Как учились на Руси

В. Е. Шамбаров, писатель

Бытует мнение о некоем многовековом отставании российской науки и техники от западной – лишь после «прорубания окон в Европу» стали «догонять». Однако факты говорят другое. Ведь и сами естественные науки в современном понимании родились незадолго до «прорубания окон». Да, университеты в Европе существовали давно. Но забывается, что в них обучались лишь схоластическому богословию, юриспруденции и (не везде) медицине. Преподавалась, правда, физика, но она была частью философии, и её учили по Аристотелю. С конца XVI века в иезуитских школах ввели математику, хотя изучали её по Евклиду – другой математики тогда ещё не знали.

А существовала ли в России наука до Петра? Да, существовала. Хотя, конечно, тоже далёкая от современной. Была своя система образования. Ещё в 1551 году Стоглавый Собор указал на необходимость «грамоте учиться». Но обычно детей учили лишь чтению, письму, счёту, Священному Писанию, а остальные знания человек должен был добирать сам, в общении со «знающими людьми» и «многообильном чтении». То есть каждый продолжал образование самостоятельно, в зависимости от выбранной профессии.

В XVII веке возникают уже и постоянные учебные заведения. Имелась и соответствующая литература, например, «Азбуковники» – наставления для учителей со значительной суммой практических знаний в разных областях. Гюльденстерн в 1602 году упоминает русский букварь. А в 1634 году московский Печатный двор издал учебник Василия Бурцева: «Букварь языка славенского сиречь начала учения детям». Иностранцы описывают на московском рынке книжный ряд «длиной в милю». Значит, спрос на книги был.

Впрочем, в XVII веке возникают уже и постоянные учебные заведения. При Михаиле Фёдоровиче для подготовки священнослужителей, а при Алексее Михайловиче и для светских лиц — школы при Чудовом, Заиконоспасском монастырях. Ученикам полагалась стипендия — 10 рублей в год! Были «Гимнасион» при церкви Иоанна Богослова в Китай-городе, училище при церкви Иоанна Богослова в Бронной слободе, школа при Печатном дворе. Наконец, при Фёдоре Алексеевиче создается Славяно-греко-латинская академия

Существовала своя медицина. Фоскарино в XVI веке писал: «Врачи лечат по опыту и испытанными лечебными травами». Была медицинская литература — «Травники», «Зелейники», «Лечебники». Существовал Аптекарский приказ, что-то вроде «минздрава». В Москве имелся Зелейный ряд, торговавший лекарственными травами и прочими медицинскими снадобьями. И там же можно было нанять «лечьца», «зубодера», «глазника», «костоправа», «кровопуска» и даже «бабичьих дел мастера». Аптекарский приказ выделял лекарства и медицинский персонал для армии. Существуют подробные росписи на этот счёт – сколько имеется «лечьцов», хирургов, костоправов. При царице упоминается русская «дохтурица». «Дохтур» был выше «лечьцов», обычно «дохтурами» являлись иностранцы. Специалисты-врачи имелись среди монахов каждого монастыря.

Издревле существовала и математика. Причём своя, вытесненная впоследствии европейской. Использовалась не только десятеричная система, считали ещё девятками и сороками. В дошедших до нас учебниках начала XVI века слагаемые именуются – «перечни», сумма – «исподний перечень», разность – «остатки», уменьшаемое – «заёмный перечень», вычитаемое «платёжный перечень», делимое – «большой перечень», частное – «жеребеный перечень», остаток – «остаточные доли». Были пособия по геометрии«с приложением землемерных начертаний», где приводились сведения о вычислении площадей разных фигур. Расчёты площадей содержатся и в сочинении Ермолая Еразма «Благохотящим царём правительница и земледелия». А теоретическая математика оперировала числами до... 10 в 48-й степени! И тоже имела собственную терминологию. «Тьма» в математике означала тысячу тысяч, то есть миллион, миллион миллионов – «легион», легион легионов – «леодр», а леодр леодров – «ворон» – единица 49-го разряда. Кстати, древнерусская математика вообще часто оперировала не линейными, а степенными зависимостями – тысяча тысяч, сорок сороков.

Были высокообразованные специалисты – «арифмометры», картографы. Разумеется, без фундаментальных знаний в самых различных областях не могли работать такие литейщики, как Андрей Чохов, создавший Царь-пушку, огромный колокол «Реут».

Тут уж природных талантов и «русской смекалки» было явно недостаточно. Как и зодчие, решавшие сложнейшие инженерные задачи. Фульвио Руджиери, восхищавшийся в 1568 году строительством наших крепостей, уважительно именовал русских градодельцев «инженерами». Архив игумена Соловецкого монастыря Фёдора Колычева содержит описания множества изобретений, внедрявшихся под его руководством. Умели делать и хитрые механизмы. Лжедмитрий I прислал Марине Мнишек часы, которые выделывали разные «штуки московского обычая» – били в бубны, играли на флейтах и трубах. А при Михаиле Фёдоровиче на Спасской башне установили часы, как пишет чех Таннер, «наподобие пражских» – они вызванивали на колоколах «музыкальную гамму».

