Юльв имел второе имя Хромунд, вторым именем Бьёльва было Солмунд. (3, 261‒262) Ярослава за хромоту звали хромцом. Хромунд — переиначенное на скандинавский лад прозвище Ярослава Хромец. В про­звище Солмунд угадывается библейский Соломон. Позднее с Соломоном за любовь к книгам и мудрость сравнивали Ярослава, но и Святополк был не чужд духовных исканий и книжной премудрости. Отказавшись от борьбы, он ушёл в монастырь и занимался переписыванием книг, о чём свидетельствует его рукопись, включенная в состав «Реймского еван­гелия».

Именование братьев Хромцом и Соломоном является реликтом пер­воначальных сказаний о приключениях Эмунда Старого на Руси. Он слу­жил Святополку, и уничижительное именование его противника калекой соответствует этой службе. Судя по данным саги, у Святополка было имя или прозвище Соломон.

После разгрома Бёльва Юльв неожиданно напал на Ингвара, отряд которого был вынужден отступить, и спасся благодаря тому, что раскидал шипы, впившиеся в ноги врагов и остановившие их наступление. (3, 262) Слушателями эта немотивированная чёрная неблагодарность зачис­лялась на счёт коварства язычников. Перед нами реликт участия Эмунда в битвах с Ярославом, от которого шведский принц неоднократно спа­сался бегством.

Шипы предназначались не против пехотинцев, а против конницы. Святополк и его соратники спасались бегством с места жестокой сечи от войск Ярослава дважды. После поражения при Любече они уходили по зимним дорогам, а снег делал шипы малоэффективными. В битве на Аль­те путь к Переяславлю шёл по степям и шипы не могли остановить пре­следователей.

После упоминания шипов рассказ переходит к коварству женщин, от которого умерла часть спутников Ингвара. Перед нами уже события 1033 года, связанные с отравлением на свадебном пиру. К кавказским ска­заниям относится использование Ингваром против войск Бьёльва чудо-оружия в виде больших колёс, по внешней стороне снабжённых зубцами и шпорами. Перед нами колесо Балсага из сказаний о кавказских нартах, ко­торое скатилось с гор и убило богатыря Сослана. (10, 664; 11, 265)

Обрамлённое кавказскими мотивами применение шипов наиболее оправданно в горных теснинах, через которые уходила в 1033 году пре­следуемая мусульманскими всадниками русско-аланская армия. Ковар­ство Юльва, напавшего на своих союзников, также соответствует собы­тиям 1032‒1033 годов, когда дербентские мусульмане предательски нападали на кавказских христиан, с помощью которых они перед этим разгромили армию Ширвана. Так что шипы разбрасывались на горных тропах под Карахом.

В саге объединены реалии жизни Эмунда Старого и Ингвара. Причём разновременные события из жизни отца и сына поданы вперемешку. Первоначальные сказания вошли в новую авторскую конструкцию в руинированном виде в качестве отдельных «кирпичиков».

Важная роль в саге отведена Силькисив, правительнице Цитополя. Ингвар гостил у неё одну зиму, а на обратном пути в её городе умер и по­лучил достойное погребение. На этой правительнице Ингвар проявил своё проповедническое искусство. Силькисив после бесед с ним обрела желание креститься сама и крестить весь свой народ. По её просьбе в Цитополь позднее приехал Свейн, сын Ингвара, и привёз епископа Родгейра. Крещение Силькисив и народа стало главным подвигом Свейна. Он женился на королеве и в качестве короля насаждал повсюду христиан­ство. Вернувшись в Швецию, Свейн получил от земляков предложение стать их правителем, но отказался, так как уже имел более лучшую и бога­тую страну. Он уехал в Гардарики, а оттуда отплыл по реке к Силькисив, и на этом след его затерялся. (3, 263‒270)

Исследователи отмечали параллелизм рассказов об Юльве и Сильки­сив. Оба они выделялись своей одеждой, говорили на многих языках, по­долгу беседовали с Ингваром, у обоих по очереди Ингвар зимовал, его корабли жители Гелиополя и Цитополя переносили ближе к своим горо­дам, в этих городах совершались многочисленные языческие жертвопри­ношения, Ингвар во время обоих зимовок запирал помещения, где жил, запрещал спутникам общаться с местными женщинами. (3, 113‒114)

Первоначально речь шла о богатом городе, в котором Ингвар зимовал и встречался с Юльвом, то есть Ярославом Мудрым, и прекрасной Силь­кисив. Позднее рассказ разделился на два параллельных, а Юльв и Силь­кисив были расселены по двум разным городам. Силькисив, которой были приданы черты королевы, явно восходит к образу одной из дочерей Ярослава Мудрого.

