К 150-ЛЕТИЮ ЗЕМСКОЙ РЕФОРМЫ

А. А. Левандовский, кандидат исторических наук

С 1 января 1864 года в России вступили в силу «Положения о губернских и уездных земских учреждениях», знаменовавшие серьёзные перемены в управлении страной. Наряду с отлаженной системой бюрократических учреждений создавалось земство – система органов самоуправления. Избираемые населением, они должны были заниматься решением социальных и хозяйственных проблем на местах.

У земства была своя предыстория, и предыстория славная. Земские соборы, где народ через своих представителей мог выразить политическую волю, возродили русское государство и укрепили его при первых Романовых. Однако реформы Петра I не оставили и следа от представительских учреждений. Империя строилась на строго бюрократических началах: централизации, назначаемости сверху и выслуге представителей власти, подчинении низших инстанций высшим. Позднее в управление включили дворян, превратив их хозяйства в настоящий фундамент «регулярной» системы. Именно помещики отвечали за порядок среди своих крестьян, разбирали тяжбы между ними, собирали подати в пользу государства, поставляли ему рекрутов. Николай I, при котором система была окончательно отлажена и сбалансирована, как-то удачно обмолвился: «У меня 100 тысяч даровых полицмейстеров». Элементы самоуправления сохранились лишь в крестьянской общине, которая сделалась удобным звеном низового управления благодаря круговой поруке.

Отмена крепостного права в 1861 году и уничтожение вотчинной власти помещиков разрушили фундамент прежней системы власти. Многие и видят в этом причины земской реформы. Однако не всё так просто: на место прежних «даровых полицмейстеров» были поставлены десятские, сотские, волостные старшины, избираемые крестьянами по сёлам и волостям. Бюрократия дотянулась до каждого села и не нуждалась в дополнительных опорах.

В. М. Безотосный, кандидат исторических наук

Блестящий век Екатерины, когда Россия раздвинула границы на западе и на юге, когда войска Суворова переходили Альпы, а флот одерживал победы на Средиземном море, обеспечил империи определённое влияние в европейских делах. И всё же Петербург оставался в стороне от решения главных вопросов международной политики. Понадобилась грандиозная эпопея наполеоновских войн, чтобы Россия вышла на авансцену мировой истории.

Французский полководец в императорской тоге, покоривший чуть ли не всю континентальную Европу, мог основывать легитимность своей власти только штыками. «Военный деспот Европы», как именовали Наполеона противники, сам прекрасно это осознавал: «Моя власть закончится в тот день, когда меня перестанут бояться». У него не было другого способа господствовать, кроме как одерживать новые и новые победы. И на поле битвы он не знал себе равных.

Три неудачные военные кампании – 1805, 1806 и 1807 годов вынудили Александра I летом 1807 года подписать с Наполеоном мир в Тильзите. Заключённый тогда же военно-политический союз вызвал отрицательную реакцию и даже негодование в русском обществе. При этом мало кто понимал истинную подоплёку событий – за исключением, быть может, самого Бонапарта. «Это истинный византиец, – говорил он о своем сопернике, – тонкий, притворный, хитрый». Действительно, именуя Наполеона союзником и даже «братом», Александр неизменно воспринимал его как личного врага. Однако России нужна была передышка для подготовки решающего военного столкновения с Францией, и в Тильзите Александр её получил.

Л. Г. Березовая, доктор исторических наук

Метафорическое название «Серебряный век», применяемое для обозначения культуры России конца XIX – начала ХХ века, одних привлекает, а других отталкивает именно своей нарочитой «красивостью». Блистательные по содержанию отечественные исследования культуры этого времени (12, 16, 18) словно избегают этого названия, предпочитая лишь указание на хронологию. Но первый же «наивный» вопрос неискушённого читателя способен поставить в тупик приверженцев подобной осторожности. Почему такие всемирно известные гиганты художественного творчества, как М. Горький, Л. Толстой, А. Чехов, И. Левитан, Е. Репин, творившие в это же время, не входят в культурную «обойму» Серебряного века? Почему культурное «чутьё», напротив, безошибочно включает в него А. Блока, А. Белого, М. Врубеля, А. Бенуа, едва ли безоговорочно принятых до 1904–1905 годов? Существует словно некое негласное «джентльменское» соглашение, по которому выражение «культура рубежа веков» обозначает для специалистов отнюдь не всё культурное поле этого времени, а только определённый тип культуры. Об этом же говорят и зарубежные исследования (1, 7). Общепринятого и внятного определения Серебряного века не существует, в том числе и в энциклопедиях.

