И приде Неофит митрополит и с епископы к великому князю Владимеру, и нача молити от царя великого князя: «Просит царь от твоего благородия мира и любве, да церкви Божия без мятежа будут и все православие в покои пребудет, под сущею властию нашего царства и твоего великого самодержавства Великия Руси, да нарицаешися отселе боговенчанный царь». Венчан сим царским венцом рукою святейшаго митрополита кир Неофита и с епископы, и от того времене князь велики Владимер Всеволодич наречен Манамах и царь Великия Русия, и пребысть с царем Константином прочая времена в мире и любве.
И оттоле тем царским венцом венчаются вси великие князи Владимерские, егда ставятся на великое княжение». (30, 144)
В эпоху Константина IX русы воевали с византийцами во Фракии, современной Болгарии, только в 1043 году. В начале рассказа узнаются события сентября 1043 года в районе Варны. Чувствуется влияние какого-то византийского сочинения. Византийцы в отличие от русских писателей часто именовали фракийцами болгар. Владимир Мономах стал великим князем через много лет после смерти Константина IX Мономаха, и к его биографии присоединены деяния Владимира Ярославича.
Легенда о дарах Константина Мономаха связана с так называемой Шапкой Мономаха, сохранившейся до наших дней. Шапку Мономаха вместо короны носили московские великие князья и цари. Изготовлена она была среднеазиатскими мастерами в XIV веке. Шапка в целом конусообразной формы, украшена золотой филигранью, драгоценными камнями, соболиной опушкой. Верх её венчает крест. Византийские императоры XI века, включая Константина IX Мономаха, имели драгоценные головные уборы в виде украшенных драгоценными камнями диадем, увенчанных крестом. Меховой опушки у них не было. Так что шапка Мономаха имеет только отдалённое сходство с подлинной короной Константина IX.
Создатели легенды пренебрегли сведениями старших летописей о том, что Владимир Мономах был внуком Константина Мономаха. Они опирались на какой-то иной источник, в котором причиной венчания названы не родственные связи, а военные успехи Руси и нужда Византии в военной помощи против внешних врагов.
Недостоверны сведения о составе византийского посольства. Александрия и Иерусалим не входили в число византийских владений, и их жители не могли участвовать в посольстве. В результате описки раздвоилось первоначальное упоминание о епископе Мелитинском, или Митиленском. В разных списках он стал именоваться по-разному, а поздний сводчик свёл этих двух литературных епископов в один рассказ. Среди эфесских митрополитов Неофит неизвестен.
Митилина находилась на острове Лесбос, Мелитина, современная турецкая Малатья, — близ верховий Евфрата. Лесбос был более известен русским книжникам, нежели лежащая далеко на востоке Мелитина. К тому же во время формирования легенды Мелитина была во владении мусульман. Поэтому исправляли название канувшей в неизвестность Мелитины.
Мелитина слишком удалена от Эфеса, чтобы их представители попали в состав одного посольства. К югу от Мелитины по другую сторону Евфрата находился крупный город и центр области Эдесса, современная турецкая Урфа. Название Эдесса созвучно названию Эфес. В 1031 году Эдесса была отвоёвана Георгием Маниаком у мусульман, но в конце XI века попала под турецкое владычество. Ко времени создания легенды она также выпала из поля зрения православных книжников, и её заменили на более известный Эфес. Он был окончательно захвачен турками только в 1391 году.
Если мы отбросим явно недостоверные Александрию и Иерусалим, то получим ряд сирийских городов — Антиохию, Мелитину и Эдессу. В источнике, который лёг в основу легенды, говорилось о Неофите, митрополите Эдессы. От остальных участников посольства сохранилось только имя Евстафий.
Легенда была создана после монгольского завоевания, когда на развалинах Киевской Руси возникла Владимирская Русь, но до централизации Руси под главенством Москвы, так как в ней упоминаются великие князья владимирские и ничего не говорится о Москве.
Шапкой Мономаха венчали московских великих князей. Время её изготовления ведёт нас в XIV век, когда за первенство на Руси боролись правители Москвы и Твери. Будучи Рюриковичами, соперники были равными по знатности. Регалии византийских императоров давали преимущества москвичам.
