.

Екатерина II, эта немецкая принцесса на русском троне, оказалась во всех смыслах большей Романовой в ХVIII веке, чем все другие представители династии. Уровень образования и интеллекта вели её в сторону понимания пагубности крепостного права и домостроевских традиций. Осуществляя масштабные преобразования, преследуя, и вполне успешно, геополитические цели России, в чём Романовы обычно преуспевали, жестоко подавляя социальный протест низов, она, пожалуй, первой открыто заявила о необходимости уничтожения архаических общественных отношений. Но, как истинная Романова, ставшая уже дочерью России, умная, дальновидная, как правительница, вынужденная считаться с всевластием гвардии, Екатерина была противницей резких шагов в духе супруга. И, как показал последующий опыт, в духе её собственного сына. Ставя, скорее, в глубине души вопрос об отмене крепостного права, (Екатерина повествует об этом в своих «Записках») она стремилась в период созыва Уложенной комиссии проверить просвещённость общества на сей счёт: «Я думаю, не было и двадцати человек, которые по этому предмету мыслили бы гуманно и как люди… я думаю, мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг существовало другое состояние, кроме рабства». Она пишет далее, что не могла даже предполагать, созывая Комиссию для зондирования почвы по ключевым проблемам жизни страны, сколь невежественны и консервативны были дворяне (2, с. 22). «Средняя» линия победила — традиция не была нарушена, и Екатерина II правила более трёх десятков лет.

Положительный пример бабки и губительный пример отца стали уроком для Александра I. Безусловный противник крепостного права, понимавший цивилизационную отсталость России, явный сторонник конституционных начал, он, однако, оставался Романовым. Широкий размах Сперанского — и ублюдочные в итоге реформы государственного переустройства. Широковещательные либеральные речи в Негласном комитете — и приближение к себе равнодушного к политическим новациям Аракчеева. Попытки подтолкнуть дворянство к инициированию отмены крепостного состояния крестьян — и отступление после первых же неудач. Дарование конституции Финляндии и Польше — и страх сделать подобный же шаг в России. Знаменитая Государственная уставная грамота Российской империи, разработанная Н. Н. Новосильцевым в 1820 году, и предусматривавшая превращение России в конституционную монархию, легла под сукно, как и многие другие либеральные проекты.

Поразительна чисто романовская оценка крепостного права, данная Николаем I: «Крепостное право в нынешнем положении есть зло, для всех ощутительное, но прикасаться к оному теперь было бы злом, конечно, ещё более гибельным… не должно давать вольности, но должно открыть путь к другому переходному состоянию, связав с ним ненарушимое охранение вотчинной собственности на землю» (3, с. 36).

Близки к этому были и взгляды царя-освободителя Александра II. Однако с каждым десятилетием нарастало понимание необходимости коренных реформ, в том числе отмены крепостного права и введения конституционных начал. Николай I оставался на позициях весьма умеренных, хотя и многое сделал для общего продвижения в сторону будущих реформ. Александр II предпринял решающие шаги по проведению в жизнь реформ в 60–70-е годы XIX века и даже подошёл к введению в России конституционных начал (проект М. Т. Лорис-Меликова).

Сто лет потребовалось Романовым, чтобы со времени Сперанского, через мучительный путь развития страны, через революцию 1905–1907 годов, ввести в России принцип разделения властей, основные демократические свободы, но всё это было вчерашним днём европейской цивилизации. Однако Романовы не были бы Романовыми, то есть династией России ХVII–XХ веков, в основном дворянской, военной, слабо промышленной, если бы они действовали по-другому. Их ментальность при всей личной образованности и гуманности не выходила за рамки российской жизни. И это было исторически объяснимо.

Необходимо помнить и о том, что призрак возмездия постоянно витал над головой каждого из Романовых. И им самим, и их фаворитам, временщикам приходилось прилагать немало усилий, чтобы сохранять баланс между интересами элиты и государства. На этом пути рушились судьбы самих Романовых и верных исполнителей их воли, вроде Сперанского, Рейтерна, Витте, Столыпина. Даже такой могучий абсолютный монарх, каким являлся Николай I, вынужден был в глубокой тайне приступить к разработке проектов отмены крепостного права в России.

Необходимо сказать несколько слов о самом характере абсолютизма в России. В течение долгих лет мы привыкли к тому, что он представлял собой неограниченную, не стесненную законом власть одного человека над подданными. Этот абсолютизм, как утверждали историки, стоял на прочном фундаменте то ли баланса сил между дворянством и буржуазией, то ли поддержки власти лишь со стороны могучего господствовавшего класса — дворянства при относительно слабом участии в формировании её социально-политических параметров со стороны иных общественных сил, то ли всенародной её поддержке, в том числе и царистски настроенным крестьянством. Эти споры так и остались незаконченными.

