Владимир Ярославич упоминался в «Сказании о поставлении русских князей» в пояснениях причины венчания Всеволода. Успешными военными действиями Владимира Ярославича против Византии русы объясняли согласие Константина IX Мономаха на брак. Из-за пропуска событий последующее венчание на цартсво воспринималось как продолжение свадебных торжеств в эпоху Константина IX. Владимир Мономах мог упоминаться в качестве наследника своего отца и родственника членов императорского дома.
Из трёх византийских городов легенды о дарах Мономаха самым значительным была Антиохия. Антиохийскую церковь возглавлял патриарх. На православном Востоке было четыре патриарха: Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Русским книжникам был более известен патриарх Константинопольский. Многие из них, несмотря на явное хронологическое противоречие, всех византийских патриархов X века именовали Фотиями. Фотий возглавлял византийскую церковь во второй половине IX века и был известен русам по легендам об их раннем крещении. Таким же твёрдым у многих было убеждение, что существует только один патриарх — Константинопольский.
Автору «Сказания» требовалось пояснить малосведущему в церковной организации далёкого Востока читателю, почему вдруг в Антиохии появился патриарх, и к тому же растолковать, что это патриарх не Константинопольский, а иной. Появление в легенде Александрии и Иерусалима было вызвано этими пояснениями. Отсюда следует, что Всеволода венчали в кесари в Антиохии.
Антиохийским патриархом в 1055 году был Пётр, а дукой Антиохи - Исаак Комнин. Они должны были участвовать в обряде венчания Всеволода в кесарское достоинство, но в легенде их имён не находим. Для поздних создателей легенды шифрование этих неизвестных им исторических персонажей было излишним.
В «Сказании» прославлялся Всеволод. Его успех в византийских землях сравнивался с успехом его деда Владимира Святого, также ставшего зятем императора. Всеволод скончался 13 апреля 1093 года, и «Сказание» было составлено ранее этого времени.
С 1081 по 1118 год византийским императором был Алексей Комнин, племянник Исаака Комнина. Участие Исаака, будущего императора и дяди здравствующего императора, в венчании варварского вождя задевало византийское самолюбие. Изъятие его имени можно объяснить тем, что автором сказания был византиец. Но зато информированный автор «Сказания» не забыл упомянуть достаточно скромную Мелитину.
Мелитинцем был Ефрем, переяславский епископ. Его постройки в летописях датируются 6597 годом. Учитывая использовавшуюся в Переяславле «эру - 5510 года», можно предположить, что строительство велось в 1087 году. Великим князем в это время был Всеволод, а переяславским князем — его сын Ростислав. Причиной строительства стало поставление Ефрема в 1087 году в переяславские епископы.
Своим назначением в епископы Ефрем был обязан Всеволоду. Татищев в статье 6603 (1095) года пишет:
«Того же лета пришел из Константинополя Ефрем митрополит, бывший епископ переяславский, муж ученый и великий рачитель о церкви, поучал людей почасту». (41, 103)
Ефрем из переяславских епископов был вторично произведён в киевские митрополиты. Его характеристика как мужа учёного и склонного к поучениям выдаёт в нём писателя, поэтому авторство «Сказания о поставлении русских князей» следует приписать Ефрему. О возведении Ефрема в митрополиты сообщается в Густынской летописи под 1092 годом:
«В сие лето посвящен есть Ефрем Грек на митрополию Киевскую от Николая третьего патриарха». (45, 45)
Предшественник Ефрема Иоанн Скопец, согласно данным Татищева, скончался в 1091 году. (41, 96) Поэтому следует остановиться на датировке Густынской летописи. Дата Татищева, судя по всему, имеет переяславскую осеннюю «эру - 5510 года». Ефрем в сане митрополита появился на Руси осенью 1092 года в правление Всеволода. У ставленника Всеволода были причины прославлять этого великого князя.
Грека Ефрема считали мелитинским митрополитом. Это преувеличение, так как в Мелитине был епископ. Становится понятным, почему в легенде о дарах Мономаха появилось упоминание о епископе мелитинском. Ефрем имел в виду себя.
В легенде названы только два персонажа посольства: Неофит, знакомый Всеволоду митрополит Эдессы, и Евстафий, который в легенде стоит в самом конце перечня и назван игемоном Иерусалимским. Евстафия среди патриархов восточных церквей той эпохи не было. Судя по всему, перед нами имя автора сочинения. Ефрем был пострижен в монахи в Печерском монастыре и при этом сменил имя. Обычно монашеское имя начиналось с той же буквы, что и светское.
Во время событий 1055 года Ефрем был известен как епископ Евстафий Мелитинский. Евстафий оказался в Киеве, а много лет спустя описал обряд венчания Всеволода Ярославича в кесари, свидетелем которого был. Евстафий при пострижении принял имя в честь св. Ефрема Сирина, который был диаконом церкви в Эдессе. Так что в небесные покровители он избрал земляка. Кстати и почитание св. Евстафия Плакиды было наиболее распространено в восточной части Византии. (13, 57)
При раскопках в районе киевского Михайловского Златоверхого собора в 1997 году было найден барельеф скачущего на коне св. Евстафия Плакиды. Ранее в этом районе были найдены два подобных барельефа со святыми воинами — святых Георгия и Феодора, Димитрия Солунского и Нестора. (13, 57)
Барельефы первоначально украшали фасады Димитриевского собора. В статье, повествующей о начале княжения Изяслава, Татищев в связи с зимней победой Всеволода над торками пишет:
«А пришед, построил монастырь святаго Димитрия». (41, 82)
Св. Димитрий Солунский был небесным покровителем строителя собора. Татищев называет Изяслава Дмитрием. (41, 82) Русским князем Дмитрием Изяслав назван в западноевропейских источниках. (9, 416) Под этим именем он был известен в изгнании. Появление св. Георгия можно связать с отданием памяти умершему отцу великого князя Ярославу-Георгию.
Церковь и монастырь св. Димитрия построил Изяслав, а не Всеволод. Строительство церкви шло в самом начале княжения Изяслава, которое началось после кончины 20 февраля 1059 года Ярослава Мудрого. Собор начали строить в 1059 году. Этим парадным строительством новый великий князь отметил начало своего правления. Поводом послужило завершение победоносного похода русских князей на торков, в котором участвовал Изяслав.
Евстафий-Ефрем в начале правления Изяслава был киевским митрополитом, и церковное строительство великого князя, с которым грек был близок, велось при его участии. Культ св. Евстафия в Димитровском соборе следует связать с возведённым в русские митрополиты Евстафием. Появление на Руси переводного «Сказания об Евстафии Плакиде» также было вызвано необходимостью прославления небесного покровителя этого митрополита.
При Изяславе мелитинский грек был известен в Киеве под именем Евстафий. Поздние летописцы, зная о том, что Ефрем был киевским митрополитом при великом князе Святополке Изяславиче, исправили имя Евстафий в рассказах о его первом пребывании во главе Русской церкви. Отсюда и именование Ефрема митрополитом в бытность его переяславским епископом. Из-за того, что Ефрем побывал на митрополичьем престоле, некоторые писатели продолжали называть его митрополитом.
Имя Евстафий известно в Новгороде. Здесь найдены печати с греческой надписью: «Воззри на меня, протопроедра Евстафия». По оформлению печатей они датируются второй половиной XI — началом XII века. Из 14 известных печатей Евстафия 13 найдено на землях Новгородского княжества и только одна обнаружена в Белгородке под Киевом. (45, 64–65)
Н. П. Лихачёв печать Евстафия охарактеризовал так:
«…работы хорошего греческого мастера и мало признаков, чтобы отнести её к числу русских». (45, 64)
Греческое происхождение печати косвенно подтверждает её принадлежность греку Евстафию. На лицевой стороне печати изображён не св. Евстафий, а св. Феодор в полный рост, с копьём и щитом. Подобное несоответствие встречается среди древнерусских печатей дважды.
На печатях митрополита Феопемпта изображён св. Иоанн Предтеча и есть греческая надпись: «Господи, помози Феопемпту, митрополиту России». (45, 44) Иоанна Предтечау изображали на печатях патриарха Алексея Студита (1025–1043), который поставил Феопемпта в киевские митрополиты. Отсюда следует, что Феопемпт ориентировался на печать своего константинопольского руководителя. (45, 47) Печати относятся к первой половине правления митрополита, так как в начале 1043 года Алексей Студит умер.
На печати митрополита Ефрема изображён Архангел Михаил и помещена греческая надпись: «Господи, помози Ефрему, протопроедру и митрополиту России». (45, 44) Ефрем, как и Евстафий, назван протопроедром. Печатей с изображением иных лиц с таким титулом не найдено. В. Л. Янин приводит анализ происхождения титула:
«Основной материал для атрибуции буллы содержится в некоторых особенностях использованного на ней титула и смыслового её оформления. Ефрем назван в легенде не только митрополитом, но и протопроедром. Этот титул не чужд византийской сфрагистике, где он употребляется на буллах как духовных, так и светских лиц. Анализируя его на светских печатях, Г. Шлюмберже пришёл к выводу, что протопроедрами были лица, принадлежавшие к числу высших придворных чинов и составлявшие частный, неофициальный совет при императоре. Поскольку этот титул употреблялся также на буллах высших церковных деятелей, можно догадаться, что духовные протопоедры были членами подобного совета при патриархе. В. Лоран признает такое титулование сокращением пышного титула «протопроедр протосинкеллов», бывшего торжественным вариантом титула «синкелл». Во всех случаях дословным переводом термина «протопроедр» было бы русское «советник».