Тверские книжники были не менее начитанными, чем московские. Легенда могла иметь значение в обосновании претензий московских князей на первенство только в случае, если опиралась на какую-то достоверную традицию, хотя и несколько подправленную под злободневные политические нужды. Сквозь наслоение случайных искажений подлинные события проглядываются и в ином изводе легенды, содержащемся в «Сказании о Вавилонском царстве»:
«В то же время ... посла вои своя множество князь Владимир... киевский на Царьград множество. Царь Василий, видев воя сильные Владимерова, убояся их. И посла царь Василий к великому князю Владимиру посла своего с миром, а с ним посла дары великие и ту сердаликову крабицу со всем виссом царским, и от того часа прослыша великий князь Владимер киевский Мономахом, иже есть взятии от Вавилона». (4, 97-98)
Здесь с Владимиром Мономахом отождествляется Владимир Святой, помогавший императору Василию II Болгаробойце справиться с мятежниками. Висом, или виссоном, называли драгоценные ткани красного цвета. (10, 118) Из таких тканей шили императорскую одежду.
Красный царский наряд лежал в сердоликовой шкатулке, как и в легенде о дарах Константина Мономаха, и происходил из Вавилона. Упоминание Вавилона вновь говорит о византийском влиянии. Вавилоном византийцы называли столичный Дамаск или иные мусульманские столичные города Сирии, а также саму территорию Сирии. В третьей четверти XI века Мелитина, Эдесса и Антиохия отошли к мусульманам и стали восприниматься византийцами как лежащие «в Вавилоне». Так что и второй извод легенды ведёт нас на восток.
После убийства великого этериарха Константина период короткого сближения Руси и Византии сменился охлаждением отношений. Об этом свидетельствует обстоятельства избрания Илариона в 1053 году в митрополиты без согласия патриарха. Русы при этом остерегались греческой «вражды и лукавства», в которых узнаётся подлая интрига против русского полководца. Сам же Иларион продолжал развивать свои антивизантийские идеи. Ситуация изменилась после кончины Константина IX Мономаха 11 января 1055 года.
При Феодоре варварская придворная группировка победила. Пселл:
«После смерти Мономаха царство перешло к дочери Константина Феодоре. При этом все ожидали, что она вручит власть какому-нибудь благородному и способному повелевать мужу, однако вопреки всем мнениям и предположениям Феодора взяла самодержавное правление над ромеями в свои руки… Укрепляли же её в этом решении слуги и домашние, все люди опытные в царских делах, знатоки государственного управления». (27, 131)
Опытные в царских делах сотрудники Феодоры — уже известные нам варвары-евнухи Василия II и Константина VIII. Скилица и Атталиат также сообщают о том, что императрица возвела на высшие государственные посты своих евнухов и управляла через них.
Фактическим правителем государства стал протосинкел Лев Параспондил, который происходил из знатного рода и был приближённым Михаила IV. Иоанн Скилица считал Льва многоопытным государственным мужем, а Михаил Атталиат — человеком разумным и опытным, который ввёл строгий порядок в государственные дела. (27, 286) Пселл, признавая некоторые достоинства нового временщика, не жалеет сил для его очернения, хотя во время правления Льва не щадил себя, сочиняя в честь него хвалебные произведения. (27, 286) Причина клеветы на временщика ясна. Пселл:
«К самодержцу, своему предшественнику (Константину IXМономаху. — В. Т.), она (Феодора. — В. Т.) продолжала с почтением относиться даже после его кончины, помнила о его добрых делах и не хотела пренебречь ни одним из принятых им решений. Тем не менее своей цели она не достигла и почти всё, чего он добился, пошло прахом.
Причина же заключалась в том, что человек, которому было доверено управление государством (Лев Параспондил. — В. Т.), я только недавно о нём рассказывал, никаких высоких должностей от предшественника Феодоры не удостоился, к трону им приближен не был, а именно к этому привык он при прежних царях, и потому бранил императора при его жизни и после смерти не мог простить ему своего унижения». (27, 134)
Пселл по своей привычке выдвигает несколько версий. Он пишет о хорошем отношении Феодоры к Мономаху, хотя чуть ранее речь шла о доверительных жалобах императрицы на беды, которые она вытерпела от зятя. Пселл даже умерших властителей критиковал осторожно, предпочитая всю вину перекладывать на их приближённых. Лев успешно служил нескольким императорам, но был в немилости во всё царствование Константина IX. Приближённые этого императора в качестве политических противников безжалостно устранялись Львом от власти, что и вызвало неудовольствие Пселла. Из императорского дворца был изгнан и Пселл, несмотря на то что при Мономахе он тайно оказывал Феодоре разные услуги. Пселл:
«Когда я согласно приказу прибыл, моё появление во дворце возбудило зависть, и, поскольку опередившие меня не могли выдумать ничего порочащего, они принялись бранить меня за моё монашеское обличье и нелюдимый образ жизни. Царица внимала их речам, хотя и не позволяла себе вступать с ними в такие же беседы, как со мной. Узнав об этом, я стал реже посещать дворец, и тогда царица переменилась вновь и стала порицать меня за нерадение и бранить за небрежение её приказами.
