Царевна Мария

В старших летописях есть запись о рождении у Всеволода Ярославича сына:

«В лето 6561. У Всеволода родися сын и нарече имя ему Володимир, от царици грекини». (34, 69)

В Лаврентьевской и Ипатьевской летописях мать Владимира названа «цесарицей». В Никоновской летописи Владимир Всеволодович назван Владимиром Мономахом. (30, 152) В Густынской летописи в статье 1043 года записано:

«По трех же летех смирися Ярослав со греки и поят дщерь у Константина Мономаха царя греческого, за сына своего Всеволода». (45, 19)

Византийская невеста названа дочерью Константина Мономаха. Свадьба приурочивалась к 6554 году, или 1046 году по «эре - 5508 года».

Владимир Мономах скончался 19 мая 1125 года в возрасте 73 лет. (34, 105) Родился он ранее 20 мая 1052 года, но позднее 20 мая 1051 года. Дата рождения приведена по «эре - 5510 года». Всеволод долгое время был переяславским князем, а редкая в русском летописании «эра - 5510 года» бытовала как раз в Переяславле. Владимир Мономах родился в конце 1051 или в начале 1052 года. При крещении его назвали в честь св. Василия Великого. (318, 16) Мономах был двойным тёзкой со своим знаменитым прадедом. Св. Василий Великий чествуется персонально 1 января и в празднование собора трёх святителей 30 января. Владимир Мономах родился в конце декабря 1051 года или в конце января 1052 года.

Прозвище Владимира было таким же, как и родовое прозвание византийского императора. В Тверской летописи подчёркнута их родственная связь:

«В лето 6561. Родися Всеволоду Ярославичу сын от царици грекини Манамахы, и наречен бысть Владимер Манамах, дедним прозвищем. Бе бо за Всеволодом дщи греческаго царя Костантина Манамаха». (35, 151)

От первого брака Владимир Мономах имел дочь Марию. Так как его мать была высокородной царевной, дочь назвали в честь бабушки. Сохранилась печать его матери с изображением апостола Андрея Первозванного и греческой надписью: «Печать Марии Момахис, благородной архонтиссы». Оформление печати Марии имеет большое сходство с оформлением печати её сына Владимира. (45, 17–18) Две буквы: «н» и «о» - из середины прозвания Марии были опущены резчиком печати.

Всеволода назвали при крещении в честь апостола Андрея Первозванного. Среди граффити Софийского собора есть поминальная надпись, в которой Всеволод назван Андреем. (6, 18) Апостол Андрей изображён на его печати. (45, 15) Так что Мария поместила на свою печать небесного покровителя мужа.

В синодике Михайловского Выдубицкого монастыря есть запись:

«Помяни Господи в блаженной памяти преставлшихся рабов своих блаженных и присно поминаемых ктиторов и создателей святыя обители сея.

Великого князя киевского Всеволода и великую княгиню его царя греческого Константина Мономаха дщерь Анастасию и сынов их великого князя киевского Владимира Мономаха, князя Ростислава». (5, 574)

Монастырь был основан Всеволодом Ярославичем. Византийская жена Всеволода здесь названа Анастасией. Татищев под 1111 годом сообщает о кончине второй жены Всеволода Анны, мачехи Владимира, матери Ростислава. Анна была похоронена в киевском Андреевском монастыре. (41, 128) Двойное христианское имя супруги Всеволода могло быть связано с её пострижением. Монашеское имя обычно начиналось на ту же букву, что и мирское имя. В синодике Анна, по пострижении ставшая Анастасией, спутана с Марией. Всеволод скончался ранее Анны, и та, видимо, доживала свой век в фамильном женском Андреевском монастыре. Анна, мать Ростислава, поздними книжниками воспринималась как единственная жена Всеволода, и на неё перешла слава византийской царевны.

Владимир Мономах в своём «Поучении» писал: «и матерью своею Мономахы». (19, 240) Мономахом величал себя и сам Владимир. На его печати по-гречески написано: «Печать Василия, благороднейшего архонта Росии, Мономаха». (45, 16)

Именование Всеволода на его печати не такое пышное, как у его жены и сына: «Господи, помози рабу своему Андрею Свладу». (45, 15) Славянское имя князя передано с ошибкой. При считывании с образца резчик ошибочно внёс надстрочное «с» в начало сокращённого имени «В(с)ладу». Сам Всеволод, судя по тому что не обращал внимания на эту ошибку, по-гречески не читал. В отличие от Всеволода его жена была благородной архонтиссой, а сын имел ещё более пышный титул благороднейшего архонта.

Детьми Всеволода Ярославича и Марии были Владимир Мономах и Янка, названная в честь св. Иоанны, одной из жён-мироносиц. (9, 659) В день памяти жён-мироносиц чествуется несколько святых, среди имён которых находим такие популярные на Руси имена, как Мария и Марфа. Но родители предпочли редкое имя Иоанна. Св. Иоанна была женой Хузы, домоправителя царя Ирода Великого. Среди жён-мироносиц она была самой знатной и богатой.

