Раскол русского народа, порожденный исходом, не преодолен до сих пор. Несмотря на то, что после краха советской системы россий­ское общество и потомки русской эмиграции сделали большой шаг на­встречу друг другу, определенная степень недоверия между ними про­должает сохраняться. Все еще большая часть российского общества продолжает жить советскими стереотипами, считает русскую эмигра­цию чем-то чужеродным, а то и враждебным. С другой стороны, мно­гие представители русской эмиграции не верят в кардинальность пере­мен в современной России, не верят в окончательное расставание с советским наследием.

Между тем все здравомыслящие люди российского общества и русской эмиграции понимают, что примирение и воссоединение двух частей некогда единого народа жизненно необходимы. Но здесь встает вопрос: вокруг чего должно это объединение произойти? Понятно, что одного неприятия, порой лишь вербального, большевизма и комму­низма для объединения недостаточно хотя бы потому, что неприятие не является созидающим началом. Объединяться можно только на основе любви — любви к Богу и России. Но как объединяться на осно­ве любви к России, если представления о ней в российском обществе и в русской эмиграции зачастую принципиально разные?

Чтобы достичь такого объединения и увидеть путь России в буду­щее, необходимо вернуться в точку отсчета, понять, что с нами прои­зошло 90 лет тому назад. Без этого духовно-нравственного анализа, убежден, невозможно дальнейшее развитие нашей страны как одного из ведущих государств мира, несущее людям свое слово, свое понима­ние целей и смысла жизни.

Исход 1920 г. не был ни причиной, ни главным событием русской катастрофы. Он стал своего рода его заключительным этапом. Соб­ственно катастрофа разверзлась в феврале 1917 г. До сих пор в совре­менной историографии в определении Февральского переворота го­сподствует термин «буржуазно-демократическая революция», который абсолютно не отражает истинного смысла произошедшего. Говоря о феврале 1917 г., мы должны осознавать, что речь идет фактически о гибели традиционного Российского государства, о гибели всего тыся­челетнего русского жизненного уклада. Речь идет о сломе русского ци­вилизационного кода.

Русский народ утратил осознание своего предназначения в этом мире. Об этом прозорливо писал святой праведный Иоанн Крон­штадтский: «Перестали понимать русские люди, что такое Русь: она есть подножие Престола Господня»¹.

Ведь сила и предназначение русского народа заключались в служе­нии Божьей Правде. Именно поэтому Российская империя многие столетия была так притягательна для других народов, именно поэтому под скипетром русского Царя соглашались жить мусульмане, будди­сты, иудеи и даже язычники.

Однако в феврале 1917 г. русский народ, прежде всего его город­ская, «образованная» часть, вместо воли Божьей стал руководство­ваться своей волей, стремиться не к духовному совершенствованию, а к материальному благополучию, ради которого стали считаться воз­можными насилия и убийства. И что поразительно, как только рус­ский народ предал Бога, от него отвернулись все остальные народы, которые стали обвинять русских во всех своих бедах, а вместо матери­ального благополучия наступило время жуткой нищеты и голода.

Здесь снова нельзя не вспомнить слова святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Вы забыли Бога и оставили Его, и Он оставил вас Своим Отеческим Промыслом и отдал вас в руки необузданного дико­го произвола»².

Как писал видный русский философ Иван Ильин, «большинство соблазнилось о вере, о Церкви, о родне, о верности, о чести, о совести, пошло за соблазнителями, помогло им замучить, задавить и выбросить за рубеж верных и стойких, а само было порабощено на десятки лет своими соблазнителями»³.

Россия не вдруг пришла к февральскому клятвопреступлению. В XIX столетии в российском образованном обществе получил развитие процесс отхода от традиционных духовных ценностей, который к концу века принял характер отречения элиты от исторической России.

