Войско Святополка состояло из жителей Волынского и Туровского княжеств. В Радзивиловской летописи события изложены сходно, но более лаконично:
«В лето 6526. Поиде Болеслав со Святополком на Ярослава с ляхы. Яросла(в) же множество сов(о)купи руси, варягы, словены, поиде противу Болеславу и Святополку, и прииде к Волыню, и сташа обапол реки Буга». (8, 62)
Битву между русскими и поляками современник событий Титмар Мерзебургский датировал 22 июля 1018 года. Летописные даты приведены по «эре - 5508 года».
В старших летописях говорится о приходе к Волыню, то есть к городу. У Татищева речь идёт о Волыни как об области. Город Волынь, давший название Волынской земле, обычно отождествляется с городищем, расположенным близ села Грудек, то есть Городок, и устья реки Гучавы (Хучвы) — на 20 километров ниже по течению Западного Буга от Владимира-Волынского. Через Владимир-Волынский и Волынь шёл торговый путь из Киева через Краков в Чехию. Эту торную дорогу и перекрыл Ярослав. Татищев допустил неточность: битва произошла у города Волыня.
Две армии встретились на реке Западный Буг. В войске Ярослава были новгородцы и варяги. Святополка поддержали волыняне и туровцы. Святополк долгое время был туровским князем, но восстание Туровского княжества в тылу Ярослава сомнительно.
Через год после гибели Святополка полоцкий князь Брячислав предъявил претензии на Новгород. Это означает, что среди Рюриковичей он считался на тот момент самым старшим после Ярослава. Летописец называет Брячислава сыном Изяслава, внуком Владимира Святого. Это утверждение не соответствует действительности. Киевские летописцы отредактировали тексты, превратив Брячислава из сына Владимира Святого в его внука. Этим они внесли свой вклад в обоснование правомерности оттеснения Рогволодовичей от великокняжеской власти.
Судя по тому, что свадьба сестёр Брячислава состоялась в 1014 году во Владимире-Волынском, город принадлежал Брячиславу. В житийной литературе Брячислав назван князем луцким. Луцк также находился в Волынском княжестве. Это означает, что Волынским княжеством владел Брячислав. При нём Владимир-Волынский был резиденцией епископа, а Луцк — князя. Судя по летописным данным, Брячислав во главе волынян был союзником Святополка. Во время пребывания армии Ярослава в Волынском княжестве Брячислав не мог пойти против воли великого князя, так как сразу же был бы уничтожен или изгнан из страны. На сторону Святополка он перешёл не во время ожидания подхода польских войск к Волыню, а позже.
Польский хронист Галл Аноним так описал польское нападение:
«Прежде всего надо сказать, как славно и великолепно (Болеслав) отомстил за свою обиду русскому королю, который отказался ему отдать в жёны свою сестру. Король Болеслав, вознегодовав, вторгся с великой храбростью в королевство русских и тех, вначале пытавшихся сопротивляться, но не осмелившихся завязать сражение, разогнал перед своим строем, словно ветер, прах…
А Болеслав, не встречая никакого сопротивления, войдя в огромный и богатый город, обнажённым мечом ударил в Золотые ворота». (13, 50–51)
Не встречая никакого сопротивления, Болеслав прошёл русские земли и оказался у столичных ворот. Вот так легко поляки, по мнению Галла, овладели Киевом. Причина нападения выдумана. Иноземцев призвал на помощь Святополк. Кроме того, Болеслав 3 февраля 1018 года женился на Оде и острой нужды подыскивать себе жену не имел. Титмар Мерзебургский:
«Вслед за тем, согласно приказу (императора), а также постоянным мольбам князя Болеслава, в городе Бауцене 30 января епископами Геро и Арнульфом, графами Германом (маркграфом Мейсена. — В. Т.) и Дитрихом, а также имперским камерарием Фридрихом был клятвенно заключён мир, не так, как следовало бы, но так, как тогда было возможно. Получив знатных заложников, названные господа вернулись по домам. По прошествии 4 дней Ода, дочь маркграфа Эккихарда, давно уже желанная Болеславом, прибыла, вызванная его сыном в Цютцен. Она была встречена множеством людей обоего пола; горело множество огней, ибо была ночь. Она вышла замуж за названного князя во время 70-дневного поста, без церковного венчания, и до сих пор живёт без положенного приличной женщине достойного брачного договора». (12, 164)
Свадьбу следует связать с кончиной Эмнильды. Бароний под 1017 годом пишет:
«Юдифь, королева польская, жена Болеслава, святая жена, помощница ко расширению веры и благоговению, с великою всех печалию преставися». (1, 1085)
Здесь Эмнильда названа Юдифью. Потеряв в 1017 году жену, Болеслав в начале следующего года взял другую — четвёртую по счёту.