Своим детям Мария дала хорошее образование. Владимир Мономах оставил детям своё «Поучение», которое относится к выдающимся памятникам древнерусской письменности. Янка организовала при возглавляемом ею монастыре первое женское учебное заведение на Руси. Татищев:

«6594 (1086). Всеволод заложил церковь святаго Андрея при Иоанне Добром, митрополите русском, и построил при церкви оной монастырь женский, в котором постриглась первая дочь его девица Анка. И сия, многи инокини собрав, пребывала в нем во всяком благоговении, молитве, посте и целомудрии, храня жестоко закон монашеский, препровождая время в читании книг.

Собравши же младых девиц неколико, обучала писанию, також ремеслам, пению, швению и иным полезным им знаниям, да от юности навыкнут разумети закон Божий и трудолюбие, а любострастие в юности воздержанием умертвят». (41, 95)

Всеволод построил в Киеве в честь своего небесного покровителя Андреевскую церковь, при которой был устроен женский монастырь. Чествование апостола Андрея Первозванного приходилось на воскресенье в 1085 году. Строительство церкви датировано по осенней «эре - 5508 года» и велось с весны 1086 года. В 1089 году Янка возглавила посольство в Константинополь и привезла на Русь нового митрополита:

«Анка монахиня прежреченая, дочь Всеволода, пошла в Царьград, с нею же отец ея, князь великий, послал к царю знатных послов и патриарха просил о присылке ученого митрополита.

6598 (1090). Возвратилась Анка из Царяграда, и с нею прибыл митрополит Иоан Скопец, которого люди, видя, имяновали мертвецем, зане вельми сух и слаб был, и, пожив един год, умре. Сей же муж был не книжен, умом прост и просторечив. В Цареграде был тогда царь Михаил Комнин». (41, 96)

Летописец ошибся. В это время императором был Алексей Комнин.

При византийском императоре Михаиле VII Дуке Парапинаке в 1073–1074 годах велись переговоры о браке Янки с Константином, братом императора, что свидетельствует о признании знатности дочери Марии. Но этот брак не состоялся. В 1078 году Михаил VII, слепо следовавший советам своего воспитателя Пселла, был из-за этого свергнут, а Константин в 1081 году погиб в битве с норманнами при Диррахии. (9, 660)

Потомки Всеволода и Марии привлекали внимание византийской знати и позднее. Татищев:

«6612 (1104). Иулия в 20 день Мария, дочь Владимирова, отпусчена в Царьград в супружество за царевича Леона сына Алексиева». (41, 124)

Леон назван сыном Алексея Комнина. Опираясь на военную помощь своего тестя Владимира Мономаха, Леон в 1116 году начал войну с Алексеем Комнином, вынудил его выделить себе удел на Дунае, но вскоре погиб от руки подосланного императором убийцы. (41, 131) По нелетописным данным, второй женой Святополка Изяславича около 1103 года стала Варвара, дочь Алексея Комнина. (9, 564) Обе свадьбы состоялись примерно в одно время.

Двадцатое июля в 1104 году было ничем не примечательной средой, а воскресеньем — в 1102 году. Владимир Мономах княжил в Переяславле, где существовала «эра - 5510 года». Перед нами переяславское известие, и Мария была торжественно отправлена в Византию в воскресенье 20 июля 1102 года. Варвара же приехала на Русь, скорее всего, по осени 1102 года.

Практика брачных союзов была продолжена при императоре Иоанне II Комнине, сыне Алексея. Татищев:

«6630 (1122). Владимир отпустил внуку свою Добродею,дочь Мстиславлю, в Царьград за императора Иоанна. С нею же послал Никиту епископа и других знатных вельмож. И принета была с великою честию». (41, 135)

Начиная с эпохи великой княгини Ольги Византия, заключая союзы с Русью, в первую очередь интересовалась военной помощью. Надо полагать, что и Комнины своими военными успехами в значительной мере были обязаны отрядам русов.

Мир 1046 года был скреплён браком Всеволода Ярославича с царевной Марией. Византийцы, неохотно выдававшие своих царевен за варваров, пошли на серьёзные уступки Руси. После этого русско-византийские брачные союзы перестали быть редкостью.

В источниках отсутствуют упоминания о детях Константина IX. Между тем его жизнь была на виду и подробно описана историками.

