Греческий языка рукописи и севернопричерноморский театр описываемых событий говорит о том, что ее автор был греком как-то связанным с византийскими владениями в Крыму. Начальные события записки посвящены переправе через зимний Днепр при возвращении отряда «к себе». При этом воинам пришлось дожидаться ледостава. Топарх описал звездное небо, которое он наблюдал вскоре после переправы:
«В то время как все у нас было готово и ничто не препятствовало (дальнейшему движению. — В. Г.), около самой полуночи — тогда как нужно было, чтобы мы выступили пораньше, — поднялся северный ветер огромной силы и разразилась буря... Поэтому я сказал собеседникам, что нужно хоть на какое-то время не выходить из дому, чтобы нам не оказаться ночующими вне дома: так как первая из звезд уже совершала свой вечерний фазис и, сообразно с природой этой звезды, изменилось состояние воздуха, — сейчас она называется Кронос. Ведь Кронос находился в началах Водолея, тогда как солнце проходило по зимнему (местоположению). В самом деле, усиливавшаяся постоянно буря стала еще более жестокой». (21, 128)
Астроном Яхонтов изучил астрономические и астрологические данные текста и пришел к выводу, что наблюдение делалось с 15 декабря 991 года по 15 января 992 года. Наиболее вероятным периодом времени он счел январь 992 года. (21, 117)
Первый отрывок начинается с середины фразы. Предыдущие записи делались на утраченных, к моменту обнаружения рукописи Бенедиктом Газе, листах или на чистых листах какой-то иной, принадлежавшей топарху рукописи. Отрывок обрывается, и конец возвращения в Маврокастр не описан. Третий отрывок продолжает рассказ о строительстве крепости, начатый во втором. В конце отрывка описана встреча с не названным по имени северным владетелем. Возвращения же после встречи в нем не содержится.
Первый отрывок, с рассказом о возвращении, мог завершать рассказ о дипломатической миссии, но мог относиться и какому-то более раннему путешествию топарха. Отсюда возник разнобой во мнениях о последовательности написания отрывков. В случае, если первый, поддающийся датировке, отрывок самый ранний, то войну с варварами, изложенную в двух последующих отрывках, следует датировать временем после января 992 года, если первый отрывок написан позже двух остальных, то — временем ранее января 992 года.
Мнения ученых о направлении движения отряда также разделились. Одни считали, что путь лежал с запада на восток, другие — с востока на запад. Сам топарх цель своего путешествия определял так: «Мы торопились отправиться к Маврокастру». (21, 127)
Название «Маврокастр» или «Маврокастрон» переводится с греческого как «черный город». Черный окрас заставляет вспомнить геродотовских меланхленов (буквально — «черноодетые»), живших во времена античности восточнее придунайских агафирсов, но западнее приднепровских будинов.
Васильевский связал Маврокастр с Аккерманом (современный Белгород-Днестровский). Это расположение соответствует приднестровской области меланхленов. На средневековых итальянских картах здесь помещен город Маврокастро. В период расцвета генуэзских колоний Маврокастр был важным пунктом хлебной торговли. Путешественник начала XV века Гильбер де Лануа знал город «Манкастр или Беллеград». (4, 191-193) Аккерман в ходе русско-турецких войн был отвоеван у Турции. Его название в переводе с турецкого — «белый город». Под власть турок он попал в 1503 году, так что перед нами калька с более раннего славянского названия «Белгород».
Сведения, собранные Васильевским, позволяют разместить Маврокастр в районе Белгорода-Днестровского. Отряд топарха двигался от Днепра к Днестру с востока на запад.
Топарх жил в каком-то полуразрушенном городе-крепости, имевшем древние стены. Перед нами остатки каменных построек. Константин Багрянородный, описывая Северное Причерноморье середины X века, только в одном районе знает остатки древних каменных городов:
«Должно знать, что по сю сторону реки Днестра, в краю, обращенном к Болгарии, у переправ через эту реку стоят пустые крепости: первая крепость названа пачинакитами Аспрон, так как ее камни кажутся совсем белыми; вторая крепость — Тунгаты; третья крепость Кранакаты; четвертая крепость — Салмакаты; пятая крепость — Сакакаты; шестая крепость — Гиэукаты. Посреди самих строений древних крепостей обнаруживаются некие признаки церквей и кресты, высеченные в песчанике, поэтому кое-кто сохраняет предание, что ромеи некогда имели там поселение». (18, 157)
Аспрон переводится с греческого как «белый». Греческий характер названия говорит о том, что информатор Константина Багрянородного сумел перевести его с туземного наречия. Похоже, что тюркского он не знал, иначе перевел бы и остальные названия. Название дошло до византийца на более известном языке, видимо, славянском. Название и местоположение Аспрона позволили отождествить его с днестровским Белгородом. (18, 391) Таким образом, именование «белый город» просуществовало все средневековье и дожило до наших дней. Само оно возникло по ассоциации с более древним цветным названием, хотя окрас изменился с черного на белый.
Император описывал побережье с востока на запад. В том же направлении двигался и отряд топарха. Первым у Константина Багрянородного назван Аспрон. Это городище либо было самым главным, либо встречало путников, приходящих с востока. Аналогичным образом и Маврокастр был основным ориентиром для топарха.
В рассказе о войне с варварами Маврокастр не упоминается. Крепость, в которой греки устроили свою резиденцию, и вся их область названа Климатами. В X веке Климатами обычно называлась прибрежная крымская область к востоку от Херсонеса. Поэтому большинство ученых стало считать область топарха крымской, а сочинение даже получило прозвание «Записка готского топарха». Поводом послужил тот факт, что в крымских Климатах, наряду с другими народами, проживали и готы. Но истинной причиной была мода на все немецкое, приведшая к пышному расцвету норманизма и других псевдонаучных учений.