Этот процесс стал отражением общего мирового процесса дехри­стианизации европейской цивилизации. Привнесенные с Запада идеи свободы, равенства, братства, социализма предлагали русскому народу путем революции перенести «отсталую и темную» Россию в «светлый» рай на земле, отбросив при этом все, что считалось ими пережитками прошлого и что на самом деле составляло душу русского народа. Таким образом, западничество вскормило в своих недрах идеологию соци­альной революции и воинствующего атеизма.

Обличая эту идеологию, Ф. М. Достоевский писал: «Все, что есть в России чуть-чуть самобытного, им ненавистно, они его отрицают»⁴.

Охота террористов на Царя-Освободителя Александра II и его зло­дейское убийство 1 марта 1881 г. не вызвали потрясения в российской интеллигенции. Цареубийц «старались понять», им находили оправда­ние. Такое же «понимание» вызовут в русской интеллигенции эсеры и даже поначалу большевики.

Эта позиция русского интеллектуального слоя привела к тому, что на историческую арену России вышел новый тип человека: револю­ционер-террорист. Эти люди начисто вытравили из себя христианскую мораль, преодолели в себе любовь, сострадание, милосердие, подчи­нили жизнь одному — убийству во имя революции.

Достоевский напрямую увязывал появление этих «бесов» в жизни России с прозападной и антихристианской ориентацией русской ин­теллигенции. «Это явление, — писал он, — прямое последствие веко­вой оторванности всего просвещенного русского общества от родных и самобытных начал русской жизни. Даже самые талантливые пред­ставители нашего псевдоевропейского развития давным-давно приш­ли к убеждению о совершенной преступности для нас, русских, меч­тать о своей самобытности. Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они прямые отцы Нечаева»⁵.

Достоевскому вторил другой великий русский мыслитель К. Н. Ле­онтьев: «Интеллигенция русская, — утверждал он в конце XIX столе­тия, — стала слишком либеральна, т.е. пуста, отрицательна, беспринципна»⁶.

Атеизм русской интеллигенции привел ее к оторванности от реаль­ной жизни, к незнанию реальной России, к ложному ощущению себя как единственной части общества, знающей что «нужно народу», а от­сюда к стремлению к насильственному перевороту в обществе.

О грядущей великой беде с духовной прозорливостью предупре­ждали такие светила Православия, как святитель Феофан Затворник Вышенский, святой митрополит Московский Филарет (Дроздов), ве­ликие Оптинские старцы, святитель Игнатий (Брянчанинов), а затем и святой праведный Иоанн Кронштадтский.

Святитель Феофан Затворник предупреждал об истоках опасно­сти, которая грозила России: «У нас материалистические воззрения все более и более приобретают вес и обобщаются. Силы еще не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства — выражается свободно. Выходит, что и мы на пути к революции»⁷.

К концу ХК в. русское общество больше не было едино в своем понимании добра и зла, блага и вреда. В обществе проросли побеги иной морали, которая была враждебна Православию и традиционной государственности. В России наблюдался глобальный раскол, кото­рый привел к национальной катастрофе. Как отмечал И. Ильин: «Сущ­ность катастрофы гораздо глубже политики и экономики: она духовна. Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосозна­ния. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры»⁸.

Смею утверждать, что в первом десятилетии ХХ в. отречение «об­разованного» российского общества от русской духовности, традиций достигло таких масштабов, что можно смело говорить о ее отречении от исторической государственности. В этих условиях русский Царь, как Помазанник Божий, становился непонятным и ненужным. Тем более такой Царь, как Николай II. Бог даровал России удивительного по своим духовным и человеческим качествам Царя. Император Ни­колай II сочетал в себе непоколебимую преданность Христу и России с государственной прозорливостью. Это непонимание, неприятие именно такого Царя, создавало условия для распространения различ­ных измышлений о профессиональных и человеческих качествах Госу­даря. Все это вполне объяснимо: Царь, говоря современным языком, оставался в православном поле, а его оппоненты из политической и интеллектуальной элиты давно это поле покинули. Впрочем, и писа­ния современных интерпретаторов действий Николая II даже прибли­зиться к их подлинному пониманию не могут все по той же причине: они пока находятся совсем в другом духовном поле.

