Подписание Айгунского договора стало звёздным часом в жизни Муравьёва, венцом всей его деятельности и решающим событием в «амурской эпопее». Под этим названием в историю вошла многосторонняя деятельность по присоединению и освоению обширного Амурского края, которая предопределила судьбы миллионов людей и в XIX веке, и в последующие эпохи. Ради достижения этой грандиозной цели и параллельно с решением «амурского вопроса» были проведены исследовательские экспедиции, изменено административно-территориальное устройство Восточной Сибири, создано Забайкальское казачье войско.
Присоединение огромного края стало возможным благодаря инициативе и настойчивости Муравьёва-Амурского и Г. И. Невельского, а также героическим усилиям рядовых участников «амурской эпопеи» – крестьян, казаков, солдат, матросов, офицеров, чиновников, купцов и священников. Правда, характер и методы колонизации вновь присоединённой территории в первые годы привели к одной из самых больших неудач Муравьёва. Ему не удалось осуществить проекты колонизации, основанные на принципах свободного переселения, частной собственности на землю, равенства сословий и самоуправления, льготного налогообложения и широкой государственной помощи переселенцам. Центральные власти не позволили осуществить эти идеи, генерал-губернатору не удалось доказать их правомерность и пришлось согласиться на административные и штрафные методы колонизации. В его адрес посыпались упрёки и обвинения со стороны «образованного общества», проклятья рядовых казаков, насильственно переселённых, лишённых возможности самостоятельно выбрать место жительства. Военные посты, а затем и станицы располагались не там, где условия для ведения хозяйства были лучше, а в тех местах, где существовала необходимость охраны границы и поддержания коммуникаций. И всё же в результате деятельности Муравьёва-Амурского в верховьях Амура к 1861 году появилось 39 казачьих станиц, на Среднем Амуре – 36 поселений, были основаны Николаевск-на-Амуре, Благовещенск, военные посты Хабаровка и Владивосток, а также создано Амурское казачье войско.
Несмотря на видимость широких полномочий, на деле местная власть была ограничена всесилием центральных ведомств, управлявших – каждое в своей сфере – всеми, в том числе и отдалёнными губерниями огромной страны из Петербурга. Ради достижения поставленных целей Муравьёв добивался более широкой самостоятельности. Он не раз брал на себя ответственность за свою инициативу. Вообще, отношения с центральным правительством были и остаются одной из главных проблем руководителей краёв и областей России. При этом достичь сколько-нибудь серьёзных результатов в централизованном государстве можно, только имея поддержку верховной власти или хотя бы какой-то партии внутри правящих кругов. Опыт Муравьёва и его родственника, ученика и преемника М. С. Корсакова показал, что отношения с центром у главы окраинного региона лучше складываются, если у власти находятся люди, разделяющие имперские идеи, и хуже – при реформаторах-либералах. Эта ситуация могла выглядеть даже парадоксальной, если принять во внимание, что взгляды их были весьма близки во всём, что не касалось необходимости выделения центром денег для решения жизненных проблем региона. Корсаков возмущался несправедливостью отношения центра к Сибири: Восточная Сибирь даёт более 7 миллионов рублей дохода, расходуя до 3400 тысяч, и даже для преодоления последствий наводнения и неурожаев ей отказывали в 400 тысячах рублей (2). Правительству, занятому хотя и прогрессивными, но весьма затратными социально-экономическими преобразованиями в центральных областях, нужны были деньги, а Сибирь традиционно выступала в государстве преимущественно в роли источника средств, а не поля их приложения.
Значение деятельности Муравьёва не ограничивается решением амурского вопроса. Он предпринял серьёзные действия в административной, экономической, социокультурной сферах, имевшие огромное значение для всей Восточной Сибири.
Следуя своим давним и прочным антикрепостническим убеждениям, Муравьёв в 1851 году – за 10 лет до отмены крепостного права – освободил почти 30 тысяч нерчинских горнозаводских крестьян от полукрепостной зависимости, перечислив их во вновь образованное Забайкальское казачье войско.
Муравьёву необходимы были подчинённые, выбранные им самим, которым он мог бы доверять. Но для того, чтобы занять важные и значительные должности, надо было иметь соответствующие чины. Честные, образованные, дельные люди, дослужившиеся до таких чинов, как правило, уже имели достойные места и не склонны были отправляться на далёкую окраину. Муравьёв нашёл выход: он приглашал на службу и настойчиво выдвигал образованную и способную молодёжь, честную, честолюбивую, энергичную и деятельную. Он и сам к моменту назначения генерал-губернатором был необыкновенно молод для такого высокого поста – ему только исполнилось 38 лет. Его стремление привлечь на службу в Сибирь именно молодых объяснялось не только тем, что им было легче сняться с места, не только естественным для молодых людей здоровым авантюризмом, но и тем, что именно образованная молодёжь выступала тогда носителем новых норм служебного поведения, новой морали, новых идеалов, в том числе и отказа от взяточничества, распространённого и даже общепринятого среди чиновников. Ещё одной причиной «ставки на молодёжь» стала характерная черта муравьёвского стиля управления, воспринятого и «муравьёвцами»: стремление всё видеть и во всё вникать самому; готовность к лишениям и преодолению трудностей ради достижения поставленных целей; вера в то, что, только осмотрев лично все, даже самые отдалённые местности подведомственной ему огромной территории, он может судить о её потребностях и своих задачах. По подсчётам служившего при нём географа М. И. Венюкова, Муравьёв проехал по делам службы расстояние, равное тому, как если бы он три с половиной раза объехал вокруг света, в том числе многие сотни вёрст верхом по тайге и многие тысячи по Амуру (3, с. 204).
