За скобками оказалась и битва при Кульме – памятная страница в летописях Российской Императорской гвардии: при Кульме, как и при Бородине, гвардейские полки вновь «покрыли себя неоспоримою славою». Для императора Александра до конца его жизни эта победа, по словам современников, «была всегда предметом самых любимых его воспоминаний».

«Большая европейская война» не закончилась поражением Наполеона в России. Победителям, спасшим своё Отечество, по словам С. М. Соловьёва, «предстояло другое великое решение – перенести войну за границу, продолжать её, не давая отдыха войску и народу, и покончить борьбу только низложением нового Атиллы. Остановиться на полдороге было бы величайшей ошибкой, ибо мир с Наполеоном был только кратковременным перемирием».

1813 год ознаменовался переходом Российской армии через границу. Первыми примкнули к «воинам Севера» пруссаки, хотя их численность тогда была невелика: по требованию Наполеона, Пруссия имела право держать под ружьём не более 43 тысяч человек. Наполеон всё ещё оставался хозяином Европы, свободно располагая ресурсами континента.

Главнокомандующий соединёнными силами фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов настаивал на том, чтобы союзники ограничились обороной по реке Эльбе и не переходили к наступательным действиям до присоединения Австрии. В апреле он скончался, и 20 апреля союзники потерпели поражение при Лютцене, а 8 мая при Баутцене. Но в конце мая, по предложению Наполеона, было заключено Плейсвицкое перемирие, продлившееся до конца июля, в ходе которого войска антинаполеоновской коалиции получили необходимую передышку и сосредоточились в Богемии. Их общая численность на этом театре военных действий составляла 260 тысяч человек, в то время как под ружьём у Наполеона находилось 220 тысяч.

В начале августа Александр I, Фридрих-Вильгельм III и Франц I встретились в Праге, где Австрия наконец обнародовала Манифест о войне. Общее наступление началось 8 августа. Союзные войска двинулись в Саксонию, чтобы до прибытия Наполеона занять город Дрезден – «ключ неприятельского операционного пути». К рассвету 14 августа к Дрездену подоспел противник. Атака союзников была отбита, хотя Александр I и прусский король возражали против отступления: численное превосходство было на стороне союзников, которые занимали пути сообщения Наполеона. 15 августа решено было возвратиться в Богемию, но отступить можно было только по теснинам Рудных гор в промежутке между двумя дорогами – Пирнской и Фрайбургской, находившимися в руках неприятеля. Союзные войска шли на Теплиц, лежавший у подножия гор, и не ведали об опасности.

По воспоминаниям офицера лейб-гвардии Семёновского полка П. С. Пущина, «ещё до прихода своего к Дрездену Наполеон велел генералу Вандаму с 35-тысячным корпусом переправиться под Кенигштейном через Эльбу и ударить в правый фланг Главной армии союзников, когда она будет наступать к Дрездену, или… во время её отступления заслонить ей возвратный путь в Богемию. Маршальский жезл ожидал Вандама в случае успеха».

В разгар битвы под Дрезденом было решено поставить во главе отряда, действовавшего против Вандама, генерал-лейтенанта графа А. И. Остермана-Толстого. К нему в ночь с 14 на 15 августа прибыли подкрепления численностью около 17 тысяч человек: 1-я гвардейская пехотная дивизия под командованием генерал-лейтенанта А. П. Ермолова и лейб-гвардии Гусарский полк. В ночь с 15 на 16 августа граф Остерман получил приказ генерала М. Б. Барклая-де-Толли: если дорога из Пирны на Теплиц занята французами – идти в горы на соединение с главными силами. Перед русским генералом встал непростой выбор: опередить французов у Теплица и пожертвовать отборными гвардейскими полками, спасая армию, или же в точности выполнить приказ, свернув на безопасный путь, отдав армию союзников в руки Вандама и открыв неприятелю путь в Богемию. Современник отмечал, что каждый, кто знал Остермана и его соратников, не усомнился бы в их выборе. В рапорте императору Александру граф Остерман написал: «С известной службою генералами, командующими гвардиею, с усердием, все чины и солдат воспламеняющим, я уверен был, что достигну моей цели, и всякое затруднение вышло из предположений моих».

