Семь холмов — как семь колоколов, На семи колоколах — колокольни. Всех счетом: сорок сороков, — Колокольное семихолмие!

М. И. Цветаева. Из цикла «Стихи о Москве»

В прекрасный сентябрьский вечер шел в Данилов монастырь.
Когда подходил, ударил большой колокол. Вот звук!
Золотой, глухой, подземный...

И. А. Бунин. «Под Серпом и Молотом»

Начало Даниловской монастырской звоннице было положено еще при рачительном и добродетельном храмоздателе православной Мо­сквы — святом князе Данииле Александровиче. Считается, что первая колокольня была деревянной, как и основанная им церковь во имя преподобного Даниила Столпника¹. Но что она из себя представляла: была ли это шатровая «брусяная колокольница», возведенная в соот­ветствии с обычаем над западным входом в храм, или «дровяной коло­кольный столп» высился чуть поодаль, а может быть, подобно первым небольшим наземным звонницам, родоначальница Даниловской ко­локольни была устроена самым наипростейшим образом — «о двух столбах с перекладиной»? Мы этого, к сожалению, не знаем. Молчат летописи. Одно несомненно: в первом «на Москве» иноческом брат­стве колокола имелись, ибо они появились на Руси еще в домонголь­ский период и к концу XIII в. были уже весьма многочисленны²; их звон вместе с ударами в била являлся неотъемлемой принадлежностью устава каждой монашеской обители. Забота великого князя Даниила о своем ктиторском монастыре не могла не сопровождаться заботой о его колоколах и колокольне³. Также с большой долей уверенности мо­жем утверждать, что на первой Даниловской звоннице в колокола зво­нили общепринятым тогда очепным[2] способом. В дальнейшем с увели­чением размера и веса колоколов их стали закреплять неподвижно, а звонить в них — при помощи раскачивания языка.

Князь Даниил устроил обитель достаточно далеко от Кремля, за Москвой-рекой, в стороне, где лежали соседние, в основном недруже­ственные ему уделы. По ярлыку внука хана Батыя Менгу-Тимура мо­настыри и монахи Русской Церкви освобождались от уплаты дани Зо­лотой Орде, а значит, «легальное» основание монастыря позволяло одновременно создать за его стенами и «внутренний резерв» — форти­фикационный и сигнальный форпост в случае наступления вражеских войск. Для этого в первом монастыре стольного града помимо бого­служебных колоколов должен был находиться и набатный колокол, который обычно помещался на высокой колокольне, служившей од­новременно и дозорной вышкой. Днем и ночью на ней несли дежур­ство сторожа-звонари, напряженно всматриваясь в южную линию го­ризонта: не маячат ли огни, не приближаются ли золотоордынцы или рати мятежных удельных князей; столбы дыма вдоль идущих в этом направлении дорог указывали на появление неприятеля, о чем иноки спешили известить Кремль и Посад тревожным набатным звоном.

В XIV в. стольный град ширился и креп. К югу от Данилова мо­настыря появляются новые города — Серпухов и Коломна, вошедшие в новый оборонительный пояс Московского княжества. После того как в 1330 г. сын князя Даниила Московского Иоанн Даниилович Ка­лита перевел в Кремль любезных его сердцу даниловских насельников, в Замоскворечье осталась лишь преобразованная с течением времени в приходской и кладбищенский храм монастырская церковь Даниила Столпника. Можно предположить, что вместе с церковью продолжала существовать и устроенная святым благоверным князем Даниилом звонница, на которой вполне могли уживаться великокняжеские ко­локола (скорее всего, уже в перелитом виде) с новыми поминальными и обетными колоколами благочестивых прихожан, жителей Данилов­ской слободы и окрестностей.

Когда царь Иоанн Васильевич Грозный, большой знаток ко­локольных звонов и сам умелый любитель-звонарь, вскоре после вен­чания на царство решил возродить основанный его пращуром Да­ниловский монастырь, он, как гласит предание, повелел вместе с белокаменным храмом во имя Святых Отцов Семи Вселенских Собо­ров построить звонницу и заказал для нее именной колокол⁴.

«Грозненский» колокол вряд ли звонил в одиночестве. Для созда­ния благолепного многоголосого ансамбля на новую колокольню, ве­роятно, тогда же переходит и часть колоколов церкви преподобного Даниила Столпника, ведущих свое начало от вкладных колоколов князя Даниила. Сам же древний храм в результате монастырского строительства оказался вне стен обители, хотя и продолжал числиться за монастырем, — в нем «белое» духовенство имело возможность со­вершать такие таинства по требам мирян, как венчания и крестины, не полагающиеся священнослужителям-монахам.

Пострадала ли монастырская колокольня во время пожара 1610 г., устроенного «тушинским вором» Лжедмитрием II, мы можем только догадываться. Во всяком случае, известно, что тогда сгорели дотла многие деревянные постройки Данилова.

По окончании Смутного времени жители стольной Москвы пер­вым делом взялись за восстановление порушенных святынь — храмов и монастырей. А они возрождаются и наполняются жизнью под звон своих колоколен. Величественно и торжественно зазвучали колокола и в отстраиваемой Даниловской обители, возвещая начало новых, со­зидательных времен в истории государства. Вскоре было решено по­строить для них новую звонницу, тем более что существуют сведения о вкладе в Данилов монастырь колоколами государя и великого князя Алексея Михайловича — сына первого из рода Романовых царя Ми­хаила Феодоровича⁵. Современный исследователь, московский крае­вед Ю. Н. Бураков в своей книге «Под сенью монастырей московских» пишет, что в 1648 г., за четыре года до обретения мощей святого благо­верного князя Даниила Московского царем Алексеем Михайловичем и Святейшим Патриархом Никоном и перенесения их в храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, «над северными воротами монасты­ря воздвигли колокольню со звонницей в третьем ярусе и главкой в виде царской короны»⁶. Но, к сожалению, утверждение автора не под­креплено ссылкой на источник, и потому приходится принять его лишь в качестве допущения.

В XVII в. отечественные умельцы-колокололитейщики превзошли своих первоначальных заграничных учителей, создав свой, оригиналь­ный, русский тип колокола. Нередко очень крупных размеров, он из­готавливался с применением простых и в то же время надежных литей­ных форм. Его отличали особые компоненты металла, состоящего, как правило, на 80% из высококачественной меди и на 20% из олова, специ­фическая технология плавки, оригинальное крепление, внешнее оформление и способ извлечения звука. После удара раскачиваемого звонарем кованого железного языка о бронзовые бока колокол долго держал звук — «пел». Получить из своей продукции столь же чистый, благодатный звон не могли, как ни старались, мастера на Западе, хотя и было давно выяснено, что уникальные акустические возможности русского колокола достигаются в том числе и за счет специфической его конфигурации: массивности стенок и увеличения диаметра к ниж­нему краю.

Сын царя Алексея Михайловича государь Феодор Алексеевич хо­рошо разбирался в колоколах и колокольном звоне, любил его слушать и сам прекрасно звонил. Он пожаловал Данилову монастырю два благовестника. Их отливал самый известный колокольный мастер того вре­мени, главный литейщик Пушечного двора в Москве Федор Дмитрие­вич Моторин, ставший родоначальником знаменитой династии Моториных, зачинателей сверхтяжелого колокольного литья в России.

Красота как звучания, так и формы обоих вкладных колоколов царя Феодора Алексеевича подчеркивалась рельефной их проработкой и пышным убранством. Искусный художник-орнаменталист украсил тулова изображениями крылатых херувимов, сложным растительным и плодово-цветочным декором, поясками в виде жемчужных нитей («жемчужником»). На одном них, 65-пудовом (1065 кг), уже после от­ливки и расчистки была выгравирована церковно-славянским полу­уставом, с вписанием одной буквы в другую, следующая надпись: «Лета 7190 (1682) вылит сей колокол Великаго Государя Царя и Великаго Кня­зя Феодора Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Само­держца, пожаловал сей колокол Великий Государь в Дом Святых Отец Седьми Соборов и Благовернаго Князя Даниила при игумене Тимофее с братиею». Второй колокол, 32-пудовый (523 кг), был отлит Феодором Алексеевичем в память отца, в день его тезоименитства, приходящегося на празднование святого Алексия, человека Божия. Надпись на нем гла­сила: «Лета 7190 (1682) марта 17 дня Государь и Великий Князь Феодор Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец пожа­ловал сей колокол в Дом Святых Отец Седьми Соборов и Благовернаго Князя Даниила при игумене Тимофее с братиею»⁷.

Примечательно, что эти колокольные вклады были сделаны царем Феодором Алексеевичем одновременно с подписанием им Устава («Привилея») Славяно-греко-латинской академии. В Даниловской обители готовились разместить собираемых в Москву из разных краев обширного государства талантливых молодых людей, которым надле­жало в скором времени стать гордостью российского образования, науки и культуры. Предполагалось, что звон монастырских колоколов будет регулировать распорядок жизни юношей-студиозов, «от стражи утренния до нощи»: с раннего пробуждения и участия в братских служ­бах, предваряющих начало занятий в аудиториях, до вычитывания ве­чернего молитвенного правила, завершающего труды уходящего дня.