Как видно, царица решений своих держалась неколебимо». (27, 134)
Феодора, хорошо зная Пселла, отстранила этого опытного интригана и значительная часть рассказа о её правлении состоит из сетований обиженного царедворца.
Феодора пришла к власти при поддержке дворцовых гвардейцев-русов, и её помощники, опираясь на эту военную силу, стали избавляться от своих противников, среди которых были Пселл и его друзья. Вот почему он пытался выставить её глупой и жадной старухой.
Феодора скончалась 31 августа 1056 года и самодержавно правила чуть более полутора лет. Пселл работал над своей «Хронографией» с осени 1057 года, когда память о её правлении была свежа и в описании императрицы встречаются правдивые строки. (27, 234) Пселл:
«Поэтому царица открыто правила государством, держала себя с мужской независимостью и не видела нужды ни в каких завесах. Она сама назначала чиновников, с высоты трона произносила твёрдым голосом повеления, высказывала мнения и рассуждала тяжбы, выносила приговоры…
Царствование Феодоры было славным и величественным, никто не посмел в то время ни покуситься на власть, ни презреть исходящие от царицы повеления и приказы. Времена года несли людям изобилие, урожаи были богаты, ни один народ не грабил наших земель исподтишка, и ни один не объявил ромеям войны открыто, ни одна часть общества не выказывала недовольств, и во всём соблюдалось равновесие». (27, 131)
Надо полагать, что этот кусок был взят из одного из славословий, которые были составлены во время самодержавного правления императрицы. Уж больно он отличается от остального, порицающего её, текста. Василий II готовил хороших управленцев, и Феодора, опираясь на учеников своего великого дяди и русскую военную силу, успешно справлялась с государственными заботами.
Стоявшая во главе государства женщина вызывала соблазн для внешних врагов и внутренних честолюбцев. Но полный покой и мир, царившие при её правлении, говорят о страхе перед Феодорой, который могла породить одна только военная сила.
При Константине IX Феодора могла опасаться, что император обратит свои родственные связи с русами против неё. После блестящих побед над Львом Торником и в Армении политическое могущество Мономаха возросло, что создавало угрозу для Феодоры. Поэтому ей было выгодно охлаждение отношений императора с Русью.
Чтобы расстроить родственный союз слабовольного Мономаха и его волевой и решительной сестры Евпрепии, Феодора ложными обещаниями спровоцировала ту на участие в заговоре и таким образом обезвредила. Похоже, что эту уловку она проделала ещё раз. Ложными обещаниями она посеяла в среде ориентировавшихся на неё вельмож надежду сменить Мономаха, опираясь на победоносного русского полководца. Когда же заговор раскрыли, отошла в сторону. Великий этериарх Константин погиб, и русы стали относиться к Мономаху с недоверием.
После смерти Мономаха ситуация изменилась. Феодора стала для русского правящего дома главной родственницей в Византии, так как иные родственники Мономаха принадлежали к антирусской партии. Сменив недружественную политику предшественника на благожелательный союз, она могла рассчитывать на военную помощь Руси, которую трудно было бы расстроить её недоброжелателям. Русь стала тем пугалом, которого боялись враги императрицы.
Ярослав Мудрый для восстановления русских прав в Византии решился на открытую войну с могущественной империей. В обмен на достижение цели, которой великий князь добивался во всё царствование Мономаха, русы могли предоставить особенно крупную военную помощь. Но Феодора была чужда военного честолюбия и не нуждалась в победоносных войнах. Ей было достаточно сохранения власти. Поэтому захиревший при Мономахе русский корпус, скорее всего, был увеличен только до традиционных при его предшественниках размеров.
