Преемником Путятина 25 декабря 1861 года был назначен сорокалетний Александр Васильевич Головнин, статс-секретарь, тайный советник, сын знаменитого мореплавателя и писателя В. М. Головнина. Из ближайших предшественников он был самым молодым, но уже преуспел на государственном поприще. С начала 1850-х годов он входил в круг ближайших помощников и советников великого князя Константина Николаевича, выдающегося деятеля великих реформ, руководившего Морским министерством. При деятельном участии Головнина там сложилась группировка либеральных чиновников («константиновцев»), сторонников курса на постепенную европеизацию страны.

Кризисное положение ведомства просвещения требовало от нового руководителя небывалой активности. Известен отзыв о неутомимой работоспособности Головнина, который мог «работать с утра до ночи без отдыха, почти никогда нельзя было застать его без занятий; подчинённым своим не давал он покоя, предлагая им разработать тот или другой вопрос, требуя от них сведений, объяснений и т. д.; видно было, что проекты самые разнообразные сменялись в его голове, как в калейдоскопе, с изумительною быстротой» (14, с. 137). Обратил он на себя внимание и нетривиальными поступками. Весь Петербург говорил о том, что Головнин отказался от казённой министерской квартиры и предоставил это помещение для новой гимназии. Отмечалось, что он обращался за советом к популярным публицистам и редакторам, что впервые появился перед подчинёнными не в привычном мундире, а в штатском костюме, демонстрирующем тонкий вкус, что означало прощание с бездушным формализмом и невниманием к личности сотрудников.

Головнин видел задачу не столько в борьбе со студенческими беспорядками, сколько в комплексном преобразовании всей системы просвещения. Опыт внедрения разумной децентрализации и гласности уже оказался успешен в ходе реформ Морского министерства во второй половине 1850-х годов (8, с. 60–61). Избавление образовательных учреждений от мелочной опеки и регламентации сверху было назревшей задачей. Причина тяжёлого кризиса виделась «в том омертвении внутренней жизни этих заведений, в том уничтожении всякой воспитательной самостоятельности их, которые явились роковым последствием строгой канцелярской централизации учебного дела. Система недоверия к учителю, к ученику, к главным руководителям учебного дела… мёртвою рукою легла на наше воспитательное дело и обратила его в механическое отправление служебной обязанности» (5, с. 567).

Одной из приоритетных задач для Головнина стала перестройка центрального управления к большей гибкости и эффективности. В течение полутора лет претерпели изменения все структурные части министерства, отношения между ними. Главное правление училищ было упразднено и заменено Советом министра народного просвещения по образцу других министерств. Учёный комитет получил организационную самостоятельность и стал центром по выработке проектов новых уставов. В Департаменте народного просвещения прежнее распределение дел по учебным округам было заменено более рациональным – по частям (инспекторской, распорядительной, судебной и т. д.) и разрядам (дела по личному составу, по высшим учебным заведениям, по средним учебным заведениям и т. д.). Новые правила делопроизводства сводили к минимуму механическую переписку. Все эти меры позволили сократить количество чиновников департамента со 101 до 39. Управленческий процесс стал оперативнее и рациональнее, а сокращение личного состава центрального управления позволило значительно увеличить содержание оставшимся чиновникам (13, с. 99–117).

В апреле 1862 года вышел ряд распоряжений о расширении власти попечителей учебных округов. Им было предоставлено право решать 36 разрядов дел, прежде входивших в компетенцию министра. Одновременно принимались меры против их злоупотреблений. Как сообщал из Одессы вступивший в должность А. А. Арцимович, власть попечителя учебного округа представлялась «деспотичною в пределах учебного округа… попечительский совет не функционировал; попечители действовали от своего лица без установленных совещаний, стараясь проникнуть во все мелочные отправления администрации округа» (7, л. 72 об.).

Предстояло изменить управление университетами, где «невозможно единоличное действие попечителя. Необходимо, чтобы коллегия профессоров была привлечена к участию в управлении в весьма значительной степени» (11, с. 511–512). Много лет спустя в частном письме Головнин так представил работу Учёного комитета над проектом устава: «Когда мы составляли устав 1863 г., мы составили просто перечень сортов, категорий дел, вопросов, которые являются и составляют жизнь университетов, и потом рассортировали между разными составными частями университета… и распределили дела так, чтоб каждое учреждение (министр, попечитель, совет, факультет и т. д.) получило те, которые лучше, правильнее может решить» (2, л. 13 об.). Таким образом, расширение прав университетских советов шло в общем русле передачи полномочий от центрального управления к местным учреждениям.

Выработка новых уставов учебных учреждений происходила по уже отработанной в Морском министерстве схеме: гласное обсуждение проекта среди заинтересованных лиц и приглашение специалистов-экспертов для совместной работы с чиновниками министерства. Прежние проекты Головнин счёл негодными, так как они «были составлены разными комитетами под влиянием различных обстоятельств, а потому, естественно, не имеют между собой органической связи». Их передали на обсуждение университетским советам, педагогическим советам гимназий и всем заинтересованным компетентным лицам «с тем, чтобы мнения о сих проектах подавались каждым лицом совершенно свободно без всякого стеснения» (12, стлб. 457, 459). Министерство опубликовало двухтомник замечаний на проект университетского устава и шеститомник замечаний на проекты уставов средних и низших учебных заведений. Они были направлены на рассмотрение известных педагогов Германии, Франции, Бельгии и Англии. Их отзывы составили отдельный том – «Замечания иностранных педагогов на проекты учебных заведений Министерства народного просвещения».