Топарх писал: «Я первым решил снова поселиться в Климатах». Константин Багрянородный считал приднестровские крепости заброшенными. Но их округа, судя по наличию названий, была заселена. В войне, предшествовавшей событиям записки, стены крепости были «разрушены до основания». Кочевники воевали в чистом поле. Крепость обороняли земледельцы. Топарх отремонтировал стены, а первопоселенцем мог быть только с греческих позиций — «первым из греков решил снова поселиться». Эти слова подтверждают мнение Константина Багрянородного о наличии в районе Аспрона руин христианского поселения древнегреческой или даже византийской эпохи.
Днепровский ледостав и снежная буря вызвали у топарха удивление. Переход по глубоким снегам был назван незнакомой опасностью. Перед нами южанин, впервые попавший в объятия северной зимы. (21, 118) Так как топарх возвращался к себе, в Маврокастре он уже бывал. Можно сделать вывод о том, что греки водворились в Приднестровье в предшествовавший зиме 991 — 992 годов теплый период. В этот же год нужда заставила топарха уехать за Днепр, а вернуться до наступления холодов он не успел.
Топарх не в первый раз направлялся к Маврокастру, но дорога была ему незнакома. Он описывает возвращение как первопроходец минуемых областей. Из этого следует, что предшествующие его переезды в Климаты и из Климатов были морскими. Поездка на восток состоялась до наступления осенних штормов, затруднявших мореплавание.
В 30-е годы IX века император Феофил сделал Херсонес центром новой фемы Климатов. (12, 153) Именование топархом своей области Климатами означает, что это была колония херсонесцев, которые не отделяли себя и свою землю от крымской метрополии. Они противопоставляли свою херсонесскую землю Климатов землям окрестных варваров.
В распоряжении топарха было 400 воинов. Вряд ли с такими силами он был способен удерживать крупную область и заселить ряд городищ. Скорее всего, греки обосновались именно в Маврокастре-Аспроне.
Топарх побывал в своей крымской метрополии, а затем отправился восвояси. Сухопутный маршрут связан с наступлением неблагоприятной для плавания осенне-зимней поры. Только чрезвычайные причины могли заставить правителя колонии поехать в Крым по осени 991 года. Конечной целью его маршрута должен был быть Херсонес — административный центр провинции. Закончив там дела, он не остался до наступления нового судоходного сезона, а пустился в опасное сухопутное странствие. Что также говорит об исключительности обстоятельств.
Согласно данным Ал-Идриси, от Херсонеса на Днепр путь проходил через Сакни (древнерусское Олешье — современный Цюрупинск), примерно там же, где и современные трассы. В его тексте Сакни назван Алеской и помещен в устье Днепра. (36, 32) На карте Ал-Идриси на противоположном от Сакни (Олешья) берегу Днепра помещен город Мулиса, названный в тексте Молсой. (50) Молса также помещена в устье Днепра. Расстояния от Молсы до иных городов ведут в район устья Ингульца. (9, 13)
В эпоху топарха у переправы на правом берегу Днепра стояло селение Ворион, чье название родственно названию Борисфена-Днепра. Здесь можно усмотреть отождествление жителей Вориона с античными борисфенитами жителями Ольвии-Борисфена.
Античная Ольвия находилась западнее — на западном берегу Бугского лимана в районе современного села Парутино. Западноевропейские картографы сохраняли память о ее правильном местоположении. На карте Ортелия 1590 года античный город размещен на западном берегу Бугского лимана и назван Ольвией, Борисфеном и Милетополисом. (1, 124) Последнее название связано с тем, что Ольвия была колонией малоазийского Милета. С Милетополисом следует связать Мулису-Молсу Ал-Идриси.
Несмотря на то, что название Вориона восходит к одному из именований Ольвии, географическое местоположение Ольвии и Вориона различно. Ворион находился на западном берегу Днепра, так как отряд топарха вступил в него сразу же по переправе через Днепр.
От современного Цюрупинска-Олешья дорога на запад лежит через современный Херсон. От Молсы путь шел к причерноморскому Тиверу примерно в том же направлении, по которому двигался и топарх. Все эти данные позволяют разместить Молсу в районе Херсона и отождествить ее с Ворионом. Безымянное поселение на левом берегу Днепра, в котором греки дожидались ледостава, не что иное, как Олешье.
Топарх называл Днепр Данаприсом, а не Борисфеном. Литаврин предполагал, что выбор названия не был случайным. Борисфеном греки обычно называли только самую нижнюю часть реки — Днепро-Бугский лиман. (21, 119-120) Название Данаприс ведет нас к северу от лимана, что соответствует местоположению Олешья.
Начало пути от Днепра топарх описал так:
«И мы выступили, торжественно сопровождаемые туземцами, все они рукоплескали мне и смотрели каждый, как на его соотечественника, и желали наилучшего. Тогда мы не прошли, конечно, даже и всех семидесяти стадий, хотя их прошли перед нами другие и попритоптали много снега. На следующий день, начав путь, мы продвигались с величайшим трудом, словно в открытом море, борясь против снега...
