Овладение столицей

По словам Нарушевича, поляки, подойдя к Киеву, приступили к его осаде и частично сожгли город. Титмар пишет об осаде Киева печенегами и о снижении обороноспособности города из-за большого пожара. Вхождение поляков было приурочено к военному четвергу, что также говорит о немирном характере взятия. Кадлубек, описывая сходные события более поздней эпохи, когда поляки Болеслава II помогли Изяславу вернуть престол, отмечал:

«Сам он (Болеслав II. — В. Т.), так же как и Болеслав Первый Великий, вошёл как враг в главный город Киев, столицу русского королевства». (13, 53)

Врагами пришли на русскую землю поляки. Во время въезда Болеслав Великий своим мечом сделал зарубки на Золотых воротах. Кадлубек:

«А на востоке оставил другую мету на Золотых воротах Киева, когда, захватив город, частыми ударами меча высек на Золотых воротах знак зависимости». (13, 98)

Меч из-за щербин от ударов получил название Щербец и долгое время был одной из реликвий польских королей. (13, 61)

Упоминание Золотых ворот свидетельствует об их наличии в городских стенах, построенных Владимиром Святым. Первоначально они стояли у древнего моста через овраг, проходившего вдоль западной стороны киевского града Владимировой эпохи. Позднее Золотые ворота Владимирова града были известны под названием Софийских, так как дорога от них вела к Софийскому собору. Расширяя город, Ярослав Мудрый поставил к западу от старых новые, более величественные, Золотые ворота, остатки которых сохранились до наших дней.

Традиция пронзания оружием ворот завоёванных городов существовала в соседней Венгрии. Русы прибивали на воротах вражеских городов щиты. Так что зарубки Болеслава означали военное покорение Киева. В его армии присутствовали венгры, под влиянием которых польский король затупил свой меч о ворота.

В четверг 14 августа в канун Успения Богородицы польские захватчики и их союзники угрозой штурма вынудили киевлян сдаться и вошли в русскую столицу. Титмар так описал это событие:

«Архиепископ того города почтил прибывших в храме св. Софии, который в прошлом году сгорел по причине несчастного случая, с мощами святых и прочими украшениями. Там же находилась мачеха указанного короля, его жена и 9 сестёр, из которых одну, уже давно желанную, старый развратник Болеслав, забыв о своей супруге, незаконно увёл с собой. Ему представили там огромные богатства, большую часть которых он раздал своим друзьям и сторонникам, а кое-что отослал на родину». (12, 177)

Представление об огромных богатствах, захваченных Болеславом на Руси, дают более поздние события. Козьма Пражский под 1039 годом описывает, как чешский князь Брячислав захватил Польшу и вывез оттуда большое количество серебра и золота. Золото и серебро в Польше не добывалось. Какое-то количество серебра поляки могли накопить в результате торговли. Но Польша лежала в стороне от основных торговых маршрутов, а Болеслав вёл упорную борьбу с немцами, которая требовала больших средств.

Иная обстановка была на Руси. В ходе победоносных походов Олега Вещего и Святослава Великого покорялись целые страны и грабежу подвергались многие области Хазарии, Болгарии и Византии. Обильный доход давали проходившие через Русь трансконтинентальные торговые пути «из варяг в греки» и «из варяг в восточные страны». Владимир Святой получал драгоценные металлы в качестве платы за свою многолетнюю помощь Византии в подавлении мятежей и покорении Болгарии. Попутно в ходе этой помощи русы захватывали и военную добычу. В Киеве его воинственные правители должны были скопить большие сокровища.

Послушаем рассказ Козьмы:

«Помимо этого (ограбления польских сёл и городов. — В. Т.) Бржетислав извлёк из казны старые сокровища, а именно громадное количество золота и серебра, спрятанное в ней прежними князьями». (7, 102)

Польские сокровища чехи торжественно ввезли в Прагу. В описании этого триумфального шествия упомянуты наиболее впечатляющие трофеи:

«Затем следовали 12 избранных священников. Они с трудом выдерживали тяжесть золотого распятия, ибо Мешко дал на этот крест столько золота, что вес его был равен тройному весу самого Мешко. На пятом месте шли люди, нёсшие три золотые плиты. Их положили вокруг алтаря, где покоилось тело святого (Войтеха. — В. Т.). Самая большая плита имела пять локтей в длину и десять ладоней в ширину, была богато украшена драгоценными камнями и прозрачными плитками.