Параллелизм присущ рассказам об Ингваре и Свейне. Ингвар отка­зался от звания конунга, Свейн, вернувшийся из странствий, также от­казался от этого звания и отбыл в своё далёкое королевство. Оба героя имели флотилии по 30 кораблей, обоих сопровождал скальд Гарда-Кетиль, на Руси они посещали одну и ту же школу, в которой их учили различным языкам.

В повествовании об Ингваре есть реликты похода 1043 года в виде кораблей, метающих камни и греческий огонь, плавания Вальдимара в Миклагард, то есть Константинополь, преодоления речных препятствий, в которых узнаются днепровские пороги, две разные датировки кончины Ингвара, восходящие к 1043 году. В рассказе же о плавании Свейна, за вычетом параллельных мест с рассказом об Ингваре, остаются только фантастические битвы с монстрами и крещение язычников. Основа ска­зания — маршрут плавания — в обоих случаях одинаков.

Первоначальная сага не позволяла превратить Ингвара в миссионера, и пришлось в укороченном варианте удвоить сюжет, сделав его героем более подходящего для этой роли сына Ингвара. Имя Свейн, то есть Швед, могло быть русским прозвищем как Эмунда, так и его сына или внука и содержаться в одном из вариантов сказания об Эмунде и его по­томках. У Ингвара мог быть сын, но в сказании о Свейне есть только один мотив, не присущий реальному Ингвару, — особое благочестие. В остальном Свейн — литературный двойник литературного Ингвара.

Сюжеты обоих плаваний скрепляются образом Силькисив. Эта кра­сивая, умная и благочестивая правительница в предшествующей версии саги блистала при русском дворе и стала женой скандинавского героя.

В «Пряди о Хемминге Аслакссоне» именем Силькисив названа Елиза­вета, супруга Харальда Сурового. (5, 154) В сагах она носит созвучное имя Эллисив. Незадолго до свадьбы с Харальдом Елизавета овдовела, по­теряв молодого мужа в какой-то военной кампании. Соединение изве­стий позволяет отождествить первого мужа Елизаветы с Ингваром. Инг­вар считался внуком шведского короля и поэтому был знатнее Харальда Сурового. Овдовевшей Елизавете пришлось довольствоваться менее знатным мужем-изгоем.

Имя Силькисив выводят из соединения скандинавского слова silki — «шёлк» и имени скандинавской богини Сив, имевшей волосы из золота. (3, 326) Королева звалась Шёлковая Сив. Романтики видели в этом име­ни подтверждение странствий Ингвара по далёким восточным странам, поставлявшим шёлк. Главным поставщиком шёлка на Балтику были русы, участвовавшие в торговле по Великому шёлковому пути и закупавшие шёлк византийского производства. Русское обозначение шёлка был за­имствовано литовцами, пруссами, скандинавами, англичанами и немца­ми. (21, 423) Подобно Золотому Харальду, приехавшему из Руси в дико­винном роскошном наряде, Шёлковой Сив прозвали Елизавету, блиставшую в Норвегии редкими в этих местах нарядами из драгоценной византийской парчи.

Имена Ярослав и Ингигерд стали нарицательными и обозначали в поздних сагах о древних временах короля и королеву из Гардарики. Та­ким образом Ярицлейв в «Саге о Вёлсунгах» стал современником Атли, то есть Аттилы, умершего в 453 году. (3, 281‒283) Имя Силькисив в позд­ней «Саге об Одде Стреле» было присвоено жительнице Гардарики, по другой версии саги, — жительнице Страны гуннов. (3, 327) Согласно схолии 120 к сочинению Адама Бременского, скандинавы называли Русь «Хунигардом (Страной гуннов. — В. Т.), потому что там первоначально жили гунны». (1, 127) Силькисив была жительницей Руси.

В «Младшей Эдде» богиня Сив названа прекраснейшей из женщин, её волосы служили кеннингом золота. Силькисив из «Саги об Ингваре» выделялась среди окружающих своей красотой. Скальды, воспевая рус­скую супругу Харальда Сурового, называли её красивейшим грузом и сравнивали с золотом. Сам Харальд в «Висах радости» именовал её Герд монет — также уподоблял золоту. Норвежцы переиначили вторую по­ловину известного им имени королевы Элисабет в Эллисив, сближая его с именем золотоволосой Сив. (17, 411) Судя по сравнениям скальдов и скандинавским прозваниям, Елизавета была редкой красавицей с золоти­стыми волосами.