Получив в январе сведения о поражении Святополка под Любечем, Болеслав вымолил мир у немцев, который был подписан в расположенном неподалёку от Цютцена и Мейсена Бауцене — славянском Будишине. Одновременно, пренебрегая церковными правилами, он спешно женился на сестре маркграфа Германа. Торопливость его оправданна. Свадьба обеспечивала спокойствие западных рубежей Польши, что давало возможность готовиться к летнему походу на восток.
В эпоху борьбы с немцами Болеславу на востоке был нужен мирный сосед, а ещё лучше — военный союзник. Помогая Святополку, Болеслав решал эти стратегические для Польши задачи, попутно мороча голову немцам сказками о безвинно пострадавшем Святополке и необходимости отомстить за мучения епископа Рейнберна. По свидетельству Титмара, в войске Болеслава было 300 немцев, 500 венгров и 1000 печенегов. (12, 177)
Закончив приготовления, польская армия двинулась на Русь. На границе её поджидало войско Ярослава. Воевода Будый, он же Блуд, он же Волчий Хвост, как и в любечской битве, показан зачинщиком сражения:
«И бе у Ярослава кормилец и воевода Будыи, и нача Буды укаряти Болеслава, глаголя: «Да чрево твое толстое прободем ти тростью». Бе бо велик и тяжек Болеслав, яко ни на кони могы седети, но бяше смыслен. И рече Болеслав: «Аще вы сего укора не жаль, аз един погину». И всед на конь и вбреде в реку, и по нем вои его. Ярослав же не утягну исполчитися, и победи Ярослава Болеслав». (8, 62)
В рассказе заметно противоречие. О Болеславе говорится, что из-за своей тучности он не мог сидеть на коне, но в нападение он ринулся почему-то верхом. Успех полякам принесла неожиданность натиска. Ярослав был внезапно атакован и не успел выстроить своё войско.
Ярослава в походе на Буг сопровождали варяги. В саге об Эймунде сообщается об участии его отряда в войне Брячислава с Ярославом на стороне Брячислава. Эта война была позднее событий на Буге. Норманны побывали на Буге и уцелели, но стали враждебными Ярославу. В саге следующий за битвой под Любечем год, в который произошла кровопролитная битва на Буге, объявлен мирным:
«После этого летом и зимой было мирно, и ничего не случилось, и правил Ярицлейв обоими княжествами по советам и разуму Эймунда конунга». (3, 110)
Разумный Эймунд был с Ярославом на войне с поляками и непрерывно подавал ему советы один лучше другого. Но скальд решил не затруднять внимание слушателей описанием бегства с поля боя своих земляков.
Татищев причиной поражения считал доверчивость Ярослава, поверившего ложным известиям и ожидавшего мирного разрешения конфликта:
«Был же у Ярослава дядька и воевода Будый. Оной, приехав ко брегу и видя Болеслава, начал укорять, глаголя: «Чрево твое толстое прободу копием». Бе бо Болеслав велик и тяжек вельми, что на кони не мог сидеть; обаче к разпорятку войск был смыслен и храбр и, хотя братию примирить, по совету вельмож посылал к Ярославу о мире. Обаче сим вельми оскорбился и рек вельможам своим: «Если вам сие поношение не тяжко и не хотите отмстить, то я един иду и мою честь обороню или живот погублю». На что все воеводы согласились, а паче Святополк, не хотя о мире слышать, возбуждал всех к битве. Тогда Болеслав со всем войском пошел вдруг чрез реку в брод, а Ярослав, надеяся на пересылки, не имел приготовления к бою и войско устроить не успел, чрез что побежден был от Болеслава». (11, 74)
Главным побудителем к битве среди польского войска назван Святополк. Вся армия Болеслава неожиданно двинулась вброд и смела береговую охрану.