В феврале 1917 г. русский народ в своей значительной части, и пре­жде всего его элита, отверг дарованного ему Божьего Помазанника, предал своего Царя. В этом предательстве виновны не только самые радикальные враги России — революционеры, но и либеральная оппо­зиция, представители буржуазии и купечества, представители духо­венства, высшего генералитета русской армии.

Чудовищное злодейство 17 июля 1918 г., убийство большевиками в Екатеринбурге Царской Семьи, было последней точкой отречения так называемой русской общественности от России. Как писал святитель Иоанн Шанхайский (Максимович): «Под сводом Екатеринбургского подвала был убит Повелитель Руси, лишенный людским коварством Царского венца, но не лишенный Божией правдой священного миро­помазания».

Таким образом, в феврале 1917 г. рухнули государственные и духов­ные опоры русского народа, произошел серьезный надлом его тради­ционного национального кода, окончательно сломленного всеми по­следующими событиями.

Главной целью Февральской революции была замена русской пра­вославной цивилизации на западную, так называемую демократиче­скую цивилизацию, с ее прагматизмом и либеральной идеологией.

Оценивая эти устремления вождей Февраля, Иван Ильин отмечал: «Какое политическое доктринерство нужно было для того, чтобы в 1917 году сочинить в России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную конституцию и повергать с ее наиндивидуальнейшей историей, душой и природой в хаос бессмыслен­ного и бестолкового распада»⁹.

Последующие преступления большевизма заслонили в глазах со­временного общества преступления Милюкова, Гучкова, Львова, Родзянко, Керенского и прочих творцов Февраля, ниспровергателей исто­рической России. Но суд истории над ними состоялся, и было бы неправильно замалчивать его приговор.

Гибель Самодержавия неминуемо привела к гибели России и к рас­паду единого государства. Об этом еще в 1905 г. предупреждал будущий первоиерарх Русской Православной Церкви за границей епископ Ан­тоний (Храповицкий): «После отмены Самодержавия, — говорил он, — Россия перестала бы существовать как целостное государство, ибо, лишенная своей единственной нравственно-объединяющей силы, она распалась бы на множество частей. Такого распадения не­терпеливо желают наши западные враги, вдохновляющие мятежников, чтобы затем, подобно коршунам, броситься на разъединенные пре­делы нашего Отечества, на враждующие его племена и обречь их на положение порабощенной Индии и других западноевропейских ко­лоний»¹⁰.

Февраль 1917 г. привел наш народ к большевизму, Гражданской войне, Соловкам и ГУЛАГу. Именно об этом писал И. Л. Солоневич: «Я помню февральские дни: рождение нашей великой и бескровной, — какая великая безмозглость спустилась на страну: проклятое кровавое самодержавие — кончилось! Если бы им кто-нибудь тогда стал гово­рить, что в ближайшую треть века за пьяные дни 1917 года они запла­тят десятками миллионов жизней, десятками лет голода и террора, но­выми войнами, и гражданскими, и мировыми, полным опустошением половины России, — пьяные люди приняли бы голос трезвого за фор­менное безумие»¹¹.

«Ничего иного после февральского беззакония, кроме большевиз­ма, не могло и не должно было быть», — вторил Солоневичу другой эмигрантский писатель Виктор Кобылин¹².

