В 1893 году монахи подарили икону императору Александру III на десятилетие его коронации. Об этом говорит надпись на тыльной стороне: «Его Императорскому Величеству Государю Императору Александру Александровичу III от Русского Скита Св. Пророка Илии на Афоне 1893 года». Александр III поместил дар в Дворцовой церкви Гатчинского дворца, бывшего в те годы главной резиденцией императора. В Гатчине императорская семья проводила большую часть года, и икона давала ощущение постоянной духовной связи с Афоном, местом земного удела Богородицы, покровительницы Русской земли.

Члены императорской фамилии активно поддерживали русский скит на Афоне, основанный в 1757 году выдающимся славянским просветителем Паисием Величковским (1722–1794). В ранней молодости инок Платон, принявший постриг и наречённый Паисием, собрав вокруг себя братство, испросил у греческого монастыря Пантократора необитаемую келью, посвящённую пророку Илии. Вскоре на месте кельи Паисий основал скит и провёл там пять лет. Своего расцвета скит достиг при старце Паисии II. В 1881 году завершилось строительство Соборного храма скита, посвящённого пророку Илии. С визитами на Афоне побывали дядя Александра III – великий князь Константин Николаевич и брат – великий князь Алексей Александрович.

В Гатчинской дворцовой церкви икона находилась вплоть до Великой Отечественной войны. После Октябрьской революции она вошла в состав музейных коллекций дворца.

С началом Великой Отечественной войны икону не успели эвакуировать. Поскольку художественные произведения из пригородных дворцов Ленинграда вывозились оккупантами как целенаправленно, так и в качестве трофеев, следы уникальной иконы потерялись, и многие годы она считалась безвозвратно утраченной.

В 2007 году гражданином Германии на аукционе «Кристис» была выставлена деревянная резная икона «Введение Богородицы во храм» с ветхозаветными клеймами. Тыльная сторона иконы была заклеена клеёнкой. К тому времени ещё не были опубликованы все тома «Сводного каталога культурных ценностей, похищенных и утраченных в период Второй мировой войны», в том числе посвящённые потерям ГМЗ «Гатчина», и это не позволило вовремя идентифицировать икону и снять её с торгов.

К счастью, лот приобрёл известный московский коллекционер Владимир Логвиненко. Изучая икону, он снял клеёнку и обнаружил на тыльной стороне надпись и инвентарные номера Гатчинской дворцовой церкви. Спустя некоторое время Владимир Логвиненко принял решение передать икону государству. Утраченный шедевр вновь вернулся в родные стены.

«Историческая наука нуждается в государственной поддержке»

Андрей Николаевич САХАРОВ – выдающийся российский учёный, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН – согласился ответить на несколько вопросов редакции журнала «Русская история».

Корр.: Приближается 245-летие великого российского историка Н. М. Карамзина. Когда в мае 1818 года вышла его «История государства Российского», отношение к ней было далеко не однозначным. Даже любивший Карамзина А. С. Пушкин писал:

В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья,

Необходимость самовластья

И прелести кнута.

Хотя вряд ли отношения историка с властью были настолько уж простыми… Какова Ваша точка зрения по этому вопросу?