Два «Царских» колокола требовали достойного помещения. Не от­того ли спустя шесть лет, в 1688 г., уже при младших братьях почившего государя Феодора Алексеевича, царях-соправителях Иоанне V и Пет­ре I Алексеевичах и при регентстве их сестры царевны Софьи прини­мается решение соорудить «каменную колокольницу», стилистически напоминающую Святые ворота, построенные чуть ранее, во второй половине 1670-х гг.⁸ В Даниловской приходно-расходной книге за 1688‒1689 гг. сделана запись, уточняющая, на каких условиях была подряжена артель костромских каменщиков: «Построена новая коло­кольня каменная, дано костромичам, Ипатьевского монастыря камен­щикам, Андрюшке Антонову и Ивашке Федорову со товарищи за ра­боты колокольные согласно подписанному шестьдесят пять рублей»⁹.

Как выглядел Даниловский монастырь и его звонница в конце XVII в.? До наших дней дошла икона благоверного и преподобного князя Даниила Московского, которая по стилю письма была создана приблизительно в это время в Царских иконописных мастерских Ору­жейной палаты Московского Кремля¹⁰. На ней святой князь в схимни­ческих одеждах предстоит в молении Святой Троице Ветхозаветной на фоне Даниловской обители, обозреваемой с северного фасада, — са­мое раннее из известных ее изображений. Величавый белокаменный монастырь возвышается среди поросших полевыми цветами и травами холмов. За высокой оградой с башнями виден главный храм: двухсвет­ная одноглавая каменная церковь Святых Отцов Семи Вселенских Со­боров. Три ряда килевидных кокошников отделены от ее основного объема карнизом и поребриком под ним. С запада к храму пристроена колокольня: на двухъярусный четверик поставлен восьмигранный ярус звона, завершающийся небольшим шатром со «слухами» и золотой маковкой, увенчанной крестом¹¹.

Как и весь храм, Даниловская колокольня имеет затейливый де­кор, выполненный из тесаного кирпича и белого камня. Он был дета­лизирован в ходе проводившихся уже в наше время археологических раскопок: здесь и наличники, и пояски, и ширинки, и «вислые камни» (гирьки); в пролетах арок несущие столбы были украшены кувшинообразными звеньями¹². На заднем плане просматриваются две равно­великие луковичные главки на высоких цилиндрических барабанах. Они принадлежали примыкавшей к собору Святых Отцов церкви По­крова Пресвятой Богородицы с приделом во имя святого пророка Да­ниила. Изображение на иконе перекликается с гравюрой, созданной в 1700 г. амстердамским мастером Питером Пикартом, приглашенным в Москву царем Петром I. Он также запечатлел стены Даниловской обители и ее звонницу, но с юго-востока, со стороны Москвы-реки¹³.

В таком виде комплекс монастырских зданий с шатровой колокольней собора Святых Отцов просуществовал вплоть до 1729 г.

В самом начале XVIII в., после тяжелейшего поражения русской армии под Нарвой, когда наряду с большими людскими потерями был нанесен значительный урон отечественной артиллерии, по Указу Пет­ра I со звонниц стали снимать колокола для литья столь необходимых тогда пушек. К этому времени общий вес колоколов Данилова монасты­ря составлял 292 пуда (или почти 5 т). Поначалу, в 1701 г., монастырь был отнесен к числу находящихся в черте Москвы, и потому у него была взя­та лишь четвертая часть веса всех колоколов — 73 пуда меди¹⁴.

В тот год в столицу было свезено на переплавку более 90 тыс. пудов церковных колоколов. Из них на частном заводе Моториных, кото­рый Петр I переориентировал на пушечное литье, было изготовлено 100 больших, шестидюймовых, и 143 малых, трехдюймовых, пушек, 12 мортир и 13 гаубиц¹⁵. Но колокольная медь оказалась значительно мягче, чем требовалось для изготовления артиллерийских орудий, и потому оставшиеся колокола так и остались невостребованными. И все же, когда в 1710 г. выяснилось, что Данилов был ошибочно от­несен к привилегированным московским монастырям, а на самом деле формально числился в Московском уезде, в Ратцевом стане, это по­служило основанием для повторного изъятия у него колокольной меди в казну — на этот раз в количестве 57 пудов 10 фунтов. Таким образом, Даниловский монастырь при Петре I лишился почти половины всех своих колоколов¹⁶.

Справедливости ради надо признать, что царь Петр не занимался исключительно целенаправленным уничтожением колоколов. Извест­но, что поначалу переливая колокола на пушки, он позднее закупал их в Голландии¹⁷. Исторический факт и то, что Петр I любил ознаменовы­вать памятные события в своей жизни торжественными богослужени­ями с участием колоколов. Например, чтение известия об одержанной над шведами Полтавской победе, которое он сам направил с поля сра­жения, сопровождалось по его приказу молебном и пятидневным зво­ном по всем российским храмам и монастырям.

Не чужда была Петру I и созидательная церковная колокололитей­ная практика. Один из самых больших колоколов Московского Крем­ля «Великопостный» (другие его названия — «Вседневный», «Семисо­тый», «Семисотенный»), который до сих пор висит на Филаретовской пристройке и весит около 800 пудов, был отлит, как свидетельствует надпись на нем, «повелением благочестивейшаго Великаго Государя нашего Царя и Великого князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца» мастером Иваном Моториным, сыном Федора Моторина, в 1705 г. из казенной меди. За четыре года до этого пострадавший во время пожара в Кремле в 1701 г. столетний ко­локол «Годуновский» (он же «Воскресный», «Большой») работы Анд­рея Чохова весом в 2450 пудов был по Указу Петра перелит Иваном Моториным с добавлением 3000 пудов меди и в 1704 г. поднят на преж­нее место — Успенскую звонницу. В 1714 г. на Царскую башню, рас­положенную в северо-западной части Кремлевской стены, был водру­жен 150-пудовый «Набатный» колокол, отлитый все на том же моторинском заводе. Иван Моторин изготовил колокол весом более 4000 пудов для Троице-Сергиева монастыря и перелил для него же ко­локол «Набатный». В 1717 г. Петр I приказал слить для московского Новоспасского монастыря колокол весом 1100 пудов¹⁸.

Несмотря на секулярные тенденции, первая половина XVIII в. ста­ла для Данилова монастыря временем значительного каменного стро­ительства: храмы реконструировались, созидались новые, освящались престолы.

В 1730 г. при игумене Герасиме, руководившем монастырем с 1727 по 1732 г., храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, возведен­ный Иоанном Грозным, из-за ветхости был разобран до основания, а у примыкавшей к нему Покровской церкви с приделом святого про­рока Даниила, трапезной и ризничных палат сняты завершения, кров­ли, своды, уровни второго света. Тем самым был подготовлен цоколь­ный этаж, на котором, как на стилобате, был возведен новый храм во имя Святых Отцов, окруженный с трех сторон открытой галереей с двумя высокими крыльцами — южным и северным. Шатровой коло­кольни перестройка не коснулась, и она продолжала использоваться по своему назначению.

Прошло уже более полувека, как Данилов монастырь был обнесен крепостными стенами с зубцами и бойницами, с большими десяти­гранными и малыми прямоугольными башнями по периметру. Посре­дине северной стены находились Святые ворота, декорированные рез­ными карнизами, поясками и изразцовым рельефом¹⁹. Они имели троечастное деление. Центральный пролет, шире и выше боковых арок, был по преимуществу закрыт и отворялся лишь на большие мо­настырские праздники и для прохождения крестных ходов²⁰.

В 1731‒1732 гг. над Святыми воротами по прошению игумена Гера­сима и на средства московского купца Михаила Андреевича Косырева была возведена небольшая, «иже под колоколы», церковь во имя пре­подобных Даниила и Симеона Столпников. Сложенная из красного кирпича с белокаменным узорочьем и обходной галереей-гульбищем²¹, она была намеренно архаизирована и приближена к стилю главного собора и Святых ворот.

Надвратная колокольня, чьи пластично переходящие объемы рас­полагались на одной вертикальной оси с церковью («восьмерик на четверике»), была закончена только к 1736 г. при игумене Товии. Ее сооружением, как и предположительно постройкой церкви, руково­дил Иван Федорович Мичурин²² (1700‒1763) — один из самых талант­ливых русских архитекторов XVIII в., о котором следует рассказать особо.

Мичурин родился в семье мелкопоместных дворян Костромской губернии и по окончании Санкт-Петербургской морской академии был командирован в качестве пенсионера Петра I на шесть лет в Гол­ландию для обучения инженерным наукам и архитектуре. Возвратясь в 1726 г. в Россию, он принял участие в строительстве дворцов Петер­бурга и его окрестностей. В 1731 г. Ивана Федоровича переводят в Мо­скву помощником главного архитектора города И. А. Мордвинова, по­сле безвременной кончины которого в 1734 г. его самого назначают на эту должность.

Даровитый и энергичный, Мичурин сумел в 1739 г. закончить пер­вый геодезически выверенный генеральный план Москвы, начатый его предшественником по указанию императрицы Анны Иоанновны, дабы упорядочить городскую застройку (с тех пор в истории картогра­фии план именуется «Мичуринским»). С начала 1730-х гг. он руково­дил работами по реконструкции обрушившегося массивного шатра Воскресенского собора Новоиерусалимского монастыря, ремонтом Сухаревой башни, производил осмотры и делал описи в ряде монасты­рей; после опустошительного московского пожара 1737 г. возобновил Спасскую и Никольскую башни Кремля, участвовал в восстановлении храма Василия Блаженного, занимался внутренним переустройством и реставрацией зданий Кремля.

В 1741 г. Мичурин построил церковь Живоначальной Троицы на Арбате, в следующем году по повелению императрицы Елизаветы Пе­тровны и на выделенные ею денежные средства возвел надвратную церковь праведных Захарии и Елизаветы в Златоустовском монастыре и еще через четыре года здесь же поставил новую колокольню (при­мечательно, что эти постройки стилистически перекликались с надвратным храмом и колокольней Даниловской обители²³).