Большевизм — особое явление не только в русской, но и во все­мирной истории. Ни один режим, ни до, ни после большевизма, не возводил в такой степени богоборчество и ненависть к национальному началу в ранг главных приоритетов своей политики. По существу, основой большевизма была антимораль и человеконенавистничество. Кредо большевизма заключается в словах Ленина: «...нравственно все то, что идет на пользу революции». Эта большевистская «нравствен­ность» позволяла уничтожать людей сотнями тысяч только по причине принадлежности их к тому или иному классу, сословию. Эта же «нрав­ственность» позволяла отдавать исконные русские земли военному противнику только для того, чтобы сохранить захваченную власть. Эта же «нравственность» позволяла разрушать храмы, сжигать иконы, глу­миться над честными мощами святых, убивать священников. Эта же «нравственность» позволяла обрекать на людоедство крестьян Повол­жья, Казахстана и Украины, обрекать на нищету и бесправие рабочий класс русских городов.

Большевизм ставил своей целью не смену русского цивилизацион­ного кода, а полное уничтожение России как исторического государ­ства, превращение ее в плацдарм для мировой революции.

К чести русского народа против большевиков поднялась значи­тельная его часть. Сотни тысяч русских людей, офицеров, солдат, каза­ков, рабочих, крестьян, сложили свои головы в борьбе с большевиз­мом. Они спасли честь России, опровергли расхожий домысел, что за большевиками пошел весь русский народ. Почему же большевизму все же удалось одержать верх в Гражданской войне?

Причины его победы объясняются в первую очередь идеологиче­ской несостоятельностью того движения, которое принято называть «белым». Однако сами эти силы «белыми» себя никогда не называли.

Ни одно антибольшевистское правительство не провозглашало своей целью восстановление исторической традиционной России, бо­лее того, было ей враждебным. Исключением является правительство генерала М. К. Дитерихса, появившееся на Дальнем Востоке в 1922 г., на самом закате Гражданской войны. Более того, во главе антибольше­вистских формирований стояли люди, либо напрямую замешанные в заговоре против Императора Николая II, либо в той или иной форме приветствовавшие февральский переворот.

Идеологической сутью этих режимов по-прежнему оставался «феврализм», с его непредрешенчеством и чуждыми русской цивили­зации западными представлениями о развитии государства и нации.

Поэтому правильнее и точнее называть эти правительства не «Бе­лым движением», а антибольшевистским.

Тем не менее несомненной заслугой Алексеева, Колчака, Деники­на стала сама организация сопротивления большевизму. На эту борьбу поднялось множество русских людей, офицеров, юнкеров, кадетов, гимназистов. Говоря с сегодняшних позиций — это была искупитель­ная жертва за всех тех, кто довел Россию до последнего рубежа — при­хода к власти самых заклятых ее врагов.

Но одной этой идеи было явно недостаточно. Хорошо писал об этом генерал Дитерихс: «Единственной существовавшей идеей, вла­девшей, пожалуй, всеми и объединявшей нас против советской вла­сти, являлась одна маленькая не святая идейка: это жалкая идейка ме­сти, ненависти к большевикам. Но такая отрицательная идейка не могла создавать прочного и национального братского или государ­ственного объединения, ибо сама по себе носила в себе, как отрица­тельная, элементы разрушения»¹³.

В армиях Алексеева, Колчака, Деникина, Юденича, конечно, были люди, не принявшие Февральский переворот, видевшие спасе­ние России в возвращении к ее истокам. Они являлись подлинными героями Белой борьбы. Но их идеи не находили понимания у боль­шинства вождей антибольшевистской коалиции.

Не надо забывать, что в рядах этой коалиции было много эсеров и кадетов, других вчерашних врагов императорской России. Они про­должали исповедовать свою либеральную, или революционную, не­редко террористическую идеологию. В то же время простой русский народ в начале Гражданской войны смотрел на нее как на борьбу цар­ского войска с безбожным.

Генерал армии Колчака К. В. Сахаров вспоминал о своей встрече с русскими крестьянами в 1919 г. в разгар наступления «белых»: «Сильно была распространена в народе версия, что Белая армия идет со священ­никами в полном облачении, с хоругвями и поют “Христос Воскресе!” Народ радостно крестился, вздыхал и просветленным взором смотрел на восток, откуда шла в его мечтах уже его родная, близкая Русь»¹⁴.