У Мономаха было две сестры. Елена скончалась ранее своего брата. Пселл:

«Когда в глубокой старости ушла из жизни Зоя, сердце Константина наполнилось такой скорбью, что он не только оплакивал умершую, орошал слезами её могилу и молил небо смилостивиться над покойной царицей, но захотел воздать ей и божественные почести…

Так он относился к царице. Что же касается сестры Елены, то царь почти и не заметил её смерти и его не трогало, когда кто-нибудь упоминал об её уходе из этого мира. Да если бы и другой его сестре, о которой я уже упоминал, случилось умереть до него, Константин бы и глазом не повёл». (27, 125)

Уход из жизни нелюбимой сестры не опечалил Мономаха. Случилось это вскоре после кончины Зои, иначе на столь большую разницу в поведении императора не обратили бы внимания. Младшая сестра Елены Евпрепия, судя по тому что она интриговала в пользу Льва Торника, была не замужем и до конца правления брата находилась в ссылке. Из семейства Мономахов супругой русского князя могла стать только неизвестная византийским писателям дочь малозаметной Елены.

Поделив после поражения мятежа Льва Торника власть с Константином  IX, Феодора была заинтересована в укреплении отношений с русами, на помощь которых могла полагаться. Дочерей у императора не было. Но и обманывать хорошо информированного через своих соотечественников Ярослава Мудрого никто бы не стал. Это значит, что за Всеволода выдали племянницу Мономаха, которую тот удочерил после смерти её матери Елены.

Алексей Комнин также не был обделён вниманием историков. Анна, дочь Алексея, посвятила ему обширное сочинение. У Алексея было три сына и четыре дочери, но Леон и Варвара среди них неизвестны. (1, 627) Как и в случае с Марией, они были его более дальними родственниками. Алексей имел четырёх братьев и трёх сестёр и соответственно многочисленных племянников. (1, 463) Жениха и невесту следует искать среди этих племянников.

Будучи равнодушным к судьбе Елены, вряд ли Мономах сильно обеспокоился за судьбу отправляемой в варварскую страну племянницы. Выдача её на Русь делала бы более стабильной военную помощь признательных варваров, тогда как в случае свадьбы с византийцем возвысившийся супруг рано или поздно стал бы опорой заговорщиков. Напуганному заговором собственных родственников Константину IX было выгоднее отправить сироту как можно дальше от столицы. Ещё большее желание спровадить молоденькую племянницу любвеобильного императора должно было быть у аланской царевны. Так что придворная обстановка благоприятствовала браку Марии с иноземцем.

Учитывая время рождения Владимира Мономаха, свадьба его родителей произошла в период с 1046 года по весну 1051 года. Условия для династического брака стали складываться после кончины императрицы Зои, которая привела к большим политическим переменам. Пселл:

«Пока царица Зоя была жива, он (Константин IXМономах. — В. Т.) не очень-то проявлял свои чувства (к аланской царевне. — В. Т.), предпочитая таиться и скрывать их, но, когда Зоя умерла, он раздул пламя любви, распалил страсть и разве что не соорудил брачный чертог и не ввёл туда возлюбленную как жену. Преображение этой женщины было мгновенным и удивительным. Её голову увенчало невиданное украшение, шея засверкала золотом, руки обвили змейки золотых браслетов, на ушах повисли тяжёлые жемчужины, и золотая цепь с жемчугами украсили и расцветили её пояс. И была она настоящим Протеем, меняющим свой облик.

Хотел Константин и увенчать её царской короной, но опасался двух вещей: закона, ограничивающего число браков, и царицы Феодоры, которая не стала бы терпеть такого бремени и не согласилась бы одновременно быть и царицей, и подданной. Поэтому-то он и не сподобил возлюбленную царских отличий, однако удостоил звания, нарёк севастой, определил ей царскую стражу, распахнул настежь двери её желаний и излил на неё текущие золотом реки, потоки изобилия и целые моря роскоши.

И снова всё расточалось и проматывалось. Часть растрачивалась в стенах города, часть отправлялась к варварам. И впервые тогда аланская земля наводнилась богатствами из нашего Рима, ибо одни за другим непрерывно приходили и уходили гружёные суда, увозя ценности, коими издавна вызывало к себе зависть Ромейское царство». (27, 117)

После смерти Зои влияние при дворе аланской царевны резко возросло. Через какое-то время был отправлен в отставку всесильный временщик, друг и покровитель Пселла Константин Лихуд. Если Лихуда Пселл называет «благородным и отменной учёности мужем», то его преемника логофета Иоанна — «простецким и глупым мальчишкой», взятым «из трущоб и уличных перекрёстков». (27, 123) Иоанн был врагом Пселла. Кроме Лихуда в опалу попали и другие ближайшие друзья Пселла — Иоанн Мавропод и Иоанн Ксифилин. При дворе шла острая борьба за власть.

Дольше всех продержался изворотливый Пселл. Но в конце концов должен был удалиться в монастырь и он. Естественно, что уход в монашество свой и своих друзей он объяснял совсем другими причинами и трогательно описывал уговоры императора не покидать его. Талантливый сочинитель, он был способен и не на такие истории.

Если в начале царствования Мономаха победила группировка, в которую входил Пселл, то в конце его опальные царедворцы возвращались и теснили вчерашних фаворитов. Отсюда пространные стенания Пселла.