Самым же опасным было то, что мы проходили по враждебной земле, и с этого времени положение наше не было безопасным, наоборот — в одинаковой степени несчастье подстерегало как от холодов, так и от врагов». (21, 128)
С русами в 991 году византийцы находились в мирных отношениях. Враждебными грекам обитателями степи могли быть печенеги. В рассказе отражены два дня пути. Далее, вплоть до Маврокастра, с путниками не случилось ничего примечательного.
Загадочно упоминание о семидесяти стадиях. Стадий в разные времена и в разных районах греческого мира имел величины: 150 м, 157 м, 178 м, 185 м, 197 м, 200 м, 210 м. (2, 9) Замедление скорости движения стало причиной ночевки в чистом поле.
От Херсона до левого берега реки Буг около 63 км. Это больше одного дня пути. Из Вориона топарх готовился выступить около полуночи, потому что обстоятельства требовали более раннего выхода. Перед этим он дает спутникам несколько дней отдыха, так как готовится к тяжелому переходу. Далее грек высказывает опасение оказаться ночующими вне дома. Когда же это случилось, драматизм описания достиг своего предела.
Характер приготовлений соответствует отрезку пути между Днепром и Бугом, который превышает обычный дневной переход. Кроме тягот ночевки под открытым небом, положение усугублялось возможным налетом кочевников. Туземцы заранее торят дорогу, но греки не успевают осуществить свой бросок через степь.
70 стадий составляют от 10,5 км до 14,7 км. Это сильно отличается от обычного дневного перехода в 50 км, и трудно представить необходимость выхода в полночь для преодоления такого расстояния. Здесь вкралась какая-то неточность. Цифра 70 передавалась буквой «омикрон». Сходные написания имеют «сигма» (200) и «ипсилон» (400). В 63 км укладывается 400 стадиев по 157 м. Перед нами стадий Эратосфена и Арриана, которым пользовались причерноморские географы с античности до раннего средневековья. Можно предположить, что в рукописи речь шла о 400 стадиях по 157 м, но Газе, копируя текст, перепутал схожие по начертанию буквы-цифры «омикрон» и «ипсилон».
При переправе через Буг по обоим его берегам должны были находиться поселения, к которым устремлялся византийский отряд. Их названия топарх не приводит. Отсутствуют они и на карте Ал-Идриси. Судя по всему, поселения не принадлежали к значительным центрам славянских племен и были небольшими прибежищами на торговом пути.
Между Днепровским лиманом и Днестром Ал-Идриси знает только город Тивер, стоявший у моря. Аклибу или город славян он помещает на расстоянии 1 мили к западу от устья Днестра. Аклиба — испорченное Сакалиба — арабское именование славян. Расположение города славян соответствует Маврокастру-Белгороду. С западной стороны устья Дуная на карте Ал-Идриси помещен город Армукастру, название которого созвучно названию «Маврокастр». Далее следует цепочка городов, неизвестных по другим источникам на Дунае. При этом название «Бастарнас» ведет к античным бастарнам, обычно размещаемым к северу от Нижнего Дуная.
Ряд приднестровских топонимов, включая Армакастру-Маврокастр, на карте Ал-Идриси ошибочно перемещен с Днестра на Дунай. Расположение Армакастру на западном берегу Дуная соответствует расположению Белгорода на западном берегу Днестра.
Кроме поселений, известных нам по средневековым источникам, вдоль прибрежного торгового маршрута из Крыма к Дунаю должны были стоять и иные поселения — при переправах и на расстоянии друг от друга, близком дневному переходу. От Херсонеса до Олешья около 300 километров, или 6 дней пути. Сколько греки ожидали днепровского ледостава, не известно. В Крыму были хорошо знакомы с местными условиями, и вряд ли ошибка была большой. Обычно в низовьях Днепра ледостав устанавливается в конце декабря. Не ранее конца декабря топарх должен был планировать прибытие к Днепру. Остановку в Олешье вызвал необычно поздний ледостав. Сам топарх говорит о том, что «через немного дней вода повсюду замерзла». Еще несколько дней ушло на отдых в Ворионе. После этого разыгралась буря.
Пытаясь разгадать, насколько эта буря опасна для продолжения путешествия, топарх принялся изучать ночное небо, используя данные астрологии. Наблюдения проходили в январе. Несмотря на неопределенность сведений топарха, можно предположить, что от начала путешествия прошло около двух недель. Из возможного периода наблюдений с 15 декабря по 15 января Яхонтов отдал предпочтение январской половине. Этот выбор подкрепляет время днепровского ледостава. (33, 357) Следовательно, греки вышли из Херсонеса в период с конца декабря — до первых чисел января.
В Маврокастре топарх после перерыва продолжил свой дневник. Основным содержанием второго отрывка стала варварская междоусобица, переросшая в столкновение с греками:
«Ведь сначала тогда мы решили воевать с варварами или, если нужно рассказать правду, боясь, чтобы не оказаться уничтоженными ими раньше, мы отступили и постановили противопоставить им силу, так как они грабили всех подряд и убивали самым бесчеловечным образом…
Люди, жалующиеся на правителей и ясно доказывающие, что они не поступали несправедливо, не (добивались) ничего более значительного, чем не быть убитыми. Было похоже на то, что какой-то рок так соединил несчастья, чтобы, как казалось, все связанное с людьми затопить и засыпать самым ужасным образом, как в результате потопа или (извержения) из какой-то пропасти, неожиданной и ужасной.