Когда же стало ясно, что вместо родной Руси идет армия, которая не имеет четкого представления за что она воюет, народ, говоря слова­ми того же генерала Сахарова, понял: «На поверку-то вышло не то».

Таким образом, народ не отвернулся от Белой идеи, он ее просто не нашел ни в армии Колчака, ни в армии Деникина. Их поражение стало не поражением Белого Дела, а окончательным поражением феврализма.

Это, несомненно, понял генерал барон П. Н. Врангель, которому было суждено возглавить последний этап борьбы с большевизмом на европейском театре военных действий.

Понятие Белой борьбы у Врангеля отличается от лозунгов лидеров антибольшевистского движения 1918‒1919 гг. Врангель открыто гово­рит о необходимости возвращения к вековым устоям государства и се­мьи, т.е. возвращении к национальному традиционному коду России. Он первый из антибольшевистских руководителей, кто не побоялся официально назвать свои войска Русской Армией.

Замечательны слова Врангеля, сказанные им уже в эмиграции: «Все прошлое России говорит за то, что она рано или поздно вернется к монархическому строю, но не дай Бог, если строй этот будет навязан силой штыков или белым террором»¹⁵.

П. Н. Врангеля можно назвать первым антибольшевистским ли­дером, который начал поворот от феврализма к Белой идее.

Даже поражение Русской Армии Врангеля, ее исход из России ко­ренным образом отличались от разгрома других антибольшевистских сил. Русская Армия уходила непобежденной, организованной силой, под знаменами Российской Императорской армии. Уход русских ко­раблей, на борту которых были тысячи офицеров, казаков, священни­ков, сестер милосердия, горожан, крестьян, знаменовал собой уход великой тысячелетней России. Она скрылась подобно мифическому Китеж-граду.

Но эти всплески сопротивления русской национальной идеи не могли остановить безбожные, антироссийские силы, «соблазнившие», говоря словами Ильина, значительную часть нашего народа. Борьба была проиграна значительно раньше.

Все те, кто не хотел или не мог жить под властью богоборческого, антинационального режима, кто не погиб в кровавые годы Граждан­ской войны, покинули горячо любимую Россию. Речь идет о миллио­нах беженцев. Историческая, традиционная Россия, изгнанная со сво­ей исконной территории, стала складываться среди чужих народов, среди чуждых, даже враждебных стран. Это своего рода подвиг наших соотечественников, российских беженцев. Уникальный подвиг. И тех, кто заблуждался, поддерживая февралистов, и тех, кто до конца оста­вался верен Императорской России. Они возродили ее за рубежом, не в экономическом, политическом, военном смыслах, а в самом глав­ном — духовном. И она существует до наших дней. Пусть не в том мас­штабе, как еще 35‒40 лет назад, ведь ушли поколения, но существует во внуках и правнуках. Из этой духовной России мы черпаем знания и силы для продолжения работы по возрождению нашей исторической Родины.

Примечательно, что лидеры большевиков не предполагали, что пришли к власти «всерьез и надолго». Будучи порождением богоборче­ского Запада, большевизм должен был максимально обескровить и ограбить Россию, а затем исчезнуть в породившем его западном мире.

Однако международные силы, сыгравшие важную роль, как в Фев­ральском, так и Октябрьском переворотах и способствовавшие при­ходу большевиков к власти, весьма опасались, что антибольшевист­ское движение, начавшееся под знаменами и лозунгами феврализма, переродится в подлинное Белое движение, ориентированное на рус­ские вековые ценности. Это в свою очередь означало возрождение России. Именно поэтому уже в ходе Гражданской войны и США, и Ан­глия, и Франция оказывали скрытую, а порой и открытую помощь большевистскому режиму, а после окончания Гражданской войны фактически признали его. Расчет строился на том, что большевизм обескровит Россию, сведет ее на нет, как экономического, политиче­ского, а главное цивилизационного конкурента. Этот расчет в немалой степени оправдался. Победа в Великой Отечественной войне лишь на три десятилетия отложила реализацию планов западного мира. Одна­ко с конца 1970-х — начала 1980-х гг. процесс самораспада системы, основанной на репрессиях в отношении своего же народа, получил широкое развитие и завершился распадом Советского Союза — гло­бальной катастрофой ХХ в.