Мифологическое происхождение этого понятия очевидно, если обратиться к самосознанию интеллигенции начала ХХ века. Мастера символизма придавали особое значение прилагательному «серебряный»: «серебряный колодезь», «серебряный голубь», «серебряные бури», «серебряный колокол» и т. п. А. Ахматова в «Поэме без героя» рисовала образ: «И серебряный месяц ярко над серебряным веком стыл». Художники новых направлений (П. Кузнецов, В. Борисов-Мусатов, М. Врубель, Л. Бакст, К. Сомов и др.) также отличались особым отношением к серым, голубым, серебристым тонам: «Голубая роза», «Голубые гортензии», «Дама в голубом». Метафора стала особенно часто появляться в 1910-е годы в художественном журнале «Аполлон», наследнике знаменитых «красивых» журналов символизма и модерна: «Мир искусства», «Весы», «Золотое руно».

И. А. Христофоров, кандидат исторических наук

Сказать, что к началу эпохи Великих реформ экономика России подошла в состоянии кризиса, – значило бы сильно упростить реальность. Кризис предполагает сбой, в крайнем случае отказ в работе налаженного механизма. Россия же в результате поражения в Крымской войне оказалась в ситуации, когда под сомнение были поставлены самые основы привычного уклада. Он мог бы воспроизводиться и дальше, но вдруг оказался никуда не годен. Ни громоздкая система управления, ни подконтрольное правительству народное хозяйство, ни самая большая в Европе армия просто не соответствовали требованиям времени и оказались совершенно не способны обеспечить проведение отнюдь не самой масштабной военной кампании.

Сорок лет со времён триумфа в Наполеоновских войнах большинство русских было уверено (и всячески укреплялось в этой уверенности властью), что их страна – могущественнейшая из держав Европы, несмотря на отдельные недостатки, она крепка и стабильна и этого запаса прочности хватит надолго. И хотя в середине 1850-х годов ничто в одночасье не рухнуло, да и военное фиаско не было таким уж ужасающим по масштабам и последствиям, произошло самое важное – «революция в сознании». Российская элита (под элитой я имею в виду не узкий слой представителей власти, а образованное общество) пришла к убеждению, что «всё нужно менять». Как записал в 1855 году в дневнике чиновник и литератор академик А. В. Никитенко, «теперь только открывается, как ужасны были для России прошедшие 29 лет».

Е. Л. Стафёрова, кандидат исторических наук

Канун Рождества 1861 года выдался особенно тревожным как для студентов и «учащего сословия» России, так и для чиновников Министерства народного просвещения.

Год освобождения крестьян принёс невиданные студенческие волнения, в результате которых Санкт-Петербургский университет был закрыт, а министр просвещения Е. В. Путятин отправлен в отставку. Коренные преобразования в стране заставляли вновь ставить вопросы, чему учить, как учить, на чём основывать новую систему просвещения. Свобода университетского преподавания и учения, права студентов, классическое и реальное образование, задачи народных школ – все эти жгучие вопросы стали предметом дискуссий, вышедших далеко за рамки собственно педагогики.

За первые шесть лет царствования Александра II в Министерстве народного просвещения сменились три министра. Каждый из них был личностью по-своему неординарной и выдающейся: учёный и писатель А. С. Норов, горный инженер и учёный-геолог Е. П. Ковалевский, адмирал и дипломат Е. В. Путятин. Все они хорошо осознавали необходимость перемен, предпринимали определённые шаги, но целостного представления о характере и смысле реформ ни у кого из них не было, да и реагировать на быстро меняющуюся ситуацию не всегда удавалось. «В одном месте студенты выпустили белые воротнички рубашки из-под голубого воротника – это свидетельствовало о вольнодумстве попечителя; в другом – у гимназиста вытащили “Колокол” Герцена из катехизиса Филарета, там поведение какого-то генерала из повести вызвало неудовольствие всех без исключения генералов… За всё надо было рассчитываться: и за гимназиста, и за генерала, и за вольнодумные воротнички студента» (4, с. 305). Адмирал Е. В. Путятин, преисполненный решимости быстрыми и строгими мерами прекратить беспорядки, не смог найти общего языка ни с профессурой, ни со студенчеством и только спровоцировал новую вспышку волнений.

А.Н. Сахаров, д. и. н., профессор, член-корреспондент РАН

В смысле понимания задач продвижения России по общецивилизационному пути Пётр I не выдумал пороха. Другое дело, что потрясённый чистотой и комфортом Кокуя, а позднее — совершенно новым и невиданным для него бытом Амстердама, Лондона, Вены, он вложил в это понимание свою могучую, необузданную старомосковскую жестокую натуру, свой блестящий дар труженика и организатора. Но с такой же определённостью можно сказать, что все, или основные, реформы Петра I по степени их традиционной и даже более заострённой опоры на крепостнические традиции, насильственные, судорожные меры их воплощения в жизнь вполне соответствовали предшествующим десятилетиям.

Неслучайно, в последующие за его смертью годы произошло постепенное возвращение русской жизни в знакомые средневековые берега. Нарушение Петром привычного для Романовых темпа жизни и реформ, естественно, встретило сопротивление определённых кругов общества. Дело царевича Алексея явилось лишь частью этого сопротивления, и нужно ещё изучить подлинный смысл оппозиции Петру, в которой шли и представители старого боярства, и дворянства, и немало его бывших сподвижников.

