В XVI–XVII веках Великий Новгород продолжал удивлять иностранных путешественников своим величием и красотой. Они писали, что этот «могущественный и большой город» «поныне славится своей торговлей и богатством» и является «одним из самых значительных и населённых городов России» и сравнивали его с Лондоном, Римом, Венецией и Амстердамом.
Слухи о нём распространялись по Европе, и появлялись люди, которые не просто проезжали через Новгород, а специально стремились посетить этот «самый древний из всех русских городов». В их числе был шведский посол граф Кристиан Горн, который в 1670 году изменил маршрут посольства «для того, чтобы увидеть это значительное и знаменательное место», и провёл в Новгороде два дня.
В 1683 году в составе направлявшегося в Персию шведского посольства Людвига Фабрициуса в Новгороде побывал немецкий географ, натуралист, путешественник Энгельбрехт Кемпфер. За неделю он успел осмотреть даже те его достопримечательности, к которым иностранцев, как правило, не допускали. Ему удалось посетить Антониев монастырь, где монахи рассказали ему легенду о святом Антонии, которую он пересказал в своём дневнике. Кемпфер описал также собор Рождества Богородицы, гробницу и одну из главных реликвий собора – камень Антония Римлянина.
Русский город всегда поражал иностранных путешественников многочисленностью церквей. Судя по их запискам, именно православные храмы, их силуэты и золочёные купола вместе с крепостными стенами и башнями определяли внешний вид города, его красоту и святость. В этом плане пример Новгорода был особенно показательным, и в XVII веке он удивлял иностранцев прежде всего своими церквями и монастырями.
В XVIII веке Новгород оказался как бы в тени двух столиц, поэтому впечатления иностранцев от него были не столь яркими, как от Москвы и Петербурга. Тем не менее количество иностранцев, приезжавших в Новгород, чтобы увидеть «известные достопримечательности сего древнего города», увеличилось, особенно после того как во второй половине столетия Россия наряду с Польшей, Швецией, Норвегией, Данией стала популярной среди любителей путешествовать по северным странам.
Здесь, в частности, побывали английский историк и путешественник Уильям Кокс, голландский учёный Йохан Меерман, немецкий пастор Михаил Ранфт, французский путешественник Орби де ла Мотре, немецкий учёный-энциклопедист Антон-Фридрих Бюшинг, датские дипломаты Юст Юль и Педер фон Хавен, шведский священник Свен Бэльтер, руководитель борьбы за свободу испанских колоний в Америке Франсиско де Миранда, французский революционер Жильбер Ромм, легендарный итальянский авантюрист Джованни Казанова.
В XIX веке Новгород превратился в уездный город. Для иностранцев он был лишь «тенью великого имени», однако продолжал привлекать их внимание как антипод самодержавия. Для либеральной европейской интеллигенции он стал демократической легендой, культурным мифом, символами которого были Марфа-посадница и вечевой колокол.
В числе иностранных путешественников, побывавших в Новгороде в XIX веке, были французская художница Элизабет Виже-Лебрен, английская путешественница Марта Вильмот, немецкий писатель-демократ Иоганн Готфрид Зейме, немецкий учёный и педагог Эрнст Беньямин Раупах, остзейский дворянин Иоганн Фридрих Унгерн-Штернберг, французская писательница Жермена де Сталь, французский литератор Франсуа Ансело, шведский учёный и писатель Юхан Бар, маркиз Астольф де Кюстин, немецкий писатель-путешественник Фридрих Мейер, английский студент Джон Томас Джеймс.
Многих иностранцев, побывавших в Новгороде в XIX веке, можно считать туристами, поскольку цель их путешествия состояла в знакомстве с Россией. При этом Новгород был для них часто лишь промежуточным пунктом на маршруте Петербург – Москва или Москва – Петербург. Появление туристов высветило проблемы российского туризма: внешний вид и благоустройство города, его достопримечательности, которые могли «привлечь взор путника», гостиницы, дороги.
Достопримечательностями Новгорода – этого «кивота святыни русской» – были прежде всего опоясывающие его монастыри и церкви. Именно на них обращали своё внимание иностранцы. Они отмечали, что церкви в Новгороде «были в хорошем состоянии», поскольку «из всех видов построек русские больше всего заботятся о церквах». Самым известным храмом был Софийский собор, «великолепие которого поражает» и в котором «есть на что посмотреть». Одной из главных достопримечательностей Новгорода считался также Антониев монастырь.
Во второй половине столетия иностранцы уделяли всё больше внимания памятникам новгородской архитектуры и живописи. Несмотря на то что русская культура воспринималась ими через призму собственных ценностей, они начинали понимать их подлинную красоту и значение. Так, шведский журналист, писатель и переводчик Вальдемар Ланглет, побывавший в Новгороде в 1898 году, писал: «Я обратил свой пристальный интерес на изучение своеобразных старинных церквей этого древнего города с богатым прошлым. В одной из этих церквей под названием Спас на Нередице хорошо сохранились фрески, которые считаются самыми древними из произведений христианского искусства во всей Европе. Другие церкви весьма интересны как образцы различных направлений церковной архитектуры, представляющие путь развития русского церковного искусства от его возникновения. Некоторые из них имеют уникальную ценность для истории искусства, как, например, построенный греческими мастерами Софийский собор».
Внешний вид города, его архитектуру иностранцы, как правило, оценивали довольно критически. Они видели здесь главным образом безлюдные «неказистые улочки», «убогие хижины», «грязные полуразвалившиеся мелкие лавчонки», «старинные развалины, теряющиеся среди окрестных равнин». Однако из этого правила были исключения. Так, французский математик Абель Буржуа увидел в Новгороде «много улиц, застроенных кирпичными и очень красивыми домами», приятно удивился «красоте архитектуры». Немка Амалия фон Лиман нашла, что Новгород «порядочно велик, хорошо построен, превосходно расположен».