На следующий год после кончины Феодоры в воскресенье 8 июня 1057 года провозгласил себя императором Исаак Комнин. Исаак был магистром и командовал войсками на восточной границе, сдерживая натиск турок-сельджуков. (27, 289) Правительственные войска 20 августа сошлись в битве с мятежниками при Никее.
Пселл пишет об успехе правого фланга правительственных войск, после которого левый фланг мятежников бежал, а правый в страхе отступил ещё до нападения. Иоанн Скилица рисует несколько иную картину. По его мнению, первоначального успеха правительственные войска добились на левом фланге. Комнин уже собирался спасаться бегством, но затем на противоположном фланге мятежникам удалось добиться успеха и выиграть битву.
Понять причину противоречия в источниках помогает имя командующего левым флангом мятежников у Скилицы, которому хронист явно благоволил, — Катакалон Кекавмен. Хотя Пселл и был приятелем Катакалона, более правдивым нужно признать его. Первый успех правительственных войск был достигнут на правом фланге, и Кекавмен, командовавший левым флангом мятежников, бежал. Позднее же под пером талантливого сына-писателя он стал главным героем битвы.
Правым флангом правительственных войск командовал Аарон, сын последнего болгарского царя Иоанна-Владислава из армянской по происхождению династии Комитопулов. Основной состав правительственной армии был из македонцев, и в распоряжении Аарона были европейские отряды, включавшие в себя болгар и армян. Мятежники старались переманить на свою сторону полководцев и солдат противника, поэтому появление напротив Аарона армянина Катакалона Кекавмена, одно время служившего в Болгарии и женатого на дочери болгарского воеводы Димитрия Полемарха, вполне объяснимо.
Правительственными войсками командовал евнух Феодор, доставшийся Михаилу VI по наследству от императрицы Феодоры. Феодору же окружали евнухи-варвары, преимущественно болгарского и русского происхождения. Болгарское происхождение главного помощника полководца говорит о том, что Феодор был болгарином. Пселл намекает на двуличное поведение Феодора и обвиняет его в тайном сговоре с мятежниками. Но яростная атака Аарона опровергает эти измышления. Скилица и Атталиат пишут об огромных потерях с обеих сторон, что говорит об ожесточённости битвы.
Пселл описывает, как четыре вооружённых копьями тавроскифа окружили Исаака Комнина, но не объясняет, как тот выпутался из такого сложного положения. Основанием для фантастической сцены стал успешный натиск Аарона, опрокинувшего левый фланг и напавшего на центр. Во главе войск Аарона были столичные гвардейцы-русы, которым удалось прорубиться через войска мятежников до ставки их вождя.
Согласно Пселлу, отступил и правый фланг мятежников. Его текст создаёт иллюзию того, что победа была одержана центром армии, которым командовал Исаак, хотя прямо об этом ничего не говорится. Но эта лестная для Исаака версия опровергается прямым указанием Скилицы на то, что разгром правительственных войск совершил левый фланг мятежников. Если бы исход битвы решил центр во главе с Исааком, Пселл восславил бы доблесть будущего императора, при племяннике которого доживал свои дни, во всю мощь своего таланта. Поэтому следует согласиться со Скилицей.
Двадцать пятого августа, то есть спустя несколько дней после битвы при Никее, в ставке Исаака Комнина побывал Пселл в качестве императорского посланника. Ставка располагалась под Никомидией, современным турецким Измитом, — городом-портом на берегу Мраморного моря. Исаак встретил посольство в своём походном шатре. Пселл:
«Сам царь (Исаак Комнин. — В. Т.) сидел на двуглавом кресле, высоком и отделанном золотом, опирал ноги на скамейку, и роскошные одежды сверкали на нём. Он гордо поднял голову, выпятил грудь, багрянец битвы румянил ему щёки…
Воины несколькими кругами опоясывали Исаака. Внутренний и самый малочисленный из них был составлен из первых людей, доблестных отпрысков знатнейших родов, осанкой не уступавших древним героям. Эти отборные воины служили живым примером всем стоявшим за ними. Их опоясывал второй круг, оруженосцы первых, бойцы передовой линии, некоторые заполняли следующие отряды (ряды. — В. Т.), а также лучшие из начальников полуотрядов, они стояли на левом фланге. Окаймляло их кольцо простых воинов и свободных. А дальше уже располагались союзные силы, прибывшие к мятежникам из других земель, италийцы (норманны. — В. Т.) и тавроскифы, сам вид и образ которых внушали ужас… Они заполняли круг щита». (27, 144–145)
Императорское посольство встретили победители, на щеках которых ещё пылал румянец битвы. Командный состав и отличившиеся в сражении воины составляли три опоясавших трон ряда. Остальное пространство шатра, образно названное «кругом щита», заполняли норманны-маниакаты и русы. Только они вызвали у Пселла ужас. Четвёртое кольцо из варваров, опоясавшее первые три, было самым многочисленным. В битве больше всех отличились варвары.