Как архитектор духовного ведомства Мичурин оставил большое наследие в виде многочисленных проектов церковных зданий для та­ких городов, как Тверь, Коломна, Нижний Новгород, Брянск. Опыт и мастерство Мичурина высоко ценил Бартоломео Растрелли, доверив­ший ему в конце 1740-х гг. воплощение в жизнь своего замысла: воз­ведение 88-метровой пятиярусной колокольной вертикали для Троице-Сергиевой лавры — самого высокого сооружения России того времени (в работе Ивану Федоровичу помогал его любимый ученик архитектор Д. В. Ухтомский). Также московский зодчий руководил строитель­ством Андреевской церкви в Киеве, заложенной, по преданию, на ме­сте водруженного апостолом Андреем креста, и по ходу работ вносил существенные изменения и дополнения в первоначальный проект ве­ликого итальянского маэстро. Он же возглавлял постройку в Киеве царского дворца для императрицы Елизаветы Петровны.

Сооружение в 1730-е гг. в Даниловом монастыре колокольни над кубическим четвериком церкви во имя преподобных Столпников Да­ниила и Симеона, «что на вратах», было одной из первых самостоя­тельных работ в долгой и успешной карьере плодовитого архитектора. Уже на этом этапе можно проследить то общее, что будет характерно для его творчества: приверженность традициям древнерусского зодче­ства с его простыми и строгими, плоскостными геометрическими фор­мами в сочетании с обильным декорированием пилястрами. Впослед­ствии, развившись, эта типичная для Мичурина трактовка несколько запоздалого архитектурного стиля московского, или «нарышкинского», барокко проявится в мощной пластике многоярусных колоколен с ко­лоннами различных классических ордеров — отличительной черты зрелого русского барокко Елизаветинских времен.

Даниловская надвратная колокольня И. Ф. Мичурина состояла из трех убывающих по высоте, как бы вырастающих один из другого ярусов-октагонов (этот архитектурный прием носил название «возне­сение звона»), увенчанных на самом верху небольшой «вызолоченной чрез огонь» главкой грушевидной формы и восьмиконечным крестом. Арки первого, звонильного, яруса: широкие — до 3 аршин (2 м) и вы­сокие — более 4 сажен (9 м), — «глядели почти по компасу: на юг, на север, на восток, на запад, на юго-запад, на юго-восток, на северо-восток и на северо-запад»²⁴. Высящаяся над главным входом в обитель 45-метровая колокольня гармонично вписывалась в окружающее про­странство, централизуя и собирая его вокруг себя, и своей легкостью и одухотворенностью пропорций приближала весь монастырский ан­самбль к идее воплощенного первообраза Града Небесного Иерусали­ма на земле.

До того как начать возведение свода над нижним ярусом надвратной колокольни, на него были подняты колокола, висевшие до этого в шатровой колокольне храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов. В дополнение к ним был отлит новый большой благовестник — моло­дым мастером Константином Михайловичем Слизовым²⁵, впослед­ствии получившим широкую известность в обеих столицах. Его коло­кола можно было слышать в московской обители Покрова Пресвятой Богородицы, в главных соборах Санкт-Петербурга: Петропавловском,

Адмиралтейском, Казанском, Смольном. Самая знаменитая его рабо­та — переливка в 1761 г. Большого Успенского колокола для «Иванов­ского столпа» в Кремле, первого по величине звучащего в те годы мо­сковского благовестника весом 3537 пудов (58 т).

В 1774 г. Слизов основал собственный завод за Земляным городом, в приходе церкви Спаса Преображения Господня, «что в Спасской». Позднее на нем трудился легендарный мастер-литейщик Семен Гаври­лович Можжухин, им владели 1-й гильдии купцы — секунд-майор Ассон Струговщиков, Николай Дмитриевич и Павел Николаевич Финляндские. Примечательно, что слитые ими на бывшем заводе Слизова колокола дополнят и украсят своим звучанием монастырский «Даниловский звон».

На момент окончания строительства колокольни при церкви Да­ниила и Симеона Столпников общий вес колоколов обители составлял 163 пуда (2670 кг). Тогда же на втором высотой более 2 сажен (4,5 м) ярусе по просьбе игумена Герасима и «по моде тех лет» был установлен часовой механизм немецкой работы с циферблатами, поделенными на 12 часов, и боем. Ход времени: каждый час, полчаса и четверть часа, — отмечали пять специальных, небольших по размеру музыкальных ко­локолов (в отличие от церковных у них был короткий звук), причем их светский звон никогда не смешивался с богослужебным. Даниловские куранты, «полезные братии», прихожанам и доставлявшие «утешение проходящим мимо монастыря» путникам²⁶, можно было слышать еще в начале XIX в. Но затем часы были безнадежно испорчены (вероятно, они пострадали в 1812 г. во время пребывания в монастыре наполео­новского гарнизона) и были впоследствии демонтированы.

В 1746 г. началась разборка шатровой колокольни при храме Свя­тых Отцов и Покровской церкви, молчавшей уже 10 лет. Вот как об этом сказано в одной из реляций игумена Товии: «Да при тех же церк­вах колокольня каменная в праздности, в которой никакой нужды не находится, надлежит разобрать»²⁷. И снова было принято не совсем обычное архитектурно-композиционное решение: снять только верх­ний ярус колокольни, а два нижних оставить, и на них, а также на ча­сти свода западной паперти и трапезной храма Святых Отцов возвести столпообразную церковь во имя преподобного Даниила Столпника, в которую перевести из надвратного подколокольного храма посвящен­ный этому святому престол. Даниловскую церковь венчал восьмигран­ный барабан и главка, поднятая на высоту, равную храму Святых От­цов. В результате оба храма, хотя и разновременные, не отличались по стилю и форме и наилучшим образом — конструктивно и декоратив­но — дополняли друг друга, внешне представляясь едиными.

В 1763 г., уже при архимандрите Константине (Борковском), однопрестольную церковь Даниила Столпника торжественно освятил пре­освященный Тимофей, митрополит Московский и Севский. Согласно монастырской описи, к этому времени набор колоколов надвратной звонницы храма преподобного Симеона Столпника (в нем остался лишь один его престол), состоял из семи церковных колоколов.

При настоятеле монастыря архиепископе Астраханском и Ставро­польском Никифоре (Феотоки), в 1795 г., колокольня пополнилась новым колоколом весом в 115 пудов (1878 кг) работы Семена Можжухина. В течение последующих восьми лет он считался в Данилове самым тяжелым. Позднее, в середине XIX в., он получит название «Полиелейного», т.е. благовествующего в средние, полиелейные празд­ники, когда во время службы в храме зажигаются паникадила. Его де­коративное убранство состояло из нескольких рядов украшений с тщательно проработанными деталями: пояса херувимов, изображения которых восходили к прототипам более раннего времени — конца XVI — середины XVII в., пояса арабесок с растительным, выполнен­ным в стиле барокко орнаментом, парными иконами Спасителя и Божией Матери в прямоугольных картушах, а также гравированной над­писи церковнославянской вязью.

Позднее, весной 1803 г., «тщанием» архимандрита Георгия и «иж­дивением доброхотных вкладчиков» с «прибавлением неокладных мо­настырских сумм»[3] на заводе Ассона Струговщикова был отлит «Боль­шой» благовестник весом в 314 пудов 19 фунтов (5125 кг)²⁸. Для того чтобы найти на его изготовление необходимые средства, а также сле­дуя благочестивой традиции собирать деньги на богоугодные дела всем миром, монастырь в течение многих месяцев вел тщательный учет всех целевых пожертвований, что нашло отражение в двух объемистых па­мятных книгах за 1801 и 1802 гг.²⁹

Прошло еще полвека. В 1859 г., при архимандрите Иакове (Кроткове), впоследствии епископе Муромском, викарии Владимирской епархии, в церкви преподобного Симеона Столпника «над Святыми воротами, под колокольнею» был «возобновлен, покрыт лучшим кар­мином и позолочен» многоярусный иконостас с деревянною резьбою и поновлены 36 древних икон. Тогда же переделали и ведущие в мона­стырь Святые ворота: обветшавшие деревянные были заменены на же­лезные³⁰. В том же году в монастырской описи мы встречаем перечис­ление колокольного набора Даниловской звонницы, насчитывающего восемь колоколов. Список возглавлял самый тяжелый на тот момент «Большой» колокол Струговщикова, затем шел «Полиелейный» Можжухина, третьим и четвертым упоминались два «Царских» колокола Моторина.

Именно в таком составе колокола благовестили по случаю посе­щения Данилова монастыря императором Александром III и импе­ратрицей Марией Феодоровной с их августейшим семейством 12 мая 1883 г. — в первый из трех дней говения накануне Священного Коро­нования в Успенском соборе Московского Кремля. Вот как писал об этом в своем дневнике 15-летний наследник цесаревич Николай Алек­сандрович: «Поехали в следующие монастыри: Донской, Даниловский и Симоновский; в первом мы осмотрели церкви; во втором присут­ствовали на обедне, прикладывались к мощам св. Даниила Алексан­дровича и получили разные подарки от настоятеля; в третьем также осматривали древние церкви, иконы и сосуды; влезали на 44-саженную колокольню³¹»³².