Крах СССР и коммунистической системы формально освободил Россию от безбожного режима, открыл свободу вероисповедания и изучения родной истории. Но вскоре выяснилось, что пришедшая к власти новая элита вовсе не собирается возвращаться к русским на­циональным корням. Ее идеал совпал с идеалом февраля. Методы и взгляды этой элиты ничем не отличались от методов и взглядов «февралистов». Подобно им, новые российские власти презирали русский народ и полностью ориентировались на Запад. Результатом такой по­литики стали грабительская приватизация, обнищание народа, край­нее ухудшение криминальной обстановки, высокая смертность среди населения, утрата независимого курса внешней политики в угоду за­падным державам и угроза распада и без того уменьшавшейся России.

Тенденции распада уже России были остановлены в начале 2000-х гг. Вместе с тем наше государство остается в довольно неопреде­ленном положении: с одной стороны, тяга к копированию западной системы ценностей, с другой — отторжение страной и ее народом, пусть нередко и неосознанное, прозападного пути. Такая ситуация мо­жет привести страну к новой катастрофе.

Но к такой же катастрофе нас приведет и другой путь, который се­годня, пользуясь непростой социальной и духовно-нравственной об­становкой в обществе, активно пропагандируют определенные силы внутри и вне России. Это создание некоего неокоммунистического ре­жима, некоего гибрида, в котором большевистские лозунги, стали­нистская псевдоимперия соединены с легким псевдохристианским флером. Нет сомнений, что к такому гибриду примкнут все радикаль­ные группировки, как левого, так и правого неонацистского толка, ибо, как говорили святые отцы, «все крайности от бесов».

Таким же путем в пропасть является вариант так называемого рус­ского нацизма под лозунгами «Россия для русских». Неосталинизм и неонацизм являются смертельными врагами русской православной державности, которая объединяла многочисленные народы с разной верой, культурами и языками.

Путь неосталинизма и неонацизма — это путь в никуда, это путь к развалу страны, кровавым междоусобицам и утрате Россией своего су­веренитета.

Но если путь феврализма и путь неосталинизма одинаково гибель­ны, то что тогда является выходом для России? Ответ на этот вопрос проистекает из уроков великого Русского Исхода. Единственным вы­ходом для России является Белый Путь, т.е. возвращение к истокам своей исконной государственности, к истокам тысячелетней культу­ры, и прежде всего к Православной Вере.

Возвращение к Православию есть вопрос нашего выживания. От того станет ли Россия православной или нет, зависит само ее суще­ствование. Об этом с гениальной прозорливостью писал еще К. Н. Ле­онтьев: «Церковь Вечна, но Россия не вечна и, лишившись Правосла­вия, она погибнет. Не сила России нужна Церкви, сила Церкви необходима России»¹⁶.

Что же необходимо для возвращения на Белый Путь?