В середине лета 1862 года началась работа над составлением нового проекта университетского устава. В качестве специалистов-экспертов министр распорядился пригласить университетских профессоров, которым передали по одному или несколько разделов для свода полученных министерством замечаний. Существо их вместе с собственными предложениями каждый докладывал на очередном заседании Учёного комитета. После обсуждения принималась новая редакция соответствующего раздела. К началу декабря работа была завершена. 18 июня 1863 года были высочайше утверждены новое «Учреждение МНП» и Устав университетов, а 24 июня положение «О расширении прав и власти президента Академии наук и попечителей учебных округов». В Государственном совете предложенные преобразования прошли с самыми незначительными изменениями.

Система новых мер позволяла центральному руководству получать объективную информацию о положении на местах. На страницах официального «Журнала МНП» впервые появились извлечения из отчётов попечителей учебных округов, советов университетов, Академии наук, других научных учреждений и учебных заведений. «Никогда начальники наших учебных заведений и учащие не были деятельнее, внимательнее и осторожнее, как в это время, когда опасались, что каждый их шаг будет распубликован, каждая ошибка подмечена и напечатана и что высшее начальство вовсе не намерено скрывать их ошибки», – вспоминал впоследствии Головнин (3, с. 216–217).

Поддержку и развитие получила инициатива Киевского университета Святого Владимира организовать съезды учёных-естествоиспытателей и учителей естествоведения в гимназиях. Они прошли в Харьковском, Киевском, Дерптском и Одесском учебных округах и оказались полезны «свободным разменом мысли с собратьями по труду». С другой стороны, замечал Головнин, «окружное начальство, пользуясь съездом, имеет возможность оказать своё непосредственное влияние на преподавателей и директоров и разъяснить им необходимость тех или других мер и улучшений» (6, с. 115). Зимой 1862–1863 годов Учёный комитет начал работу над положением о народных училищах, а весной – над гимназическим уставом. Несмотря на острую борьбу, оба документа в 1864 году были утверждены.

Однако исподволь росло и недовольство деятельностью Головнина. Консервативному лагерю не нравились открытые призывы министра обеспечить «свет, гласность, простор, свободу» для развития просвещения. Ещё большее раздражение вызывали его разъяснения, что злоупотребления свободами «неминуемы, но вред от них несравненно менее вреда, происходящего от стеснения свободы и полицейского направления правительства». И совершенно неуместными представлялись требования увеличить государственные расходы на образование. Головнин с горечью замечал, что «просвещение отодвигалось далеко на второстепенный план, тогда как, в сущности, все остальные отрасли государственной или правительственной деятельности должны быть только средствами для преуспеяния просвещения, состоящего в развитии высшей духовной природы человека». Сокращать финансирование даже при сложном положении страны он считал недопустимым, так как «деньги, которые были отняты у Министерства просвещения, не уменьшат ни одного налога и будут употреблены по другому министерству на предметы, несравненно менее полезные» (3, с. 355–356).

Наибольшее противодействие встретил проект устава Императорской академии наук, в котором предполагалось «значительно усилить материальные средства этого учреждения и доставить ему возможность приобретать и удерживать полезных деятелей» (3, с. 312). Здесь к хору консерваторов присоединились либералы и радикалы. Они подвергали академию уничтожающей критике за «оторванность» академических исследований от жизни. Головнин парировал: «Желать, чтобы каждый новый шаг науки вперёд вёл к выгодным в житейском быту применениям, – значит желать сбирать жатву там, где не сеяли… Если на академии лежит обязанность разрабатывать науку во всей её строгости и отвлечённости, то полезное применение науки к жизни есть уже дело самого общества» (9, с. 11). Одновременно он настойчиво убеждал непременного секретаря академии К. С. Веселовского выступить в периодической прессе с серией популярных статей о деятельности академии, чтобы вызвать «сочувствие общества и к учёным учреждениям» (10, с. 55).

Увы, провести среднюю линию между консерваторами и либералами ему не удалось. После покушения Д. Каракозова на императора в апреле 1866 года революционное брожение среди учащейся молодёжи сделалось слишком явным. Головнин получил отставку. Многое из задуманного он не успел осуществить и всё же за неполные пять лет заложил прочные основы для обновления науки и образования в России, оставив в «учащем сословии» память о времени, когда «учитель дышал свободно, не угнетённый массой правил, циркуляров и предписаний» (1, с. 58).

Источники и литература

 1. Белявский Е. В. Педагогические воспоминания. 1861–1902. М., 1905.

2. ГАРФ. Ф. 990. Оп. 1. Ед. хр. 239.

3. Головнин А. В. Записки для немногих. СПб., 2004.

4. Ковалевский П. М. Власти предержащие. У Чернышёва моста // Русская старина. 1909. № 2.

5. Марков Е. Л. «Живая душа» в школе. Мысли и воспоминания старого педагога // Вестник Европы. 1900. № 2.

6. Обзор деятельности Министерства народного просвещения и подведомственных ему учреждений в 1862, 1863 и 1864 годах. СПб., 1865.

7. ОР РНБ. Ф. 208. Ед. хр. 103.

8. Преобразование административных учреждений морского ведомства. СПб., 1860.

9. Приложения к представлению в Государственный совет о проектах уставов и штатов Императорской академии наук и состоящих при ней музеев. СПб., 1866. Приложение 3.

10. Разная переписка по Министерству народного просвещения в 1862, 1863 и 1864 гг. СПб., 1864.

11. Речь статс-секретаря тайного советник А. В. Головнина в особом собрании лиц, созванных по повелению императора Александра II для рассмотрения проекта университетского устава 17 января 1863 года // Русская старина. 1887. № 11.

12. Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. Т. 3. 1850–1864. СПб., 1867.

13. Стафёрова Е. Л. А. В. Головнин и либеральные реформы в просвещении (первая половина 1860-х гг.) М., 2007.

14. Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы. 1848–1896. М., 1991.