Сохранилось свидетельство и самого настоятеля Данилова мона­стыря архимандрита Амфилохия (Казанского-Сергиевского), с 1888 г. епископа Угличского, викария Ярославской епархии. Он вспоминал, что будущий святой страстотерпец император Николай II «с особым вниманием осмотрел все достопримечательности в Даниловом мона­стыре», основанном его предком, сыном святого благоверного князя Александра Невского, «в особенности... выказывая любовь к досточ­тимым древностям»³³. Можно представить, с каким увлечением и пре­восходным знанием предмета рассказывал о монастырской старине: Евангелиях, иконах, ризах, сосудах, кадилах, колоколах, — своим авгу­стейшим слушателям высокообразованный игумен, много десятиле­тий посвятивший изучению церковного прошлого, написавший пер­вый исторический труд об обители Даниила Московского³⁴ и за ученые заслуги избранный в действительные члены многих российских исто­рических и археологических научных обществ.

Шли годы. Вес колоколов Данилова монастыря все более укруп­нялся, а их количество к концу XIX в. возросло уже до 14³⁵. Главным источником пополнения колокольного ансамбля были пожертвова­ния благотворителей, в первую очередь тех, кто имел на территории обители родовые захоронения.

Из бумаг монастырского архива становится известным, что в 1888 г. «Большой» колокол Струговщикова по чьей-то неосторожности был разбит. Настоятель обители архимандрит Иона с насельниками возы­мели намерение восстановить праздничный благовестник. Идея сразу же нашла отклик в сердцах даниловских прихожан. Но всех опередила купеческая вдова Анастасия Сергеевна Захарова, пожелавшая в память покойного мужа на собственные средства изготовить «главный коло­кол на колокольню Данилова монастыря»³⁶. Годом ранее ею уже было сделано крупное пожертвование в пользу обители: куплен за 1500 руб. дом, построенный на монастырской земле и принадлежавший кол­лежскому секретарю Никольскому, для устройства в нем церковноприходской школы³⁷.

27 июля 1890 г. она написала письмо на имя митрополита Москов­ского и Коломенского Иоанникия (Руднева), в котором испрашивала позволения «устроить» колокол «весом около 600 пудов с тем, чтобы разрешено было употребить в это же число и старый колокол весом в 314 пуд». При этом она поясняла, на что конкретно пойдет ее денеж­ный вклад в 15 000 руб.: «Как добавочное число около 280 пудов меди к 314 пудам, так и переливка колокола, и равно и подвешивание на колокольню будет сделано на мои средства, на что и прошу разрешения Вашего Высокопреосвященства. При сем представляю удостоверение архитектора о прочности колокольни и копию надписи на старом ко­локоле, свидетельствующую о том, что он не имеет археологического^[4]значения»³⁸.

Прошение купеческой вдовы было подкреплено письменным хо­датайством настоятеля Данилова монастыря архимандрита Ионы со старшею братиею, в котором говорилось: «Для благолепия монастыр­ского богослужения нам желательно было бы иметь больший колокол, посему просим Ваше Высокопреосвященство, нашего милостивого архипастыря и отца, благоволите разрешить нам принять жертву За­харовой на изложенном ею условии»³⁹.

Обращение жертвовательницы и просьба монастырских насельни­ков получили одобрительную резолюцию митрополита Иоанникия. Колокол был изготовлен на заводе Финляндского одним из самых та­лантливых московских литейщиков конца XIX в. Ксенофонтом Верев­киным (он отливал колокола для храма Христа Спасителя, собора Рождества Христа Спасителя Рижской епархии, для церквей и мона­стырей Святой Земли). Помимо придания творениям своих рук пре­восходных акустических качеств он удивительно тонко чувствовал красоту формы колокола, мастерски подчеркивая ее профильной об­работкой и орнаментацией в «древнерусском» («византийском») сти­ле, который был определяющим при строительстве и обустройстве храмов в царствование императора Александра III. Его благовестник — тяжеловес для Данилова монастыря стал выдающимся произведением художественного литья. Высокий уровень выполнения декора, под­черкнуто сдержанный и тщательно продуманный, позволяет предпо­ложить участие в его создании даровитого художника-профессионала.

На бронзовой чаше-тулове орнамент располагался традиционно — поясами. По главе колокола шел фриз из равноконечных крестов в об­рамлении жемчужника и килевидных кокошников со стилизованными растительными вставками. Ниже следовал широкий пояс из больших и малых картушей, в которые были помещены иконы равноапостоль­ных князя Владимира и княгини Ольги, преподобного Даниила Столп­ника и преподобного Иоанна Кассиана Римлянина⁴⁰. При их модели­ровке использовался высокий скульптурный рельеф. По колоколу в несколько рядов проходила пространная литая надпись, выполненная заглавными буквами церковнославянского шрифта. Вверху, над широ­ким орнаментальным поясом, был процитирован текст церковного песнопения («задостойника») на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы: «Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу». Это величание с самого большого, 1650-пудового «Тор­жественного» колокола храма Христа Спасителя работы Ксенофонта Веревкина, повторенное затем на множестве русских колоколов, очень верно передавало суть церковного звона: в земле и из земных эле­ментов слитый, колокол заставляет воздух, всю стихию видимого неба звучать и петь хвалу Богу. Внизу, на валу, помещалась своего рода «поминальная записка»: «В лето от воплощения Бога Слова, 1890-е, в Царствование Императора Александра III по благословению митро­полита Московского Иоанникия перелит сей колокол благовестник в обитель князя Даниила, именуемую Даниловским монастырем, что за Серпуховскими воротами в Москве, из стараго 300 пуд колокола с при­бавлением новаго высшаго сорта металла старанием настоятеля архи­мандрита Ионы жертвою вдовы купчихи Анастасии Сергеевны Заха­ровой о упокоении души мужа ея раба Божия Иоанна. Москва. Завода Н. Д. Финляндскаго лил мастер Ксенофонт Веревкин». Рядом с име­нем литейщика воспроизводились восемь знаков отличия, включая Государственный герб Российской империи и медали, которыми про­дукция завода в разные годы была отмечена на всероссийских и меж­дународных выставках.

Колокол-рекордсмен, по даниловской традиции прозванный «Боль­шим», или «Праздничным»⁴¹, вышел на 122 пуда «внушительней», чем первоначально планировалось: его вес составил 722 пуда (или 12 т); только один его язык весил почти тонну!

На протяжении веков появление каждого нового колокола в мона­стыре иноки приветствовали своим, «Даниловским», звоном. На этот раз встреча невиданного еще в этих стенах чудо-богатыря прошла осо­бенно торжественно. Однако, по дальнейшему рассуждению, колокол так и не решились поднять на уготовленное для него место, несмотря на предварительные данные купеческой вдове Захаровой письменные заверения местного архитектора в достаточной прочности колоколь­ни. К тому же «имевший более 3-х аршин в диаметре» (2,7 м) «Боль­шой» оказался шире арок звонильного яруса и при всем желании не мог пройти внутрь. Одну из арок следовало «расшить». Но любое вме­шательство в существующую конструкцию грозило непредвиденными последствиями: слишком уж непрочной казалась возведенная полтора столетия назад надвратная колокольня. Оттого решили до поры до времени не рисковать, а устроить для даниловского новосела времен­ную деревянную звонницу на невысоком помосте, неподалеку от Свя­тых ворот, за оградой монастыря⁴². Однако, как гласит народная му­дрость, нет ничего более постоянного, чем временное.

В начале ХХ столетия неспешная молитвенная монашеская жизнь продолжалась заведенным веками порядком. Обитель богатела и одно­временно благоустраивалась. Традиционно значительная часть средств, поступавших в монастырь, расходовалась на дела благотворительно­сти и милосердия⁴³. В 1902 г. в бывшем братском трехэтажном корпусе-флигеле, с 1819 г. примыкавшем к западной стене Святых ворот и включавшем более ранний, келейный корпус XVIII в.⁴⁴, была открыта и освящена больница-приют для немощных и престарелых иноков мужских монастырей Московской епархии. Больничные палаты со­единялись с надвратной подколокольной церковью преподобного Си­меона Столпника и стеной монастыря Г-образной пристройкой и лестницей с аркой. Строительные работы велись на средства вдовы действительного статского советника Елизаветы Семеновны Ляминой (в 1898‒1899 гг. от нее в монастырь поступило крупное пожертвование на благоукрашение храмов обители — 9667 руб.⁴⁵). В самой церкви, до этого холодной, по проекту московского архитектора Петра Алексее­вича Виноградова⁴⁶ было устроено водяное и духовое отопление с вен­тиляцией; деревянные лестницы и подоконники заменены на камен­ные — из тарусского мрамора. Вновь, спустя чуть менее полувека, реставрировано 36 потемневших древних образов. Заказ был исполнен в мастерской известного мстёрского иконописца и реставратора Ми­хаила Васильевича Тюлина. Там же были написаны для храма и три новые иконы: Воскресения Христова, великомученика Пантелеимона и великомученика Трифона.

«Фабриканту иконостасных изделий» Николаю Алексеевичу Ахапкину⁴⁷, поставщику Двора Его Императорского Величества, было по­ручено: «Исправить иконостас под колокольней при богадельне, резь­бу с иконостаса снять, местами, где осыпалась позолота, вновь вызолотить, потерянную резьбу добавить, рамки вокруг икон вновь вызолотить, на резьбе потертую позолоту исправить.»

Церковная утварь была выписана из Московского отделения Торгово-промышленного товарищества «П. И. Оловянишникова сы­новья»⁴⁸: аналои, подсвечники, ладанницы, лампады с золотой грави­ровкой, кропила. У мастера серебряных дел Федора Акатова куплены восемь серебряных подсвечников и паникадило. Печник Михаил Ива­нович Дудичев под колокольней сладил кирпичный калорифер. Ре­монтировалась и сама колокольня: подрядчик плотницких работ Иван Григорьевич Павлов с августа по ноябрь возвел временные подмости к колокольне, перестлал полы, соорудил новую лестницу с поручнями, обновил на крыше слуховые окна⁴⁹.