Подчинённые Муравьёва отмечали не только необыкновенную его работоспособность, но и требовательность, умение и других вдохновить или заставить работать много и энергично. На особом положении находились ближайшие сотрудники. Им поручались ответственные дела, значительно превышающие их формальную компетенцию.
Муравьёву удалось добиться многого в борьбе с подлинным бедствием всего административного аппарата России – с коррупцией. Купец П. И. Пахолков писал в 1876 году: «Муравьёв переформировал и поставил на высшую степень благородства все присутственные места, искоренил до основания взяточничество, в этом случае он даже перещеголял многие российские губернии; без преувеличения могу сказать, что мы, сибиряки, жители отдалённого края, после муравьёвских времён посещая некоторые российские губернии, бывали поражены грязною взяточническою обстановкою присутственных мест и явно видели разницу в порядке и благородном обращении наших сибирских чиновников» (6, с. 167). В этом утверждении содержатся очевидные преувеличения, но искренность и энергичность Муравьёва в борьбе со взяточничеством и казнокрадством отрицать невозможно.
Муравьёв стал одним из первых глав регионов, оценившим значение прессы. Он открыто и настойчиво поддерживал либеральный курс «Иркутских губернских ведомостей», во главе неофициальной части которых поставил только что амнистированного и ещё не совсем восстановленного в правах петрашевца Н. А. Спешнева, содействовал появлению первой сибирской частной газеты «Амур». Во многом благодаря усилиям Муравьёва в 1851 году был создан Сибирский отдел Императорского Русского географического общества, ставший центром научных исследований в регионе. Деятельность СО ИРГО сыграла важную роль в изучении и освоении Сибири и Дальнего Востока. Отдел превратился в центр притяжения интеллектуальных сил края – от высокопоставленных чиновников и офицеров до купцов, священников и даже политических ссыльных, способствовал сотрудничеству власти и интеллигенции.
То же редкое умение ценить интеллект, знания проявилось и в хорошо известной и совершенно особой линии поведения генерал-губернатора по отношению к ссыльным декабристам. Почти сразу после приезда в Сибирь и задолго до амнистии Николай Николаевич и Екатерина Николаевна Муравьёвы открыли двери своего дома для декабристов и их жён, часто делали им визиты. Генерал-губернатор подолгу беседовал и советовался с С. Г. Волконским, Д. И. Завалишиным, П. А. Мухановым, И. И. Пущиным, И. Д. Якушкиным. Со всеми, кроме Завалишина, дружеские отношения сохранились на долгие годы. Завалишин же выступил самым яростным критиком всего, сделанного Муравьёвым, и его личным непримиримым противником. Причинами такой резкой перемены в отношениях между ними стали реальные ошибки, недостатки генерал-губернатора и неудовлетворённые амбиции самого Завалишина.
Современники писали о непростом характере Н. Н. Муравьёва. Любезный и обходительный на балах и приёмах в своём доме, в салонах жён ссыльных декабристов, грозный и суровый в походах по сибирской тайге и в сплавах по Амуру, он бывал вспыльчивым и даже несправедливым, но в то же время доступным и демократичным в беседах и встречах с простыми людьми, которые свободно шли с просьбами и жалобами в его приёмную (3, с. 267–268).
Среди тех, чьё мнение Муравьёв ценил особенно высоко, с кем он считался и советовался, был и выдающийся церковный деятель, миссионер и учёный, святитель Иннокентий (Вениаминов). Генерал-губернатор и архиепископ поддерживали друг друга во многих начинаниях, их связывали взаимное уважение и дружеские отношения. В речи, произнесённой после подписания Айгунского договора, Иннокентий сказал, обращаясь к Муравьёву: «Но если бы, паче чаяния, когда-нибудь и забыло тебя потомство, <...> то никогда, никогда не забудет тебя наша православная церковь».
«Высочайшим рескриптом в 19 день февраля 1861 года в воздаяние долговременной его службы Престолу и Отечеству, ознаменованной неоднократными подвигами личного мужества в важных действиях и многолетними примерно-полезными заслугами на поприще гражданского управления», граф Муравьев-Амурский был «всемилостивейше пожалован кавалером ордена Св. равноапостольного князя Владимира I степени с мечами над орденом» и назначен членом Государственного совета. За годы службы в Сибири он получил чины генерал-адъютанта и генерала от инфантерии, графский титул с прибавлением к фамилии звания Амурского, ордена Св. Георгия IV степени, Св. Анны I степени, Белого Орла, Св. Александра Невского с алмазными знаками, Св. Владимира I степени с мечами. Его именем названы улицы, полуостров в заливе Петра Великого, ему поставлен памятник в Хабаровске, барельеф с его изображением помещён на памятнике Александру III в Иркутске.
Литература и источники
1. Алексеев А. И. Николай Муравьёв // Первопроходцы. М., 1983.
2. ГАРФ, ф. 730, оп. 1, д. 3191, л. 56 об. (письмо от 15 окт. 1863 г.).
3. Граф Н. Н. Муравьёв-Амурский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1998.
4. Зырянов П. Н. Николай Николаевич Муравьёв-Амурский // Вопросы истории. 2008. № 8.
5. Матханова Н. П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири середины XIX века: В. Я. Руперт, Н. Н. Муравьёв-Амурский, М. С. Корсаков. Новосибирск, 1998.
6. Пахолков П. И. Записки об Амуре за первые годы со времени занятия его Россией в 1854 году // Мемуары сибиряков. XIX век. Новосибирск, 2003.