Русско-польская война описана у Титмара:
«Нельзя также умолчать о прискорбном случае, случившемся на Руси. Ведь Болеслав, напав на неё согласно нашему совету с большим войском, причинил ей большой вред. Так, в июле месяце, 22-го числа этот князь, придя к какой-то реке, стал там вместе со своим войском лагерем и велел приготовить необходимые (для переправы) мосты. Русский король, расположившись возле него со своими людьми, с тревогой ожидал исхода будущего условленного между ними сражения.
Между тем враг, подстрекаемый поляками, был вызван на битву и в результате внезапного успеха был отброшен от реки, которую оборонял. Ободрённый этой суматохой Болеслав, требуя, чтобы союзники приготовились и поторопились, тотчас же хоть и с большим трудом, но перешёл реку. Вражеское войско, выстроенное против него, напрасно старалось защитить своё отчество. Уже в первой схватке оно подалось и более уже не оказывало сильного сопротивления. Там тогда было перебито огромное количество бежавших (врагов) и очень мало победителей. Из наших погиб славный рыцарь Эрик, которого наш император долгое время держал в оковах». (12, 177)
Сожаление хрониста вызвали не русские беды, а гибель соплеменника. Рыцарь Эрик, спасаясь от наказания за убийство, бежал к полякам и поступил на службу к Болеславу. Во время немецкого нападения на Польшу он в июле 1015 года попал в плен в боях под городом Цютценом — крепостью на польском пограничье к юго-востоку от современного Берлина. (12, 139) После того как Болеслав добился согласия немцев на русский поход, ему разрешили набирать охотников среди немецких рыцарей. Эрика для участия во столь благом деле даже освободили из темницы.
Польские писатели составили об успешном походе на Русь много легенд. В них бугское побоище размножилось и превратилось в четыре победоносные для поляков битвы. Ярослава и его вельмож якобы взяли в плен и с собачьими ошейниками подвели к Болеславу, который даже посочувствовал их несчастью. Но среди всех этих хвастливых россказней попадаются крупицы достоверной информации.
Блуд грозил проткнуть живот Болеслава тростью. Слово «тростие» использовано в аналогичном рассказе в Тверской летописи. В Лаврентьевской и Ипатьевской летописях орудие обозначено словом «треска». Поздние летописцы уже не понимали смысла угрозы и заменили непонятную трость-треску копьем.
Слово «тростие» обозначало тростник. (5, 735) Исходным словом, судя по всему, было похожее по звучанию и тождественное по значению церковно-славянское слово «трестие». (10, 705)Оно бытовало и в форме «треста», которое при переписывании рукописей превратилось в слово «треска».
Угроза проткнуть тростиной позволяет использовать ещё одно сообщение Галла Анонима. Дело в том, что одно из значений слова «тростие» — удилище. У польского хрониста есть рассказ о рыбалке, предшествовавшей победоносному маршу поляков по русским землям. Эпизод с рыбалкой приписан Ярославу, для того чтобы показать его фантастическое бегство от врага без боя. Галл Аноним:
«А король русских по простоте, (свойственной) его народу, ловил в это время удочкой рыбу с лодки, когда ему неожиданно сообщили, что Болеслав приближается. Он с трудом этому поверил, но в конце концов, поскольку его извещали об этом всё новые вестники, ужаснулся. Затем, поднеся ко рту большой и указательный пальцы, поплевав по обычаю рыболовов на наживку, сказал, говорят, к стыду своего народа следующие слова: «Раз Болеслав занимается не этим искусством, а ему привычно забавляться военным оружием, значит, Господь (сам) в руки его передаёт и город этот, и королевство русских, и (богатства его)». Так сказал и, не долго медля, бежал». (13, 50–51)
Титмар зачинщиками схватки считал поляков. Это больше соответствует предшествующим битве обстоятельствам. Русы надеялись на мирное разрешение конфликта, и задирать противника им было не резон. В польском же лагере мнения разделились. Одни приближённые Болеслава склонялись к мирным переговорам, другие — во главе со Святополком — настаивали на битве.