В начале января 1903 г. подколокольная церковь преподобного Си­меона Столпника была освящена митрополитом Трифоном (Туркестановым), епископом Дмитровским. Отныне во все воскресные и празд­ничные дни в ней стали совершаться богослужения, в которых участвовали престарелые и немощные монашествующие, что «достав­ляло им высокое религиозное утешение»⁵⁰. Здесь же ученики церковно­приходской школы при монастыре читали и пели на клиросе, а неко­торые приглашались на колокольню и помогали даниловским звонарям благовествовать⁵¹.

На 14-й год существования у стен монастыря временной деревян­ной звонницы, построенной специально для «Большого» колокола, звонари стали замечать, что при раскачивании колокольного языка в такт ему стала заметно раскачиваться и поскрипывать сама звонница. Настоятель монастыря архимандрит Тихон (Руднев) поручил произве­сти тщательный осмотр ее несущих деревянных опор. Результат провер­ки оказался неутешительным: столбы изрядно прогнили и грозили вот-вот обрушиться. По совету епархиального архитектора под балки, на которых висел колокол, были подведены дополнительные деревян­ные подпорки, но и с ними во время звона ощущалось значительное колебание всей звонильной конструкции.

«Настоятельно назрела неотложная нужда в постройке новой ка­менной колокольни, — писал в своем донесении от 10 февраля 1904 г. даниловский игумен отцу благочинному епархиальных монастырей города Москвы настоятелю Сретенского монастыря архимандриту Никону. — Давно уже жители Москвы, и особенно вкладчики, быва­ющие в монастыре, указывают на эту неотложную нужду; многие вы­ражают желание и обещание при постройке ее сделать пожертвование деньгами и строительными материалами. В 1903 г. поступило денеж­ное пожертвование на постройку колокольни более 6000 р[ублей]. Во время постройки ее пожертвования, несомненно, будут и будут значительные»⁵².

Но не только на помощь благодетелей и благотворителей рассчи­тывали монахи Даниловской обители. Монастырь и сам располагал надежными источниками пополнения своего бюджета, которыми со­бирался воспользоваться в таком важном деле, как сооружение новой колокольни. В это время статьи доходов штатных монастырей в Рос­сии помимо пожертвований складывались из процентов с банковского капитала, из штатного оклада (т.е. из государственного пособия, соот­ветствующего уровню классности монастыря) и из неокладных дохо­дов — церковных и хозяйственных. Архимандрит Тихон, обращаясь к отцу благочинному архимандриту Никону, просил «разрешить все вы­ручаемые ежегодно проценты расходовать на постройку колокольни, а также по окончании года и все могущие быть остатки от прихода». Приводя конкретные цифры, касающиеся Даниловской обители, он, в частности, писал: «Неокладной монастырской суммы [имеем] более 100 000 рублей, по которой получаем проценты ежегодно 4480 рублей. Под Павелецкую железную дорогу⁵³ взято монастырской земли по за­кону отчуждения 5218 кв. саж[ен], за которую Московской оценочной комиссией определено уплатить монастырю по 8 рублей за сажень, что с процентами на капитал со времени занятия отчужденной земли со­ставляет более 50 000 рублей»⁵⁴.

Отец благочинный архимандрит Никон согласился с доводами на­стоятеля Даниловского монастыря. Указом Московской духовной консистории от 7 июня 1904 г. за № 4480 монастырю разрешалось стро­ительство каменной колокольни с использованием суммы в 115 тыс. 112 руб. 25 коп., составленной из следующих статей доходов: «а) про­центов <...> с монастырского капитала в 100 000 рублей; б) процентов с капитала 50 000, имеющегося получиться за отчужденную под Па­велецкую железную дорогу землю; в) 6000 рублей, пожертвованных на сей предмет и г) остатки от ежегодных монастырских доходов за аренду земли, домов, продажи могильных мест и прочее в количестве 40 000 рублей, за вычетом из сей суммы необходимых расходов по монастырю»⁵⁵.

Образованный таким образом капитал позволял, не перестраивая существующую с 1736 г. историческую надвратную колокольню, со­орудить новую, пятиярусную. Ее было решено возвести у западной мо­настырской стены, на месте ступеней каменной террасы с трехствор­чатыми дверями, ведущими на территорию обители. Но для этого требовалось заручиться надлежащим разрешением еще одной инстан­ции — Императорского археологического общества, которое должно было подтвердить, что терраса не является исторически значимой. 1 июля, спустя две недели после посланного запроса, пришел ответ: «К постройке в западной части монастыря новой каменной колоколь­ни со стороны Общества препятствий не встречается»⁵⁶.

Буквально на следующий день, 2 июля, по заранее составленному и утвержденному Строительным отделением Московского губернско­го правления проекту приступили к работам по разборке террасы и вы­емке земли под фундамент будущей колокольни: в длину 13 сажен (28 м), в ширину 7 сажен (15 м) и в глубину около 1 сажени (2 м). Ис­следование подземного грунта до 14 аршин (10 м) показало, что он чрезвычайно слаб: на 12 аршин (8,5 м) шел мокрый песок (сказывалась близость к реке). И только на глубине 13 аршин (9 м) начинался впол­не крепкий грунт, на котором можно было основать центральную, са­мую тяжелую, часть колокольни.

Таким образом, возникла непредвиденная ситуация: необходи­мость закладки фундамента на уровне 13‒14 аршин от поверхности земли вместо предусмотренных по смете 4‒5 аршин. А это, по подсче­там руководившего строительством архитектора П. А. Виноградова, увеличивало затраты на 23 тыс. руб. Ввиду того, что монастырь не имел в наличии таких денежных средств, было решено земляные работы приостановить и подготовить новый, удешевленный проект, с тем, чтобы вписаться в бюджет, согласованный с Московской духовной консисторией, — 115 тыс. руб. При этом глубина залегания фундамен­та должна была увеличиться до 14 аршин от поверхности земли.

Параллельно со строительными хлопотами настоятель архиман­дрит Тихон продолжил формирование колокольного ансамбля Дани­лова монастыря. В первой половине 1904 г. для новой звонницы все на том же заводе П. Н. Финляндского — лучшей колокололитейной «торговой марке» того времени⁵⁷ — жертвою насельника обители иеро­монаха Иоакима⁵⁸ был слит еще один крупный благовестник, усту­пающий по величине только «Большому» колоколу. Его вес составил 365 пудов (без малого 6 т). С его появлением удалось воссоздать кра­сочный тембр основного тона разбитого в 1888 г. 314-пудового колоко­ла Струговщикова. Как и прежние Даниловские колокола, он был бо­гато орнаментирован. С его главы несколькими ярусами спускались вписанные друг в друга сводчатые кокошники с растительным деко­ром, жемчужник, фриз в русско-византийском стиле, включавший не­сколько больших круглых медальонов с рельефными иконами Святой Троицы, Спаса Нерукотворного, святого князя Даниила Московского в схиме⁵⁹, перемежаемых меньшими по величине круглыми медальо­нами со вставками из стилизованных равноконечных крестов. Между верхним пояском и сложным орнаментальным фризом был вновь про­цитирован «задостойник» на праздник Благовещения: «Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу». Ниже на валу была исполнена церковнославянским шрифтом вкладная ктиторская надпись: «Пожертвован в 1904 году иеромонахом Иоакимом в Дани­ловский монастырь в Москве в Царствование Государя Императора Николая II при настоятеле архимандрите Тихоне. Лит в заводе Павла Николаевича Финляндскаго, весу 365 пуд». К новому колоколу пере­шло название 115-пудового «можжухинского», появившегося в Дани­ловском монастыре в 1795 г. — «Полиелейный». Именовавшийся же поначалу «Большим», а затем «Полиелейным», старый колокол полу­чил на этот раз название «Будничный», или «Вседневный»: отныне он станет участвовать в повседневных службах в отличие от праздничных и воскресных колоколов.

В самый разгар работ над «экономным» проектом Даниловской звонницы скончался архимандрит Тихон. Со второй половины 1904 до середины 1906 г. в монастыре настоятельствовал преосвященный Ни­кон (Рождественский), епископ Серпуховской, викарий Московской епархии. При нем, духовном писателе и издателе, будущем архиепи­скопе, члене Государственного Совета и Священного Синода, в Даниловом монастыре продолжилось рассмотрение новых вариантов стро­ительства колокольни. В январе 1905 г. архитектор П. А. Виноградов вынес на обсуждение план и чертежи двух каменных звонниц, при­страиваемых с обеих сторон Святых ворот. Но и от этой идеи пришлось отказаться ввиду значительных денежных затрат⁶⁰.

В июне 1906 г. епископ Никон был перемещен с Серпуховской ка­федры на Вологодскую, и ему пришлось покинуть Даниловскую оби­тель. Тогда же в Успенском соборе Кремля во епископа Серпуховского был хиротонисан недавний ректор Московской духовной семинарии архимандрит Анастасий (Грибановский), которому едва минуло 30 лет. Местопребыванием молодому новорукоположенному епископу был назначен Данилов монастырь⁶¹.