Могучая натура Петра I сметала на своём пути все препятствия, однако фигурам более слабым, но столь же импульсивным и непредсказуемым, как Пётр I, была уготована иная участь. В череде осторожных, осмотрительных Романовых в до- и послепетровское время выделяются, конечно, два уникальных человека — Пётр III и Павел I. Неслучайно оба они были убиты. Для династии это был знак свыше: что проходило для Петра I, не годилось для его эпигонов.

Иеромонах Никон (Левачёв-Беловенец)

Одно из ключевых событий в честь 400-летия Дома Романовых состоялось в Санкт-Петербурге 12 июля 2013 года, в праздник апостолов Петра и Павла. В этот день 280 лет назад состоялось освящение Петропавловского собора в одноимённой крепости, который с тех пор служил усыпальницей династии Романовых. Торжественное богослужение совершил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. На нём присутствовали Глава Российского Императорского Дома Великая княгиня Мария Владимировна, представители администрации города, общественных организаций, редакционной коллегии нашего журнала.

За богослужением возносились молитвы о здравии Главы Дома Романовых и об упокоении всех Глав Династии от Патриарха Филарета и инокини Марфы до Великого князя Владимира Кирилловича и Великой княгини Леониды Георгиевны. Богослужение завершилось славлением Святым Царственным Страстотерпцам, во время которого Святейшим Патриархом была вознесена молитва Святому Страстотерпцу Царю Николаю.

После службы к Предстоятелю Русской Православной Церкви обратились митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир и настоятель Петропавловского собора архимандрит Александр (Фёдоров). Отец Александр преподнёс Его Святейшеству список Феодоровской иконы Божией Матери, отметив, что этот образ является покровителем Дома Романовых.

А. Н. Сахаров, д. и. н., профессор, член-корреспондент РАН

Почти все представители династии Романовых в соответствии со своим образованием, уровнем культуры, христианскими принципами, российскими традициями, примерами предков, что не было для них пустым звуком, считали главной целью своей жизни долг перед Отечеством, служение ему.

Они понимали этот долг как непосредственно-личное и постоянное служение Родине, так и в широком цивилизационном плане, стремясь обеспечить благополучие и процветание страны, укрепление её могущества и величия. Но если первые побуждения зависели всецело от них, то вторые в первую очередь были связаны со всем строем российской жизни, и на долю их усилий здесь приходилась не слишком большая часть.

Личный долг и жертвенность демонстрировал Алексей Михайлович, принимавший участие в боях русско-польской войны и не раз пытавшийся утихомирить московских повстанцев в 1648 и 1662 годах. Пётр I работал с утра до вечера и в России, и в Голландии, и в Англии. Не боялся идти под пули и ядра в Полтавской битве, участвовал в спасении людей при ледяной стуже и ветре во время петербургского наводнения. Екатерина II до последних дней занималась государственными делами, вникая во все тонкости внутренней и внешней политики, работала с документами, встречалась с людьми. Павел I вообще был фанатично предан долгу, сам много работал и заставлял других.

Двадцать пятого мая 2013 года был торжественно открыт памятник священномученику Гермогену, Патриарху Московскому и всея России, вдохновителю народного ополчения в 1612 году. Монумент был установлен в Александровском саду у стен Кремля, напротив того места, где в прошлом располагался Чудов монастырь, в подвалах которого в 1613 году святитель Гермоген был замучен и отдал жизнь свою за Веру и Отечество.

В торжественной церемонии приняли участие Блаженнейший Патриарх Иерусалимский Феофил III и Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, глава Администрации Президента Российской Федерации С. Б. Иванов, управляющий делами Президента В. И. Кожин.

Президент РФ В. В. Путин направил участникам церемонии приветствие, в котором высказал убеждение в том, что для успешного движения вперёд нам надо укреплять связь времён, чаще обращаться к своим традициям и истокам, хранить имена своих национальных героев и верность тем высоким нравственным ориентирам, которые они нам завещали.

А. Н. Закатов, к. и. н., доцент, директор Канцелярии Российского Императорского Дома

История Императорского Дома Романовых неразрывно связана с важнейшими событиями российской истории за 300 лет Нового времени. Один из главных залогов неразрывности великого прошлого нашей Родины с её настоящим и будущим заключается в том, что история Дома и рода Романовых продолжается после революционных потрясений начала XX века.

При первых Романовых верховная власть традиционно передавалась по прямой мужской линии, и не существовало отдельного закона или акта о престолонаследии. Конфликт Петра Великого с сыном Царевичем Алексеем породил именной указ «О праве наследия Престолом», изданный 5 февраля 1722 года (11; 10, № 3893) и предоставлявший царствующему Императору право назначить себе наследника по своему усмотрению. В результате XVIII век стал «эпохой дворцовых переворотов».