Ведь они сделали безлюдными более десяти городов, деревень же было совершенно разорено не менее пятисот, и вообще, все соседнее и близкое к нам как бы бурею было охвачено, а люди, ни в чем не повинные, обвиненные в нарушении клятвы, оказались во власти рук и мечей». (21, 128-129)
Обстоятельства войны позволили Литаврину отождествить нападавших с русами Владимира Святого. Причиной войны между русами и их подданными стало нарушение клятвы. Причем тот, кто мог доказать невиновность, оставался в живых. Клятву нарушили вожди разоренной области, но кара обрушилась на всех. Перед нами карательный поход в мятежную провинцию. Далее беда перекинулась на область топарха:
«Наконец жестокая судьба эту самую погибель, свирепо уничтожавшую всех вместе и распространившуюся на несчастных наших соседей, довела и до моей области. Я же подозревал это и раньше и приложил много забот, чтобы когда-нибудь несчастье это не обрушилось внезапно и не постигло нас, застав у нас все не подготовленным.
Когда же опасность явно приблизилась и была всеми ясно осознана, потому что отныне она угрожала нашей жизни, тогда-то я отразил ее как мог более мудро, хотя при этом рисковал почти до крайности. С этого времени и возникла без объявления между нами и варварами война, во время которой они еще не вступали в бой с нами (да и я возвещал тысячи раз о мире), но без стычек, с другой стороны, друг с другом дело не обходилось. Но война началась, когда зима была готова наступить, так как солнце находилось недалеко от зимнего...
Итак, варвары, снарядившись достаточным войском, ворвались в нашу землю, как конницей, так и пешим войском, думая завоевать нас с первого натиска из-за слабости городских стен и нашей робости. Им не без основания можно было так думать, так как мы сделали местом поселения разрушенный до основания город и поэтому производили атаки, скорее из деревни, чем из города». (21, 129)
Разорение соседних с нижнеднестровской областью топарха земель пришлись на период, предшествующий поздней осени 992 года. Речь идет о летней компании русов.
Нападение русов на область топарха не было случайным. Воспользуемся наблюдениями проницательного Литаврина:
«Мотивировка решения топарха воевать с «варварами», отступление греков, замечание топарха «если нужно рассказать правду», название земли подданных этих «варваров» вначале «своей», а не «их» землей, подготовка к обороне при одном «подозрении», что «варвары» могут напасть и на его область, — все это дает основание предполагать, что топарх со своим отрядом вторгся в соседние с его областью земли, населенные подданными «варваров», и вошел в какое-то соглашение с правителями этих подданных. Когда «варвары» явились, чтобы привести к «покорности» своих подданных, топарх отступает в свою область, не без основания боясь, что будет ими уничтожен, да и сил у него немного, и спешно готовится к нападению «варваров» на его область, так как знает, что «варвары» чего-то не простят ему». (21, 122-123)
Топарх был замешан в мятеже против русов. Более того, сама его область была русским владением. Ведь топарх не только путает свою и их землю, но и подопечных из числа местной знати характеризует как «домогавшихся более всего самостоятельного управления». Значит, они также участвовали в мятеже. В конце концов, северный повелитель «отдал охотно снова всю область Климатов». Но ведь топарх отбил натиск русского отряда и, вроде бы, отстоял свою независимость. Если бы Владимир Святой не владел землями ранее, то он не смог бы их и отдать, тем более, снова. Об этом же говорит именование «царствующий к северу от Дуная». Топарх находился близ устья Днестра. Если бы к юго-западу от него не было русских владений, то Дунай не появился бы в качестве ориентира, ведь по отношению к Киеву эта река находилась «за спиной» у топарха.
Нижнеднестровские славяне, надеясь на помощь крымских греков, позволили им основать на своих землях колонию. Топарх прибыл на Днестр по весне 991 года. Получается, что пока Владимир Святой помогал Византии привести к покорности Болгарию, крымские греки самовольно устраивали в его землях колонии и поддерживали русских сепаратистов.
В свой первый приход в Климаты русы, из-за принятых топархом мер, были вынуждены ретироваться. При этом греки в боевых действиях не участвовали, но сам топарх очень рисковал. Он привлек для своей защиты какие-то войска. Ведь еще во время предшествующего отступления греки «постановили противопоставить им (русам) силу».
В 991 году существовал русско-венгерский союз, а втянутой в войну с Византией Болгарии было не до северо-восточных земель. Польша слишком удалена от черноморского берега, чтобы предположить глубокий рейд по русским землям к устью Днестра польского отряда. Херсонес не мог открыто выступить против союзного Византии Владимира Святого. Остаются печенеги. Можно сделать вывод о том, что топарх натравил на русов кочевников и этим сорвал их первый поход по низовьям Днестра. Возможно, что и быстрый уход русского отряда из-под стен Маврокастра после первых столкновений также был связан с печенежской угрозой.
Топарх, направляясь в степь, действительно рисковал. Печенеги могли запросто убить его и завладеть деньгами, которые он вез для подкупа. С другой стороны, русы не были простаками в степной дипломатии и могли отомстить греку за его происки.