Начиная с января 1048 года русы чествовались в качестве спасителей от мятежа и победителей армянского царства. Обстановка для заключения брачного союза стала благоприятной.

Желающих сменить Мономаха на троне было немало. Пселл называет двоих таких злоумышленников из числа своих недругов. Шут Роман Воила был одним из них. Романа сослали ещё при Евпрепии, но потом вернули. Второго Пселл именует спесивым варваром. Были и другие. Пселл:

«Это и стало причиной несчастий, из которых я расскажу об одном или двух, а об остальных предоставлю догадаться самим читателям». (27, 109)

Догадаться нетрудно. Сетуя на обрушившиеся бедствия, Пселл основную вину возлагает на проникших во власть варваров:

«И действительно, у нас можно найти множество людей, недавно скинувших овчины, правят же нами часто те, кого мы купили у варваров, а командовать огромными войсками доверяется не Периклам и Фемистоклам, а презренным Спартакам». (27, 109–110)

Вождь восстания древнеримских рабов Спартак был фракийцем. Ходящие в овчинах — также вполне узнаваемый образ варваров. Варвары пришли к государственному управлению и командованию византийской армией. Присмотримся к спесивому варвару. Пселл:

«И вот нашёлся в наше время некий подонок из варваров, спесью своей затмивший любого ромея, вознёсшийся так высоко, что по свойственной дерзости силе даже колотил будущих императоров, а после прихода их к власти хвастался этим и, показывая свою правую руку, говорил: «Ею я нередко задавал трёпку ромейским царям». Потрясённый такими речами, не в силах вынести оскорбительных слов, я как-то раз своими руками чуть было не задушил спесивого варвара.

Незадолго до того отвратительная грязь этого человека замарала благородство нашего синклита. В прошлом слуга самодержца, он затем прокрался в число вельможных лиц и был причислен к высшему сословию. Как уже говорилось, он был рода безвестного, а иными словами — самого низкого и подлого. Однако, отведав сладкой влаги ромейских ключей, этот купленный за деньги раб решил, что он будет не он, если не овладеет и самим источником и не сделается царём над благородными ромеями…

Позже на допросе он открыл свой тайный план и сообщил, что собирался наброситься на спящего царя, убить его мечом, который прятал на груди, и присвоить себе власть… был подвергнут жестоким пыткам. Голого его вздёрнули за левую ногу на дыбе и бичевали до полусмерти. Не вынеся, как я полагаю, мучений, он назвал сообщниками некоторых вельможных лиц. И вот честные преданные люди стали жертвой безумного замысла. Но время в дальнейшем причислило его к самым презренным, а пострадавшим восстановило их доброе имя». (27, 111–112)

Варвар-силач мог колотить будущих императоров, только будучи слугой Романа III. Во время правления этого императора красавчик Михаил Пафлагон по ночам частенько пробирался в покои Зои. Роман делал вид, что ничего не замечает, но, судя по этому рассказу, охрана императорского дворца по его приказу поколачивала любовника императрицы. Михаил Калафат вполне мог посещать своего дядю Пафлагона и жившего в этом же дворце своего другого дядю — всесильного временщика Иоанна Орфанотрофа.

Дворцовая охрана при Романе III состояла из русов. После замирения с Русью гвардейцы-русы вернулись в императорский дворец, и Пселл услышал новую для себя байку о стародавних событиях. Бывший слуга, то есть рядовой воин, за эти годы сделал карьеру и вошёл в состав синклита — византийского сената. Перед нами командир императорских гвардейцев. Этот купленный за деньги раб тождественен упоминавшемуся ранее по тексту купленному варвару, командующему огромным войском.

В рассказе о более раннем заговоре Романа Воилы есть такие строки:

«План казался легкоосуществимым. Он не только рассчитывал без труда убить самодержца (у него были ключи от самых потаённых дверей, и всё открывалось и затворялось по его желанию), но ещё и возомнил, будто того желают и многие другие. Ведь при нём кормилось немало льстецов, а один человек из его окружения, имевший на него огромное влияние, был начальник наёмных отрядов». (27, 114)

В начальнике наёмных отрядов узнаётся ставший сенатором русский полководец. Если при Романе рус ещё только входил в окружение злоумышленника, то позднее сам стал посягать на жизнь императора и императорскую корону. Вряд ли Пселл, за всю жизнь не державший в руках ничего тяжелее писчих принадлежностей, справился бы с могучим вождём русских отрядов. Но желание задушить собственными руками иноземного богатыря говорит о накале придворной борьбы. Во время царствования Константина IX русы были среди политических противников Пселла, которых он до беспамятства ненавидел, и поэтому сведения о них были им преднамеренно искажены.