Генерал Вандам тем временем бездействовал, полагая своего противника гораздо сильнее, чем тот был на самом деле. Накануне в плен к французам попал лекарь Ревельского пехотного полка, который, не заботясь о достоверности своих сведений, сообщил, что под рукой у Остермана 70-тысячное войско. Вандам ещё больше утвердился в своих предположениях, когда 16 августа русские атаковали его корпус!

Принц Евгений и Ермолов предприняли ложное нападение, а граф Остерман с полками лейб-гвардии Преображенским, Семёновским, Измайловским, ротами Гвардейского экипажа, лейб-гусарами, кирасирами Его Величества и батальоном егерей Великой княгини Екатерины Павловны двинулся в сторону Теплица. Вандам направил главные силы на отражение атаки 2-го корпуса принца Евгения на Кричвиц и нападения генерала Ермолова на Кольберг с лейбегерями, 4-м егерским полком, Ревельским пехотным, 3-м батальоном Семёновского полка и Татарским уланским полком. Когда граф Остерман с войсками «прошёл безвредно до Гисгюбеле и вступил в дефиле», то французы преградили ему дорогу, но Преображенский полк опрокинул неприятеля штыками. Остерман говорил, что «он никогда не видал столь блистательной атаки». После атаки преображенцев во главе колонны встал Семёновский полк, а Гвардейский экипаж и батальон Великой княгини Екатерины Павловны рассыпались в лесу в стрелках, заслонив движение колонны. К вечеру все наши уцелевшие войска собрались к Гисгюбеле. Часть их была отрезана и свернула на другую дорогу, в бою полегло немало людей, но главная цель была достигнута – наши войска встали лицом к неприятелю, заслонив от него союзную армию.

Поутру 17 августа небо очистилось от грозовых облаков, ветер разогнал туман, и показалось солнце. Император Александр заметил в долине слева дым, который все сначала приняли за бивачные костры, но оттуда вдруг послышался грохот орудий. Он догадался, что неприятель пытался захватить Теплиц и преградить дорогу союзным армиям. Кроме того, «он знал, что в долине находился один граф Остерман и, вероятно, стоял в неравном бою». Следовало скорее направить ему подкрепление, но армия в горах с трудом пробиралась по тропинкам, заваленным тяжестями, каменьями, лесом».

Император вскоре стал получать донесения, что русские, прусские, австрийские войска «по частям, в великом расстройстве», но спешат на помощь братьям по оружию, выбираясь из горных теснин. Тем временем отряд Остермана подвергся нападению «сильного неприятеля». Вандам понял, ради какой цели жертвовали жизнью отчаянные храбрецы, в «малолюдстве» которых он уже не сомневался. Его войска обрушились на русский арьергард и жестоко теснили его, пользуясь превосходством в силах. Граф Остерман-Толстой приказал Ермолову остановиться на первой же позиции перед Теплицем. Под прикрытием арьергарда Ермолов расположил войска у Кульма по обеим сторонам Теплицкой дороги. Это была очень слабая, но единственная позиция. Перед самым началом битвы к Остерману прибыл адъютант прусского короля генерал К. Ф. Кнезебек, сообщив, что «все колонны армии и император Александр всё ещё находятся в горах, что от твёрдости русских воинов теперь зависит участь армии».

Граф Остерман объезжал ряды войск, призывая их выстоять или умереть. Воины кричали «Ура!», а измайловцы просили, чтобы их первыми направили в огонь, заверяя начальника, что они давно об этом мечтали. Музыканты, барабанщики, писари – все просили ружья и патроны. Французы атаковали наши позиции около 10 часов утра. Бой кипел по всей линии, а главные события развернулись у селений Пристен и Страден. Когда французам удалось ворваться в Страден, то генерал-майор М. Е. Храповицкий сам пошёл в атаку во главе Измайловского полка и опрокинул неприятеля штыками, получив в это время рану «в самых колоннах их». Вандам снова овладел Страденом и бросил свежие силы на Пристен, оттеснив части 2-го корпуса принца Евгения. Неприятель двинул батареи и открыл огонь, но гвардия стойко «несла на себе бремя сражения». Вандам подвёл к полю битвы все свои 35 тысяч человек и громил наших из 80 орудий, но, как заметил А. И. Михайловский-Данилевский, «количество войск его, несоразмерное с нашими силами, давало ему несомненную надежду победить, если бы успех зависел только от численной силы, а не нравственного состояния войск».