И лишь один немаловажный аспект, личностный, в этих спорах был упущен. А он-то как раз и вносит существенные коррективы в представления о характере абсолютистской власти Романовых на протяжении трёхсот лет. Каждый из Романовых при всём кажущемся неограниченном характере их власти был весьма зависимым, несвободным властителем и человеком. Немногие из этой династии закончили жизнь в мире и покое. Некоторые из них были убиты в ходе государственных переворотов или покушений (Пётр III, Павел I, Александр II), другие низвергнуты и заточены (Софья, Иван Антонович); Николай II, как известно, был расстрелян; третьи ушли в мир иной при весьма загадочных обстоятельствах (Пётр I, Александр I, Николай I). Лишь жизнь первых Романовых, а также Елизаветы Петровны, Екатерины II и Александра III не отмечена печатью трагической кончины. Но при этом и Елизавета Петровна, и Екатерина II рисковали жизнью в борьбе за престол. И стояли на волоске от бесчестья и даже смерти. Оказывается, лишь трое из всей династии жили и царствовали тихо и спокойно, и то относительно. Алексей Михайлович испытал немало тревог во время масштабных мятежей ХVII века, а Александр III, этот «гатчинский узник», заперся в своём загородном дворце, загородил окна первого этажа могучими железными решётками — после 1 марта 1881 года ему везде чудились цареубийцы. И это абсолютные монархи! А каково приходилось их фаворитам: наряду с почётом, привилегиями, принадлежавшими им сотнями душ крестьян, роскошными дворцами — опалы, ссылки, убийства. Вспомним хотя бы А. С. Матвеева, В. В. Голицына, А. Д. Меншикова, Э.-И. Бирона, А. И. Остермана, Б.-К. Миниха, П. А. Зубова, М. М. Сперанского, С. С. Уварова, С. Ю. Витте, П. А. Столыпина. Судьба каждой из этих сильных политических фигур, светивших отражённым светом династии, была поистине трагической. Романовы своим чередом восходили на престол, а рядом с ними и при их помощи устремлялись вверх, к политическому олимпу десятки, сотни честолюбивых душ, нередко сгоравших в пламени околодинастической борьбы, как мотыльки возле яркого светильника. Всё это тоже была история династии, тесно сплетённая с историей страны.

Существует мнение, причём весьма справедливое, что русские цари и царицы, в общем-то, не являлись по своему происхождению русскими, за исключением первых Романовых. Даже Екатерина II, прибывшая в Россию далеко не девочкой, так и не научилась абсолютно правильно говорить и писать по-русски. Однако она впитала все черты русской царицы, связанной многими нитями с российским обществом, оказалась под сильнейшим влиянием своих фаворитов Г. Г. Орлова, Г. А. Потёмкина и других, этих русских из русских, представителей национального дворянства. Как это ни парадоксально, именно Екатерина II стала наиболее яркой выразительницей российских национальных и государственных интересов. Абсолютно русскими по характеру, склонностям, привычкам были все российские монархи из династии Романовых в ХIХ–ХХ веках.

В случае с династией Романовых, как, кстати, и первых Рюриковичей, можно с полным основанием сказать: определяет не рождение, а политика, социально-экономическая среда, окружение, традиции и обычаи, и в этом смысле все они — и «чисто русские», и «почти не русские» — были полнокровными выразителями интересов России и приобретали её облик и характер.

Нельзя не сказать и о том, что редкие из них были счастливы в личной жизни. Если у обычного человека есть биография, то у монарха её нет. Его биография — это история страны. И уже в этом зачастую заключен немалый драматизм жизни властелинов. Это тоже люди, со своими характерами, собственными представлениями о жизни, взглядом на общественные отношения, движение мирового сообщества. Однако законы истории властно диктуют монархам свои «правила игры». И нередко «биография страны» подминает под себя биографию человека. Во всяком случае, столкновения личных интересов правителей с общественными, как правило, заканчивались катаклизмами. Так было во время преобразований Петра I, в период династического кризиса на закате правления Александра I, в начале XX века, когда несгибаемая, почти мистическая преданность Николая II принципам самодержавия в известной степени привела Россию к историческому обвалу. А сколько было менее известных, но не менее значительных для монархов как личностей проблем, этих невидимых миру слёз, когда человек должен был уступать системе, ломать свои общественные представления в угоду этой системе, смирять душевные порывы. Всё это было в истории династии Романовых, и об этом надо говорить откровенно, потому что это тоже история династии и история страны.

В период правления Романовых Россия превратилась из истекающей кровью, полуразрушенной и раздробленной страны в великую мировую державу, могучую империю со всеми сопутствующими социально-экономическими, политическими, культурными противоречиями. Они неминуемо вели страну к новым и все более трудным испытаниям. Династия Романовых, одна из самых значительных в мировой истории, прекратилась, когда разрешение этих противоречий оказалось для них задачей непосильной.

Литература и источники

1. Мыльников А. С. Пётр III // Вопросы истории. 1991. № 4–5.

2. Рахматуллин М. А. Непоколебимая Екатерина // Отечественная история. 1996. № 6.

3. Капустина Т. А. Николай I // Вопросы истории. 1993. № 11–12.