Несмотря на то, что первоначальный текст сказаний об Эмунде Ста­ром и Ингваре сильно пострадал от переработок, в нём содержатся ре­ликты подлинных сведений.

Эймунд Акисон по окончании русской смуты вернулся в Швецию. Перед нами события 1026 года. Здесь он женился и у него родился сын Ингвар:

«И тотчас задумал он жениться, и берёт в жёны дочь могущественного человека, и родился у него сын, которого зовут Ингвар». (3, 252)

Далее следует описание мятежа Эмунда 1019 года. Ингвар погиб в июне 1043 года в возрасте 25 лет. Родился он до июня 1018 года, но после июля 1017 года. В это время Эмунд находился на Руси. В июле 1018 года его зять Святополк стал великим князем и Эмунд стал доверенным под­ручным правителя. Перед этим Святополк был в опале, что ухудшило по­ложение и его свойственника Эмунда.

Имя Ингвар в сагах встречается только у двух конунгов, живших не позднее эпохи правления полулегендарного Ингьялди Коварного, конун­га VIII века. (17, 28‒30) Затем оно бытовало в Скандинавии в форме Ивар. Не Ингваров, ни Иваров в шведском королевском роду в X‒XI ве­ках не было.

В форме Игорь и Ингварь это имя использовалось на Руси в роду Рю­риковичей. Игорь Старый жил в первой половине X века, а позднее оно присутствовало в каждом поколении Рюриковичей в разных вариантах, включая имена Изяслав, Ярослав. В первом случае корень «инг» превра­тился в ославяненное «изе», во втором — был переведён на славянский как «яр» — «ярый, яростный». Ингварь Ярославич известен по летопи­сям с 1180 года. (6, 421)

Русское место рождения Ингвара в период возвышения его отца, не­обычность для Скандинавии и шведского королевского рода того време­ни формы имени свидетельствуют в пользу того, что оно ему было дано в честь русского предка, то есть его мать была из рода Рюриковичей.

Титмар Мерзебургский упоминает о присутствии в Киеве в августе 1018 года девяти сестёр Ярослава. (18, 177) После смерти Владимира Святого осталось много его дочерей. Святополк, став великим князем, женил своего родственника-варяга на одной из Владимировен. Свадьба Эмунда произошла не позднее сентября 1017 года, то есть в начальный период правления Святополка, когда тот собирал военные силы для того, чтобы отстоять свой трон. Затем началось противостояние Святополка с Ярославом у Любеча, закончившееся его бегством зимой 1018 года в Польшу. Наиболее вероятное время для свадьбы — конец июля.

Из жён Владимира Святого на роль тёщи Эмунда не могут претендо­вать: Адельгейда, мать Эмунда; Олава, скончавшаяся вскоре после рож­дения первенца Вышеслава; грекиня Предслава, единственная дочь кото­рой Предслава стала в 1018 году женой Болеслава I; Мария Борисовна, принадлежавшая к враждебной Святополку партии в борьбе за власть. Остаются: Мальфрид, которая после рождения в 995 году Судислава и до своей кончины в 1000 году могла иметь двоих детей; Рогнеда, скончав­шаяся в 1000 году; и принцесса Анна, скончавшаяся в 1013 году.

Из всех Владимировичей наиболее близок Святополку был Брячислав, перешедший на его сторону в битве под Волынем. Рогнеда своего первенца назвала Изяславом. Также поступил и Святополк. Имя Изяслав является аналогом имён Игорь, Ярополк. Святополк назвал первенца в честь своего отца Ярополка. Первенец от Рогнеды был назван по деду, так как в честь Святослава Великого был назван родившийся ранее Вышеслав. Выбор Эмундом имени, использовавшегося в роду Брячислава, го­ворит в пользу того, что его супругой стала дочь Рогнеды.

Указание саги о рождении Ингвара по приезде Эмунда в Швецию в 1018 году недостоверно. Он родился в конце апреля 1018 года на Руси. Эмунд, вернувшись в 1019 году на север, женился, но не на матери Ингвара. В саге были соединены обстоятельства второго и третьего возвра­щений Эмунда. Из-за этого рассказ о его свадьбе «всплыл» на несколько лет и был поставлен после сообщения о возвращении 1026 года.