И с краю плиты драгоценной стихами написано было,

Что золота либров три сотни являются весом её.

Наконец более ста телег везли громадные колокола и все сокровища Польши». (7, 109)

Триста каролингских либр золота весили 122,4 килограмма. Плита была размером 190 на 80 сантиметров, а толщиной, судя по её весу, четыре миллиметра. Плиты, судя по размеру самой большой, украшали саркофаг Войтеха. Длинная боковая сторона, обращённая к зрителю, была украшена самой крупной плитой, два торца — малыми. Все вместе они образовывали золотой фриз. Малые плиты должны были быть примерно вдвое меньше большой. Общий вес фриза мог равняться примерно двум с половиной центнерам. Но скорее всего надпись с определением веса относилась ко всему фризу, а не к одной из плит, поэтому толщину плит следует определить в два миллиметра, или исходя из древнерусских мер, в четверть ногтя. В противном случае фриз занял бы более почётное место в списке трофеев, нежели распятие.

Тройной вес Мешко должен был составлять около двух центнеров. Золотое распятие висело в алтаре над саркофагом. Чтобы составить приблизительное представление о кресте, мы можем условно принять его высоту в рост человека, а ширину — в ладонь. Человеческий рост примерно равен размаху его рук, или сажени. Средневековая сажень равнялась 152,7 сантиметра, ладонь — по древнерусскому счёту — пяти пальцам, или 7,95 сантиметра. Чтобы учесть боковую перекладину и фигуру Христа, объём центрального столба следует увеличить примерно в два с половиной раза. В этом случае толщина креста будет ориентировочно равняться 3,41 сантиметра, что примерно равно двум пальцам. Чтобы привести толщину в соответствие с мерами того времени, её следует уменьшить до 3,18 сантиметра, а вес Мешко — до 62 килограммов, или 152 фунтов. Тройной вес Мешко позволяет исчислить вес распятия в 186 килограммов.

Только золотое распятие и плиты весили более трёх центнеров. Сняв сливки, Брячислав не позабыл и об оставшихся в Польше крохах. Контрибуция, наложенная им на поляков по поводу возвращения Вроцлава, включала в себя ежегодную дань в 25,594 килограмма серебра и 15,356 килограмма золота.

Большая часть всех этих сокровищ попала в бедную на драгоценности Польшу в качестве русских трофеев. Фриз с саркофага Войтеха первоначально украшал саркофаг Владимира Святого. Щедрым церковным дарителем был Болеслав, а не Мешко. У Козьмы смешение имён этих двух правителей наблюдается и в иных местах.

Болеслав отличался тучностью и весил значительно больше 62 килограммов. Первоначально речь шла о тройном весе обычного человека, равном весу Болеслава. Русские летописцы считали, что Болеслава не выдерживал ни один конь. Два человека могли ездить на коне. Это значит, что Болеслав был тяжелее. Так что тройной вес подходит этому польскому владетелю.

Церкви отдавали десятину от доходов, поэтому общую добычу Болеслава следует исчислить в три с лишком тонны золота, которое было дефицитнее серебра. Серебра он собрал значительно больше. Но грабёж Руси не пошёл поляком впрок, а только привлёк внимание алчных соседей.

Русскую церковь в 1018 году возглавлял митрополит Иоанн. Его резиденцией был Переяславль, и вряд ли бы он, получив известие о бугском побоище, спешно прибыл в осаждённый печенегами Киев, чтобы подгадать к подходу католиков-интервентов. Анонимный архиепископ далее показан Титмаром деятельным помощником Болеслава. Согласно летописям, вместе с возвращавшимися поляками в Польшу ушёл Анастас, ставший к тому времени доверенным человеком Болеслава. Нарушевич прямо называет архиепископа Анастасием, поэтому архиепископа традиционно отождествляют с Анастасом Корсунянином, чьей резиденцией была Десятинная церковь.