А. Н. Сахаров: Николая Михайловича Карамзина в течение долгого времени, особенно в советский период, считали идеологом консерватизма и монархизма, как доказательство приводя эпиграмму Пушкина. Это было одним из тех идеологических клише, которое никакого отношения к настоящей истории не имеет. Если мы спокойно и объективно обратимся ко всему творчеству Карамзина: «Письмам русского путешественника», «Записке о древней и новой России», которую он лично вручил Александру I в 1811 году, томам «Истории государства Российского», – ничего подобного мы там не обнаружим. Напротив, мы найдём широкий взгляд человека, бывшего в русле тогдашних идей европейского и российского просветительства. Как и другие просветители той поры, он уповал на волю и решения высшей – монархической – власти. Но для чего? Для того чтобы общество стало правовым, чтобы сделать его просвещённее, богаче. Эти и ряд других положений проходят красной нитью через все сочинения и записки Карамзина. Там нет ничего такого, что можно было бы назвать элементами антигуманизма. Все сочинения Карамзина по своему характеру являются глубоко гуманистическими. Хотя средства для преобразования общества он предлагал в соответствии с пониманиями той эпохи. Я бы сказал, что это был первый действительно настоящий русский интеллигент, просветитель, который здраво, трезво смотрел на историю своей страны, своего народа. Он понимал, что в условиях тогдашней России только просвещённая власть такого монарха, как Александр I – который действительно был фигурой яркой, незаурядной, талантливой, несомненно, гуманистически настроенной, – может повести Россию вперёд очень осторожными, медленными шагами по пути прогресса. Это была его, Карамзина, концепция развития страны. Такая же концепция была у многих просвещённых людей того времени, не исключая и А. С. Пушкина, ратовавшего за высшую волю монарха, который может не только издать соответствующие законы, но стать олицетворением этих законов и гарантом их неуклонного соблюдения. На таких же позициях стояли замечательный российский реформатор М. М. Сперанский, а также Н. Н. Новосильцев, который предложил ввести впервые в России представительские организации наряду с монархией. Получается, что историк Карамзин был лишь одним из многих.

Кстати говоря, в своём сочинении, посвящённом царствованию Ивана IV Грозного – это том 9, Н. М. Карамзин показал такие «прелести кнута», от которых вздрогнула вся Россия. Настроенные консервативно ругали историка, против него начались чуть ли не политические процессы. В реакционных салонах его обвиняли в революционности. Потребовалось личное вмешательство Александра I, чтобы напечатать этот том «Истории государства Российского», в котором Карамзин описал все ужасы опричнины, все безобразия, связанные с нарушением человеческого достоинства, весь антигуманизм, присущий эпохе Ивана IV. Несмотря на какие-то объективные исторические плюсы его действий с точки зрения централизации государства, искоренения сепаратизма, методы достижения этих целей – как позднее и у Петра I – были ужасными, античеловеческими. Такими методами нельзя было достичь добра в обществе, в народе, в государстве, и Карамзин прекрасно всё показал. Думаю, уже одно это говорит о том, что оценки Карамзина как реакционера были совершенно несправедливыми.

Карамзин уважал предводителя восставших Ивана Болотникова за рыцарское поведение. И, напротив, был полон негодования по отношению к Василию Шуйскому, который, нарушив все свои клятвы, пленил Болотникова, сослал и, наконец, утопил. Всё это блестяще изображено Карамзиным.

Мы можем предъявить какие-то претензии Карамзину как автору предисловия к «Истории государства Российского», где он «высоким штилем» и с большим пафосом обращает свой труд к стопам Александра I и уповает на то, что только он, государь, может оценить этот труд. Но всё это было в порядке вещей того времени, а Карамзин был достаточно умным человеком, понимая, что только воля монарха, которому он посвящает этот труд, оградит его от всякого рода цензурных нападок и несправедливостей. Так оно и оказалось на самом деле. Считать, что тем самым историк воспевает «прелести кнута», неограниченную монархию, самодержавие, – значит, ничего не понимать в творчестве Карамзина. Я так оцениваю этот вопрос.