Подтверждением именно такого понимания этого титула может служить оформление буллы митрополита Ефрема. На ней изображён не патрональный святой владельца печати и не обобщённая церковная эмблема, а архангел,имя которого могло бы указать на то высшее лицо, советником, протопроедром которого был владелец печати. Для киевского митрополита таким высшим лицом мог быть либо константинопольский патриарх, либо киевский князь.
Решая прежде вопрос в пользу принадлежности буллы Ефрему Переяславскому, мы исходили из того, что в указанные годы (1092–1096) в Констанинополе не было патриарха с «архангельским» именем. Напротив, киевский стол в этот период был занят Святополком Изяславичем, носившем крестильное «архангельское» имя Михаил. Обозначенная на печати схема (Ефрем — протопроедр Михаила), таким образом, оказывалась в формальном соответствии со взаимоотношениями князя и предположенного киевского митрополита». (45, 46)
Доводы Янина убедительны. Патриархом с архангельским именем в ту эпоху был только Михаил Кируларий (1043–1058), который скончался ранее первого поставления в митрополиты в 1059 году мелитинца, носившего к тому же имя Евстафий. Так что печати Ефрема появились не ранее конца 1092 года.
Смещение Евстафия с поста киевского митрополита следует связать с приездом в Киев митрополита Георгия. Кроме сообщения о суде над Лукой Ефрем ошибочно упоминается в рассказе об освящении 4 ноября Софийского собора, заменяя Феопемпта. В Палинодии Захарии Копыстенского в перечне митрополитов Ефрем стоит вслед за Иларионом. (38, 41) Скудость сведений о первом правлении Ефрема нужно связать с малым временем его пребывания во главе Русской церкви. Похоже, что Изяслав назначил своего любимца вместо Илариона, но не сумел отстоять перед Константинопольской патриархией.
В старших летописях митрополит Георгий упоминается дважды. В первый раз — в качестве участника перенесения мощей святых Бориса и Глеба в 1072 году, а затем, в статье следующего года, говорится, что он находится в Византии.
Согласно Густынской летописи, Георгий появился на Руси в 1072 году и был поставлен патриархом Иоанном VIII Ксифилином (1064–1075). (45, 47) В некоторых поздних каталогах русских митрополитов сообщается о том, что Иларион возглавлял церковь 20 лет и скончался в 1071 году. (24, 460) Авторы каталогов не знали Евстафия среди митрополитов и относили приезд Георгия к 1071 или 1072 году.
Кульчинский со ссылкой на Стрыйковского относит появление митрополита Георгия на 1068 год. (24, 460) Здесь можно усмотреть влияние «эры - 5504 года», но встречаются и ещё более ранние даты. Татищев под 6561 годом сообщает:
«Сего же года пришел митрополит Георгий из Царяграда и с ним три человека с роды своими демественники певцы, и учаху в Руси пети в церкви на 8 голосов, отличаша церковное от мирских песен, употребляемых к увеселению». (41, 81)
Прибытие митрополита в зависимости от принятой эры попадает в интервал 1053–1057 годов. С ним приехали три певческих семейства. В Тверской летописи сообщение о певцах помечено 6560 годом, но рассказ о Георгии опущен. Вместо него пришедшим из Византии назван основатель Печерского монастыря Антоний. (35, 151) В Новгородской четвёртой летописи певцы и Антоний упоминаются в статье 6559 года, в Летописи Авраамки — под 6545-м, в Львовской летописи — под 6525-м. (29, 117; 20, 41; 23, 88)
Разница в датах достигает 55 лет, что нельзя объяснить только влиянием бытовавших в то время на Руси эр. Похоже на то, что было испорчено обозначение десятков. Последние же цифры дат, приведённых к нашей эре, образуют ряд: 1, 2, 3, 7, 8. Первые три цифры имеют разброс, характерный для эр - 5506, - 5507, - 5508 годов. Относительно их последние две цифры могут соответствовать весенней и осенней «эре - 5504 года». Георгий прибыл в традиционное для посольств осеннее время в «весеннем» 1053, либо в 1063, либо в 1073 году. Крайние даты следует отбросить как недостоверные. Осенью 1053 года митрополитом был Иларион, осенью 1073 года Георгий был киевским митрополитом не менее года.
Георгий приехал на Русь осенью 1063 года. По осеннему счёту это был бы 1064 год, которым традиционно датируют начало патриаршества Иоанна Ксифилина. Из-за нечёткого написания буква-цифра «о» (70) была принята за сходную «п» (80). Но более поздние летописцы, зная, что Георгий приехал значительно ранее года перенесения мощей святых Бориса и Глеба, стали убавлять десятки.
Косвенным подтверждением даты приезда Георгия служит биография новгородского архиепископа Луки. Лука скончался, возвращаясь из Киева 15 октября 1063 года. Цель поездки названа не была. Появление нового митрополита было достаточно весомой причиной для путешествия.
Митрополит Евстафий был смещён со своей кафедры осенью 1063 года. Ярослав Мудрый умер в Великий пост. Поэтому возведение Евстафия в митрополиты следует связать с Пасхой 4 апреля 1059 года. В первый раз он возглавлял Русскую церковь четыре с половиной года.
Карамзин приводит такую выписку из поздней летописи:
«В Новегороде Изяслав посади сына своего Мстислава и победиша и на Черехе, и бежа к Кыеву, и по взятии града преста рать». (15, примеч. II, 118)
Река Череха, правый приток реки Великой, находится около Пскова. (9, 484) Мстислав потерпел поражение от Всеслава, осада которым Пскова описана в Тверской летописи в статье 6573 года. (35, 154) О попытке захвата Новгородского княжества Всеславом говорится в летописных статьях 6572, 6573 и 6574 годов. В связи с этой войной упоминается звезда с кровавыми лучами, в которой узнаётся комета Галлея 1066 года. Из характера разброса дат и времени появления кометы следует, что Мстислав лишился новгородского престола в 1066 году.
Христианское имя Мстислава неизвестно. Но обращает на себя внимание то, что большая часть домонгольских князей с именем Мстислав при крещении принимала имя Феодор. По данным Д. В. Донского, из 10 Мстиславов, чьи христианские имена известны, семеро были Феодорами. (9, 479–500) Так что наиболее вероятным именем Мстислава Изяславича было Феодор.
Изяслав женился не ранее осени 1042 года. Мстислав был вторым его сыном и родился не ранее начала 1045 года, а совершеннолетия достиг не ранее начала 1063 года. Мстислав стал новгородским князем около 1063 года и нуждался в опытных помощниках. Как раз в этом году Евстафий оказался не у дел. Владелец печатей Евстафий, судя по характеру изображений, был советником при новгородском князе Феодоре. (45, 65) Мы можем отождествить двух греков Евстафиев, которые к тому же называли себя протопроедрами. Многоопытный мелитинец Евстафий был при юном Мстиславе Изяславиче советником во время его новгородского правления.
Татищев сообщает о кончине Ефрема под 1096 годом:
«6604 (1096). Поставлен в Новград епископ Никита митрополитом Ефремом…
Преставися Ефрем, митрополит руский. На его место князь великий избрал Никифора, епископа полоцкаго, и повелел его поставить епископом руским». (41, 104–109)
Ефрем прожил долгую, наполненную разнообразными событиями жизнь. Но его «Сказанию о поставлении русских князей» выпала ещё более удивительная судьба.
После монгольского завоевания Руси киевские митрополиты стали совершать из разорённого Киева поездки по русским областям. Часто посещали они и относительно благополучную Северо-Восточную Русь. Начало этой традиции положил митрополит Кирилл, ставший наречённым митрополитом по воле великого князя Галицкого Даниила Романовича в 1242 году и поставленный в митрополиты византийским патриархом около 1249 года. (16, 301)
Митрополит Кирилл правил до 1281 года. Владимирскую епархию он использовал в качестве своей резиденции, так как поставил сюда епископа вместо погибшего при монгольском взятии города Митрофана только в конце своей жизни, в 1274 году. Но и это поставление, скорее всего, было вызвано тем, что свою северную резиденцию митрополит перенёс в Переяславль-Залесский, где и скончался. (16, 302)
Следующий митрополит, Максим, был прислан из Византии в Киев в 1285 году. Он продолжил ездить в своего рода церковное полюдье, собирая средства по разным областям. В 1299 году золотоордынцы опустошили Киев, жители его разбежались. Бежал на север и Максим вместе со своими приближёнными. Он перевёл Владимирского епископа в Ростовскую епархию, а сам осел во Владимире. (16, 307)
Митрополит Максим скончался около 1305 года. Его преемником стал митрополит Пётр, поставленный в 1308 году. Резиденцией Петра также был Владимир, но из-за напряжённых отношений с тверским князем Михаилом Ярославичем владыка сблизился с московскими князьями. Он часто и подолгу бывал в Москве и здесь был похоронен в 1326 году. (16, 315) Следующий митрополит, Феогност, поставленный в 1328 году, в тот же год переехал в Москву. (16, 317) С этого времени резиденцией митрополитов стала Москва.