Третий отрывок продолжает рассказ о главном столкновении греков с варварами и последовавшем затем примирении:
«Крепость была выстроена с большой поспешностью и окружена рвом, и в то же время война началась. Крепость была разделена между соотечественниками, и все ценное они поместили в ней, все же излишнее хранилось где-то снаружи у другой стены города. Ведь уже весь город стал населяться. Крепость же была построена, чтобы спасать нас во время большой опасности. Действительно, варвары, потеряв тогда многих из своих, к ночи ушли, выжидая рассвета, а я с зарею вывел против них войско, готовое сражаться. Было у меня тогда немногим более ста всадников, пращников же и стрелков больше 300. Так как варваров нигде не было, у меня приготовлялось все необходимое на случай опасности. Древняя стена укреплялась, воины же мои хорошо обучались, чтобы быть готовыми к войне». (21, 129-130)
Отбив первый натиск, топарх задумался над будущим. В записке есть зачеркнутая фраза: «Боясь, чтобы они в другой раз с большими силами не при(шли)». (21, 123) Успех был кратковременным, и топарх принял энергичные меры:
«Поразмыслив обо всем, я быстро послал вестников к порученным (подвластным) нам и призвал их. Когда они прибыли отовсюду, состоялось собрание знатнейших, и я тогда сказал, и каких повелителей следует предпочтительнее домогаться, и какую помощь, придя к ним, стараться получить от них, и что должно быть сделано, и о многом другом, — что я тогда сказал и что более всего ценил, долго было бы, если бы я пожелал рассказать по порядку.
Они же, как (люди), никогда не пользующиеся царской милостью, так как не заботились о более цивилизованных нравах, а более всего домогались самостоятельного управления, или потому, что были соседями царствующего к северу от Дуная, сильного своим многочисленным войском и гордого боевою силою, по отношению к тамошним обычаям не отличались ничем своим собственным, постановили и помириться с ними, и себя предать им. (Причем) все сообща решили, что я все это и сделаю». (21, 130)
Упоминание царских милостей и цивилизованных нравов говорит о том, что топарх склонял местных вождей признать власть Византийской империи и отправить посольство в Константинополь. Кое о чем из своей речи топарх не пожелал рассказать. Поездка в Константинополь занимала довольно много времени, и топарх должен был объяснить слушателям, каким образом можно было выстоять против ожидавшегося прихода более крупных русских сил. Реальный выход был только один — временно признать владычество печенегов и вновь воспользоваться их военной помощью.
К идее подчинения Византии местная знать отнеслась враждебно. (21, 118) Ее чувства к печенегам также не отличались особой теплотой. Судя по реакции собрания, грек преувеличивал свое значение в туземных кругах. Вожди выступают скорее в роли его сообщников, объединенных общей опасностью, нежели как зависимые лица. Их решение не только противоречит мнению топарха, но и обрекает его на опасное предприятие. Поездка к Владимиру Святому одного из организаторов борьбы с центральной властью могла стоить смельчаку головы. Тем не менее, он был вынужден подчиниться:
«И я отправился, чтобы наше положение было спасено, и был принят в высшей степени гостеприимно. И он, когда я насколько возможно в более кратких словах рассказал ему обо всем, обдумал прежде всего дело более важное и отдал мне охотно снова всю область Климат, прибавил целую сатрапию и подарил в своей земле достаточные ежегодные доходы». (21, 130)
Топарх выполнил коллективную волю и устранил опасность. Свою область он получил снова. Значит, у него уже было одно русское разрешение хозяйничать в районе Маврокастра. Надо полагать, что прибавленная сатрапия обнимала земли участников совещания. Бунтовщики, скорее были заинтересованы в правителе из своей среды, нежели в неизвестном им пришельце. Посольство возглавил топарх — кандидатом в правители был избран он. В русской же государственной традиции в случае добровольных присоединений такого рода пожелания местной знати обычно удовлетворялись.
Наделение топарха доходами из русских областей означает его переход на русскую службу. Сверхлаконичность описания поездки объясняется нежеланием византийца рассказывать об измене империи. Мир был куплен ценой отказа колонии топарха от претензий на самостоятельность. Заселенный греками Белгород-Маврокастр вернулся под русскую руку.
Что же это было за «дело более важное», чем прегрешения топарха? Именно ради успеха этого дела грек был осыпан милостями. Греческую активность в низовьях Днестра можно связать с потребностями Херсонеса в хлебе. Ведь Маврокастр впоследствии был известен как крупный пункт хлеботорговли. События эпохи восстания Варды Фоки показали, что продовольственная зависимость Крыма от малоазийских городов могла ввергнуть его в тяжелые испытания.
Топарх организовал центр закупки зерна. Русь была заинтересована в экспорте своей земледельческой продукции и в привлечении опытных торговцев. Расширение торговли не только сулило материальные выгоды в виде пошлин, но и способствовало хозяйственному развитию и закреплению территорий. Одновременно создавался опорный пункт торгового маршрута «из варяг в греки». Управление столь удаленным от Руси городом требовало умения ладить с соседями, быть полководцем, хозяйственником и торговцем. Всеми этими качествами обладал умный и изворотливый грек.
Данные Ал-Идриси свидетельствуют о славянском населении округи Маврокастра. Ситуация, отраженная на его карте, в целом характерна для Северного Причерноморья конца IX — начала X века. В конце X века мы также застаем в Нижнем Приднестровье славян. Следовательно, и в описываемую Константином Багрянородным эпоху здесь обитали славяне, а название Аспрон — калька со славянского названия Белгорода.
Уличи обитали в излучине и низовьях Днепра, тиверцы известны на черноморском побережье западнее их. (9, 15) Летописные тиверцы жили в низовьях Буга и Днестра. Название «тиверцы» восходит к античному именованию Днестра Тирасом. В районе Белгорода-Днестровского стоял крупный античный город Тирас, а на острове, находившемся на месте современного Днестровского лимана, обитали античные тирагеты. (1, 130) Древние развалины, заселенные топархом, — остатки Тираса. Именование античных жителей было перенесено на средневековых славян. Деятельность топарха протекала среди тиверцев, расселившихся между Днестром и Бугом.