Иноземные источники, несмотря на тенденциозность польских авторов, единодушны в том, что битва происходила в два этапа: вначале была успешная для поляков схватка небольших сил, а после неё произошло основное побоище.
Соединение разных известий позволяет сделать вывод о том, что Блуд застал Болеслава и его приближённых мирно удящими рыбу. В рыболове — русском короле угадывается сопровождавший Болеслава Святополк. Он должен был видеть в предавшем его под Любечем Блуде одного из главных виновников своих несчастий. Демонстративное нанизывание червяка на крючок с поплёвыванием для удачного клёва, надо полагать, сопровождалось угрозами сделать из киевского воеводы наживку для рыб.
В ответ на оскорбления Святополка Блуд пригрозил проткнуть ему и его тучному предводителю животы их собственными удочками. Обидевшиеся поляки закидали русов выловленными рыбинами, что позднее было переосмыслено как рассказ об отчаянных метателях-поварятах. Затем отряд Болеслава переправился через реку и одолел в схватке русский дозор. Болеслав перебрался на противоположный берег на лодке, и летописец напрасно сделал его конником.
Нечаянная стычка положила конец колебаниям, и Болеслав призвал своих соратников к общему наступлению.
Галл собрал разные версии устных преданий, в результате чего получилось описание нескольких сражений и нескольких перебранок. В одной из перебранок Болеслав сравнивается с вепрем в луже. Тучный поляк в лодке посреди реки действительно был похож на свинью среди лужи. Ещё один отголосок перебранки есть у польского хрониста Винцентия Кадлубека. В его рассказе король-рыболов говорит о ловле сомов (13, 98). Сомы с голыми лбами и огромными усами были похожи на русов, бривших голову и отпускавших длинные усы. Здесь слышен отголосок угрозы поляков переловить русов, как сомов.
Фраза Татищева о том, что Болеслав был смышлён в расстановке войск, и сообщение Титмара о заблаговременной подготовке к переправе говорят в пользу того, что первая схватка имела только отчасти случайный характер.
Вряд ли Болеслав демонстративно удил рыбу перед главным расположением русских войск. Под предлогом рыбалки он должен был высматривать наиболее удобное для переправы место, где с помощью заготовленных плотов было бы легче всего возвести плавучие мосты. Похоже, что русские перебежчики предложили полякам применить традиционную тактику руссов: во время ночной переправы в стороне от основного лагеря врага перебросить часть войска, с тем чтобы неожиданно напасть с двух сторон.
Рыбалка предполагает раннее утро. Но несмотря на столь неурочное время, русские дозоры были начеку и получивший известие воевода Блуд отправился посмотреть на знатных рыбаков-разведчиков.
Переправившийся после перебранки через Буг отряд Болеслава оказался один на один с армией противника. Галл описывает как раз такую ситуацию:
«Когда королю русских было сообщено, что король Болеслав уже перешёл реку и обосновался с войском в пределах его королевства, тот опрометчиво решил, что он уже (Болеслава) с помощью своих многочисленных (отрядов) загнал в сети, словно зверя. Говорят, передал ему слова, полные надменности, которые следовало обратить на голову его самого: «Пусть Болеслав знает, что он, подобно вепрю, в луже окружён моими собаками и охотниками»». (13, 52)
Высадившихся на чужой берег поляков обступили русские отряды во главе с Ярославом. Но Болеслав не испугался и не стал возвращаться. Он решил использовать в свою пользу отвлечение русских сил и их командиров. Его оставшейся за рекой армии был отдан приказ начать общее наступление.
Внезапное нападение намечалось позднее. Вспыльчивость Болеслава внесла изменения в первоначальный замысел, но сделанные заранее приготовления позволили быстро развить случайный успех. В то время пока Ярослав с Болеславом в отдалении от основных своих сил вели перебранку, поляки переправлялись как через брод, так и посредством наспех собранных плавучих мостов и вступали в бой с не ожидавшим нападения противником.