В Десятинной, где хранились мощи святых и ценности, произошла торжественная встреча завователей. Информаторы Титмара именовали Анастаса архиепископом и считали его главой Русской церкви. После смерти Владимира Святого статус епископа Анастаса повысился: он стал архиепископом.

Мачехой Ярослава была Мария Борисовна, которая одна только из всех жён Владимира Святого в 1017 году была в качестве обитательницы Вышгорода известна близ Киева. Она пережила 1018 год, так как Иоанн Скилица писал:

«Анна, сестра императора, умерла в Росии, до неё же — её муж Владимир». (4, 110)

Сообщение это не датировано точно, а помещено между описаниями событий 1022 и 1025 годов. Царевна Анна, сестра византийских императоров, скончалась в Киеве в 1013 году и была похоронена в Десятинной церкви. Под именем Анна на Руси была известна Мария Борисовна, которую часть русских книжников продолжала ошибочно считать византийской царевной и сестрой императоров. Наряду с этим они были уверены, что остаток жизни она провела в монастыре. До Скилицы дошло известие о кончине около 1022 года монахини Марии Борисовны.

Девять сестёр были монашенками женского великокняжеского Софийского монастыря. Судя по их количеству, перед нами дочери Владимира Святого от разных браков. Вместе с Марией Борисовной монашенок насчитывалось десять. Количество обитателей раннесредневековых монастырей зачастую составляло 12 человек — по числу апостолов. До этого количества недостаёт двух женщин.

Мария Борисовна среди затворниц была старшей и по возрасту, и по статусу вдовы великого князя, из чего следует, что она была игуменьей. Сыновья Марии Борис и Глеб погибли. Старшему было 29 лет, младшему — двадцать шесть. Судя по возрасту, у них остались вдовы, попечение о которых должна была взять на себя Мария Борисовна. С вдовами Владимировичей набирается традиционное число монастырских обитательниц.

Титмар сообщает о возведении Святополка на престол:

«Позже названный князь (Болеслав IВеликий. — В. Т.), вступив с войском в его королевство, посадил на трон своего зятя и брата того короля, долгое время находившегося в изгнании, и радостный вернулся домой». (12, 160)

Далее он развивает эту тему:

«Этому князю помогали 300 мужей с нашей стороны, 500 — от венгров, печенегов же — 1000. Все они были отправлены по домам, как только пришли местные жители и, выразив свою верность, доставили названному господину (Святополку. – В. Т.) большую радость». (12, 177–178)

Господином хронист выше именует Святополка. Местные жители признали Святополка своим князем, чем весьма его обрадовали. Зная о возведении Святополка на великокняжеский престол, Титмар именует его господином-сеньором, тогда как Ярослав у него везде назван королём. (4, 333) Польские хронисты также называют Ярослава королём уже после сообщения о возведении на киевский престол родственника Болеслава.

Возведение в королевское достоинство было связано с особыми церемониями. Быть во главе даже могущественного государства ещё не значило быть королём. Так, правителей Чехии и Польши Титмар королями не считает. Короли у него — Владимир Святой и Ярослав Мудрый, которые прошли установленные обряды, позволившие им носить столь высокое звание.

Владимир Святой своей военной помощью Византии заслужил титул василевса русов, то есть русского царя. Это звание закреплялось особым церковным чином венчания на царство и равнялось западноевропейскому королевскому достоинству. На Руси такой правитель считался царём. Так, на стенах киевского Софийского собора сохранилось граффити с записью о кончине «царя» Ярослава. (2, 39) Святополк на монетах изображён в такой же царской короне, как и Владимир Святой. Его более низкую титулатуру относительно Ярослава следует связать с подчинённостью летом 1018 года Болеславу. Он был польским вассалом, а не самостоятельным правителем.