Согласно легенде о дарах Мономаха, венчание осуществлял митрополит, тогда как по «Сказанию о поставлении русских князей» — патриарх. Снижение ранга было связано с местными условиями. Русскую церковь возглавлял митрополит, который участвовал в поставлении великих князей на престол. Из-за этого при формировании легенды упоминание об антиохийском патриархе Петре было исключено, а руководителем венчания был назван митрополит Неофит.
Иван IV Грозный после своего венчания в 1547 году на царство хлопотал перед константинопольским патриархом о признании за собой царского титула. Хлопоты первого русского царя, подкреплённые немалыми дарами, увенчались успехом, и патриарх Иоасаф II в 1561 году прислал в Москву грамоту. В грамоте было написано:
«Государь Иоанн изводится и родословится от породы и крове сущно царские, сиречь от нея приснопамятныя царицы государыни и дестины, сиречь владычицы, Анны, сестры самодержца царя Василия Багрянородного. Та же Монамах благочестивейший царь Константин со… тогдашняго патриарха и сущаго тогда священного архиерейского собора пославша митрополита ефескаго и антиохийскаго патриарха и венчаша во царя благочестивейшаго и великого князя Владимира и даровавше тому царский венец на главу его и с камением честным… диадимою и иная царская знамения и одежды. Тем же и священнейшый митрополит московский и всеа великия Росии господин Макарий, оттуду пущен… увенча того во цари законнаго и благочестивейшаго». (8, 121)
Патриарх Иоасаф правомерность венчания на царство обосновал мнимым происхождением Ивана IV от Анны, названной царицей и деспиной. Деспина, то есть госпожа, — византийское именование императриц. Далее следует изложение легенды о дарах Мономаха. Дарение представлено как добровольное деяние императора. Военная их причина была благоразумно опущена. Не приведено и родство Всеволода Ярославича с императорским домом. Главным действующим лицом венчания Владимира назван не эфесский митрополит, а антиохийский патриарх.
При патриаршем дворе были знакомы с каким-то вариантом «Сказания о поставлении русских князей», в котором был задействован антиохийский патриарх. Имена Всеволода Ярославича и его супруги были исключены, так как это противоречило московской версии о венчании Владимира Мономаха.
Намёк на то, что согласно собственной же русской традиции в венчании должен был участвовать не митрополит, а патриарх, был горькой пилюлей для московского царя. Внешне одобряя венчание, Иоасаф иносказательно отметил его нелегитимность, хотя, опираясь на происхождение от царевны Анны, признал право Ивана IV на царский титул. Для полноценного венчания на царство москвичу следовало бы принять помазание от патриарха, съездив в Константинополь или пригласив патриарха на Русь.
На Руси предложение Иосафа было принято в иной форме, нежели ожидали в Константинополе. Развернулось движение за придание главе Русской церкви титула патриарха, которое увенчалось успехом в 1589 году уже при царе Фёдоре Ивановиче. Первым русским патриархом стал Иов. Отныне венчание русских царей становилось канонически верным и они могли претендовать на равнозначность своего титула императорскому.
В литературных произведениях именование московских правителей царями началось после Куликовской битвы с Дмитрия Донского. (16, 344) Патриотическая направленность легенды соответствует патриотическому подъёму, вызванному победой на Куликовом поле. Разгром в 1380 году золотоордынских войск темника Мамая привёл к расцвету литературного творчества, выразившемуся, в частности, в создании цикла сказаний о грандиозном побоище.
Ситуация была сходной с ситуацией после войны 1043 года. Война, закончившаяся крупной морской победой над византийским флотом, и последовавшее заключение мира на почётных для Руси условиях, скреплённое династическим браком, привели к подъёму патриотизма и расцвету литературного творчества. Создаёт свои сочинения Иларион, собираются древние летописные записи и составляются первые летописные своды.
В сказаниях о Куликовской битве использовалось «Слово о полку Игореве», что говорит о росте интереса к древним сочинениям. Создание легенды о дарах Константина Мономаха на основе «Сказания о поставлении русских князей» следует отнести к эпохе, последовавшей за 1380 годом.
Московские и тверские князья происходили от Владимира Мономаха и в равной мере были наследниками полулегендарной традиции венчания на великое княжение с использованием регалий Константина IX Мономаха. Но так как согласно уже устоявшемуся обычаю, в обряде был задействован митрополит, тверские князья с 1328 года из-за постоянного проживания митрополита в Москве воспользоваться этим правом не могли. Они порой становились великими князьями владимирскими, но при этом были лишены возможности поставляться на великое княжение по церковному чину. Поэтому идеологи возвышения Москвы после 1380 года взяли на вооружение легенду о дарах Мономаха для возвеличивания именно московских правителей.
До 1380 года основным источником верховной власти на Руси был получаемый в Золотой Орде ярлык на великое владимирское княжение. После Куликовской битвы стала набирать силу идея о том, что источником верховной власти является церковный обряд венчания на престол. В этом случае московские князья сохраняли статус общерусских правителей даже при переходе владимирского ярлыка в руки иных князей.
Постепенно ярлык на великое владимирское княжение утратил своё значение. Вместо него появились ярлыки на великое московское и великое тверское княжения. Наличие третьей линии великих князей в лице литовских правителей, захвативших часть русских земель, снижало значение титула «великий князь» в качестве обозначения общерусского государя. Летописцы именуют великими князьями и иных правителей русских княжеств — смоленского, нижегородско-суздальского. (35, 443–446) Поэтому в Москве применили редкое до этого времени титулование царями.
Головной убор в виде двойной короны, который мы находим при изображении Владимира Мономаха, далее появляется на голове московского князя Юрия Даниловича, после него — Дмитрия Ивановича Донского и Василия II Васильевича Тёмного. (14, 50–59) Головные уборы ряда великих владимирских и московских князей вместо нижней «императорской» короны имеют меховую опушку, характерную для княжеских шапок Киевской Руси. У них на виду только верхняя «кесарская» корона. (14, 50–59) Разные виды головных уборов, видимо, свидетельствуют о разной знатности их владельцев, несмотря на то что они имели одинаковые титулы великих князей владимирских.
«Кесарский» убор на изображениях Ивана I Даниловича Калиты можно объяснить тем, что он не владел Владимиром-Залесским и был только наречённым по ханской воле великим князем владимирским. (14, 51) Как показывает пример Киевской Руси, легитимность верховного правления усиливалась присутствием на традиционном великокняжеском столе. Поэтому в более раннее время Юрий Долгорукий, фактически первенствуя среди князей своего времени, столь упорно сражался за Киев. Золотоордынский ярлык давал право на «кесарскую» корону, так как его владелец был в подчинении у хана. Владение Владимиром-Залесским, уже согласно местной традиции, усиливало легитимность правления и позволяло носить вторую «императорскую» корону, напоминавшую о былой независимости.
Василий I Дмитриевич, правивший в 1389–1425 годах, не имел даже «кесарской» короны, так как не получал ярлыка на великое владимирское княжение и не обладал Владимиром. (14, 59) Он был венчан в московские князья и носил Шапку Мономаха без корон. Несмотря на это Василий I воспринимался как общерусский государь.
Историческая Шапка Мономаха в современном виде принадлежит к «кесарскому» типу головного убора. Низ её утопает в меховой опушке, а наверху имеется небольшая корона в виде золотого обода, накрытого золотой полусферой, увенчанной крестом. Изготовление Шапки Мономаха относят к первой трети XIV века, так как под названием «шапки золотой» она упоминается в завещании Ивана Калиты 1328 года, написанном перед его поездкой в Золотую Орду. (2, 6)
Шапка Мономаха близка к образцам золотоордынского ювелирного искусства. (2, 6) В 1313–1342 годах Золотой Ордой правил хан Узбек. Богато украшенный золотой головной убор мог быть получен русским князем только при согласии Узбека, так как относился к символам власти. Иван Калита в качестве правителя впервые поехал в Золотую Орду в 1328 году, когда уже владел «шапкой золотой». Так что её первым владельцем следует признать Юрия Даниловича, женатого на сестре хана Узбека Кончаке. Хан отличил зятя перед иными русскими князьями, даровав ему право носить золотой головной убор. Свадьба состоялась в 1317 году. К этому году и следует отнести изготовление «шапки золотой» — свадебного дара Узбека.
После гибели Юрия Даниловича его имущество перешло по наследству к Ивану Калите, включая и «шапку золотую». На Руси шлёмообразный убор доработали. Его навершие выполнено в иной манере, нежели основной корпус. К тому же мусульманин Узбек не стал бы дарить шапку с крестом. Навершие было изготовлено уже по заказу московских князей. Шапка по форме была приближена к головному убору Владимира Мономаха, в котором использовались византийские венцы, привезённые Всеволодом Ярославичем.