Карамзин в своих «Записках о древней и новой России» дал резко критическую оценку эпохе начала XIX века – времени царствования Александра I. Именно там он, обличая российскую бюрократию, пишет о том, что «все грабят», что правят не люди, а бумаги. Это была резкая отповедь той министерской системе, которую создавал император Александр I. Оценивая в этой достаточно короткой записке всю историю России, Карамзин показал развитие страны и его изъяны, тупики и перспективы. Он вручил этот документ императору, который, прочитав его, был потрясён заключённой в нём правдой, буквально задет за живое. Есть достоверные сведения, что Карамзин считал отношения с императором на этом законченными. Но прошло время, минула эпоха войны 1812 года и последующих заграничных походов, и Александр I вспомнил об историке и позвал его. Император оставил Карамзину флигель в Царском Селе, сделал его государственным историографом и санкционировал написание им «Истории государства Российского». Впоследствии Карамзин рассказывал: «Много раз мы с ним (императором) встречались в Царском Селе, беседовали, я говорил ему всю правду о польских событиях, о ситуации в самой России. После каждой беседы я думал, что мои отношения с императором закончены. Но нет – он опять меня приглашал, и опять мы с ним встречались» (цитата по памяти). Вот это – настоящее отношение власти и общества, власти и историка. Когда историк говорит всю правду властителю, и тот имеет достаточно высокий интеллектуальный уровень, чтобы эту правду воспринять, не обидеться, а, вступив в дискуссию, объяснить свою позицию и попытаться понять противоположное мнение – мнение историка. Это – идеал отношений между историком и руководителем страны. Несмотря на то что Александр I во многом был с учёным не согласен, он дал «зелёную улицу» всему его сочинению.

Корр.: Большинство историков относят Карамзина к ярым поборникам норманнской теории образования Древнерусского государства.

А. Н. Сахаров: Он действительно был сторонником этой теории, но вряд ли ярым. Карамзин находился в русле тех взглядов, которые сложились в XIX веке под влиянием сочинений Г. Ф. Миллера, А. Л. Шлёцера и некоторых других немецких историков, работавших в России, а также зарубежных учёных, воспринявших версию шведского сочинителя П. Петрея де Ерлезунда, который предположил, что варяги были скандинавами, шведами. Эта теория, начавшая распространение в Западной Европе с начала XVII века, в России была подхвачена немецкими историками, которым возражали такие учёные, как М. В. Ломоносов и В. Н. Татищев. Н. М. Карамзин придерживался традиционной, господствующей в то время точки зрения, но при этом в первом томе, в главе, посвящённой призванию Рюрика и его братьев, называя их скандинавами, норманнами, тем не менее постоянно упоминает о том, что есть и другие мнения. Существует версия, что призвание было осуществлено новгородским посадником Гостомыслом. Карамзин пишет, что связи Руси ведут и на южный берег Балтики. Он рассматривает и балтскую, и финскую версии, и версию южно-балтийского славянства. Но предпочтения самого Карамзина были норманно-скандинавские. Правда, в те времена многое не было известно. Позднее вышли сочинения С. А. Гедеонова и других русских учёных, опровергающие норманнскую теорию. Упоминая 862 год как дату призвания варягов на Русь, Карамзин вместе с тем говорит о том, что к началу 860-х годов практически сложились два центра российской государственности: на севере – с центром в Новгороде и на юге – с центром в Киеве, где была представлена линия Аскольда, Дира. Знаменитый поход на Царьград в 860 году Карамзин, не зная точной даты – данные появились гораздо позднее, – датировал 866 годом. Но в действительности поход киевского князя Аскольда относится к 860 году, за два года до призвания Рюрика.

Эта дата, в отличие от наших летописных, иногда очень неточных, неопровержима, поскольку сохранилась в византийской хронике. Она была обнаружена в 1894 году бельгийским историком Ф. Кюмоном, опубликовавшим сведения о том, что Русь атаковала Константинополь в 860 году. Карамзин, не зная этого, сказал о двоецентрии русской государственности – то есть он интуитивно, как настоящий историк, чувствовал то, что знаем сегодня мы.

Корр.: С тех пор современная наука продвинулась далеко вперёд, сделав много открытий. Но до сих пор существуют норманнисты и антинорманнисты. Чем это объяснить?