В шатре на левом фланге стояли командиры среднего звена. О том, кто стоял на правом, Пселл умолчал. Но его восхищение боевой мощью варваров даёт однозначный ответ на вопрос, кто помог одержать Исааку победу: на более почётном правом фланге стояли варварские предводители.
Русской гвардии Феодора Исаак противопоставил свою русскую и норманнскую гвардию, которую благоразумно поставил против слабого левого фланга противника. Она и решила исход, казалось бы, безнадёжно проигранного сражения. Но Пселл не захотел признать успех ненавистных русов и представил их позорными беглецами с поля боя.
Согласно Пселлу, повод к мятежу дал сам Михаил VI, грубо оскорбивший лучших полководцев империи. Узнав о щедрой раздаче чинов новым императором, в столицу прибыли военачальники. Далее послушаем очевидца. Пселл:
«В тот день рядом с самодержцем находился и я. И вот эти доблестные мужи, истинные герои, вошли к царю, склонили головы, произнесли поочередно приветствия и по его приказу остались стоять. Михаилу надо было бы тогда поговорить с каждым в отдельности и обратиться к ним для начала с речами царскими и щедрыми, а он прежде грубо выругал их всем скопом, а затем вывел на середину их предводителя, главенствовал над ними Исаак Комнин, и следующего за ним, это был Кекавмен из Колонии, осыпал его бранью за то, что тот чуть было не потерял Антиохию и не погубил войско, не выказал ни военного искусства, ни отваги, собрал деньги с народа и власть употребил не ради славы, а для корысти. От такой неожиданности тот застыл на месте, ибо ждал милостей, а получил оскорбления. Товарищи попытались было вступиться за него, но царь зажал рот и им. Если ещё можно было пренебречь остальными, то уж Исаака следовало бы удостоить высших почестей и похвал, но царь и ему отказал в своём благоволении». (27, 138)
Расхваливание Исаака было вызвано тем, что Пселл переметнулся на его сторону ещё во время пребывания послом в лагере мятежников, как только воочию увидел боевую мощь повстанцев. После воцарения Исаака он станет одним из его доверенных лиц, но в конце концов предаст и его, интригуя в пользу Константина Дуки.
Не бывший очевидцем, но более правдивый Скилица, пишет о ласковом приёме императором воинских начальников. Несмотря на это ни император, ни временщик Лев Параспондил не удовлетворили их просьб. (27, 289) Император припомнил просителям высоких чинов угрозу потери Антиохии. Исаак мог потерять Антиохию, только находясь в ней. Это значит, что дукой Антиохии был Исаак.
Перед своей отставкой дукой Антиохии был Катакалон Кекавмен. Он получил этот высокий пост за участие в мятеже, а перед его началом служил под командованием Исаака близ Антиохии. Будущие мятежники потерпели военную неудачу под Антиохией, поэтому критиковали их обоих. Из-за этой неудачи им было отказано в повышении звания, что подтолкнуло их к заговору против императора.
Константин Дука был полководцем и за участие в мятеже, приведшем к власти Исаака, получил звание кесаря. Но вскоре соратники рассорились, и Дука, отказавшись от кесарского венца, уехал в Эдессу. (7, 227) Дука мечтал сам стать императором и добился этого. Для таких честолюбцев очень важно было находиться среди сильного войска. Эдесса была передовым форпостом на востоке империи, и отъезд туда Дуки свидетельствует о её большом военном значении.