Восстание Льва Торника прервало армянский поход византийской армии,  поэтому покорение Армении было завершено в следующем году. Встречающиеся даты покорения армянского царства в 1045–1046 годах появились из-за двухгодичной разницы в армянских эрах. Армения была захвачена в 1047–1048 годах. Войска после её окончательного присоединения вернулись в Константинополь не ранее осени 1048 года. Императорской гвардией командовал великий этериарх Константин, которого и следует отождествить с анонимным варварским вождём-заговорщиком Пселла. После триумфа руководителей похода наградили, а Константина ввели в синклит.

Заговор имел шанс на успех вскоре после триумфа, когда слава победителей Торника и армян ещё не успела поблекнуть. Так что Константин, скорее всего, пострадал в конце 1048 года. Заговор спесивого варвара Пселл описывает так:

«Забрав себе такое в голову, негодяй увидел в незащищённости самодержца счастливую возможность для осуществления своих намерений. Никому из благородных людей он ничего не сообщил о замысле, чем облегчил себе достижение цели.

Как-то раз, когда самодержец шёл в процессии из театра во дворец, он смешался с толпой замыкающих шествие стражников, проник внутрь дворцовых покоев и расположился в засаде где-то рядом с кухней. Все, кто видели его, думали, что он находится там по царскому повелению, и потому никто не прогонял его из дворца. Позже на допросе он открыл свой тайный план и сообщил, что собирался наброситься на спящего царя, убить его мечом, который прятал на груди, и присвоить себе власть.

Таково было его намерение, и, когда царь заснул и, как я уже говорил, лежал совершенно беззащитный, наглец приступил к делу. Но едва сделал несколько шагов, как сознание его помутилось, голова пошла кругом, он начал метаться в разные стороны и был схвачен». (27, 110)

Оказывается, варвары запросто, идя рядом с простоватой охраной, проникали в императорский дворец и спокойно слонялись близ царской спальни. Рассказ мог казаться правдоподобным только тем слушателям, кто знал, что неизвестный варвар был начальником императорской гвардии и потому-то легко мог попасть во дворец в рядах своих гвардейцев, а в качестве руководителя личных телохранителей императора пребывать близ его покоев.

Начальнику гвардии, командовавшему охраной дворца, незачем было пристраиваться к охранникам и прятать меч, тем более что длинный русский меч на груди было не утаить. В случае заговора великий этериарх с помощью русов захватил бы дворец и сделал с его обитателями всё, что захотел. Явно фантастичная сцена того, как у руса помутилась голова и он стал метаться по дворцу, скрывает реальный ход событий.

Простодушный рус не стеснялся в выражениях по поводу некогда правивших императоров. Можно не сомневаться, что враждебная ему группировка, к которой принадлежал Пселл, доводила до сведения Константина IX все его неосторожные высказывания, в том числе и о самом, не обладавшем особыми полководческими способностями Мономахе, с подобающими комментариями. Вызванные завистью и страхом наговоры на полководца усилились после его возвышения. Как это обычно бывало при византийском дворе, в доброжелателях, предупреждавших императора об опасности, которую представляет для него любой победоносный полководец, недостатка не было. Великий этериарх Константин пал в результате интриг.

Другой анонимный заговорщик, под которым скрывается Роман Воила, также выведен Пселлом телохранителем царя:

«И царь создал этого человека, вернее — сотворил его из настоящего праха и с уличного перекрёстка сразу поместил на оси Ромейской державы, уготовил ему почётные должности, поставил среди первых людей, открыл ему доступ куда угодно и сделал своим главным телохранителем. А тот, со свойственной ему бесцеремонностью, приходил к самодержцу не в положенные часы, а когда только заблагорассудится». (27, 112)

Роман Воила был придворным шутом и, несмотря на уверения Пселла, не мог быть введён в состав синклита. Не мог он быть и главным телохранителем. О начальнике наёмных отрядов, отвечавшем за царскую охрану, говорится, что тот имел на Романа «огромное влияние». Великий этериарх Константин мог быть близок с императорским любимцем, но рангом был значительно выше и до своего возведения в синклитики. Константин был главным телохранителем императора, мог сам, проверяя посты, приходить к спальне императора в любое время, и от него зависел допуск в спальню придворного шута.

Пселл перенёс некоторые черты великого этериарха на более позднего заговорщика. Этим хронист хотел нагнать жути на последующих императоров. Два главных телохранителя — один варвар, другой друг варваров — злоумышляли на жизнь императора. Но он не хотел навсегда изгнать русов из императорского дворца, а преследовал более практичную цель.

Пселл искусственно отнёс заговор великого этериарха Константина ко времени более раннему, нежели заговор Романа Воилы. На самом же деле первый пострадал на два года позднее второго. Заговору великого этериарха он посвятил целую довольно пространную главу, подкрепив выдуманные злоумышления руса более правдоподобными злоумышлениями шута. Уж больно сомнительно даже в изложении явно пристрастного Пселла выглядит полководец-заговорщик.