В Эпилоге «Саги об Ингваре» есть такой рассказ:

«У Эймунда, сына Олава, был сын по имени Онунд. Он был похож на Инг­вара во многих (проявлениях) природы, и превыше всего в дальних странстви­ях, как это засвидетельствовано в той книге, которая называется „Gesta saxonum'».(3, 141)

Сходство между странствиями Ингвара и несохранившимися описа­ниями странствий Онунда было большим. Далее в саге приводится ла­тинский текст, восходящий к сообщению Адама Бременского с упомина­нием амазонок. Этот текст, реконструированный Д. Хоффманом, имеет такой вид:

«Известно, что Эмунд, король свеев, послал сына своего Онунда на море Балтское, который потом добрался до амазонок и был убит». (3, 373)

У Адама отсутствует упоминание о походе шведского принца на Балт­ское море. Дополнение, судя по всему, было извлечено из сказаний об Эмунде Старом. Анунд у Адама выступает в качестве сына Эмунда Ста­рого, тогда как в саге — в качестве сына Якова. Энунд-Анунд становится другом Ингвара и помогает ему помирить их отцов. Инициатором мир­ных переговоров был малолетний Ингвар:

«Ингвар растёт дома со своим отцом, пока ему не исполнилось девять лет. Тогда Ингвар попросил разрешения у отца отправиться на встречу с ко­нунгом и другими хёвдингами в Свитьоде. Тот позволил ему поехать и с че­стью подготовил его в поездку.

Ингвар взял тот шлем своего отца, что был самым лучшим — он был по­крыт красным золотом и украшен драгоценными камнями, и позолоченный меч, и много у него было других драгоценностей. Ингвар уехал от своего отца с пятнадцатью людьми, и были все их кони одеты в броню, как и они сами, и со щитами, и в позолоченных шлемах, и всё их оружие было отделано золотом и серебром. И, снарядив так войско, отправился он с востока по Свитьоду.

О его поездке стало широко известно, и повсюду ищут хёвдинги встречи с ним и приглашают его на вейцлу. Он принимает приглашения, и дают они ему хорошие дары, а он — им. Вот слава об Ингваре разносится далеко по Сви­тьоду и доходит до ушей конунга Олава.

У него был сын, которого звали Энунд, и был он очень красивым и по воз­расту почти ровесником Ингвара. Он попросился у отца отправиться на­встречу Ингвару, родичу своему, и приветствовать его с почётом. И тот по­зволил ему сделать так, как он просил, и отправился он навстречу Ингвару с большим почётом. Встреча там была радостной. Затем поехали они к ко­нунгу, и вышел он им навстречу и хорошо приветствовал их и Ингвара, и ведет его в свой зал, и усадил его подле себя, и пригласил его и его спутников подольше погостить у него». (3, 253)

Олав Скотконунг умер в начале 1023 года, когда Ингвару ещё не было пяти лет. События происходили при Якове не ранее 1036 года, в котором Ингвар стал совершеннолетним. Яков стал совершеннолетним в 1019 го­ду. Его сын Анунд действует в саге уже как взрослый. Он стал совершен­нолетним не ранее 1038 года. После того как Яков получил имя Эмунд, имя Анунд стало достоянием его старшего сына. Анунд не мог принимать участие в походе 1033 года, рассказ Адама недостоверен, и следует дове­риться указаниям саги.

Эйрик Победоносный считался отцом Олава Скотконунга, и Яков на­звал второго сына в честь этого хоть и не родного, но официально при­знанного деда-короля. Первенца он, скорее всего, назвал в честь отца Олавом, но позднее переименовал в Анунда из-за опасений того, что это шведское королевское имя будет использовано в борьбе за власть пред­ставителями боковых ветвей королевского рода.

Фактическая одноимённость Эмунда Старого и Анунда Яковсона и перенесение событий с участием Анунда в эпоху Олава Скотконунга привели к тому, что Анунда Яковсона стали отождествлять со шведским принцем, погибшим в краю амазонок. Подобная путаница из-за имён привела к мнению о принадлежности Ингвара к сыновьям Энунда Олавсона:

«Но мы знаем о том, что некоторые сказители саг говорят, что Ингвар был сыном Энунда Олавссона, потому что им кажется, будто ему прибудет чести, если его назовут сыном конунга». (3, 270)

Эмунд Старый считался сыном Олава Скотконунга и именовался Эмундом Олавсоном. В сагах он участвует в походе в край амазонок как Анунд Олавсон. Такое же имя и отчество имел король Яков, что дало по­вод относить Ингвара к сыновьям Якова, против чего и возражал автор приведённого текста.