Дука внёс больший вклад в успех мятежа, нежели Кекавмен. Поэтому сделали кесарем его. Судьба мятежа решалась под Никеей. Возвышение Константина Дуки до ранга второго лица в государстве связано с тем, что он командовал победоносным правым флангом. Видимо, русы не смогли простить Кекавмену его роль в событиях русско-византийской войны 1043 года. В противном случае он бы командовал иноземными наёмниками, так как был знаком с русами ещё по совместной службе в Италии под знамёнами Георгия Маниака.
Дука поспешил в Эдессу, так как там стоял русский корпус, который только и мог обеспечить ему победу над Исааком Комнином. В начале 1057 года Исаак и Кекавмен начали подготовку к мятежу из Антиохии, и к ним примкнул стратиг Эдессы Константин Дука.
В эпоху Константина IX Мономаха русскую военную помощь возглавлял его зять Всеволод Ярославич. На момент кончины императора Владимиру Мономаху было всего три года, и в событиях, ставших основой легенды, участвовал Всеволод, а не его сын.
Легендарное посольство возглавлял митрополит Эдессы. Но митрополиту не было нужды ехать в далёкий Киев, так как русы находились в Эдессе. Соединение известий говорит о том, что квартировавшим в этом городе отрядом командовал Всеволод.
В рассказе об Изяславе Ярославиче находим примечательный факт. «Житие Феодосия Печерского»:
«Тогда же приде каженик (скопец. — В. Т.) некто от княжа дому, иже бе любим князем и предрежа у него вся, и моляшеся старцю Антонию, и той хот бытии черноризец. Его же поучив старец еже о спасении души, и предаст его Никону, да того острыжет. Он же и того остриг, облече его в мнишескую одеждю и Ефрем имя ему нарек…
И уведав убо князь Изяслав бывшее о болярине и о каженице его, разгневася зело». (12, 324)
Конфликт великого князя Изяслава Ярославича с печерскими старцами произошёл из-за евнуха Ефрема, который был одним из управителей в хозяйстве Изяслава. Ефрем был византийцем, так как позднее находим его удалившимся в константинопольский монастырь:
«По сих пакы Ефрем каженик отиде в Костянтин град и ту живяще в едином монастыри. После же изведен бысть и в страну сию и поставлен бысть митрополитом в городе Переяславли». (12, 328)
Из Константинополя Ефрем вернулся на Русь и стал епископом Переяславля. В старших летописях под 6597 годом сообщается о большом строительстве в Переяславле при Ефреме. Наряду с храмами Ефрем построил «строение баное каменно, сего же не бысть преже в Руси». (34, 85) Татищев уточняет, что баня была «народная», то есть общественная. (41, 96) В Никоновской летописи сохранился более подробный рассказ о так удививших русов каменных общественных банях:
«…строение банное и врачеве и болници, всем приходящим безмездно врачевание, такоже и в Милитине в своем граде устрои, и по иным своим градом митрополским, иже суть и со уезды и с волостьми и с селы. Се же не бысть преже в Руси». (30, 116)
Ефрем построил византийские термы, предшественницы современных турецких бань. При термах была устроена лечебница, в которой оказывалась бесплатная медицинская помощь. Обслуживать этот благотворительный оздоровительный комплекс должны были монахи переяславского монастыря, который был основан ещё в эпоху Владимира Святого.
Ефрем назван выходцем из Мелитины. Способный евнух, ставший управляющим Изяслава, происходил из города, который упоминается в легенде о дарах Мономаха и находится в районе, где несли службу русы. Получается, что Изяслав командовал отрядом русов, стоявшим в Мелитине, и там сблизился с Ефремом. Став великим князем, Изяслав сделал Ефрема киевским митрополитом. В Тверской летописи в статье, повествующей о начале великого княжения Изяслава, сообщается об осуждении новгородского архиепископа Луки митрополитом Ефремом. (35, 152) Спустя какое-то время Ефрем оставил этот пост и ушёл в Печерский монастырь.
Сразу же после смерти Феодоры мы находим русский корпус на восточных границах империи. Пселл сокрушался:
«Но как освободить Феодору от обвинений в крайнем и позорном недомыслии за то, что не задумалась она о себе как гостье на этой земле и не позаботилась о благоустройстве дел, и как не укорить приближённых царицы, которые такой мысли ей не внушили и вообразили, будто она пребудет в этом возрасте век, а если со временем и увянет, то, подобно молодому побегу, расцветёт вновь. Они радели только о собственном благе, никого не пожелали облечь властью и не подготовили лучшего всхода». (27, 135)
Пселл обвиняет императрицу в том, что она не подготовила себе достойного преемника. Но императрица знала, что в случае её смерти страна останется под управлением опытной команды во главе со Львом Пораспондилом. Кого же Лев выберет формальным главой государства, её не интересовало, поэтому перед кончиной она с готовностью согласилась с его предложениями.