Были ученые-энтузиасты. Архив игумена Соловецкого монастыря Фёдора Колычева содержит описания множества изобретений, внедрявшихся под его руководством. Это и гигантские гидротехнические сооружения с хитрыми трубопроводами, когда вода из 52 озер подавалась к мельницам, приводила в движение меха и молоты кузниц. И механическая сушилка, веялка, и устройство для разминки глины при изготовлении кирпичей, и даже оригинальные устройства, ускоряющие и облегчающие изготовление кваса. Боярин Матвеев занимался алгеброй и ставил химические опыты. Стольник Годунов составил «Чертёж Сибирских земель», а архиепископ Холмогорский и Важский Афанасий Любимов занимался архитектурой, медициной, астрономией, наблюдал за небесными телами через «стекло зрительное круглое в дереве», составил карты Поморья и Украины, «Описание трёх путей из Поморских стран в Шведскую землю», разрабатывал проект освоения Новой Земли.

Россия ещё до петровских преобразований не была промышленно-отсталой страной. Уже в XVI веке крупными мануфактурными предприятиями были солеварни – например, предприятия Строгановых давали 110 тысяч тонн соли в год. Там, кстати, имелась своя школа для подготовки специалистов, писались технические инструкции. Были канатные дворы в Вологде и Холмогорах. Холмогорский двор обеспечивал канатами 1/4 британского флота. А московский Пушечный двор иностранцы называли «литейным заводом». Он имел несколько цехов, свой полигон для испытаний орудий, молоты приводились в действие гидравлическими механизмами. Однако бурный промышленный рост у нас начался в XVII веке – попозже, чем в Голландии и Англии, но намного раньше, чем во Франции, Италии, Испании.

При Михаиле Фёдоровиче строятся ещё один канатный двор в Архангельске, в Москве – две «пороховых мельницы», швейные мануфактуры – Царская и Царицына мастерские палаты, ткацкая – Хамовная изба, шёлковая – Бархатный двор. Их работники были «бюджетниками», жили на оклад от казны. Олеарий не без удивления сообщает: «В Москве принято, чтобы ежемесячно все царские чиновники и ремесленники получали в срок свое жалование; некоторым оно даже приносится на дом». Крупными предприятиями являлись кирпичные заводы. Так, потребности Москвы обеспечивал завод в селе Калитниково. Добавим мощное коже-венное производство в Казани и Муроме. А в 1632 году голландцы Марселис и Виниус получили разрешение на строительство в Туле «железоделательного», то есть металлургического завода. Кстати, шведскую металлургию, передовую в эпоху Петра I, развивали тоже голландцы. Достойно внимания то, что в царской грамоте оговаривалось: хозяевам нанимать на работу людей «по доброте, а не в неволю», «тесноты и обид никому не чинити и промыслов ни у кого не отнимати».

Во времена Алексея Михайловича процесс пошёл еще интенсивнее. Нередко от предприятий, создаваемых при участии иностранцев, перенимая их технологии, отпочковывались другие, с русскими мастерами. Духанинский стекольный завод был построен итальянцами, а потом возник казённый Измайловский, изготовлявший, по оценкам иностранцев, «довольно чистое стекло». Бумажную фабрику на Пахре построили немцы. От неё отделилась казённая, на Яузе. В Москве стали действовать часовой завод, Гранатный двор, ещё две типографии. А тульский горный завод Марселиса и Виниуса приносил огромные прибыли владельцам и казне, и их же компания получила разрешение на строительство новых – в Каширском, Малоярославецком уездах, на Ваге, Шексне, в Костроме и Воронеже.

Предпринимательством занимались не только иностранцы и купцы, но и высшая знать. Боярин Морозов в подмосковном Павловском построил собственный плавильный завод, использовавший передовую технику. В его вотчинах действовали и винокуренные, поташные заводы. Свои предприятия, в том числе металлургические, основали Милославские, Одоевские. Показателен факт, что уже к 1648 году Россия поставляла в Европу не только воск и мёд, но и... пушки! «За море по вольной цене» шло до 800 орудий в год. Их сбывали голландцам, а уж они перепродавали в третьи страны – в ту же Францию, где собственное производство возникло лет через 30, при Кольбере.

На Руси росли как грибы кожевенные, суконные, полотняные мануфактуры. Участие в этом принимали даже сам царь с царицей! Коллинз описывал, как в семи верстах от Москвы были построены «красивые дома» для обработки пеньки и льна, «…которые находятся в большом порядке, очень обширны и будут доставлять работу всем бедным в государстве…Царица будет заведовать женщинами в этом заведении для своих польз и выгод». Всего же за время царствования Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича было создано 60 «дворцовых» мануфактур.

Были построены металлургические заводы – Ницынский, Долматова монастыря. Правда, на большинстве месторождений дело дошло только до пробных шурфов и выплавок, но столь авторитетные исследователи Сибири, как С. В. Бахрушин и С.А. Токарев, однозначно установили: «Изыскания академиков XVIII века базировались на предшествующие поиски и опыт служилых людей XVII столетия».

Так в чем же было отставание России? В том, что она приглашала иностранных специалистов? Но перенять новейший опыт – дело вполне нормальное в техническом прогрессе. Были свои прекрасные литейщики. Но несмотря на это, Михаил Фёдорович переманил в Москву нюрнбергского мастера Ганса Фалькена – того самого, от чьего имени получила название легкая пушка – фальконет. Петр I продолжил практику своего деда и отца.

И ведь с какой охотой ехали! Сам Лейбниц предлагал свои услуги, да только напугал царя слишком экстравагантными социальными проектами. А швейцарский естествоиспытатель Бернулли писал: «Лучше несколько потерпеть от сурового климата в стране льдов, в которой приветствую муз, чем умереть от голода в стране с умеренным климатом, в которой муз обижают и презирают». Вот и судите сами, что же это было на самом деле – «отставание» или мудрая политика царей, в результате которой «утечка мозгов» шла в направлении, противоположном нынешнему?