Иван Калита удовлетворился «кесарским» вариантом с одной короной. Но память о двух коронах продолжала существовать. Два ряда зубцов было у Казанской шапки Ивана IV Грозного, на парадном головном уборе царя Михаила Фёдоровича. Сигизмунд Герберштейн, дважды посетивший Москву во время правления Василия III Ивановича, так описал Шапку Мономаха:
«Её носил Владимир Мономах и оставил её украшенною жемчугом, а также изрядно убранною золотыми бляшками, которые, извиваясь кругом, колыхались при движении». (8, 107)
На Шапку Мономаха была надета дополнительная корона. Её зубцы скреплялись не жёстко, а кольцами и поэтому при движении колыхались. В зависимости от статуса правителя эта дополнительная корона то надевалась, то снималась.
Съёмная корона была удобна в эпоху золотоордынского ига, так как, встречая ханских послов, московские правители её, несомненно, убирали, представая в более скромном убранстве «шапки Узбека». Надетая на меховую опушку золотая корона воспринималась бы как царский знак самостоятельности московских правителей, чего не потерпели бы в Орде. «Шапка Узбека», свидетельствующая о родственных отношениях между московским и золотоордынским правящими домами, возражений вызывать не могла. Поэтому «кесарская» корона имеет столь замаскированный облик, что только посвящённые знали о значении навершия. На изображениях московских правителей осведомлённые художники изображали навершие в форме, более приближенной к традиционному облику короны, — с зубцами и крупнее, нежели это было на самом деле.
Дар Узбека стал почётной регалией. После доработки шапка стала символизировать легитимность власти московских правителей, основыванную на авторитете как золотоордынского, так и византийского дара. По мере падения значения ханских ярлыков в качестве источника верховной власти важность золотоордынского происхождения шапки стала уменьшаться вплоть до полного забвения. Значение же византийской символики убора по мере укрепления идеи о том, что Московская Русь является правопреемницей погибшей Византийской империи, возрастало.
Окончательное признание «шапки золотой» Шапкой Мономаха следует связать с эпохой Ивана III Васильевича, который сверг золотоордынское иго, женился на племяннице последнего византийского императора и стал официально именовать себя царём. Былая близость с ханом Узбеком, составлявшая гордость московских правителей при Иване Калите, теперь напоминала о годах постыдного ига. Но зато посредством легенды о дарах Мономаха издавна почитаемый головной убор стал служить зримым свидетельством древности традиции венчания на престол с использованием византийских императорских регалий.
Легенда о дарах Мономаха позволяла принизить статус великих тверских князей по сравнению с московскими. Наибольшего накала идеологическое противостояние между разными княжествами за право верховенства на Руси должно было достигнуть при Василии I. На Куликовом поле Московское княжество доказало, что способно стать лидером всей Русской земли в борьбе за освобождение от золотоордынского ига. Но победа испортила взаимоотношения с ханами.
Василий I добился ярлыка на московское княжение, но владимирского ярлыка не получил. Его главный политический соперник Михаил Александрович Тверской попеременно с Дмитрием Донским сиживал на владимирском столе, был старше по возрасту и принадлежал к предшествующему поколению Рюриковичей, такчто он был знатнее Василия I. Тверской и московский правители боролись за владимирский ярлык, оба вступили в родство с литовскими князьями.
Летописцы уверяют, что во всё правление Василия I никто из русских князей владимирского ярлыка не получал. Эти сведения сомнительны и, видимо, связаны с последующим редактированием неудобных для московского правительства известий. Преследование Василием I нижегородско-суздальских князей Бориса Дмитриевича, а затем Семёна Дмитриевича, верных подручных хана Тохтамыша, говорит о наличии у них владимирского ярлыка. Но, владея ярлыком и стольным Владимиром, эти князья уже не могли противостоять могущественному московскому правителю.
Пребывание митрополита в Москве вкупе с легендой о дарах Мономаха позволяло подвергать сомнению право на верховное владычество всех, кто не венчался должным образом. Под защитой древних обычаев Василий I и без владимирского ярлыка вёл себя как общерусский государь, преследуя князей, добивавшихся ханской милости за счёт предательства общерусских интересов. При этом он много лет не ездил в Орду и сократил выплату дани, за что его упрекал Едигей. (43, 214)
Русь на несколько лет превратилась в независимую державу. Золотой Орде с напряжением всех сил удалось привести её к покорности после опустошительного нашествия Едигея. Но и после нашествия Василий I сохранил свою власть. Это был великий государственный деятель, сделавший для сохранения русской государственности не меньше, чем его более знаменитые предшественники Александр Невский и Иван Калита. Легенда о дарах Мономаха была направлена на восстановление в народном сознании исконно русских оснований для верховной власти. Её составление следует отнести ко времени правления Василия I.
В наполненное смутами правление слабого Василия II Васильевича Тёмного произошла реставрация старых порядков, и московским боярам пришлось вновь хлопотать о владимирском ярлыке для своего князя. Но несмотря на смену правителей во время междоусобицы, реальная борьба на Руси шла уже не за владимирский престол, а за московский. Москва окончательно утвердилась в качестве общерусской столицы, и в этом утверждении легенда сыграла свою роль.
Относительно великих князей литовских ситуация была иная. Они меньше зависели от ханской воли и имели собственных митрополитов. Попытки разделения Русской церкви начались после того, как галицкие князья около 1302 года выхлопотали себе в Константинополе особого галицкого митрополита Нифонта. (16, 308) В 1317 году стараниями князя Гедимина был поставлен первый литовский митрополит Феофил. (16, 326) Благодаря митрополиту Феогносту эти митрополии были ликвидированы. Великий князь литовский Ольгерд, правивший в 1341–1377 годах, продолжил завоевания своих предшественников. В 1354 году он добился восстановления литовской митрополии, а в 1363 году захватил Киев. Митрополии в Галиции и Литве то появлялись, то упразднялись, пока в 1458 году не произошло окончательное разделение Русской церкви. (16, 380)
Подчинив ряд русских княжеств, литовские вожди восприняли древнерусскую государственную традицию. Официальным языком государственных актов был русский, а правители величали себя великими князьями Литвы и Руси. В их владениях к тому же был Киев — общерусский стольный город домонгольской эпохи.
С 1385 года Польша и Литва начали объединяться под единым управлением. Постепенно возникла могучая держава, включавшая в себя большую часть южнорусских земель, возглавляемая королями, венчавшимися на королевство по католическому обряду.
Киевский великокняжеский престол в спорах за общерусское лидерство воспринимался более весомо, нежели владимирский, а киевский митрополит не уступал по статусу московскому. Королевское звание в католических землях ценилось выше великокняжеского, поэтому потерявшему исключительность титулу «великий князь» московские книжники противопоставили титул «царь» как равнозначный титулу «король».
Наметившаяся в эпоху Дмитрия Донского традиция употребления титула «царь» начала реализовываться в московской политике значительно позднее. В 1453 году турки взяли штурмом Константинополь. Последний виантийский император Константин XII Палеолог погиб, Византийская империя пала. В русской книжной традиции царямиобычно называли византийских императоров. После 1453 года на этот титул открылась вакансия.
Иван III в 1472 году женился на Зое, племяннице Константина XII Палеолога, принявшей на Руси имя Софья. В 1473 году венецианцы писали Ивану III о том, что Византия «за прекращением императорского рода в мужском колене должна принадлежать вашему высочеству в силу вашего благополучнейшего брака». Живого, но не имевшего политического веса Андрея Палеолога, брата Софьи, практичные венецианцы в расчёт уже не брали. (16, 406)
Идея о византийском наследстве прижилась при московском дворе. В качестве государственного герба Иван III принимает двуглавого орла, бывшего гербом Византии при Палеологах. Орёл украшает его государственную печать и трон. Время от времени Иван III именует себя царём и самодержцем. Самодержец — калька императорского титула автократор.
Татищев писал о венчании Дмитрия, внука Ивана III, назначенного в преемники престола:
«Он (Иван III. — В. Т.) по смерти сына короновал внука, который чин точно взят с коронования греческих императоров». (40, 365)
Дмитрий был коронован по чину византийских императоров. Отдельного венчания самого Ивана III по императорскому чину не было. Он удовлетворился обрядом венчания во время бракосочетания с Софьей.
Василий III по матери был уже кровным родственником и наследником византийских императоров. Он называл себя императором с ещё большей настойчивостью, чем его отец. Московских правителей в качестве наследников византийских императоров начинают воспринимать соседи. В 1519 году посол Тевтонского ордена Дитрих Шомберг приглашал Василия III в союзники против турок «занеже султан турский вотчину великаго князя держит». (16, 406) Вотчиной великого князя немец называл земли бывшей Византийской империи.
Московских правителей прибегнуть к новому именованию заставила развернувшаяся борьба за возвращение русских земель из-под польско-литовского владычества. Женитьба на византийской царевне дала Ивану III возможность поднять свой престиж, а титул императора ставил московских государей выше польско-литовских королей и обосновывал право собирать исконно русские земли. Митрополит Зосима писал в 1492 году:
«И ныне прослави Бог — в православии просиявшаго, благовернаго и христолюбиваго великаго князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, новаго царя Константина новому граду Константиню — Москве». (16, 407)
Зосима противопоставил неверным польско-литовским королям правоверного общерусского царя-императора. Вместо павшего под ударами мусульман Константинополя центром православного мира была объявлена Москва. Зосима использовал образы из сочинений Илариона: Иван Васильевич был назван новым Константином Великим, а русская столица была сопоставлена с Константинополем. Только у Илариона сравнения делались на основе распространения православия, тогда как у Зосимы во главу угла была поставлена сила светской власти, опиравшейся на православные ценности.