На Руси Болеслав вёл себя как полновластный хозяин. Он не только присвоил огромные богатства, накопленные в Киеве русскими князьями, но и развернул дипломатическую деятельность. Титмар:

«Гордый этим успехом, Болеслав отправил к Ярославу архиепископа названного престола, чтобы тот просил его вернуть ему его дочь и обещал отдать (Ярославу) его жену вместе с мачехой и сёстрами. Вслед за тем он отправил к нашему императору с богатыми дарами любимого своего аббата Туни, чтобы тот обеспечил на будущее его милость и помощь, и объявил, что он сделает всё, что тому угодно. В близкую ему Грецию он также отправил послов, которые должны были обещать её императору все блага, если тот захочет иметь его своим другом, и объявить, что в противном случае он обретёт в нём самого ожесточённого и непримиримого врага». (12, 178)

Аббат Туни, или Антоний, был учеником Бруно Кверфуртского, а значит, в составе его миссии побывал в 1007 году на Руси и у печенегов. (12, 231) Опытный дипломат, Туни должен был подарками успокоить императора Генриха II. Покорение Руси Болеславом увеличивало его силы для борьбы на западе. Это не могло не встревожить немцев.

Посольство в Германию можно объяснить желанием польского князя обезопасить свои владения от нападения на то время, пока он находился в русском походе. Но посольство к византийскому императору свидетельствует о более существенных видах Болеслава на Русь.

Византия не имела с Польшей общих границ и оживлённых торговых связей. Польша находилась в вассальной зависимости от германского императора, и дипломатические переговоры с Византией был правомочен вести Генрих II, но никак не один из его многочисленных вассалов — Болеслав, носивший довольно скромный титул патриция немецкого двора.

В Константинополь Болеслав мог обращаться только в качестве нового повелителя Руси. Лишь в этом случае его угрозы в отношении удалённой Византии имели бы какую-либо силу. Русь была традиционным торговым партнёром империи и поставщиком воинов для её армии. От отношений с киевскими правителями во многом зависела безопасность византийских владений в Крыму.

О подчинённом положении Святополка свидетельствуют переговоры с Ярославом. Киевского епископа в Новгород для вызволения из плена жены Святополка отправил не её муж, а Болеслав. Предметом торга по поводу вызволения пленницы стали женщины, приходившиеся родственницами как Ярославу, так и Святополку. Мария Борисовна названа мачехой одного лишь Ярослава, хотя и Святополку, бывшему приёмным сыном Владимира Святого, она также приходилась мачехой. Захваченных в плен под Волынем воинов, оставшихся в Киеве родственниц и бояр Ярослава Болеслав считал своей добычей и не принимал в расчёт Святополка. Пленников он увёл в Польшу, откуда спустя много лет возвратилось на родину 800 человек.

Польские хронисты воспринимали поход 1018 года не как военную помощь Святополку, а как завоевание Руси. Так, Галл Аноним по окончании рассказа о битве на Буге восклицал:

«И с тех пор Русь надолго стала данницей Польши». (13, 52)

Имени Святополка польские хронисты даже не называют, говоря о том, что правитель Руси Болеслав, возвращаясь в Польшу, оставил вместо себя одного из своих родственников. Галл Аноним:

«Король Болеслав десять месяцев владел богатейшим городом (Киевом. — В. Т.) и могущественным королевством русских, откуда не уставал посылать беспрестанно в Польшу деньги. На одиннадцатый же месяц, так как управлял столь многими королевствами, а мальчика Мешко считал для управления ещё не слишком пригодным, оставив там на своём месте некоего русского из своего рода, возвратился с остальным добром в Польшу». (13, 51)

«Мальчику» Мешко было 28 лет, и он давно уже был деятельным помощником отца. Хронисту пришлось специально объяснять своим польских читателям причину того, почему захваченный русский трон был оставлен не родному сыну, а какому-то русскому. Для этого и пришлось женатого Мешко превратить в малолетку.

Летописцы разделяли мнение авторов иноземных хроник:

«Болеслав же вниде в Киев со Святополком. И рече Болеслав: «Разведете дружину мою по городом на покорм». И бысть тако… Болеслав же бе седя в Киеве». (8, 62)

Болеслав вёл себя как полновластный хозяин, расставляя свои гарнизоны по русским городам. В летописях выражение «сесть в таком-то городе» означало стать правителем этого города и его округи. Отправить на кормление в какой-либо город военачальника с отрядом значило сделать его правителем этого города. Ещё более определённо это записано в Софийской первой летописи:

«А сам (Болеслав. — В. Т.) вниде в Киев с Святополком и седе на столе Владимери». (9, 130)