До пережитой топархом войны в Приднестровье было иное военное пожарище:
«Ведь земля была опустошена самими варварами раньше и достаточно разорена, стены же были разрушены до основания, и тогда сначала я первым решил снова поселиться в Климатах. Поэтому я, прежде всего, выстроил около него по (нашим) возможностям крепость, чтобы из нее легче было заселить и весь остальной город». (21, 129)
Так как варвары, напавшие на область топарха, были теми же, что разорившие территорию в предшествующий период, перед нами более раннее нападение русов на Нижнее Приднестровье. Судя по всему, тогда и произошел переход власти от кочевников к русам. Хронологически войне соответствует летописная война Ярополка, закончившаяся победой над печенегами. Ведь еще в 971 году возвращавшейся с Дуная русской армии потребовалось получать на проход согласие от степняков.
Путь на Русь воинов Святослава Великого шел через придунайские и приднепровские земли печенегов. Придунайские вожди должны были быть втянутыми в доростольские события и в качестве союзников Святослава находиться недалеко от Доростола. Миссия Феофила, скорее всего, посетила более удаленные печенежские области.
Летописцы знают тиверцев в армии Олега Вещего и Игоря Старого. До печенежского владычества Тиверская земля входила в состав Руси. На карте Ал-Идриси междуречье Днепра и Дуная также отнесено к Руси. Потерю Приднестровья следует связать с катастрофой, постигшей Русь после смерти Игоря Старого. Святослав и св. Ольга сумели подавить восстание на севере, но за время смуты степняки подчинили ряд русских областей на юге.
Военная буря лета 992 года не коснулась низовьев Днестра. Но в ноябре 992 года во время полюдья к тиверцам пришли великокняжеские сборщики дани, так как считали их киевскими подданными. Самонадеянный топарх первое время пытался отстоять свою независимость. После боя под стенами Маврокастра с представителями власти вожди тиверцев испугались, что действия грека накличут на них беду, и снарядили мирное посольство.
Зимой 992 — 993 годов Владимир Святой снова отдал Маврокастр прибывшему к его двору топарху. Когда же он отдал этот город в первый раз? Дневник начат в январе 992 года. Обстоятельства поездки топарха говорят о том, что наиболее вероятное место и время его знакомства с владыкой русов — Крым конца 991 года.
В Херсонес топарх попал из Маврокрастро морским путем до начала осенних штормов. В конце октября в Херсонесе на свадьбе Владимира Святого и Анны гуляли знатнейшие русы, созванные с разных областей Руси вернувшимся из затянувшихся заграничных походов великим князем. Какие чувства испытывал топарх, узнав, что в Крым прибыл законный и грозный владыка приднестровских земель? Если он дорожил собственной жизнью, то должен был поспешить засвидетельствовать свое почтение и узаконить существование колонии.
Так оно и случилось. Предводитель греческих колонистов прибыл в Херсонес для участия в свадебной церемонии 25 октября 991 года. Свадьба содействовала сближению русско-византийской политики и взаимным уступкам. В этой благоприятной обстановке топарху удалось получить от Владимира Святого одобрение существования греческой колонии. Крымская встреча говорит о том, что уже в Херсонесе Владимир Святой начал приводить в порядок государственные дела.
Топарх торопился вернуться на Днестр, но что-то заставило его задержаться в Херсонесе до разгара зимы. В результате днестровское посольство было вынуждено предпринять опасное сухопутное путешествие.
Начало января примечательно тем, что на 1 января приходится день памяти св. Василия Великого. Оставшиеся в Херсонесе на зимовку русы должны были в этот день праздновать именины великого князя, получившего в качестве своего небесного покровителя св. Василия Великого.
Книга-дневник, которую вез с собой грек, — сборник писем св. Василия Великого, Фаларида и св. Григория Богослова. (4, 137) Похоже, что рукопись приобрели в Херсонесе. Путешествие с книгой писем св. Василия Великого и задержка в Херсонесе примерно до дня памяти этого святого свидетельствуют о длительном пребывании топарха при дворе великого князя. Поучаствовав в свадебных торжествах, топарх дождался именин владыки русов, предварительно изучив письменное наследие его ангела-хранителя. Такая подготовка облегчила общение. После именин грек наконец-то смог отправиться в обратный путь.
В записке Владимир Святой назван «царствующим»:
«Были соседями (туземные обитатели Климатов. — В. Г.) царствующего к северу от Дуная, сильного многочисленным войском и гордого боевою силою». (21, 130)
Литаврин подметил, что, несмотря на применение не самого титула «василевс», а только однокоренного причастия «василейон» — «царствующий», особый смысл именования сохранился. При этом следует учесть особую щепетильность греков в употреблении титула, которым они именовали своих императоров, и его производных. (21, 121)
Владимир Святой получил последовательно высокие византийские титулы патрикия и магистра. По окончании заграничных походов, завершившихся свадьбой с царевной Анной, он должен был быть почтен более высокой должностью и званием. Примеры подобных притязаний могла дать болгарская история.
Владыка Болгарии Симеон (893-927) был воспитан при константинопольском дворе, где долгие годы пребывал в качестве заложника. Отсюда у него преклонение перед византийской культурой. Лиутпранд сообщает, что за пристрастие к греческой учености Симеона звали полугреком. (24, 64) В 913 году, осадив Константинополь, он пошел на мирные переговоры только при условии венчания себя на царство по византийскому чину. Обряд венчания совершил патриарх Николай Мистик.