Монахом Ферапонтова монастыря Спиридоном, имевшим в монашестве имя Савва, было написано «Послание». Этот высокоучёный затворник ранее был литовским митрополитом. Своё сочинение он составил в эпоху митрополита Варлаама, правившего в 1511–1521 годах, по просьбе близкого к Василию III Вассиана Патрикеева. (8, 82) Спиридон писал:
«И предает их (Константин Мономах императорские регалии. — В. Т.) митрополиту Неофиту с епископы и с своим благородным рядником, и посылает их к великому князю Володимеру Всеволодичю: «Прийми от нас, о боголюбивый благоверный княже, сиа честныи дарове от начаток вечных лет твоего родства поколениа на славу и честь и на венчание твоего волнаго и самодержавнаго царства. И им же начнут тя молити наши послове, и мы ото твое благолюбие просих мира, любве. Да церкви Божиа без мятежа будут, и все православие в покои пребудут под сущею властию нашего царства и твоего волнаго самадрежавства Великиа Росиа. Да нарицаешися отселе боговенчянный царь, венчан сим царским венцем рукою святейшяго митрополита Неофита и с епископы». И от того времени князь велики Володимер Всеволодич наречеся Манамах и царь Великиа Росиа.
И от того часа тем венцем царским, его присла великий царь греческы Костянтин Манамах, венчаются вси великие князи володимерские, егда ставятся на великое княжение русское, яко же и сей волный самодержец и царь Великыа Россия Василие Иванович (Василий III. — В. Т.), вторый на десять по колену от великого князя Володимера Манамаха, а от великого князя Рюрика 20-тое колено, и братия его Ивановичи и Андреевичи». (8, 164–165)
В благородных рядниках, то есть слугах, поступавших на службу в результате договора-ряда, узнаются правители Антиохии, Александрии и Иерусалима из легенды о дарах Мономаха. Но здесь ещё сохранена память о родстве Владимира Всеволодовича и Константина Мономаха, утраченная в иных вариантах легенды. Спиридон подчёркивал императорский и божественный характер власти Василия III, называя его боговенчанным царём и самодержцем.
В «Послании» кратко пересказана священная история, в которой особо выделены первый царь Египта Сеостр, легендарный Сесострис Геродота, и царь римский Август. Август правил всем миром, распределив страны между своими многочисленными братьями. Прусу, брату Августа, достались земли по Висле, а по его имени прозвалась Прусская земля. Потомком Пруса был Рюрик, призванный на княжение в Новгород, — предок Владимира Святого и Владимира Мономаха. Перед нами легенда об Августе, выводящая Рюриковичей от рода римских императоров. Спиридон:
«Август же начят ряд покладати на вселеную. Постави брата своего Патрикиа царя Египту; и Августалиа, брата своего, Александрии властодержца постави; и Киринея Сирии властодержца положи; и Ирода Антипатрова от Аманит за многие дары и почтениа постави царя еврейска в Ерусалиме; а Асию всю поручи Евлагерду, сроднику своему; и Илирика, брата же своего, постави в повершиа Истра; и Пиона постави в Затоцех Златых, иже ныне наричютца Угрове; и Пруса в брезех Вислы реки в град, глаголемый Морборок, и Торун, и Хвоиница, и пресловы Гданеск, и иных многих градов по реку, глаголемую Немон, впадшую в море.
И вселися ту Прус многими времены лет, пожит же до четвертаго рода по колену племени своего. И до сего часа по имени его зовашеся Пруская земля. И сиа о сих.
И в то время некий воевода новогородскы именем Гостомысль скончявает житье и созва владалца сущая с ним Новагорода и рече: «Совет даю вам, да послете в Прусскую землю мудра мужа и призовите князя от тамо сущих родов римска царя Августа рода». Они же шедшее в Прусскую землю и обретошя тамо некоего князя именем Рюрик, суща от рода римска царя Августа, и молишя его с посланми всех новгородцев. Князь же Рюрик прииде к ним в Новгород и име с собю два брата; имя единому Трувор, другому Синеус, а третий племенник имянем Олег. И оттоле наречен бысть Новгород Великий; и княжай в нем князь великы Рюрик…
Не просто бо глаголем государей наших поколениство, благочестиа удержавших православныя веры, дом бо их начяток от Месрема,внука Ноева. Претече же ныне до великого князя Василиа Ивановичя, волнаго самодержца и царя, лет 4 (тысячи) осьмсот. А царству их начяток от Сеостра, начялнаго царя Египту, и от Августа, кесаря римска и царя, сей бо Август пооблада вселеною». (8, 161–166)
В основе легенды лежат восточные предания. В перечислении древних земель узнаётся перечень патриархий — египетской Александрийской, сирийской Антиохийской, палестинской Иерусалимской. К ним присоединено азиатское наследие Евлагерда. Затем более поздний автор прибавил европейские земли.
Перечисление патриархий находим в рассказе об отпадении римских пап от православия:
«В та бо времена бе лето 6(тысяч)ное 553 отвержеся Рим, и испаде папа Формос от веры. Царю же Костянтину Манамаху от таковых вещех в мнозе печали сущу, сбирается собор по совету царску и по благословению святейшаго патриарха Кир Лария, и вспосылаются скорейшяа посланиа к другим патриархом: ерусалимску, и александрску, и антиохийску. И пакы те посланници вскоре возвратистася и послы тех патриарх и с их посланми и с советом в духовных. И совещаста святейший вселенский патриарх Кир Ларие и боголюбивый царь Костянтин, глаголемый Манамах, с советом вселенскаго собора четырех патриарх и сущих под ними митрополит и епископ, даже и до нижних чинов, сиречь до иереи и диякон, и подьякон, и извергоста папино имя ис паралипомена церковных престол четырех патриарх вселенских. И от тех времен лет даже и до сего часа лытают (праздно проводят время. — В. Т.), от православиа веры отпадшя, и наречени бышя латина, и х тому не поминается папино имя в церковных преданиях от четырех патриаршеских престол вселенских. Сей бо блядивый Фермос не нарицаем оттоле папа, но отступник православныя нашея веры». (8, 163–164)
В основу рассказа помещены события 1054 года. В результате прений на константинопольском соборе папские легаты и патриарх Михаил Керуларий взаимно предали друг друга анафеме. Папа Лев IX был в 1054 году в плену у норманнов и не мог принимать активного участия в константинопольских спорах.
У Спиридона именование Кир Ларие восходит к прозвищу патриарха Керуларий. Папа Формоз правил в 891–896 годах. Его имя, видимо, появилось под влиянием сообщений о более ранних ересях католиков. В одном из списков «Сказания о князьях владимирских» переход Формоза и короля Карла в аполинариеву ересь датирован 6386 (878) годом. (8, 38)
Создатели легенды о дарах Мономаха использовали рассказ Спиридона для составления списка участников венчания русского князя на царство. Рассказ датирован 1045 годом, то есть события омоложены на девять лет. От венчания Всеволода Ярославича на царство дата отличается на 10 лет. Первоначально в «Сказании» Ефрема дату имело кесарское венчание. Чтобы пояснить появление антиохийского патриарха во втором венчании, был приведён рассказ о соборе, с оговоркой, что он состоялся в предшествующем венчанию году. При переделке «Сказания» более поздний редактор исправил дату, перенеся событие на 10 лет раньше.
Спиридон, снабдив первую часть своего «Послания» приукрашенной родословной Рюриковичей, во второй части привёл родословную их политических противников - литовский князей. Их родоначальником выведен Гегиминик, слуга Витиника, который, в свою очередь, был слугой князя Ростислава Мстиславича Смоленского. Женой Гегиминика была вдова Витиника, дочь безвестного бортника-жемайта. (8, 167)
Под Гегимиником скрывается реальный родоначальник литовских князей Гедимин, правивший в 1316–1341 годах. Гедимин был сыном литовского князя Лютувера и преемником на литовском престоле старшего брата Витена. Княжеским титулом потомки Гедимина обзавелись благодаря бракам с русскими княжнами. Спиридон преуменьшил знатность литовских правителей. Но зато не преминул подчеркнуть родство с Рюриковичами заказчика «Послания» Вассиана Патрикеева, происходившего из рода Гедиминовичей, но по женской линии бывшего правнуком Ивана III. Так что сочинение Спиридона имело антилитовскую направленность.
Спиридон вёл род московских царей от Месрема, внука Ноя, а традицию их царствования - от фараона Сесостриса. Месрем, библейский Мицраим, был прародителем египтян. Но эта египетская родословная не закрепилась. Родство же с Августом было официально признано московским двором при Иване IV Грозном. Татищев отмечал польские корни легенды о родстве с Августом:
«Рюрик от рода Августа императора. Сию басню, мню, первый князь Глинский тесть царя Василия, а дед по матери Иоанна II-го (Ивана IVГрозного. — В. Т.) из Литвы привнес, которому, может Герберштейн слыша, согласовал, а Макарий митрополит, яко же Иоанн II, не разсмотря польских гнилых доводов, за истину принял». (40, 307)
Василий III женился на Елене Глинской, дочери литовского князя Василия Львовича Глинского, в 1526 году уже после написания «Послания» Спиридоном. Василий III вёл тяжелые войны с Литвой и сумел в 1514 году вернуть Смоленск. Ему было важно заручиться поддержкой русско-литовской знати соседнего государства, которое в это время было главным противником Руси. Появление легенды о родстве с Августом и свадьба с Еленой были следствиями этой борьбы. Окружение Елены, несомненно, много сделало для упрочения выгодной для себя легенды о стародавнем родстве литовской знати с Рюриковичами. Отсюда мнение Татищева об авторстве Василия Глинского.