На Руси считали, что Болеслав занял великокняжеский престол. В Киеве Болеслав даже начал чеканку сребреников со своим именем, так называемых русских денариев. (13, 62)

Болеслав применил тактику, сходную с ранее использованной в Праге. В 1003 году он вмешался в чешскую смуту, возникшую после кончины князя Болеслава II Набожного между его сыновьями от разных жён. Титмар:

«Болеслав, правитель Польши, собрав отовсюду войско, вторгся и, вторично изгнав их (Яромира и Ольдриха, сыновей Болеслава IIот немки Эммы. — В. Т.), возвёл своего изгнанного тезку (Болеслава IIIРыжего. — В. Т.) в прежнее его достоинство. А сам вернулся домой, глубоко скрывая свои коварные замыслы. Ведь он, зная, что двоюродный брат его жестоко отомстит инициаторам своего изгнания, надеялся при удобном случае сам занять этот пост. Что и случилось.

Ведь когда Болеслав Чешский заметил преданность своего народа проклятому обычаю (язычеству. — В. Т.), он с большим спокойствием усилил свое нечестие ради разрыва мирного соглашения, клятвенно им утверждённого. Собрав в каком-то доме перед собой всех лучших людей, муж кровожадный и коварный, недостойный прожить остаток отпущенных ему дней, сначала собственной рукой поразил мечом в голову своего зятя, а затем, вместе с сообщниками своей злобы, перебил и прочих безоружных. И это в святой 40-дневный пост!

Оставшийся народ, сильно напуганный этим, тайком отправил к Болеславу Польскому послов, которые объявили ему о тяжести совершённого преступления и просили его избавить их от страха перед будущим. Он, охотно это выслушав, тотчас же потребовал, чтобы тот (Болеслав Чешский. — В. Т.) с немногими людьми пришёл к нему в некий замок для переговоров с глазу на глаз о делах, касающихся их общей выгоды.

Младший Болеслав, тотчас же дав согласие на это, прибыл в условленное место и сначала был им с любовью принят. Но на следующую ночь ему выкололи глаза, чтобы он никогда больше не мог совершать такое над своими или не мог там более править. Он был задержан вассалами (Болеслава) и отправлен в долгое изгнание.

На следующий же день (Болеслав Польский) тотчас же поспешил в Прагу, был введён (в неё) жителями, которые всегда радуются новой власти, и единодушно объявлен государем». (12, 86)

Болеслав Великий по матери, чешской княжне Добраве, приходился племянником скончавшемуся Болеславу II и двоюродным братом Болеславу III. Болеслав Великий возвёл Болеслава III на чешский престол, но при первом же удобном случае расправился с ним и сам сделался чешским князем.

Проводниками польского влияния в Чехии были представители рода Вершовичей. Перед этим Вершовичи возвели на чешский престол вызванного с Руси Владивоя — Андриха Добрянковича, родного брата Болеслава Великого. После того как Андриха отравили, Вершовичи вступили в сношения с польским князем. Опасаясь этого сговора, Болеслав Рыжий перебил часть Вершовичей в Великий пост. Но оставшиеся в живых заговорщики попросили помощи у Болеслава Великого.

На Руси мы наблюдаем сходную картину. Болеслав вмешался в распрю сыновей Владимира Святого от разных жён. С помощью военной силы он возвёл на русский престол Святополка, но тут же начал вести деятельную подготовку к захвату власти на Руси.

Овладеть в 1003 году чешским престолом польскому князю помогли его родственные связи с чешским правящим домом. На Руси он в первую очередь стал домогаться руки дочери Владимира Святого. Польские хронисты даже считали княжну главной причиной русско-польской войны. Галл Аноним объяснял польский поход местью Болеслава за отказ Ярослава выдать за него свою сестру. Титмар называл русскую княжну давно желанной Болеславом, хотя и не уточнял, когда у него это желание появилось. Причину удара Болеслава мечом по Золотым воротам Галл объяснял так:

«Обнажённым мечом ударил в Золотые ворота, объяснив с шутливым смехом тем, кто с изумлением спросил, почему он так сделал: «Так же как в этот час разрушаются мечом эти ворота, так же в нынешнюю ночь будет порушена (честь) сестры малодушнейшего (из королей), которую он отказался дать мне (в жёны). Но соединится она с Болеславом не на брачном ложе, а только один раз как наложница, так будет отомщено за обиду нашего народа, а русские будут повергнуты в позор и бесчестье». Так сказал, и сказанное подтвердил». (13, 51)

Из летописей мы знаем, что княжной была Предслава. В Софийской первой летописи после описания захвата Болеславом Киева сказано:

«И тогда Болеслав положи себе на ложи Предславу, дщерь Володимерю, сестру Ярославлю». (9, 130)

Согласно этой же летописи, позднее он забрал её с собой в Польшу.

Предслава возвратилась на родину после развода с чешским князем Ольдрихом и была среди встречавших польскую армию монашек. Болеслав забрал её из монастыря, что Титмар расценил как незаконный увод.

Ярослав княжил в Новгороде, Предслава по возвращении из Чехии жила в Киеве. После того как Ярослав стал великим князем, он был во враждебных отношениях со Святополком, который нашёл приют у Болеслава, готовившегося к войне с Русью.

Бароний датирует кончину жены Болеслава 1017 годом. У западноевропейских хронистов нередки расхождения дат с реальной хронологией событий. Имеются такие расхождения и у Барония. Но предшествующая дата крещения поляков в 965 году сомнений не вызывает. В феврале 1018 года Болеслав женился на немке Оде, что подтверждает факт кончины Эмнильды-Юдифи в предшествующем году. О скончавшейся супруге хронист пишет очень уважительно. Уважительно отзывается об Эмнильде и Титмар. Её имя Юдифь, в славянской форме Ядвига, стало в последующем популярным среди польских женщин, что также свидетельствует в пользу доброй памяти, которую оставила по себе княгиня. Всё это не позволяет делать предположения о сватовстве Болеслава ещё при жизни Эмнильды.

В противостоянии на Буге поляки колебались, принять ли бой или заключить мир. Прибытие к ним Святополка в январе 1018 года также должно было расколоть польское общество на сторонников и противников войны. Сватовство означает, что Болеслав попытался заключить в начале 1018 года с новым великим князем Ярославом союз, скреплённый браком с его сестрой, и только после отказа решился на военный поход. Причём сватался он к немцам и русам практически одновременно. Польский правитель не стал венчаться с Одой, сохранив за собой свободу действий в случае положительного решения русов.

Сватовство Болеслава состоялось в начале 1018 года. Ольдрих участвовал летом 1015 года в нападении на Польшу, в ходе которого он захватил пограничный город Бизнитц. (12, 140) Его брак с русской княжной был заключён по политическим мотивам, во многом благодаря стараниям Болеслава. После того как польско-чешские отношения окончательно разладились, распался и брак. Дождавшись рождения сына, Ольдрих отослал супругу на родину. Этим объясняется её быстрое забвение в чешских хрониках.

Все многочисленные браки Болеслава были продиктованы политическими нуждами. Его интерес к Владимировне после захвата Киева был вызван желанием закрепить власть над Русью.

Сетования Титмара о том, что Болеслав, позабыв о своей недавно приобретённой немецкой супруге, увёл с собой из монастыря Владимировну, противоречат мнению польских хронистов об однодневной забаве польского князя с русской пленницей. Предслава в глазах немецкого хрониста заменила Болеславу жену Оду, то есть стала супругой. В другом варианте перевода интересующего нас места прямо говорится о том, что Болеслав женился на одной из Владимировен. (4, 328)

О более прочной и длительной связи Болеслава с Предславой говорит и то, что она была увезена в Польшу. От Оды у Болеслава, кстати, детей не было, что может свидетельствовать о неудаче этого брака. Видимо, на Германа соблазнение его сестры подействовало мало и Болеслав потерял интерес к Оде.

Сведения летописи и Титмара свидетельствуют о том, что свадьбы Болеслава и Предславы с церковным венчанием не было. Но церковного венчания не было и в случае с Одой, что не помешало Титмару признать этот брак.

Похожие материалы (по ключевым словам)

Другие материалы в этой категории: Битва на Буге Возвращение поляков