А. Н. Сахаров: Норманнистская точка зрения оперирует определёнными источниками второстепенного порядка, а главное – апеллирует к археологическим данным. В северной и западной России по течению Днепра найдено много кладов и артефактов – оружие, украшения, которые указывают на присутствие норманнского этноса в жизни Руси. Но почему-то норманнисты совершенно обходят данные русской летописи Нестора, который был ближе к этим событиям и указывал, что варяги были очень близки новгородским славянам, а славянский и варяжский представляют собой единый язык. Это подтвердила и современная лингвистика, в частности известные исследования академика А. А. Зализняка, который пишет, что между диалектами южнобалтийских славян и варягов много общего. Неоднократно Нестор указывает и местоположение варягов – южная Балтика. Наконец, традиции изготовления керамики – этой «души народа» в глине – у северо-западных и южнобалтийских славян очень близки. И неважно, какое количество предметов – украшений или одежды – мы нашли. Находки в построенных в IX веке курганах говорят лишь о том, что велась активная торговля между русскими и варягами. Возможно, были наёмники, в том числе и из Скандинавии. Важно то, что известия о скандинавском этносе и на Руси, и в западных источниках появились гораздо позднее, чем сведения о появлении Рюрика, его братьев и варягов в русских землях, это всё уже относится к концу X–XI веку. Важно, что в 860 году Русь атаковала Константинополь, огромная армия победоносно завершила поход, заключив мирный договор с Византийской империей. Византийская империя послала своих крестителей на Русь – и всё это было до прихода варягов. Это говорит о том, что славянская, российская государственность тогда уже существовала.

Тут встаёт вопрос: считать 862 год датой зарождения российской государственности? Можно считать, а можно и нет. Наша сегодняшняя традиция празднования восходит к той, которая существовала во время празднования Тысячелетия Руси в 1862 году, когда ещё не были известны результаты исследований Кюмона. Но нельзя забывать и о событиях 860 года, и о событиях 882 года – когда усилиями Олега, новгородского войска и ополчений северо-западных племён при поддержке варягов Русь захватила Киев, объединив север и юг. И 860-й, и 862-й, и 882-й – все эти даты очень важны с точки зрения развития русской государственности. Сегодня основным считается 862 год.

Корр.: Сейчас в науку приходят новые поколения историков. Что Вы можете сказать о проводимом Союзом маркшейдеров России во взаимодействии с Императорским Русским историческим обществом и при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации конкурсе на лучшую работу по русской истории «Наследие предков – молодым», председателем Экспертного совета которого Вы являетесь?

А. Н. Сахаров: С каждым годом возрастает научный уровень этого конкурса, расширяется его география, конкурс «молодеет» – не только у аспирантов, но и у студентов-первокурсников встречаются великолепные работы, основанные на источниках, на новых подходах, а иногда и на каком-то совершенно новом, современном и свободном видении истории.

Наблюдаются и иные подходы к историческим исследованиям. Одна из конкурсанток, Дарья Ваняшина, написала работу о личности царя Алексея Михайловича, основываясь на его переписке. До сих пор историки этой темой не занимались, до сих пор никто не пытался дать разрез личности государственного деятеля через его письма к сёстрам, близким и знакомым. Здесь мы видим государя, с одной стороны, как властителя, а с другой – как обычного человека, со своими индивидуальными чертами и даже слабостями. В результате таких исследований облик царя представляется нам совершенно по-другому. Другими кажутся и его действия, которые определялись не только законами, не только жёстким регламентом и какими-то другими установлениями государственной власти, но и человеческими чертами, прежде всего – богобоязненностью, христианскими ценностями. Мы об этом никогда не писали, даже боялись к этому подступиться. Поэтому данная работа поразила меня свободой мысли, новым подходом к истории и личности в истории.