В другом месте Татищев называет легенду «польским баснями». (40, 371) Татищев, следуя Готлибу Байеру, отмечал, что легенда восходит к учёным изысканиям краковского епископа Викентия Кадлубека. Согласно Кадлубеку, польская династия Кошишков, правившая до династии Пястов, была в родстве с Августом. Он приводит такие красочные детали, как троекратная победа Лешка III над Юлием Цезарем и разгром им Публия Красса во время пребывания того в Парфии. Юлий Цезарь, чтобы помириться с могущественным поляком, выдал за него замуж свою сестру Юлию, а в приданое отдал Баварию. Юлия же получила от мужа во владение Самбийскую и Прусскую земли. (40, 293)
Парфянский поход возглавлял Марк Лициний Красс. Но его отец и сын носили имя Публий. Публий Младший погиб в 53 году до нашей эры в этом несчастном для римлян предприятии чуть раньше отца. Кадлубек был знаком с античной историей. Он умер в 1223 году, так что польская легенда о родстве славянских правителей с римскими императорами была более проработанной и более ранней, нежели её русский извод.
Пётр Дюсбургский и Николаус фон Ерошин, жившие в XIV веке, сообщают о прусском первожреце Криве из общепрусского святилища Ромов. С. Грунау, автор XVI века, в описании мифологической эпохи у пруссов говорит о братьях Видевуте и Брутене. Брутен принял титул Криво Кривайто и воздвиг в Рикойто жилище для бога Патолса. (26, 15) Созвучие названия прусского святилища с Римом, а Брутена с противником Юлия Цезаря Брутом стало одним из оснований учёных построений Викентия.
Татищев отмечал поэтапное формирование преданий о происхождении Рюриковичей:
«Степенную книгу, по сказанию Игнатиа диакона, сочинил первое Киприан митрополит, а Макарий пополнил родословие от Цесаря Августа, поверя Глинскому, деду царя Иоанна II-го. По нем Никон патриарх басен умножил и до Федора II продолжил». (40, 231–232)
Киприан был митрополитом в 1381–1382 годах при Дмитрии Донском и в 1390 — 1406 годах при Василии I. В первое его правление смертельную опасность для Руси представляла Золотая Орда. Только что состоялась тяжелейшая Куликовская битва, в августе 1382 года хан Тохтамыш сжёг Москву. Положение Киприана, занявшего московскую кафедру в результате долгой борьбы с иными претендентами, было неустойчивым и завершилось его изгнанием. Так что ему было не до литературных занятий. Иная ситуация сложилась во время второго периода московской жизни этого митрополита.
Киприан стал соратником Василия I в деле упрочения государства. Деятельность его в этот период была направлена на возвеличивание московских правителей. (16, 347) Составление «Степенной книги» стало одним из таких деяний. В самом тексте сочинение поименовано как «Книга степенная царского родословия» и посвящено истории рода Рюриковичей.
Написание «Степенной книги» потребовало сбора самых разных древних свидетельств, что объясняет использование сочинения митрополита Ефрема. Обращение же к царской теме следует связать с событиями 1386 года, в котором великий князь литовский Ягайло женился на польской королеве Ядвиге, приняв титул польского короля. Спустя несколько лет он передал титул великого князя литовского своим родственникам на условиях вассальной зависимости.
Двоюродный брат Ягайло Витовт, опираясь на военную помощь Тевтонского ордена, в 1392 году начал завоевание Литовского княжества, а затем вынудил Ягайло признать его великим князем литовским. Успеху Витовта, упрочившегося на престоле, способствовал союз с Москвой, заключённый посредством брака Василия I и дочери Витовта Софьи.
В Никоновской летописи русско-литовская свадьба датирована воскресеньем 9 января 6899 года. Это был день памяти мученика Полиевкта. (31, 123) По осенней эре дата соответствует 1391 году, по весенней — 1392-му. Но 9 января приходилось на воскресенье в 1390 году. Венчание проводил Киприан, приехавший в Москву после января 1390 года. В летописании этой эпохи под разными годами помещены дублирующие известия, что говорит о влиянии разных эр.
Совет заключить союз с Москвой Витовту дали тевтонские рыцари во время летнего похода 1392 года, поэтому переговоры о союзе следует датировать осенью этого года. Торжественный въезд свадебного посольства в Москву состоялся 1 декабря, которое было воскресным в 1392 году. (31, 123) Последовавшее затем 9 января 1393 года было четвергом. Свадьбы московских правителей приурочивались либо к четвергам, либо к воскресеньям. Исторический контекст событий говорит о том, что бракосочетание состоялось 9 января 1393 года, но поздний летописец посчитал, что торжество состоялось в воскресенье, и внёс свою недостоверную поправку.
В первые годы правления Витовта русско-литовские отношения были мирными. Только на последнем году жизни Киприана начались военные столкновения. Киприан был в дружеских отношениях с Ягайло. Добрые отношения с соседними государями позволяли ему осуществлять церковное управление над православными жителями Литовского княжества и частью западнорусского населения во владениях Польши.
Перед Киприаном стояла нелёгкая задача обеспечить единство Русской церкви. Легенда о дарах Мономаха возвышала как московского правителя, так и московского митрополита, поэтому её создание следует связать с Киприаном или его окружением. Легенда была помещена в «Степенную книгу», в составе которой со временем была дополнена.
При венчании в 1498 году Дмитрия, внука Ивана III, использовались Шапка Мономаха и бармы — широкое оплечье со священными изображениями. (2, 4) Бармы упоминаются в завещании Ивана Калиты 1328 года, но они не сохранились. Представление об этом царском наряде дают бармы царя Алексея Михайловича, изготовленные в 1662 году в Стамбуле: на округлом шёлковом воротнике размещены семь медальонов. В центре медальонов помещены эмалированные изображения из Священной истории, с богатым окладом из драгоценных камней. (2, 3)
Примечательны сюжеты изображений. Центральное место занимает Богородица Одигитрия. По богатству обрамления выделяются изображение Креста Господня с Константином Великим и Еленой, а также изображение чуда св. Меркурия, поражающего императора Юлиана Отступника.
Воспоминание о Константине Великом и Елене было связано со свадьбой Всеволода Ярославича и Марии. Гибель Юлиана Отступника в древнерусской литературе упоминалась в сказаниях о святых братьях Борисе и Глебе в связи с легендами о гибели их убийцы Святополка Ярополчича. Сказания эти начали формироваться во второй половине XI века, когда память о трагических событиях той усобицы ещё живо волновала общество. Позднее сопоставление Юлиана со Святополком должно было восприниматься не так остро.
Поющего псалмы царя Давида следует соотнести с начальной порой формирования культа Владимира Святого, которого Иларион отождествлял с этим библейским персонажем, изображение Сорока севастийских мучеников - с потаённым культом севастийца киевского митрополита Михаила. Посредством севастийских мучеников память о митрополите Михаиле была запечатлена на стенах киевского Софийского собора. Празднование Благовещения на площади у константинопольского Софийского собора, во время которого горожане выпускают на свободу птиц, соответствует установлению в Киеве при Ярославе Мудром благовещенского культа. Образ птиц и зверей, спасшихся от гибели в водах Всемирного потопа в Ноевом ковчеге, ведёт нас к нарисованному Иларионом образу нового народа, спасшегося посредством крещения для вечной жизни.
В целом символика барм Алексея Михайловича перекликается с творчеством Илариона, и прототипы изображений восходят к более ранним изображениям барм, изготовленным по заказу Всеволода Ярославича.
Упоминаемые в легенде о дарах Мономаха царские регалии включали в себя драгоценные головные уборы и бармы. В перечне регалий из грамоты патриарха Иосафа узнаются императорская корона-венец и кесарский венец. Упоминание «камения честного» следует связать с бармами. Дары включали в себя царские одежды и иные регалии.
Византийские подлинники не сохранились. Но успевшая сложиться традиция их использования в качестве символов власти приводила к изготовлению копий на основе древних описаний. Так что Шапка Мономаха является историческим правопреемником полученной Всеволодом Ярославичем короны.
В «Синопсисе» приведена подложная грамота Алексея Комнина к Владимиру Мономаху, в которой перечислен более широкий набор даров Мономаха:
«Се посылаю ти венец царский еще Константина Мономаха, отца матери твоея, и скипетр, и диадиму, и крест с животворящим древом златый, гривну и прочая царская знамения, и дары, ими же венчают благородство твое посланныи от мене святители, яко да будеши отселе боговенчанный царь Российской земли». (15, примеч. II, 220)
К уже знакомым нам императорской короне и кесарскому венцу-диадеме в этом перечне прибавлены гривна, скипетр и золотой крест с животворящим древом. Гривна была шейным украшением, поэтому с ней можно связать бармы. Скипетр и держава наряду с короной были основными регалиями византийских императоров. Державу на Руси именовали «златым яблоком». При венчании Ивана Грозного в 1547 году скипетр и держава ещё не использовались. (2, 12) В обряд венчания на царство эти регалии были включены позднее.