Пселл, не желая ссориться со служившими при византийском дворе русами, скрыл факты жестокостей над пленными 1043 года. Но в отношении спесивого варвара не удержался и живописал его истязания:

«Царь сразу же пробудился, стражи к тому времени уже собрались и с пристрастием допрашивали варвара, пришёл в ужас от этой дерзости и, естественно, огорчился, что такой человек смог поднять руку на самого царя. Он тут же велел связать его, а назавтра сам стал пристрастнейшим образом выспрашивать у него обстоятельства преступления и выяснять, нет ли у него сообщников в заговоре, не подстрекал ли его кто-нибудь к этому делу, не подталкивал ли к столь великой дерзости.

Ничего вразумительного на эти расспросы преступник ответить не мог и был подвергнут жестоким пыткам: голого его вздёрнули за левую ногу на дыбе и бичевали до полусмерти. Не вынеся, как я полагаю, мучений, он назвал сообщниками некоторых вельможных лиц. И вот честные, преданные люди стали жертвой безумного замысла. Но время в дальнейшем причислило его к самым презренным, а пострадавшим восстановило их доброе имя». (27, 112)

Детальное знание хода допроса выдаёт в Пселле очевидца. В застенке он выполнял привычную для себя роль секретаря и записывал показания обвиняемого. Под пытками были вырваны нужные палачам признания, которые позднее были признаны недостоверными. Инициатива в расследовании заговора, а следовательно, и в проведении пыток предусмотрительным Пселлом была возложена на императора. Между тем такое поведение Мономаха противоречит характеристике, какую даёт ему Пселл:

«Немало людей злоумышляло против Константина, кое-кто даже заносил над его головой меч, но царь неизменно предпочитал замять дело и вести себя с заговорщиками как ни в чём не бывало, будто он ни о чём не имеет никакого понятия, а иногда тут же забывал об их бесстыдстве. Когда же приближённые к его престолу, которым было не отказано в праве свободного суждения, старались возбудить в царе гнев и утверждали, что он погубит себя, если не защитится от заговорщиков, то он выказывал больше интереса к собственному триумфу, чем к наказанию виновных. Он назначал судей, как красноречивый оратор растекался потоком слов и громогласно обличал дерзость заговорщиков, но стоило ему заметить на их глазах страх, как он завершал речь коротким оправданием, которое к тому же перемежал шутками, и сразу же освобождал подсудимых от всякого наказания». (27, 120)

В тех, кто старался возбудить накануне триумфа гнев царя, угадываются сам Пселл и его сообщники. Вскоре после триумфа по случаю победы над Арменией пострадал великий этериарх Константин. Недоброжелатели начали строить против него козни ещё до триумфа, но не смогли склонить на свою сторону императора. Тогда после триумфа полководца заманили в какую-то западню и пытками вырвали ложные признания.

Обращает на себя внимание старательность в очернении варвара, который при этом выставляется совершенно никчёмным человеком. Пселл не только сооружает сложную конструкцию специальной главы, но и предваряет её пространными рассуждениями о дурной привычке Мономаха пренебрегать собственной безопасностью. Убийство полководца выдается за подвиг по спасению жизни императора.

После опалы великого этериарха Константина военные успехи византийцев прекратились. Только однажды за всё время последующего царствования Мономаха им удалось успешно противостоять врагу. В 1051 году Михаил Аколуф на северных рубежах империи отразил печенежский набег, но через два года потерпел от них сокрушительное поражение. (7, 219) Окружение Мономаха не смогло выставить ни одного талантливого полководца. Варварских же воевод пример великого этериарха отучил добывать победы империи, жертвуя собственной головой.

Успешное завершение интриги против великого этериарха Константина обернулось для Византии резким падением её военной мощи. За это Пселл и его сообщники подверглись резкой критике со стороны византийских патриотов. Вот эти-то обвинения в пренебрежении благом родины в угоду своим низменным интересам и пытался нейтрализовать талантливый писатель Пселл, сочиняя страстный и полный литературных достоинств рассказ о заговоре против императора этериарха Константина.

В целом всё большое историческое сочинение Пселла представляет собой набор самооправданий и самовосхвалений этого циничного придворного интригана. Накопив опыт в воспевании сильных мира сего, Пселл не удержался и составил своего рода хвалебную песнь и себе любимому. Но так как, несмотря на бесконечные намёки на свой исключительный ум, интеллект он имел посредственный, из засорённых лживыми домыслами рассказов можно извлечь уникальные сведения о событиях того времени. «Хронография» Пселла является ценнейшим историческим источником, но пользоваться им нужно осторожно.