В течение последующих восьми лет епископ Анастасий будет управлять обителью святого князя Даниила. При этом в его обязанно­сти как викария Московской епархии входило также совершение праздничных богослужений в Большом Успенском соборе Кремля и храме Христа Спасителя, заведование духовными учебными мужски­ми и женскими заведениями, руководство работами комиссий по устройству церковных торжеств в связи с прославлением святителя Гермогена, празднования 100-летия со дня рождения погребенного в стенах Данилова монастыря Н. В. Гоголя, 100-летия Бородинской бит­вы, 300-летия Дома Романовых. В 1916 г. он был посвящен в сан архи­епископа, а в 1917‒1918 гг. участвовал в работе Поместного Собора Русской Православной Церкви. Уже после большевистского перево­рота, оказавшись в эмиграции, он станет митрополитом, председате­лем Архиерейского Собора и Синода, Первоиерархом Русской Право­славной Церкви за границей.

Близко знавшие митрополита Анастасия в эмиграции считали, что его духовный облик сложился под влиянием прославленных москов­ских святынь⁶². И не в последнюю очередь — святынь Данилова мона­стыря. Под окнами настоятельского дома находились могилы первых русских самобытных философов-славянофилов, что провидчески пре­допределило его последующее сближение с современными ему фило­софами, такими как братья Е. Н. и С. Н. Трубецкие, а также потомками славянофилов Д. А. Хомяковым и А. Д. Самариным. На протяжении всей жизни владыка Анастасий был известен в народе как аскет и мо­литвенник, который стремился придать богослужению не только стро­гую уставность, но и красоту звучания, настраивающую на возвышен­ный, молитвенный лад. Оттого не удивительно, что с появлением в Даниловской обители нового настоятеля затянувшаяся на многие годы история со строительством звонницы под благовестники-тяжеловесы, миссия которых сравнима с музыкальной проповедью, наконец-то была благополучно разрешена.

7 сентября 1906 г. Технической частью Управления Московского градоначальства был рассмотрен и одобрен уникальный инженерный проект по укреплению уже имеющейся исторической надвратной ко­локольни Данилова монастыря, который можно считать настоящим прорывом инженерно-технической мысли своего времени. Впервые за всю историю реставрационных работ в России конструкцию коло­кольни предлагалось усилить с помощью сложного 650-пудового кар­каса из «литого железа высшего качества», не подвергая изменению ее внешний вид. Каркас пронизывал стены звонильного яруса-восьмерика и своею тяжестью опирался на 250-пудовые чугунные, «с подливкой цемента», подушки по углам четверика надвратного храма Симеона Столпника. При этом железным частям конструкции придавалась пя­тикратная, а чугунным, каменным и деревянным — десятикратная прочность. Основная часть нагрузки переносилась на нижнюю часть здания, позволяя всему сооружению выдержать значительный допол­нительный вес двух самых крупных Даниловских колоколов: «Боль­шого» в 722 пуда и «Полиелейного» в 365 пудов⁶³.

Уникальная операция была разработана и проведена молодым инженером-механиком, недавним выпускником Императорского Московского технического училища, заведующим Бюро железных конструкций Брянского рельсопрокатного, железоделательного и ме­ханического завода Николаем Владимировичем Подчинённовым⁶⁴.

4 октября 1906 г. последовал Указ Московской духовной консисто­рии о начале проведения работ, а спустя месяц, 3 ноября, «Торговый дом Шварцкопф, Дзирне и Кольпак» принял от Данилова монастыря заказ на изготовление на его заводе железной конструкции под коло­кола. Автору проекта Н. В. Подчинённову «предоставлялось исклю­чительное право следить за работами как на заводе, так и на месте установки и делать указания относительно способа производства ра­бот». В контракте было строго оговорено, что произведенная Торго­вым домом конструкция должна быть предварительно собрана и ис­пытана посредством нагружения ее расчетным весом и только после этого доставлена на место, окончательно собрана и установлена на ко­локольне. Рабочим вменялось в обязанность «обращаться с величай­шей предосторожностью с существующей кладкой стен, в особенно­сти сводов и арок», и не разрешалось «склепывание частей конструкции на своде находящейся под колокольней церкви»⁶⁵.

7 апреля 1907 г. сложный процесс «установки железной конструк­ции для привеса колоколов на древней колокольне Московского Да­нилова монастыря», стоивший монастырю 7885 руб. 38 коп.⁶⁶, был успешно завершен. На металлоконструкции, в ярусе звона, был снача­ла закреплен уже находившийся там «Полиелейный» колокол. Затем по специально выстроенным рядом с колокольней лесам поднят «Большой» колокол и через временные клиновидные выемки в кладке арочных столбов перемещен внутрь и подвешен. Техническим подроб­ностям проведения этой операции инженер Н. В. Подчинённов посвя­тил статью, напечатанную в Бюллетене Политехнического общества, и отдельно вышедшую книгу⁶⁷. А отлично себя зарекомендовавший на даниловском объекте «Торговый дом Шварцкопф, Дзирне и Кольпак» уже через два года провел аналогичные работы по укреплению коло­кольни Ивана Великого в Кремле.

В 1906‒1907 гг. на заводе П. Н. Финляндского была заказана целая партия колоколов (в количестве 10 штук), изготовление которых было приурочено к окончанию работ по реконструкции Даниловской коло­кольни. Их вес — от 137 пудов 31 фунта (2249 кг) до 24 фунтов (10 кг)⁶⁸. Счет к оплате был выставлен конторой завода на имя уже упоминав­шегося выше иеромонаха Иоакима — в то время ризничего Данилова монастыря (см. примеч. 58). Очевидно, как и в случае с литьем в 1904 г. «Полиелейного» колокола, он выступил дарителем этих колоколов⁶⁹. Самый крупный из них хотя и стал третьим по величине в Данилов­ском ансамбле, однако не мог конкурировать с чуть меньшим по весу и близким ему по основному тону 115-пудовым «Будничным» можжухинским колоколом 1795 г. Он был назван «Постовым» и использовал­ся вне ансамбля — только для благовеста в период Великого Поста. Декоративный фриз из сложносочлененных сводчатых кокошников опоясывал верхнюю часть колокола. Под ним проходила узкая и пло­ская кайма со вставкой жемчужника и ниже отлитый в металле текст Архангельского гласа, набранный заглавными церковнославянскими буквами: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою». В оформлении до­минировал широкий пояс растительного узора в виде виноградной лозы со вставками из стилизованных крестов; в разрыв орнамента были помещены обрамленные причудливо переплетенными лентами картуши с высокохудожественно, почти горельефно выполненными ликами Спасителя, Божией Матери, Святителя Николая и Иоанна Предтечи. Над нижним валиком колокола шла вкладная надпись: «В Царствование Государя Императора Николая II Александровича Самодержца всея России вылит сей колокол в Москве в заводе П. Н. Финляндскаго весу 137 пуд 31 фунт».

Помещением на ярус звона «Постового» колокола и подвеской бо­лее мелких колоколов, добавленных к уже существующему набору для полноты звучания, завершилось формирование Даниловского коло­кольного ансамбля общим весом в 1450 пудов (около 24 т).

Первый раз на обновленной монастырской надвратной звонни­це — превосходно технически организованном сооружении — звонили на Святую Пасху, 22 апреля 1907 г.

По русской православной традиции и все последующие дни Свя­той седмицы, с конца Литургии и до пасхальной Вечерни, по крутым и узким каменным ступеням на продуваемую весенними ветрами коло­кольню взбирались любители поучаствовать в «целодневном» празд­ничном, «красном» звоне. А таковых было немало. Очередной звонарь-энтузиаст отделялся от заполнявших почти до отказа звонильную площадку прихожан Данилова, истово осенял себя крестом, прикла­дывался губами, как к иконе, к краю все еще звучащего колокола, под­ходил под него, на ходу подхватывая веревки и раскачав в мощном и широком размахе удивительно податливый гигантский язык, делал несколько гулких и раскатистых ударов. Разумеется, многие, особенно ребятишки, трезвонили в колокола почем зря, но их неумелость в та­кой праздник никого не раздражала и не сердила: даже беспорядочный звон на новой колокольне умилял, трогая сердца и души.

Именно с той памятной Пасхи 1907 г. колокола Данилова, разве­шанные по всем правилам звонарного искусства, стали слышны у стен Кремля и в Коломенском, за много верст от обители. Соседство с Москвой-рекой только усиливало резонанс: известно, что по водной глади звук летит очень далеко⁷⁰. Современники отмечали исклю­чительные акустические возможности и музыкальные достоинства «Даниловского звона», по праву считавшегося одной из вершин ма­стерства русских литейщиков. Говорили, что их звон напоминал зна­менитые «Ростовские звоны».

Необычайной глубиной, ясностью и четкостью звука, гармонич­ным сочетанием ярких, высоких обертонов с бархатистыми низкими отличался «Большой» колокол — один из 16 самых больших благовестников, когда-либо звонивших в Москве и ее окрестностях. Это его своеобычное, редкостно проникновенное, мистически-минорное зву­чание Иван Сергеевич Бунин назвал «золотым, глухим, подземным»⁷¹. А недавно почивший 98-летний даниловский прихожанин Михаил Иванович Макаров, юношей звонивший на монастырской колоколь­не, вспоминал: «Большой <...> колокол долго держал звук по оконча­нии звона. Иногда при входе в монастырские ворота я заставал конец звона. Идешь через ворота. по монастырю. мимо Троицкого собо­ра. и все это время отчетливо слышишь продолжающийся звук рас­ходившегося колокола: “у-у-у.” И отзыв-похвала всему Даниловско­му колокольному подбору: «Больше всех других звонов я любил звон Данилова монастыря, отличавшийся своей особенной дикцией. <.> При даниловском трезвоне слышалось ничем не заслоняемое, четкое, красивое созвучие трех колоколов: “Большого”, “Полиелейного” и “Будничного”, — дополняемое стройной мелодией малых колоколов»; «...четыре зазвончика, помещавшиеся на небольшой станине у юго-западной арки, были совсем небольшими колоколами, самое большее весом в 1 пуд, но звук их был очень звонким, никогда не заглушаемым при трезвоне остальными колоколами. Говорили, что один зазвончик — серебряный, а другие три с большим содержанием серебра в сплаве»; «Звуковые сочетания при умелом трезвоне получались очень красивые. <.> Даниловский звон больше других “просился в душу”»; он «был слышен очень отчетливо и далеко разносился в полях. Вид Москвы в лучах заходящего солнца и под торжественно плывущий звон — это было дивно! <.> Создавалось впечатление, что трезвонят несколько колоколен, слышалась набатность и русская широта»⁷².