Среди регалий московских царей есть нагрудные кресты в виде процветшего древа жизни. Подобными крестами увенчаны и сохранившиеся державы. (2, 12–22) В Византии держава представляла собой шар с крестом. В перечне даров из Никоновской летописи на первом месте стоит «крест от животворящего древа». Сведения легенды о дарах Мономаха говорят о том, что существовала традиция изготавливать державный крест из кусочков дерева Креста Господня, который был принесён св. Еленой в Константинополь из Иерусалима. Животворящим крест был назван из-за произошедшего чуда. Елена обнаружила три креста — Христа и двух распятых вместе с ним разбойников. К каждому поднесли умершую женщину, и она воскресла у креста Христа.
Золотое яблоко было рано утрачено. Сохранившийся державный крест стали носить на золотой цепи в качестве нагрудного украшения. После того как была утрачена и эта деревянная реликвия, её заменили на золотой крест в виде животворящего древа.
Татищев считал, что драгоценности, оставленные Владимиром Мономахом потомкам, включали в себя не только дары императора, но и военные трофеи:
«Сказуют же, что он Мономахом назван от того, когда он был с войском в херсонской земли у града Кафы и, устроя полки, к бою противо войска греческого приготовился, тогда воевода херсонский, выступя противо Владимира с великим войском и прислал Владимеру говорить, чтоб обсчим боем напрасно людей не терять: «Лучше биться мне со Владимиром, яко главным в войске на поединке, и кто кого победит, тот как победитель во всем требуемом право и власть получит». Владимер, вооружась, выехал на место назначенное. И как скоро воевода в тяжких его бронях и богатом убранстве приближился, Владимир, тотчас наехав, так его крепко в бок ударил копьем, что воевода с лошади упал. Владимир же, не хотя его падшего умертвить, взял жива со всею бронию, привел его к своим полкам и, сняв с него цепь златую драгоценную и пояс, на себе возложил». (41, 137)
В поединке были добыты цепь и пояс. Стрыйковский дополняет рассказ объяснением прозвания Мономах из греческого значения этого слова - «поединщик». Владимир победил в поединке вражеского полководца и этим заслужил своё прозвище:
«И егда оба сретошася, Владимир, мужественно наехав с копием, с коня воеводу ссадил, и взем его жива, связав привел вооруженнаго к воинству своему, и, сняв с него цепь златую великую, бисерами и многоцветными камни изрядно устроенную, которая и ныне есть в сокровищах руских. И когда государи руские помазываются на престол, сию цепь, ю же бярми именуют, на себя возлагают. Також есть пояс со златом и бисером и шапка княжая со златыми дщицами и драгим камением, изрядно сделана, ко священию на княжение и к венчанию на престол (Владимир Мономах) оставил. Их же и ныне государи руские наследие его со всяким благополучием употребляют. А зане сей Владимир на поединке славную над неприятелем кафинским победу имел, того ради с греческаго Мономахом,или Поединщиком, его прозвали». (41, 263)
Драгоценный наряд использовался в обряде венчания на княжение. Богато украшенная шапка из золотых досок — Шапка Мономаха, состоящая из восьми золотых пластин. Пояс был украшен золотом и бисером. Драгоценный пояс, принадлежавший Дмитрию Донскому, был одной из причин распри при Василии Тёмном. Пояс был «злат на чепех с камением». (9, 80)
Стрыйковский утверждает, что снятая в поединке цепь была бармами. Но эта догадка не верна. Бармы могли причисляться к золотым цепям, но символика их явно не херсонесского, а русского происхождения.
В легенде златые цепи упоминаются во множественном числе. Золотые цепи, судя по духовным грамотам первых московских князей, были важной частью их наряда. (2, 20) Сохранились длинные массивные золотые цепи московских правителей западноевропейского и местного производства XVI–XVII веков. (2, 19–21) Владимир Мономах обзавёлся в Крыму не бармами, а подобной золотой цепью.
Пояс и цепь не упоминались в легенде о дарах Мономаха, и поэтому их нахождение среди московских регалий было узаконено преданием о поединке. Основу для предания дало летописное описание похода 1095 года, приведённое Татищевым:
«Корсуняне, напав, руские корабли разбили и многое богатство побрали, о чем Святополк и Владимир посылали царю Алексию (императору Алексею Комнину. — В. Т.) просить и к корсуняном, но не получили достойнаго награждения. Для котораго Владимир с Давидом Игоревичем и Ярославом Ярополчичем, имеюсчим войски Святополковы, к тому взяв торков и козаров, пошел в Корсунь. И сошедшись с войски корсунскими, у града их Кафы победил. По котором корсуняне, заплатя все убытки Владимиру, мир испросили. И Владимир возвратился с честию и богатством великим». (41, 103)
То, что сражение произошло у Кафы, в восточном Крыму, говорит о конфликте крымских греков с Тмутараканским княжеством. Об этом же свидетельствует участие в походе хазар, остатки которых долее всего удерживались на Тамани. В «Поучении Владимира Мономаха» автор перечисляет свои походы, но крымского среди них нет. Поучение дошло до нашего времени не в полном виде, к тому же Владимир упомянул только наиболее важные события своей жизни. В «Поучении», во времена, близкие к татищевской датировке крымского похода, говорится о приходе к Владимиру, бывшему в это время переяславским князем, торков из половецких земель.
Ярослав Ярополчич умер в 1103 году. (9, 664) Давыд Игоревич осенью 1097 года стал виновником длительной междоусобицы, вызванной ослеплением им Василька Теребовльского, которого он захватил в Киеве и увёз в свой стольный город Владимир-Волынский. Их совместный поход с Владимиром Мономахом мог состояться только до осени 1097 года. 1095 и 1096 годы были заполнены войнами с половцами. Передышка наступила в 1097 году. Поэтому поход, состоявшийся после длительных и безрезультатных переговоров, следует отнести к 1097 году. Редкое известие Татищева имеет «эру - 5506 года».
Во времена Владимира Мономаха античная Феодосия лежала в развалинах, а на её месте было небольшое селение. Процветающим городом она стала позднее, когда превратилась в опорную базу генуэзских купцов. Скорее всего, название Кафа появилось под пером позднего редактора, заменившего малоизвестный в его время Корчев, современную Керчь, на знаменитую Кафу. Поход был связан с постепенным вытеснением византийцами русов из Крыма.
В основе легенды об обретении цепи и пояса лежат реальные события. Московские книжники достаточно осторожно обращались с оказавшимся у них «Сказанием о венчании русских князей». Они вполне могли бы дополнить его, включив в дары Мономаха цепь и пояс. Поэтому к указанию «Синопсиса» о наличии среди даров скипетра, креста-державы и гривны-барм следует отнестись с доверием. Скипетр и держава были рано утеряны, и только после возрождения интереса к былым связям с византийскими императорами их восстановили по старинным описаниям.
В разных вариантах легенды упоминается сердоликовая крабица. Слово «крабия» имеет значение «короб, ящик». (10, 267) Исходя из этого значения крабица — ларец, шкатулка. Но Карамзин приводит такое известие:
«Великий князь Владимир призывает других князей русских, сродников, бояр, синклит, митрополита, епископов и говорит им: «Олег, Игорь, Святослав, Владимир, Всеволод брали дань с Константинополя, но греки не хотят ныне давать её. Что делать?» - «Принудить их, государь», — ответствовал совет единодушно. И Владимир отправил послов к императору Константину Мономаху. Сей император с гордостью отвергнул требование россиян, и великий князь велел Мстиславу наказать греков. Мужественный сын его завоевал Фракию и другие греческие области.
Тогда император, видя беду, советовался с патриархом Иларием и вздумал послать в Киев ефескаго митрополита Неофита с другими святителями и чиновниками. Снял с шеи своей животворящий крест, с головы венец и положил на золотое блюдо. Спросил также крабийцу сердоликовую, из коей пивал Август Кесарь, цепь золотую и многия иныя драгоценности. Вручил оныя послам и велел сказать Владимиру: «Оставь в покое христиан единоверных, возьми украшения древних царей греческих, будь также царём и моим братом!» Владимир согласился, и Неофит в соборной церкви возложил на него венец, крест животворящий, порфиру, виссон и гривну златую, назвав великого князя Мономахом, подобно императору Константину.
Наконец, умирая, сей государь российский собрал знаменитое духовенство, бояр, купцов и сказал им: «Да не венчают никого на царство по моей смерти! Отечество наше разделено на многие области. Если будет Царь, то удельные князья от зависти начнут воевать с ним и государство погибнет». Он вручил царскую утварь шестому сыну своему Георгию. Велел хранить оную как душу или зеницу ока и передавать из рода в род, пока Бог воздвигнет царя, истинаго самодержца в государстве великороссийском». (15, примеч. II, 220)
Послов к Константину IX Мономаху отправлял не Владимир Мономах, а Владимир Ярославич. Константин IX, действительно, отверг мирные предложения русов, после чего последовали военные действия во Фракии-Болгарии. Замена Владимира Ярославича на Владимира Мономаха привела к замене в ряду бравших дань с греков русских правителей Ярослава Мудрого на его сына Всеволода. В патриархе Иларии узнаётся патриарх Михаил Керуларий, от именования которого уцелела только часть прозвища. Михаил был патриархом во время пребывания Всеволода Ярославича в Византии. Под слоем поздних искажений просматриваются черты подлинных событий.