Под пыткой полководец выдал имена причастных к заговору знатных людей. Интриганы метили в оппозицию, естественным центром притяжения которой в то время была императрица Феодора. Позднее пострадавших оправдали. Сменившая Мономаха Феодора была тесно связана с придворными варварами-иноземцами и пришла к власти благодаря поддержке русских гвардейцев. Пселл:

«Потеряв всякую надежду на жизнь, как только что принесённая жертва, Константин лежал в предсмертных муках. В думах о власти он обошёл Феодору и, скрывая от неё свои намерения, в тайне подыскивал себе другого преемника. Однако утаить эти замыслы было нельзя. Феодоре доложили о его планах, и она без промедления вместе с первыми людьми из свиты села на царский корабль и, словно бежав от бури, приплыла в царский дворец. Там она заручилась поддержкой всей царской стражи, ибо пурпурные пелёнки, кротость души и пережитые муки служили для людей неотразимыми доводами в её пользу». (27, 131)

Феодора жила отдельно от Мономаха, так как приехала к умирающему императору в Большой дворец, расположенный в центральной части города, по морю. Это значит, что со времён восстания Торника её резиденцией был Влахернский дворец. Это устраивало обе стороны. В Большом дворце хозяйничала царевна аланка, а во Влахернском дворце госпожой была Феодора.

Русы ориентировались на Феодору ещё со времён её возведения на престол. Желая подорвать возможности Феодоры к сопротивлению, Мономах с согласия Зои выселил в 1043 году их из столицы.

На севере от Константинополя на берегу Золотого Рога находилось предместье св. Маманта, названное по расположенному в нём монастырю. (17, 111) Здесь был загородный императорский дворец, в котором в своё время убили императора Михаила III. (33, 90) Там же находилось крупное подворье, в котором зимой размещались войска, а летом — приезжавшие для торговли русские купцы. (32, 605) О проживании этих купцов у «святого Мамы» говорится уже в самом раннем из сохранившихся русско-византийских договоров Олега Вещего. (34, 20) Влахернский дворец располагался рядом, так что традиционные сторонники Феодоры всегда были под рукой.

У великого этериарха Константина с Феодорой должны были быть добрые отношения. На этом и сыграли придворные сплетники, намереваясь повторить репрессии 1042 года. Но полного успеха они не достигли. Удалось погубить полководца, но остальные русы не пострадали. Причём интрига относилась к постыдным деяниям византийского двора, о чём свидетельствуют отсутствие известий о ней у информированного и подробного Скилицы и зашифровывание сведений Пселлом. Историки попытались скрыть факт расправы над полководцем.

Воцарившаяся после смерти Мономаха Феодора милостиво отнеслась ко всем пострадавшим от клеветы в 1048 году. Переметнувшийся к этому времени на её сторону Пселл восхвалил этих вновь вошедших в силу сторонников императрицы, назвав их честными и преданными. Судя по его рассказу,  полководца к этому времени уже не было в живых. Похоже, что руса забили в византийских застенках во время пыток, иначе влиятельной русской партии удалось бы выпросить ему прощение у слабовольного и отходчивого императора.

Опала полководца-руса не привела к разрыву русско-византийских отношений. Но она должна была их на какое-то время охладить. Свадьба Всеволода и Марии состоялась ранее раскрытия заговора Константина. По византийским данным, наиболее вероятное время свадьбы — 1048 год. Сообщение Густынской летописи о времени свадьбы основано на дате с «эрой - 5506 года».

В Новгороде в 1049 году в день памяти императора Константина I Великого и матери его Елены был заложен Софийский собор. Название собора и день его заложения носят подчёркнуто провизантийский характер. Между тем именно новгородцы больше всех пострадали в походе на Византию 1043 года. Им, правда, позволили разграбить Херсонес, что загладило горечь потери новгородских воинов под Варной.

Имена византийских святых совпадают с именами правившего императора и его сестры, матери царевны Марии. Выбор праздника демонстрирует любовь и почтение к Мономаху, несмотря на трагедию 1043 года. Это может служить косвенным указанием на свершённость бракосочетания с византийской царевной.

Иларион в своём «Слове о законе и благодати» редакции 1049 года писал относительно освящения 26 марта этого же года Благовещенской церкви на киевских Золотых воротах:

«Да еже целование архангел даст девици будет и граду сему. К онои бо радуися обрадованая Господь с тобою, к граду же радуися благоверныи граде Господь с тобою». (28, 97–98)

Радостный мотив благовестия и характер праздника, связанный с зачатием Христа, соответствует свадебным торжествам, последующему зачатию и рождению первенца у молодой четы. Так что косвенные указания русских источников подтверждают время свадьбы не позднее марта 1049 года.

Высказывание Илариона говорит о том, что первенец Всеволода и Марии появился не позднее 1049 года. Родившийся спустя два года Владимир Мономах был вторым ребенком в семье, а первенцем — Иоанна-Янка. Память жён-мироносиц отмечается в третье воскресенье по Пасхе. В 1049 году Пасха приходилась на 26 марта, а праздник жён-мироносиц — на 16 апреля. Иоанна родилась в первой половине апреля 1049 года и была зачата в первой половине июля 1048 года.