Примечания

¹ В середине XIX в. известным историком, знатоком московских древностей, профессором Московского университета И. М. Снегиревым была выдвинута гипо­теза о возведении в Даниловом монастыре между 1272‒1282 гг. первого в столице каменного храма на полвека раньше Успенского собора в Кремле. Она была под­держана авторами капитальных трудов по истории русского зодчества — А. М. Павлиновым и М. В. Красовским, но в начале 60-х гг. XX в. опровергнута историком, археологом и архитектором Н. Н. Ворониным, который назвал ее «укоренившейся в литературе легендой». См.: Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII‒XV веков. В 2 т. М., 1961‒1962.

² Впервые в русских летописях колокола упоминаются в 988 и 1066 гг. Новго­родская летопись говорит о колоколах при храме Святой Софии. В конце XII в. колокола уже имелись в церквах и монастырях Полоцка, Новгорода-Северского, Владимира на Клязьме. Ранний период колокольной истории России довольно хо­рошо представлен многочисленными археологическими находками в виде целых колоколов или их фрагментов; они обнаружены в основном при раскопках горо­дов, сгоревших в результате противоборства удельных князей и набегов степных кочевников. Древнейшим русским колоколом считается один из двух колоколов коринфской меди в 2 пуда и 10 фунтов, обнаруженный в 1824 г. при раскопках фун­дамента киевской Десятинной церкви. О русских мастерах колокольного дела впервые упоминается в летописи 1194 г. В XII в. в Суздале и Киеве появились литейные мастерские. К XIV в. центром литейного дела становится Москва. Шашкина Т. Б. Древнерусские колокола домонгольского времени // Колокола. История и современность. 1990. М., 1993. С. 128‒142; см. также: Константинова В. О цер­ковных звонах // Мир Православия. 2003. № 5.

³ «При церкви [преподобного Даниила Столпника] с первого ее устроения была и звонница, это естественно, — писал в конце XIX в. историограф Данилова монастыря архимандрит Дионисий (Виноградов), — иначе и быть не может; где церковь, там и звонница или колокольня. <...> Вероятно, на деревянной церкви преподобного Даниила Столпника, устроенной князем Даниилом, и, конечно, снабженной от него колоколами, долго существовали колокола, данные сим кня­зем». Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь тре­тьего класса Московской епархии в Москве. Краткий очерк». М., 1898. С. 57‒58.

⁴ Архимандрит Дионисий (Виноградов), ссылаясь на сведения, почерпнутые из монастырской археологической метрики № 50 за 1882 г., пишет: «Нельзя отри­цать <...> того, чтобы Царь Иван Васильевич Грозный при пожертвовании средств на возобновление монастыря и устройство в нем каменной церкви, не прибавил бы от себя хотя небольшого одного колокола». Там же. С. 57‒58.

⁵ Материалы ICOMOS. Научно-информационный сборник. Вып. 1. С. 36.

⁶ Бураков Ю. Н. Под сенью монастырей московских. М., 1991. С. 31.

⁷ Амфилохий (Казанский-Сергиевский), архимандрит. Летописные и другие древ­ние сказания о св. благоверном князе Данииле Александровиче. М., 1873. С. 63; См. также: Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 63.

⁸ См.: Александровский М. Указатель московских церквей. М., 1915.

⁹ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 639. Л. 114 об. (Перевод с церк.-слав. яз.). Архиманд­рит Амфилохий (Казанский-Северский), а вслед за ним современный исследова­тель архитектурной истории Данилова монастыря Н. А. Ловкунас ошибочно пола­гали, что колокола были пожалованы царем Феодором Алексеевичем уже на новую колокольню, которая, по их мнению, была построена в 1682 г. См.: Ловкунас Н. А. К истории строительства храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов // Дани­ловский благовестник. 1996. № 8. С. 109‒110.

¹⁰ См.: Чугреева Н. Н. Святой благоверный князь Даниил Московский. Иконо­графия // Православная энциклопедия. Т. XV. М., 2007.

¹¹ Шатровые колокольни — один из характерных и узнаваемых элементов рус­ской архитектуры XVII в., ведущих свое происхождение от кремлевской Филаретовской пристройки-звонницы. Исследователь древней церковной архитектуры М. Красовский обратил внимание на сходство сооруженной в 1657‒1670-е гг. Мо­сковской колокольни церкви святителя Николая в Пыжах с колокольней храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов Данилова монастыря, а также на общее решение апсидных частей обоих храмов. См.: Красовский М. Очерк истории Мо­сковского периода древнерусского церковного зодчества. М., 1911.

¹² Впоследствии эти орнаментальные детали были почти полностью утрачены (сбиты, стесаны и заштукатурены). Ловкунас Н. А. Указ. соч. С. 108, 114.

¹³ Беляев Л. А. Новое о древностях Данилова монастыря. С. 93; Данилов мона­стырь начала XVIII в. также изображен на панораме ученика Пикарта — Яна Бликланда.

¹⁴ Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 64.

¹⁵ Горбунов Ю. Колокололитейщики на Самотеке // Московский журнал. 1995. № 10. С. 51.

¹⁶ Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 64.

¹⁷ К этому времени после интенсивных многолетних поисков были обнаруже­ны на Урале значительные рудные залежи, вблизи месторождений построены же­лезоделательные заводы с плавильными печами, что позволило в достаточной мере обеспечить государство металлом.

¹⁸ Костина И. Д. К истории создания Царь-колокола: Новые архивные мате­риалы // Колокола: история и современность. М., 1993; см. также: Горбунов Ю. Указ. соч. С. 51.

¹⁹ Изразцы Святых ворот Данилова монастыря, ныне утраченные, были анало­гичны изразцовому рельефу московской церкви Успения в Гончарах. См.: Мате­риалы ICOMOS. Научно-информационный сборник. Вып. 1. С. 36.

²⁰ В XIX в. западная арка была обращена в часовню, вход в которую находился снаружи монастыря.

²¹ Галерея была застроена к концу XVIII в.

²² РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 644. Л. 1 об.

²³ К сожалению, постройки не сохранились.

²⁴ Макаров М. И. Сокровенная память души: записки старого москвича. М., 2007. С. 216.

²⁵ Первый на Москве. Московский Данилов монастырь. С. 182. В книге-альбо­ме ошибочно указан «мастер Михаил Слизов».

²⁶ Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 65.

²⁷ РГАДА. Ф. 390. Оп. 1. Д. 10 934.

²⁸ Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С.64. Вес колокола откоррек­тирован в сторону уточнения в соответствии с более поздними данными.

²⁹ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 307, 308.

³⁰ Там же. Д. 644. Л. 62, 64.

³¹ Речь идет о 94-метровой, на 12 метров выше Ивана Великого в Кремле, пя­тиярусной колокольне Симонова монастыря, построенной по проекту К. А. Тона в 1839 г. Была взорвана в ночь на 21 января 1930 г.

³² ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 218. Л. 136.

³³ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 698. Л. 1‒2.

³⁴ Имеется в виду упоминавшееся выше сочинение архимандрита Амфилохия (Казанского-Сергиевского) «Летописные и другие древние сказания о святом бла­говерном Великом князе Данииле». М., 1873.

³⁵ Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 63.

³⁶ ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 674. Д. 33. Л. 1.

³⁷ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 144. Л. 166.

³⁸ ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 674. Д. 33. Л. 1

³⁹ Там же. Л. 1 об.

⁴⁰ Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (ок. 360-ок.435) был рожден в Ма­лой Скифии (ныне территория Румынии). С юности посвятил себя аскетической жизни и после долгих странствий по монастырям Палестины и Египта был рукопо­ложен в Константинополе святым Иоанном Златоустом во диаконы. Основал по уставу восточных обителей два общежительных монастыря — мужской и жен­ский — в Марселе (Галлии). В своих трудах стремился передать Западу монашеский опыт Востока. Чтимая Даниловская икона преподобного Иоанна Кассиана Римля­нина, писанная маслом в академической манере середины XVIII в. и повторенная в литом виде на «Большом» колоколе Ксенофонта Веревкина, поступила в обитель согласно завещанию статского советника Глеба Алексеевича Владыкина (погребен в 1803 г. на кладбище Данилова монастыря). Помещенная в иконостас придела свя­того князя Даниила в 1858 г. икона прославилась многочисленными исцелениями и чудесами. См.: Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 48‒50.

⁴¹ Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 63.

⁴² Из «Донесения о. Благочинному епархиальных монастырей Москвы настояте­лю Сретенского монастыря архимандриту Никону от настоятеля Данилова мона­стыря епископа Серпуховского Никона (Рождественского) от 11 октября 1904 го­да». РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 502.