Реликты сведений о мостовой переправе, позволившей полякам обрушиться на охрану берега всей своей массой, сохранились в следующих словах польской легенды:
«Столь велико было множество переходящих реку, что она нижним казалась не водой, а сухой дорогой». (13, 53)
У поражения Ярослава была ещё одна причина. В саге об Эймунде описаны конфликты норвежцев из-за задержек в выплате жалованья и коварство жены Ярослава, чуть было не погубившей славного Эймунда. Сказителю очень важно было свалить вину за переход норвежского отряда к Брячиславу на Ярослава и его близких. Между тем расстались они совсем не так, как это показано в саге.
Ярослав ушёл на Буг с варягами Эймунда, а вернулся в Новгород без них и был вынужден набирать новых заморских наёмников. Эймунд же оказался под знамёнами Брячислава, участвовавшего в бугской битве на стороне поляков.
Несмотря на преувеличения, Галл оставил довольно правдоподобное описание исхода боя:
«Тогда же король Болеслав ободрил каждого в отдельности, назвав по имени, (и) бросился в гущу врагов, словно лев, алчущий (крови). И нет у нас возможности пересчитать, скольких сопротивляющихся он поверг, и никто не в состоянии точно сосчитать тысячи погубленных врагов, хотя известно, что их к сражению собралось бесчисленное (количество), но лишь немногие из уцелевших спаслись бегством. Многие из тех, кто через много дней приходил издалека на место сражения, чтобы отыскать своих друзей и близких, уверяли, что столько там было разлито крови, что по полю никто не мог пройти, иначе как (ступая) в (лужах) крови или по трупам, а вся река Буг приобрела вид скорее кровавого потока, чем реки». (13, 52)
Ему вторит новгородский летописец:
«И победи Болеслав Ярослава, и ту убиша Блуда воеводу, и иных множество победиша (первоначально «побиша». — В. Т.), а их (первоначально «иных». — В. Т.) же руками изымаша, то расточи Болеслав по Ляхам». (9, 130)
Летописный образ убежавшего чуть ли не в одиночку в Новгород Ярослава хотя и не соответствует исторической действительности, но передаёт народное впечатление о гибели на Буге большого войска.
Желание Святополка вернуть себе престол при помощи врагов стоило рек русской крови. В жестокой схватке русская армия понесла тяжёлые потери. По условиям договора с Ярославом норманны должны были во время битвы стоять на самом ответственном участке — в середине войска. Волынь был пограничной крепостью на торговом пути. Это означает, что город контролировал брод через Буг. Поэтому самым ответственным участком обороны для русов были укрепления перед бродом, по которому ожидался подход польских войск. Здесь должны были стоять варяги, и сюда пришёлся главный удар закованных в броню рыцарей Болеслава.
Армия Ярослава не выдержала натиска переправлявшихся поляков и бежала. Бежали, естественно, и норманны. Но если русские воины устлали своими телами поле боя, то наёмники пострадали мало. Их вожди уцелели, а жестокое побоище никак не отразилось в саге, что было бы весьма странным, если бы норманны стойко бились, а большая их часть при этом погибла. В саге отряд Эймунда после «мирного» года по-прежнему выступает в качестве грозной силы.
Польская армия жестоко преследовала одних только русских, что говорит о сговоре норманнов с врагами. Болеслав был коварным политиком и с охотой шёл на подкуп противника.
Непосредственной причиной разрыва отношений Ярицлейва и норманнов стал отказ скупого князя выплачивать жалованье. Причём если мы уберём вставные эпизоды с убийством Бурицлава — Бориса Владимировича, к которому отряд Эймунда не был причастен, и легендарную войну с бьярмами, то увидим, что в предшествующей версии саги конфликт был вызван увеличившимися запросами наёмников. Эймунд заявил:
«Теперь нам надо будет платить эйрир золота каждому мужу и половину марки золота каждому рулевому на корабле». (3, 110)
Золото было дороже серебра. В 1252 году во Флоренции начали чеканить золотые монеты флорины, по названию города, а в 1284-м в Венеции — дукаты, по изображению городского правителя - дука. Обе монеты весили по 3,5 грамма и по своему достоинству равнялись весовому фунту серебра — итальянской лире серебра. Итальянская лира серебра того времени в разное время в различных городах имела неодинаковый вес, который колебался около 500 грамм. Так что в Италии золото было дороже серебра в 130–140 раз. Владимир Святой начал чеканку золотой монеты – златника - весом 4,3 грамма, а русский фунт весил 409,5 грамма. Это значит, что на Руси золото было дороже серебра в 96 раз.