В церковных преданиях есть рассказ о том, что Константин Мономах благословил свою дочь на брак с Всеволодом Ярославичем иконой Одигитрии, которая была привезена на Русь и позднее стала известна как Богородица Смоленская. Согласно святцам, произошло это 28 июля 1046 года. (38, 290)

28 июля в 1046 году было понедельником, в 1048 году — четвергом. Четверг — русский день свадеб. Дата свадьбы в исходном для предания рассказе была приведена по «эре - 5506 года». Наблюдается нестыковка в две-три недели. Примирить данные предположением, что в сообщение вкралась ошибка и июнь ошибочно был заменён на июль, нельзя. В 1046 году 28 июня было субботой, в 1048 году — вторником. К тому же существовала достаточно древняя и распространенная традиция чествования разных списков Богородицы Смоленской 28 июля. (37, 227–228) Получается, что сожительство Всеволода Ярославича и Марии началось за несколько дней до их свадьбы, видимо после обручения, которое состоялось после приезда русов в столицу в традиционном для русских военных предприятий июне.

Под 6712 (1204) годом в Софийской первой летописи помещён рассказ о захвате и осквернении Константинополя католиками. К нему присоединено сказание об Одигитрии:

«О иконе пречистои Одиогитрии в Цареграде. Одиогитрии икона святеи Богородици, сию же икону списа Лука еуангелист, и износят ю в всякыи вторник на манастырь, чюдеса створяет и до сего дни и исцеления, иже верою приходящих». (39, 259)

Одигитрия пребывала во Влахернском монастыре. Культ византийской Одигитрии для русов отождествлялся прежде всего со Влахернами. Тридцать первого июля отмечается праздник освящения храма Богородицы во Влахернах. В 1048 году 31 июля было воскресеньем, ближайшим к свадебному 28 июля. Свадебные торжества включали в себя обычаи двух стран и продолжались с четверга по воскресенье. Список Одигитрии был вручён по знаменательному поводу, так как свадьба проходила под сенью богородичного празднества.

В июне 1048 года в Константинополь прибыло русское войско, а в июле произошла свадьба. В обмен на военную помощь византийцы выдали Марию за русского князя.

Улучшение отношений сказалось на судьбе русского монастыря Богородицы Ксилургу на Афоне. В мае 1048 года на Афон пришёл императорский указ, согласно которому были восстановлены ранее разрушенные пристань и склады монастыря. В преддверии свадьбы Константин IX удовлетворил просьбы русских монахов.

Дата рождения Иоанны Всеволодовны позволяет уточнить дату рождения Владимира Мономаха. Он мог появиться на свет не ранее первой половины января 1052 года, поэтому крестили его на праздник трёх святителей, а родился он в конце января 1052 года.

Татищев привёл известие о кончине супруги Всеволода в статье 6575 года:

«В то же время преставилась княгиня Всеволода Ярославича, дочь царя Константина Мономаха». (41, 85)

В старших летописях о рождении у Всеволода сына Ростислава говорится в статье 6578 года перед сообщением о заложении церкви святого Михаила в Выдубицком монастыре. (19, 174) Князья с именем Ростислав часто носили крестильное имя Михаил. (9, 539–545) Заложение Михайловской церкви в семейном Выдубицком монастыре следует связать с рождением Ростислава, крещённого в честь Михаила Архангела. Строительство велось уже при Анне, которая после похорон здесь своего сына Ростислава продолжала заботиться о монастыре. Поэтому её имя и закрепилось в памяти местных монахов.

По «эре - 5508 года» рождение Ростислава выпадает на 1070 год. Совершеннолетним он в этом случае стал в 1088 году. Но уже в 1086 году князь участвовал в военном походе на половцев. (9, 536) Ростислав родился в Переяславле, и, чтобы примирить известия, рождение его следует отнести к 1068 году и датировать по «эре - 5510 года». Второй брак его отца был заключён не позднее 1067 года. Мария скончалась в 1065 году, а дата её смерти также имеет «эру - 5510 года».

Со смертью Марии в глазах византийцев основания для владения русами Херсонесом исчезли. В феврале 1066 года Всеволод Ярославич во главе переяславской армии терпит поражение от половцев, а в сентябре 1067 года подвергается разгрому армия великого князя Изяслава Ярославича, что приводит к его изгнанию. Мощный половецкий натиск на Русь следует связать с происками Византии, стремившейся нейтрализовать руссов, для того чтобы освободить от их владычества Херсонес. Эта политика оказалась успешной, и в январе 1068 года Херсонесом уже правит византийский наместник в звании катепана. Катепан проводил антирусскую политику, отравив тмутараканского князя Ростислава Владимировича. 

 

Похожие материалы (по ключевым словам)

Другие материалы в этой категории: Кончина Зои Возведение на престол