Немало было и других интересных работ. Одна из них мне запомнилась новой трактовкой выхода России из удельного периода и её централизации. Мы уже привыкли к мысли, что только Москва могла стоять во главе государства. Но в своё время и Н. М. Карамзин, и С. М. Соловьёв доказывали, что кроме Москвы были Тверь, Нижний Новгород, позднее – Брянск. Одна из конкурсанток показала роль Литвы в борьбе за объединение русских земель – ведь девяносто процентов земель в составе литовского государства были русскими, там практически властвовала русская династия. И между Вильно и Москвой шла борьба не заклятых врагов за будущие геополитические приоритеты, а борьба в рамках единого огромного пространства бывшей Киевской Руси: перетянет ли литовско-русское или московско-русское государство. Но поскольку московское государство было под пятой татаро-монголов, а литовско-русское государство оставалось свободным от нашествия, то русские земли, естественно, тянулись именно в его сторону, к независимости от татарской неволи. И только после того, как Дмитрий Донской поднял знамя борьбы с Ордой, исторический маятник качнулся в другую сторону. Об этом почему-то не любят говорить и в Литве, и в России. Для нас привычнее думать, что испокон веков Литва – это враг, литовско-польское государство, пытающееся насаждать на Руси католицизм. Но до этого исторического момента были ещё столетия совершенно других отношений. И я думаю, что такого рода работы помогают по-новому взглянуть на многие страницы нашей истории.

Мы сейчас только начинаем подходить к этим вопросам – в том числе и в школьных учебниках. В моём учебнике по истории России есть даже такая глава: «Вильно или Москва?». Почему нет? Ведь литовские князья в 1360–1370-х годах брали на приступ белокаменный Московский кремль, выстроенный Дмитрием Донским. Если бы они взяли Москву, какова была бы судьба дальнейшего развития русских земель, трудно предугадать. Но это была не враждебная сила, а та, за которой стояла прежняя Киевская Русь, киевские земли. В составе Литвы были Полоцкое и другие княжества, населённые русскими людьми. Сыновья великого литовского князя, брянский и полоцкий князья, пришли на помощь Дмитрию Донскому во время Куликовской битвы в 1380 году. Они храбро сражались и погибли на Куликовом поле. Русь, Литва – это был единый русский ареал. К этому надо научиться относиться спокойно и непредубеждённо.

Корр.: В какой степени сегодняшняя власть доверяет историкам, а историки – власти?

А. Н. Сахаров: В настоящее время власти некогда общаться с историками. Боюсь, что людям, которые занимаются властными делами, некогда даже читать. Если они и читают, то, скорее всего, не исторические сочинения, а записки, которые готовит им аппарат, – по моим наблюдениям, опыту работы и в советской системе, и в Академии наук. Конечно, историки негодуют по поводу того, что их взгляды, предложения, опасения не учитываются существующей властью. В исторических кругах бытует мнение: если бы сделали так, а не иначе, то, возможно, не было бы тех или других проблем в истории страны. Многие учёные считают, что исторические модели прошлого чуть ли не всегда работают и в современных условиях. Да, конечно, но лишь в известной степени. Возможно, историки хотят намного больше того, что власть действительно может сделать в настоящих условиях. Но, думаю, комбинация доброго, внимательного отношения власти к историкам (и не к определённой группе, а к историкам разных направлений) и историков к власти – тот оптимальный вариант, который был бы очень полезен для страны.

Корр.: Какие исторические проекты следовало бы поддержать федеральным властям и нужно ли создавать федеральную целевую программу по истории?

А. Н. Сахаров: Поддержка федеральными властями истории как таковой необходима, следует выделить средства на историческую науку, на издание исторических работ и исторических источников, на создание на телеканалах программ познавательного характера в области исторической науки и её популяризации, на проведение конференций. Даже если взять конкурс «Наследие предков – молодым» – хороший, масштабный, развивающийся с каждым годом, – ведь можно было бы показать по телевидению интервью с его участниками, с членами Экспертного совета. Я думаю, это было бы интересно и для самих участников, и для подготовивших их учебных заведений, и для администраций регионов, откуда они приехали. Пока всё решается трудно и сложно. Историческая наука нуждается в государственной поддержке. В этих целях назрела необходимость разработки федеральной целевой программы под названием «Отечественная история».

Беседовала Л. Б. Токарева