Передача регалий шестому сыну Юрию Долгорукому сомнительна. После смерти Владимира Мономаха великокняжеский престол унаследовал его старший сын Мстислав. Матерью Мстислава была английская принцесса Гита. Сам он был женат на шведской принцессе. Одна его дочь была выдана за византийского царевича, а другая — за норвежского короля. Регалии должны были достаться Мстиславу и переходить по линии его потомков. Юрий Долгорукий смог стать их обладателем позднее, когда взошёл на киевский престол. Но он скончался в Киеве и его двор был разграблен восставшими киевлянами.
В 1169 году владимирский князь Андрей Боголюбский, сын Юрия Долгорукого, отправил войско во главе с сыном Мстиславом, суздальским князем, на Киев. Мстислав штурмом взял столицу, изгнал великого князя Мстислава Изяславича, вместо которого на престол был возведён брат Андрея Боголюбского Глеб. Победители разграбили захваченный город. Татищев:
«И пограбиша весь град, Подолие и Гору, и монастыри, святую Софию и прочия церкви; церквам же горящим, христианом убиваемым, другим вяжемым, женам и детем пленяемым и разлучаемым, имению разхищаему. И не бе помощи, церкви бо вси обнажиша, иконы, книги и колокола смольяне, суздальци, черниговцы и Ольгова дружина разнесоша». (42, 275)
С этим разграблением Киева и следует связать появление регалий Владимира Мономаха во Владимире-Залесском.
Автор, вложивший в уста Владимира Мономаха завет держать императорские регалии в тайне, писал не ранее эпохи Ивана IV Грозного, ставшего первым венчанным царём-самодержцем. Но упоминание о данях, которые брали с греков русские князья, ведёт нас ко временам более ранним, нежели время составления Спиридоном «Послания». Ростовский епископ Вассиан Рыло в 1480 году направил Ивану III «Послание на Угру», в котором поддерживал стремление великого князя сбросить золотоордынское владычество. Стояние на Угре 1480 года было успешным. Русские отразили многочисленные попытки войск хана Ахмата переправиться через реку и этим положили конец игу. Вассиан писал:
«Поревнуй прежебывшим прародителем твоим, великим князем: неточию Рускую землю обороняху от поганых, но иные страны приимаху под соби, еже глаголю Игоря, и Святослава, и Владимера, иже на греческых царех дань имали, потом же и Владимера Мономаха, како и коли бился со оканными половци за Русьскую землю, и иные мнози, их же паче нас ты веси». (8, 12–13)
Здесь Владимир Мономах ещё не включен в перечень князей, бравших дань с Византии. Вассиан был знаком с сочинением Ефрема, из которого заимствовал идею о былом величии русских правителей.
В сообщении Карамзина дары Мономаха дополнены царскими одеяниями и золотым блюдом. Сердоликовая крабица здесь определена как сосуд, из которого пивал император Август. Становится понятным, что из фразы легенды «крабицу сердоликову, из нея же Август, царь римский, веселяшеся» вычеркнуто слово «пивал». Первоначально говорилось о кубке императора Августа. Позднее реликвию стали воспринимать как шкатулку, в которой хранились иные регалии, что повлекло за собой сокращение текста. Надо полагать, что кубок Августа стал вещественной основой для формирования легенды о происхождении московских царей от рода Августа.
Кубок Августа имел металлический каркас, в котором боковая поверхность состояла из сердоликовых пластин. Его конфигурацию примерно передают цельнометаллические потиры из сокровищницы московских царей. Металлический каркас, в который вставлялись пластины из полированного камня, имели шкатулки. Схожесть технологии изготовления привела к близости названий шкатулок и кубков, что стало причиной смешения.
У Спиридона приводится такой перечень даров Мономаха:
«И от своея выя приемлет животворящий крест от самого животворящего древа, на нем же распятся владыко Христос. Снемлет же от своея главы и венец царскы и поставляет на блюде злате. Повелевает же принести и крабицу сердаликову, из нея же Август, кесарь римскый, веселяшеся, и ожерелье, иже на плещу своею ношяше, и кацию, иже от злата аравийска исковану, и измирну с многими благовонными цветы Индийскиа земля составлену, и ливан от злата аравийска трома (тремя. — В. Т.) смешение имат, и ины многи дарове». (8, 164)
В одном из вариантов «Послания» при описании крабицы стоит слово «напаевашеся», что соответствует карамзинскому указанию о том, что Август пивал из крабицы. Спиридон писал о кубке, использовавшемся для питья. Более поздние редакторы исключили это уточнение. Среди даров были уже знакомый нам нагрудный крест, изготовленный из Креста Господня, императорская корона, золотое блюдо, кубок. В носимом на плечах ожерелье узнаются бармы, два самых нарядных медальона которых помещались на плечах.
Кация — жаровня с ручкой, использовавшаяся в церковной службе для каждения. (10, 247) К золотому кадилу прилагались благовония, описанные в несколько искажённой форме. Среди них были индийская смирна и аравийский ливан, то есть ладан, приготовленные на основе разных благовоний. (10, 282)
Всеволод Ярославич вывез из Византии на Русь ценности, которые включали в себя императорскую и кесарскую короны, скипетр, державу, драгоценные одежды, бармы, кубок, блюдо, кадило. Все эти предметы использовались в византийском по поисхождению обряде венчания на царство. Подлинники были утрачены, но традиция использования византийских святынь благодаря «Сказанию» Ефрема и восстанавливаемым по памяти регалиям сыграла важную роль в становлении русской государственной символики.
Список использованной литературы
1. Анна Комнина. Алексиада. М., 1965.
2. Бобровницкая И. А. Регалии российских государей. М., 2004.
3. Брюсова В. Т. Русско-византийские отношения середины XI века // Вестник истории. № 3. М., 1972.
4. Васильевский В. Т. Труды. Т. 2. Вып. 1. СПб., 1909.
5. Востоков А. Х. Описание русских и славянских рукописей Румянцевского музеума. СПб., 1842.
6. Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI–XIV вв. Вып. 1. К., 1966.
7. Дашков С. Б. Императоры Византии. М., 1996.
8. Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955.
9. Донской Д. В. Рюриковичи: Исторический словарь. М., 2008.
10. Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1993.
11. Евдокимова А. А. Корпус греческих граффити Софии Киевской на фресках первого этажа // Древнейшие государства Восточной Европы. 2005. М., 2008.
12. Житие Феодосия Печерского // Памятники литературы Древней Руси. XI — начало XII века. М., 1978.
13. Ивакин Г. Святой Евстафий без святого Михаила // Родина. 2007. № 6.
14. История России в лицах: Биографический словарь. М., 1997.
15. Карамзин Н. М. История государства Российского. Кн. I. Т. 1–4. М., 1988.
16. Карташев А. В. Очерки истории Русской Церкви. Т. 1. Минск, 2007.
17. Кондаков Н. П. Византийские церкви и памятники Константинополя. М., 2006.
18. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.
19. Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 1. М., 1997.
20. Летописный сборник, именуемый летописью Авраамки // Полное собрание русских летописей. Т. 16. М., 2000.
21. Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000.
22. Литаврин Г. Г. Война Руси против Византии в 1043 году // Исследования по истории славянских и балканских народов. Эпоха средневековья. Киевская Русь и её славянские соседи. М., 1972.
23. Львовская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 20. М., 2005.
24. Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. 2. М., 1995.
25. Марков А. Беломорские былины. М., 1901.
26. Мифы народов мира. Т. 2. М., 1982.
27. Михаил Пселл. Хронография. М., 1978.
28. Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Илариона. К., 1984.
29. Новгородская четвертая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 4. Ч. 1. М., 2000.
30. Патриаршая, или Никоновская, летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 9. М., 2000.
31. Патриаршая, или Никоновская, летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 10. М., 2000.
32. Повесть временных лет. СПб., 1996.
33. Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. СПб., 1992.
34. Радзивиловская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 38. Л., 1989.
35. Рогожский летописец. Тверской сборник // Полное собрание русских летописей. Т. 15. М., 2000.
36. Сергий. Полный месяцеслов Востока. Т. 1. М., 1997.
37. Сергий. Полный месяцеслов Востока. Т. 2. М., 1997.
38. Сергий. Полный месяцеслов Востока. Т. 3. М., 1997.
39. Софийская первая летопись старшего извода // Полное собрание русских летописей. Т. 6. Вып. 1. М., 2000.
40. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 1. М., 1994.
41. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 2–3. М., 1995.
42. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 4. М., 1995.
43. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 5–6. М., 1996.
44. Федоров А. Историческое собрание о богоспасаемом граде Суждале. О построении и о именовании его, и о бывшем прежде в нем великом княжении, и о протчем к тому потребном, ради любопытных собранное из различных показаний в кратце // Временник Императорского Московского Общества истории и древностей российских. Кн. 22. М., 1855.
45. Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. М., 1970. Т. 1 (Печати X — начала XIII в.).