Лев Пораспондил выхлопотал у умирающей Феодоры решение о возведении на престол Михаила VI Стратиотика, зная, что этот старый и слабовольный человек будет безропотной игрушкой в его руках. Первым восстал Феодосий, племянник Константина IX, чей мятеж был подавлен. (27, 288) Вокруг Феодосия должны были группироваться отстранённые императрицей от власти бывшие сановники Мономаха, включая Пселла. На его стороне выступал Пселл, обвиняя Феодору в пренебрежении к выбору преемника.
Феодора, будучи опытной заговорщицей, знала, что в случае назначения преемника обрекает себя на жизнь в страхе. Вокруг облагодетельствованного тотчас собрались бы честолюбцы, предлагающие ускорить естественный ход событий и стать императором ещё до её смерти. Но и самодержавное правление женщины столь шокировало византийское общество, что вызвало серьёзный разлад императрицы даже с далёким от светских дел патриархом. В любой момент какое-либо знатное лицо могло объявить себя императором и поднять восстание под популярным лозунгом об укреплении слабой женской власти над империей мужским соправлением.
Сведения легенды говорят о том, что Всеволод был удостоен какого-то сана, возведение в который было связано с обрядом венчания. Это венчание на Руси было переиначено в венчание на русское царство. Но события происходили в Византии. Всеволоду был пожалован высокий византийский чин, что сопровождалось церковным обрядом, в котором участвовал митрополит Эдессы.
В старших летописях Мария Мономах названа цесарицей. Словами «царь», «царица» русские книжники называли византийских императоров и императриц. Но слово «цесарица» следует понимать как обозначение жены кесаря. Сан кесаря давали будущим преемникам престола, а возведение в этот сан сопровождалось обрядом венчания, хотя и не таким пышным, как венчание на императорский престол.
Константин IX Мономах был вынужден пойти на замирение с русами, остро нуждаясь в их военной помощи. Сближение было временным. После свадьбы Всеволод с молодой женой покинул Византию, и второй ребёнок у них появился в Переяславле. Возвышение Всеволода в этот период сомнительно. У Мономаха был племянник. В кесарское достоинство, скорее, возвели бы его, а не выходца из варваров, с которыми только что закончилась многолетняя вражда.
При Михаиле VI Стратиотике стоявший на границе русский корпус был втянут в мятеж. Среди мятежников хватало честолюбцев, и они не нуждались в предводителе из варваров. К тому же в это время и позднее передача Всеволоду регалий Константина IX Мономаха не находит объяснения.
Легенда о дарах Мономаха соответствует обстановке, сложившейся при самодержавном правлении Феодоры. Родственники только что скончавшегося императора были наиболее вероятными претендентами на престол. Опиравшейся на русов Феодоре было выгоднее возвысить Всеволода, иноземного зятя Константина IX, нежели его племянника Феодосия, на которого ориентировались её противники. Иноземец, не имея опоры среди византийской знати, был безопасен для Феодоры в отличие от имевшего многочисленных сообщников Феодосия. В случае мятежа она могла бы сделать Всеволода соправителем и разрешить проблему слабого женского правления.
Феодора подстраховалась в начале своего самодержавного правления и этим обезопасила себя от мятежей. В 1055 году Всеволод был призван с Руси и возведён в кесари. На восточных границах империи стояла грозная армия русов во главе с наследником престола кесарем Всеволодом. Константинопольской знати пришлось делать выбор: либо терпеть женское правление, либо получить в императоры варвара.
На случай чрезвычайных обстоятельств Марии как наследнице Константина IX Мономаха были переданы его императорские регалии, чтобы можно было в походных условиях провозгласить Всеволода императором и направить на подавление мятежа нежелательного Феодоре претендента на престол.
Исаак Комнин, став императором, даровал сан кесаря Константину Дуке. Это значит, что Всеволод уехал на Русь и освободившееся место занял византиец. Действительно, в начале 1059 года мы находим его близ умирающего отца. Всеволод вернулся на родину не позднее 1058 года.