Просьба о повышении платы воинам в 96 раз, при консервативности обычаев той эпохи, звучит фантастически. Согласно прототипу саги, Ярослав отказался платить и норвежцы ушли к Вартилаву-Брячиславу. Новый хозяин, посоветовавшись со своими приближёнными, согласился на условия варягов.
Реальные норвежцы такой платы ни у Ярослава, ни у Брячислава не попросили бы. В обычное время её бы им никто и не дал. Иное дело - стояние на Буге. Колебания между мирными переговорами и военными действиями говорят о том, что Болеслав не был уверен в успехе сражения. В таких условиях поляки были готовы заплатить большие деньги за предательство. Вот откуда появился эйрир золота.
Рулевым первоначально доплачивали по полэйрира серебра, то есть им платили в полтора раза больше, чем рядовым воинам. Эймунд потребовал для них плату в половину марки золота. В половине марки содержалось четыре эйрира. Рост оплаты командиров превышал рост оплаты воинов в 3,6 раза. Полякам было важно подкупить верхушку скандинавского отряда, и они не скупились на обещания.
Титмар сообщает, что русское войско отступило уже в первой схватке, а затем не оказывало сильного сопротивления. Если за первую схватку считать бой Болеслава с Блудом, то следует признать, что береговыми укреплениями поляки овладели без затруднений. Такую же картину рисует и Кадлубек:
«Между тем пока слуги и той и другой стороны обмениваются оскорблениями, раздражают друг друга взаимными обидами, польские солдаты врываются во вражеский лагерь и одних убивают, других вынуждают броситься врассыпную». (13, 99)
В образе слуг сокрыты уже знакомые нам рыбаки и их противники. Никакого ожесточения при штурме хорошо укреплённого лагеря русов не наблюдается. Согласно Галлу, поляки даже опасались ловушки в начале побоища:
«Король Болеслав и всё войско, разбуженное криком и звоном оружия, спрашивает, в чём дело, а узнав причину и сомневаясь, не нарочно ли это подстроено, обрушиваются на бегущего отовсюду врага боевым строем». (13, 53)
Приказ наступать пришёл неожиданно во время полуденного отдыха. Без труда ворвавшись в русский лагерь, поляки, тем не менее, опасались, что их специально заманивают в ловушку. Ведь рядовые польские воины о желании Эймунда получить кучу золота ничего не знали.
Во время битвы норманны предпочли перейти на сторону противника. Они открыли ворота берегового укрепления и поспешно отступили. Поляки ворвались в лагерь и устроили в нём резню. Эймунд и его соратники спрятались за крепостными стенами Волыня. Вышли же из крепости они уже по окончании сражения. Этим можно объяснить молчание польских источников о судьбе крепости.
Галл и Кадлубек знают только о лагере русов и ничего не говорят о стоящей рядом крепости. Польский историк конца XVIII века Нарушевич пишет о захвате обоза Ярослава и последующем покорении нескольких городов. (6, примеч. II, 10) Будь крепость захвачена поляками, это было бы воспето их хронистами как боевой подвиг. Если бы она осталась в руках русов, то беглецам с поля боя было бы куда спасаться и жертв было бы меньше.
Эймунд пошёл на сговор с поляками, и его отряд не подвергся общей участи. Этот поступок и пытался сокрыть скальд. Чтобы опровергнуть порочащую его подопечных молву о предательстве во время битвы, поэт превратил их не в соратников, а в убийц Святополка, а их переход от Ярослава к Брячиславу отнёс на время более позднее, нежели бугское побоище.
Болеслав выполнил своё обещание. Захватив в Киеве великокняжескую казну, он, по свидетельству Титмара, большую часть этих огромных богатств раздал своим сторонникам. Большую часть трофеев поляки забрали себе, но, чтобы не вызывать зависть немцев, убеждали их в ином. Тем не менее что-то из трофейного золота перепало отряду Эймунда.