Новгород, где всегда было много паломников и путешественников, изобиловал «трактирами, гостиницами и постоялыми дворами». Один из русских путешественников писал: «Во время пребывания нашего в Новгороде мы жили в гостинице Березина, на Знаменской улице. Признаюсь, подобная гостиница была бы в числе первых и в Петербурге».
Новгородские гостиницы производили довольно неплохое впечатление и на иностранцев. «По дороге от Москвы к Петербургу есть две довольно сносные гостиницы, одна – в Твери, другая – в Новгороде», – отметил в 1775 году французский дипломат Мари Даниель де Корберон. В 1778 году Уильям Кокс и его спутники останавливались в Новгороде в небольшой, но хорошо обставленной гостинице «с кроватями, что составляет в России необычайную роскошь, которую с трудом можно найти даже Москве». В 1799 году голландец Йохан Меерман отметил, что «в Новгороде есть довольно хорошая гостиница». В октябре 1808 года англичанка Марта Вильмот записала в своём дневнике: «Обедали в Новгороде в очень приятной гостинице, стены которой украшены превосходными английскими гравюрами. Ни одна гостиница в России, на мой взгляд, не может сравниться с этой в удобстве». Даже Астольф де Кюстин, которому многое в России пришлось не по душе, так писал о гостинице при почтовом дворе: «Я пишу вам из дома, который изяществом своим разительно отличается от унылых домишек в окрестных деревнях; это разом почтовая станция и трактир, и здесь почти чисто. Дом похож на жилище какого-нибудь зажиточного помещика, подобные станции, хотя и менее ухоженные, чем в Померании, построены вдоль всей дороги».
Большой проблемой для иностранных путешественников были российские дороги. Французская художница Элизабет Виже-Лебрен, направлявшаяся из Петербурга в Москву в 1800 году, писала: «Проехать по сему тракту даже в сильные холода и то едва возможно, ибо настил из брёвен постоянно трясётся, давая то же ощущение, что волны на море. Карету мою, ехавшую на полколеса в грязи, толкало и бросало во все стороны, и я в любую минуту могла отдать Богу душу».
Однако во второй половине столетия состояние новгородских дорог несколько улучшилось. Так, например, Унгерн-Штернбергу дорога от Новгорода на Москву, во всяком случае до Бронниц, показалась своеобразной, но довольно удобной. Э. М. Арндт писал, что дорога от Твери до Петербурга «почти столь же хороша, как прочие дороги великого государства».
Даже такой строгий критик российских порядков, как Кюстин, писал о дороге Москва – Петербург, что она красивая и «содержится в порядке, хотя вымощена такой твёрдой породой, что даже щебень образует шероховатости и расшатывает болты колясок».
Довольно неплохой показалась эта дорога финну Юхе Паасикиви: «Дорога, проложенная из Москвы в Петербург через Новгород, на протяжении многих миль ровна, довольно чиста осенью, даже во время слякоти, так как она тверда, как городская улица».
На дороге между Петербургом и Москвой внимание иностранных путешественников привлекал также расположенный в живописном месте среди холмов и озёр Валдай, снискавший славу «русской Швейцарии». Но, пожалуй, больше всего Валдай был известен «любовным расположением жителей», с проявлениями которого здесь сталкивались как русские, так и иностранные путешественники.
Новгород упоминается в европейских путеводителях XVIII века и в первом русском путеводителе для туристов «Ручной дорожник для употребления на пути между императорскими всероссийскими столицами, дающий о городах, по оному лежащих, известия исторические, географические и политические с описанием обывательских обрядов, одежд, наречий и видов лучших мест», изданном в начале XIX столетия. Его автором был Иван Фомич Глушков, ставший впоследствии тверским вице-губернатором. К числу лучших мест и важнейших достопримечательностей, заслуживающих внимания путешественников, он относит Новгород, ибо «кто из потомков великих славян с восхищением не вознесётся зреть славу и величие предков, своих в веках протекших». Переведённый на немецкий язык «Дорожник» Глушкова стал хорошим подспорьем и для иностранцев.
После того как в 1851 году была построена железная дорога Петербург – Москва, иностранные путешественники предпочитали ездить из одной столицы в другую поездом, минуя Новгород. Количество иностранных туристов, побывавших в Новгороде, резко сократилось и практически сошло на нет.
Революция и гражданская война отрицательно сказались на развитии иностранного туризма, но не уничтожили его. В 1931 году в Советскую Россию приехал английский путешественник и журналист Роберт Байрон, искавший «романтический дух Святой Руси» в местах, избежавших промышленных и политических потрясений. Одним из них оказался Новгород. Байрон думал о том, что из всех городов, которые он хотел бы увидеть ещё раз, «главным является Великий Новгород».
Туристические контакты, прерванные Великой Отечественной войной, возобновились во второй половине 1950-х. В 1956 году в Новгороде побывал археолог, секретарь Общества древностей Финляндии Карл Мейнандер. Он назвал Новгород «настоящим Эльдорадо для археологов» и предсказал, что его будущее связано с развитием туризма. Весьма символично, что именно в этом году Новгород как один из древнейших русских городов, обладающий уникальными памятниками истории и культуры, был открыт для массового посещения иностранных делегаций и туристов. С этого времени он стал одним из центров международного туризма, который сегодня выступает в качестве важного фактора регионального развития.