Византийские хронисты неохотно признавали это торжество болгарского правителя и сочинили легенду о недействительности венчания. Патриарх якобы обманул болгарина и вместо венца водрузил на него свою накидку. (31, 160) Симеон хорошо знал византийские придворные ритуалы и вряд дал бы себя так просто провести.
В результате венчания Симеон был признан царем болгар. Царем болгар называет Симеона Лиутпранд, описывая события той самой константинопольской осады. (24, 64) Но византийцы после венчания упорно отказывали Симеону в царском звании, именуя его не василевсом, а архонтом Болгарии. (31, 168) Сами болгары были иного мнения. Подступив, во время правления Романа I Лакапина, в очередной раз к стенам Константинополя, они славили его на греческом языке как василевса-царя. (31, 169) Роману, чтобы заключить мир пришлось пойти болгарам на уступки, в числе которых было признание царского достоинства их владыки.
Согласно письму 871 года Людовика Немецкого императору Василию I, византийский двор называл правителя болгар хаканом. (25, 195) В 871 году Болгарией правил Борис I, отец Симеона. Царский титул, введенный Симеоном, унаследовали его преемники. Петр Сименович Продолжателем Феофана именуется «царственным мужем» царевны Марии, что свидетельствует о царском достоинстве болгарского владыки. (31, 172) Более откровенны византийцы в описании болгарских унижений. Лев Диакон в рассказе о триумфе Иоанна Цимисхия после захвата Болгарии сообщает:
«Таким образом проехал Иоанн (Иоанн Цимисхий. — В. Г.), совершая свой триумф посреди города, украшенного повсюду пурпурными одеяниями, осененного наподобие брачного чертога ветвями лавра и златоткаными покрывалами. Он вступил в великий храм Божественной Премудрости (св. София. — В. Г.) и, воздав благодарственные молитвы, посвятил Богу первую долю добычи — роскошный мисийский (болгарский. — В. Г.) венец, а затем последовал в императорский дворец, ввел туда царя мисян Бориса и приказал ему сложить с себя знаки царского достоинства. Они состояли из тиары, отороченной пурпуром, вышитой золотом и жемчугом, а также из багряницы и красных полусапог». (20, 82-83)
Борис II, сын Петра и царевны Марии, имел регалии, сходные с регалиями византийских императоров. Ведя кровопролитные войны с Византийской империей, Симеон провозглашал себя императором ромеев и болгар, но сумел вырвать у византийцев только признание за собой титула василевса болгар.
Симеону удалось получить византийский титул цесаря-кесаря, который вошел в именование последующих болгарских царей. В 1016 году цесарем болгары называли своего царя Иоанна-Владислава. (47, 424)
В эпоху Древнего Рима титул «цесарь» входил в именование римских императоров. В средневековой Византии он был понижен в ранге, но оставался одним из высших званий, дававшихся, как правило, наследникам престола. Повелители Священной Римской империи, упорно добивавшиеся у Византии признания своего императорского достоинства, также именовались кесарями. Отсюда происходит немецкий титул «кайзер» и русское — «царь».
Компромисс устраивал все стороны. Немцы, памятуя об истории Древнего Рима, считали звание «кесарь» полноценным императорским титулом, византийцы, согласно своим представлениям, относили его к высшим придворным званиям и воспринимали германских императоров как полуимператоров или младших императоров по отношению к своему единственно законному императору.
Продолжатель Феофана называл Петра, василевса болгар, «царственным». Подобным образом топарх именует Владимира Святого. Для верноподданного грека василевсом мог быть только император Византии. Отсюда нежелание византийских авторов применять этот термин в отношении варварских государей, даже если официальные власти с таким именованием согласились.
В 991 году последний царствующий потомок Симеона Роман попал в византийский плен. Правление династии болгарских василевсов, освященное как венчанием Симеона, так и родственными связями с византийским правившим домом, прекратилось. Последующие правители Болгарии хоть и усвоили прежнюю титулатуру, но не состояли в тесном родстве с прежней династией и могли византийцами считаться узурпаторами царского звания.
В одном из вариантов Корсунской легенды Владимир Святой назван царем. В соединении с мнением топарха это известие подтверждает венчание на царство.
В «Сказании о Вавилонском царстве» есть позднее и испорченное описание похода на Царьград:
«В то же время ... посла вои своя множество князь Владимир... киевский на Царьград множество. Царь Василий, видев воя сильные Владимерова, убояся их. И посла царь Василий к великому князю Владимиру посла своего с миром, а с ним посла дары великие и ту сердаликову крабицу со всем виссом царским, и от того часа прослыша великий князь Владимер киевский Мономахом, иже есть взятии от Вавилона». (4, 97-98)
С более поздним Владимиром Мономахом, сыном византийской царевны, связывали получение византийских царских регалий. Отсюда происходит название Шапки Мономаха московских царей. Но описание войны с Византией сходно с легендарными рассказами о Владимире Святом. Во время правления Владимира Мономаха византийскими императорами последовательно были Алексей I Комнин и его сын Иоанн II Комнин, а не Василий. Владимир Мономах оказал военную поддержку своему зятю византийскому царевичу Леону, которого византийские писатели считали самозванцем. Сходство имен и ведение каждым из великих князей войн с Византией, одной легендарной, другой реальной, привело к смешению двух Владимиров и переадресации легенды на Владимира Мономаха.
Присылка испуганным императором Василием царских регалий означает, что русы повторили болгарский опыт и вырвали у византийцев признание за Владимиром Святым царского достоинства.
Все необходимые обряды по возвращению русского правителя в православие должны были свершиться еще при его обручении с царевной Анной в Константинополе в 990 году. В Крыму состоялся обряд венчания с царевной и возведения в царское достоинство.