Глубокое покаяние. Здесь слово покаяние надо понимать с богос­ловской точки зрения. Покаяние (от греч. μετάνοια — метанойя) — это изменение внутренней и внешней жизни человека, заключающееся в решительном отвержении греха и стремлении проводить жизнь в со­гласии с волей Бога. Это «перемена ума», «перемена мыслей». Именно это должно произойти с нами, с нашим народом. Мы все должны осо­знать, что то, что произошло с Россией в 1917 г., было грехопадением, и никакие отдельные материальные успехи советского периода не мо­гут быть оправданием этого грехопадения. Надо уяснить, что ужасы ХХ в. были вызваны не просто злой волей отдельных личностей, но они являлись Промыслом Божьим, что главная причина их страда­ний — отступление от Его Воли. Поразительно, но это осознание при­ходило к некоторым людям уже в страшные годы красного террора. В застенках ЧК, где накануне были замучены и расстреляны сотни че­ловек, включая малолетних детей, после освобождения одного из го­родов Белой армией была обнаружена надпись на стене: «Господи, прости»¹⁷. Не призыв к мести, не проклятия палачам, а смиренная мольба к Богу о прощении.

Провозглашение преемственности со всей тысячелетней русской историей, а не с отдельными ее периодами. Сегодня преамбула нашей Конституции, скопированная с конституции США, провозглашает лишь общность территории и уважение к памяти предков. На наш взгляд в Конституции должно быть закреплено положение, что ны­нешнее Российское государство является прямым наследником Киев­ской, Московской Руси, Российской Империи и Великой Победы 1945 г., но с неприятием большевизма и его смягченной формы — со­ветизма.

Эта преемственность не означает обязательного возвращения к монархической форме правления. В нынешних условиях, при совре­менном уровне общественного сознания подлинная монархия невоз­можна. Вот, что писал об этом русский мыслитель И. А. Ильин: «Мы не смеем забывать исторических уроков: народ, не заслуживший за­конного Государя, не сумеет иметь его, не сумеет служить ему верою и правдою и предаст его в критическую минуту. Монархия не самый лег­кий и общедоступный вид государственности, а самый трудный, ибо душевно самый глубокий строй, духовно требующий от народа монар­хического правосознания. Республика есть правовой механизм, а мо­нархия есть правовой организм»¹⁸.

Не будем пускаться в бессмысленные споры, что лучше — респуб­лика или монархия. Сама жизнь, само развитие подскажет форму правления государством. Важнее другое — чтобы в нашей жизни до­стойное место занимали традиционные для народов России великие постулаты российского просвещенного консерватизма: «Бог, Отече­ство, семья».

Примечания

¹ Новые грозные слова отца Иоанна Кронштадтского «О страшном поистине Суде Божием, грядущем и приближающемся» 1906‒1907 года. М., 1993. С. 11.

² Там же.

³ Ильин И. А. О русском национализме. М., 2007. С. 7‒8.

⁴ Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Т. XVIII‒XXX. Л., 1985. С. 210.

⁵ Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 79.

⁶ Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем в 12-ти томах. М., 2004. Т. 6. Кн. 2. С. 44.

⁷ Феофан Затворник, святитель. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. Репринт. изд. М., 1995. С. 25.

⁸ Ильин И. А. Указ. соч. С. 8.

⁹ Ильин И. А. Наши задачи. М., 1992. Т. 1. С. 48.

¹⁰ Письма Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилль, 1988. С. 34.

¹¹ Солоневич И. Л. Народная монархия. М., 2010. С. 103.

¹² Кобылин В. Анатомия измены. СПб., 1998. С. 97.

¹³ Генерал Дитерихс. М., Посев, 2004. С. 78.

¹⁴ Сахаров К. В., генерал-лейтенант. Белая Сибирь. (Внутренняя война 1918‒1920). Мюнхен, 1933. С. 14.

¹⁵ Главнокомандующий Русской Армией генерал барон П. Н. Врангель к деся­тилетию его кончины : сб. ст. Берлин, 1938. С. 8.

¹⁶ Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем в 12-ти томах. М., 2004. Кн. 2. С. 56.

¹⁷ Решетников Л. П. Русский Лемнос. М., 2009. С. 134.

¹⁸ Ильин И. А. Манифест Русского Движения // Слово. 1991. № 8. С. 83.

^[12]Директор Российского института стратегических исследований, кандидат исторических наук, генерал-лейтенант.