⁴³ К 1803 г. относятся первые упоминания о существовавшей в монастыре бо­гадельни для престарелых женщин (на 20 человек). В 1863 г. архимандрит Иаков (Кротков) вместе со старшей братией испросили позволения открыть приют для заштатного духовенства, которое, как говорилось в представлении святителю ми­трополиту Филарету (Дроздову), «по бедности иногда терпит крайнюю нужду в са­мых главных потребностях жизни» и, «как менее обеспеченное сравнительно с дру­гими сословиями, заслуживает большего внимания со стороны общества». Первый на Москве. Московский Данилов монастырь. С. 75‒76. На рубеже XIX‒XX вв. Да­нилов монастырь делал ежегодные взносы в Миссионерское общество, в Братство святых Кирилла и Мефодия, в Братство Равноапостольной Марии, в Братство Свя­тителя Николая, «на Православие», «на слепых, расслабленных, неизлечимых больных», в «Общество Красного Креста», «на Святую Землю», на поддержку Мо­сковской Духовной семинарии и Московского духовного училища и проч., превы­шающие в общей сложности 10 000 руб. См.: Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 128‒129.

⁴⁴ В результате археологических исследований было установлено, что ранее на этом месте располагались келейные постройки XVI-XVII вв.

⁴⁵ Первый на Москве. Московский Данилов монастырь. С. 72. Архимандрит Дионисий упоминает, что в 1897‒1898 гг. Е. С. Лямина «обеспечила возобновление и исправление серебром и позолотой» церковной утвари Троицкого собора. См.: Дионисий (Виноградов), архимандрит. Указ. соч. С. 117.

⁴⁶ Архитектором П. А. Виноградовым (1858‒1910) были построены: шатровая церковь во имя Гребневской иконы Божией Матери в селе Клязьма (1902), трапез­ная в московском Рождественском монастыре (1904), собор Иверской Божией Ма­тери Перервинского монастыря (1904) и ряд других церковных зданий.

⁴⁷ Н. А. Ахапкин создал иконостасы для многих церквей не только Москвы и Подмосковья, но и для городов Миасса (Оренбургской губернии), Одессы, Болгар­ской церкви св. Стефана в Константинополе. В 1878 г. в его «иконостасном заведе­нии» был изготовлен, а в 1913 г., к 300-летию Дома Романовых, поновлен иконо­стас Вознесенского храма в селе Коломенском, где в марте 1917 г. была обретена Державная икона Божией Матери.

⁴⁸ Литейный завод Оловянишниковых в Ярославле был одним из самых извест­ных в стране. Его колокола можно было слышать во многих православных храмах России и за рубежом. В Москве Оловянишниковы владели фабрикой церковной утвари, а также изготавливали краску, белила, которые были вполне конкуренто­способны не только на внутреннем рынке, но и с успехом экспортировались.

⁴⁹ «Дело Московского Данилова монастыря о ремонте церкви во имя Симеона Столпника и присоединении ее к больнице-приюту». Апрель — декабрь 1902 г. РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 145.

⁵⁰ Из доклада настоятеля Данилова монастыря архимандрита Тихона (Руднева) Епархиальному начальству. Там же. Л. 2.

⁵¹ Макаров М. И. Указ. соч. Глава «На Даниловской колокольне». С. 207‒253.

⁵² РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 502. Л. 52‒52 об.

⁵³ Строительство Павелецкой железной дороги (ветвь Павелец — Москва), ко­торая частично проходила по территории, принадлежащей Данилову монастырю, по Высочайшему Указу Императора Николая II началось в 1897 г. 1 сентября 1900 г. был открыт в Москве Павелецкий вокзал. Железная дорога пролегла в 300 м от стен обители.

⁵⁴ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 502. Л. 52 об.

⁵⁵ Там же.

⁵⁶ Там же. Л. 53.

⁵⁷ Завод Финляндского отливал колокола, «первые по величине в России», и выдавал на каждый из них гарантию при условии безукоснительного соблюдения правил эксплуатации. Согласно им, в частности, запрещалось: а) заменять язык, прилагаемый заводом к каждому колоколу; б) наращивать или уменьшать вес язы­ка; в) изменять его форму. Особо оговаривалось условие: звонить в колокола завода П. Н. Финляндского могли только люди, обученные искусству колокольного зво­на. См.: Горохов В. А. Звонят колокола. М., 2006. С. 90; Он же. Повседневная жизнь России под звон колоколов. М., 2007. С. 242, 246.

⁵⁸ Иеромонах Иоаким (Хромов) (1868‒1918?) поступил в Данилов монастырь в 1903 г., с 1904 г. нес послушание ризничего, а в 1914‒1917 гг. был его настоятелем в сане архимандрита. Состоял членом многих благотворительных обществ. Его связывала длительная духовная дружба с правящим архиереем Ярославской и Ро­стовской епархий Владыкой Тихоном (Беллавиным), будущим Святейшим Патри­архом Московским и Всея Руси, и он неоднократно посещал Ярославль и делал щедрые пожертвования на храмы города и другие благотворительные нужды. С на­чалом Первой мировой войны архиепископ Тихон, занявший незадолго до этого Виленскую кафедру, вынужден был эвакуироваться из прифронтовых областей в Москву и до своего избрания 4 июня 1917 г. митрополитом Московским и Коло­менским проживал у архимандрита Иоакима в Даниловом монастыре. См.: Новые материалы из архива М. Е. Губонина // Вестник ПСТГУ. II: История. История Рус­ской Православной Церкви. Вып. 2 (19). 2006. С. 114,137. О «добром сердце» отца Иоакима писал архиепископ Антоний (Храповицкий). РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 504. Л. 122.

⁵⁹ Сохранилось письмо Павла Николаевича Финляндского к архимандриту Ти­хону (Рудневу) от 25 января 1904 г. с просьбой передать на завод икону благоверно­го князя Даниила для создания рельефного изображения на колоколе.

⁶⁰ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 570.

⁶¹ Примечательно, что на место епископа Анастасия (Грибановского) ректором в Московскую семинарию определением Святейшего Синода от 19 июля 1906 г был назначен архимандрит Феодор (Поздеевский), ревностный пастырь и настоя­тель Данилова монастыря в период революционной смуты.

⁶² Аверкий (Таушев), архиепископ. Жизнеописание блаженнейшего митропо­лита Анастасия // Аверкий (Таушев), архимандрит. Всему свое время. М., 2006.

⁶³ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 143. Л. 91‒94 об.

⁶⁴ В некоторых источниках приводится иной вариант написания фамилии: «Подчинёнов». Имя Н. В. Подчинённова получило известность в России благодаря его инициативе припаять отбитый 700-пудовый (11,5 т) кусок к 10 000-пудовому (201 т) Царь-колоколу при помощи изобретенного в 1888 г. пермским горным ин­женером Н. Г. Славяновым метода сварки плавящимся электродом. Воссозданный Царь-колокол инженер Подчинённов собирался водрузить на кремлевскую Филаретовскую пристройку к колокольне Ивана Великого, сделав в ее стене небольшие выемки. Этому предложению предшествовало кропотливое изучение Николаем Владимировичем в архиве Императорского Двора «Дела о колоколе» и сложные вычисления, выдержит ли вес колокола-гиганта звонница. Оловянишников Н. И. История колоколов и колокололитейное искусство. М., 2003. С. 204‒208.

⁶⁵ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 143. Л. 96‒97 об.

⁶⁶ Там же. Л. 91.

⁶⁷ Подчинённов Н. В. Устройство и установка железной конструкции для при­веса колоколов на древней колокольне Московского Даниловского монастыря // Бюллетень Политехнического общества. Вып. 2. 1909; Он же. Устройство и уста­новка железной конструкции для привеса колоколов на древней колокольне Мо­сковского Данилова монастыря. М., 1909.

⁶⁸ Чтобы рассчитаться с заводом Финляндского, Данилов монастырь передал на переплавку некоторые старые, очевидно поврежденные, колокола общим весом 141 пуд (2300 кг). Бытует мнение, что именно в это время был списан в числе упо­мянутых старых колоколов и пропавший бесследно 65-пудовый «Царский» колокол 1682 г. Но эта гипотеза не имеет под собой основания, ибо в эти годы существовало строжайшее правило, по которому всякая перестройка, переделка и переплавка требовали одобрительной резолюции Императорского археологического общества. «Царский» колокол работы знаменитого мастера Федора Моторина с вкладной надписью, содержавшей имя государя Феодора Алексеевича, брата будущего импе­ратора Петра I, даже в неисправном виде был слишком значительной, исторически важной реликвией не только в масштабах Данилова монастыря, но Москвы и всей России.

⁶⁹ РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 151-а. Л. 387. Отец Иоаким также из своих средств оплатил счета по подъему «Большого» колокола на колокольню. — Там же. Д. 504. Л. 37.

⁷⁰ Гениальный Константин Сараджев уверял, что голос «Большого» колокола можно было слышать на расстоянии 20 верст (21 км), а при особых погодных усло­виях — на расстоянии 60 верст (64 км) от монастыря!

⁷¹ Бунин И. А. Под серпом и молотом. Из записей неизвестного. Этюд VI // Бу­нин И. А. Под серпом и молотом. Лондон, 1975. С. 24.

⁷² Макаров М. И. Указ. соч. С. 208, 212‒213, 223‒224, 235.

---

^[8] Кандидат исторических наук, докторант МГУ.

[2] Очеп — шест, которым раскачивали колокол в Древней Руси.

^[3]Имеются в виду не облагаемые налогом доходы от церковной и хозяйствен­ной деятельности монастыря.

^[4]То есть уникального, исторически примечательного.