Греки истребили в древнерусских рукописях многое, связанное русско-византийскими отношениями при Владимире Святом. Особо тщательной цензуре подверглись известия о неприятном для них возвышении владыки русов почти до уровня византийских императоров. В каких конкретно формах выразилось признание царского достоинства Владимира Святого неизвестно.
Германские императоры и болгарские хаканы претендовали на императорское звание, основываясь на том, что значительная часть земель бывшей Римской империи входила в состав их владений. В великокняжеской культуре отсутствуют следы бытования среди династии Рюриковичей титула «василевс». Ее представители и до Владимира Святого и после него демонстрируют равнодушие к царско-императорским званиям. Так Святослав Великий, захватив Болгарию, не узурпировал царское достоинство Бориса II. Борис оставался царем и жил в Преславе под охраной русских войск. Это дало возможность Иоанну Цимисхию после захвата Преслава украсить свой триумф знаками болгарской царской власти. Позднее папский престол безуспешно пытался склонить русских владык на свою сторону посулами присвоения королевского звания.
Бытование в древнерусской культуре титула «царь», который присваивался как византийским, так и иным правителям, можно объяснить влиянием болгарской культуры. Это народное обозначение верховного владыки было принято Иваном IV Грозным в подражание императорскому званию германского кесаря-кайзера в качестве равнозначного титула, но с византийским окрасом. Поэтому бытующее мнение о том, что императорский титул у нас впервые введен Петром I ошибочно. Вровень с германскими императорами себя поставил уже Иван Грозный. При Петре произошла европеизация титула и связанных с его принятием церемоний.
Отправка на Русь царских регалий говорит о том, что Владимир Святой удостоился титула «василевса русов». Но в качестве самостоятельного он не прижился. Связанные с ним обычаи влились в существующую традицию и добавили престижности именованию «великий князь».
Титмар Мерзебургский называет Владимира Святого и его сына св. Ярослава Мудрого королями, тогда как правители Чехии и Польши у него — князья. Королем хронист именует Стефана I, получивший королевскую корону от римского папы. Это подтверждает, что русские великие князья венчались на трон по христианскому обряду, дававшему титул, приравнивавшийся к королевскому.
Учитывая исключительную роль русов в сохранении власти правившей династии и наличие брачного союза, Владимиру Святому должны были присвоить византийское придворное звание, которое было бы выше звания магистра. При этом оно не должно было быть связанным с выполнением постоянных государственных обязанностей, так как Владимир Святой покинул пределы Византийской империи.
Если мы отбросим высшие придворные звания, дававшиеся евнухам, военачальникам и руководителям императорской администрации, то увидим, что таких званий всего три — кесарь, василеопатор и куропалат. Кесарь из-за международной практики был одним из обозначений императорского достоинства и для византийской дипломатии нежелательным. Титул куропалата присваивался родственникам императора и знатным иностранцам. (31, 346) Титул «василеопатор» (буквально «отец императора») был введен специально для Романа Лакапина, после того как он захватил реальную власть в империи при юном Константине VII.
Каких-либо следов бытования титула «куропалат» на русской почве не сохранилось. В отношении же титула «василеопатор» хоть косвенная, но связь с биографией русского владыки имеется. Св. Василий Великий был наиболее чтимым из всех одноименных святых. Именование Владимира Святого в честь него служит признанием верховенства русского князя над императором Василием II, носившим «менее знатное» имя. Командующий флотом Роман Лакапин выступал как военный охранитель недееспособного императора. Владимир Святой в решающих схватках с мятежниками также выступает в качестве фактического командующего византийским флотом и армией. Опекуном Василия II, на деле выполнявшим функции василеопатора, был полуславянин Василий Ноф. Ноф скончался в 989 году, и вакансия на роль опекуна открылась.
Титул «василеопатор» при всей своей внешней пышности позволял удовлетворить амбиции русов, но при отъезде его обладателя от двора становился безопасным. Личный характер этот редкого титула не позволял его передать преемникам, тем более что сыновья Владимира Святого были значительно моложе правивших императоров. Императорский зять и василеопатор вполне мог быть назван топархом царствующим, что вряд ли произошло бы в случае присвоения звания куропалата.
Топарх обратил внимание на резкое изменение нравов русов по сравнению с предшествующей эпохой:
«Они грабили всех подряд и убивали самым бесчеловечным образом, как какие-нибудь хищные звери, совершавшие на все нападения. Ведь им было чуждо какое-либо чувство пощады к самым близким, и без какого-либо рассуждения или справедливого решения они постановили не прекращать убийств и стремились во зло и ущерб (себе) сделать землю их пресловутой добычей мисян (крылатое определение жестокого нашествия. — В. Г.).
Ведь погибла прежняя их беспристрастность и справедливость. Ранее почитавшие более всего трофеи, они воздвигли величайшее, и города и народы добровольно присоединились к ним. Теперь же, напротив, возникла у них несправедливость и неумеренность по отношению к подданным. Они решили обратить в рабство и уничтожить подвластные им города, вместо того, чтобы заботиться о них и с пользой управлять ими». (21, 128-129)
Если прежде русы были справедливыми, то вернулись они из заграничных походов, преисполненные византийской жадности при эксплуатации подвластного населения. Разоряемые области были населены близкородственными русам племенами. Но эти родственные связи перестали вызывать у них чувство пощады. К лету 992 года великокняжеское войско было крещено. Перед нами жестокость крестоносцев по отношению к язычникам, обычная для религиозных войн.