Почти все гвардейские батальоны ходили в штыки. «Не скрыл я, – говорил Ермолов в рапорте, – что армия находится в горах и скоро выйти не может, что государь при ней и ещё не возвратился. Не был я в положении поощрять солдат: столько неустрашимы служащие им примером начальники их, столько каждый горел усердием, что я находился в необходимости укрощать тех и других пылкость». В резерве оставалась только рота Его Величества лейб-гвардии Преображенского полка. «Неприятель возобновлял атаки, употреблял все усилия, и всё разрушалось о твёрдую грудь неустрашимых», – свидетельствовал о мужестве подчинённых граф Остерман. В это время на поле боя появился прусский король, который привёл первые встреченные им по дороге Прусскую конную батарею и дивизион Австрийского легкоконного полка. Каждое подкрепление было важно: в два часа дня Вандам рассчитывал мощным ударом решить исход сражения, прорвав нашу линию в центре. Две неприятельские колонны прорвались к нашему левому крылу, но там уже выстроились спустившиеся с гор лейб-Уланский и лейб-Драгунский полки, а за ними спешила и 1-я кирасирская дивизия.

П. С. Пущин записал в дневнике: «Французы побежали, наша пехота перешла в наступление и быстро кинулась вперёд. Это был сигнал к полному расстройству неприятельской армии, которая бежала к своим резервам и не посмела больше наступать в течение всего дня». Участник Кульмской битвы Н. Н. Муравьёв-Карский вспоминал об обстоятельствах гибели офицера-семёновца А. В. Чичерина: «Никогда я не видел чего-либо подобного тому, как батальон этот пошёл на неприятеля. Небольшая колонна эта двинулась скорым маршем и в ногу… Чичерин примером своим ободрял солдат: он влез на пень, надел коротенький плащ свой на конец шпаги и, махая оной, созывал людей своих к бою, как смертоносная пуля поразила его».

В разгар сражения неприятельское ядро раздробило графу Остерману левую руку до самого плеча. Его сняли с лошади и положили на землю. «Вот как заплатил я за честь командовать гвардией. Я доволен», – сказал он. В ожидании операции Остерман прислушивался к тому, как трое лекарей рядом с ним спорили по-латыни, как лучше отнять ему раздробленную руку. Самый молодой из них – Кучковский, обернувшись к военачальнику, заметил в его глазах насмешку. «Напрасно, господа, толкуем по-латыни, – сказал он коллегам, – граф её лучше нашего знает!» В ответ раздался голос Остермана: «Ты, молодец! На, режь ты, а не другой кто!». Через некоторое время богемские дамы поднесли ему кубок, украшенный «каменьями каждого уезда их области, в доказательство, что вся Богемия принимает участие в приношении». Граф поместил на кубке имена офицеров, погибших при Кульме, и передал его в полковую церковь Преображенского полка, «дабы оный отныне навсегда каждый Великий пост подаваем был в полковой церкви после приобщения Святых Таин нижним чинам».

Восемнадцатого августа союзные войска, спустившись с гор, нанесли сокрушительное поражение корпусу Вандама и спасли Богемию от разорения, заслужив вечную благодарность жителей. Общие потери неприятеля составили около 10 тысяч убитыми и ранеными, 12 тысяч попали в плен. В их числе был и сам генерал Вандам со штабом. «Кульмское сражение решительно положило предел успехам Наполеона. С того времени все военные предприятия его были неудачны», – написал А. И. Михайловский-Данилевский.

Союзники потеряли 17–18 августа 9,5 тысячи убитыми и ранеными. Главные потери легли на русские войска в первый день сражения: только в гвардии они составили около 2500 человек. Артиллерист Антон фон Бистром, трижды раненный при Кульме, записал в своём альбоме, который хранится в «Музее-панораме «Бородинская битва»: «Слава тому, кто в возрасте 24-х лет командовал русской артиллерией при европейских Фермопилах во время битвы у Кульма, щедро полив своей кровью бессмертное древо славянского лавра! Пусть полдень его жизни будет достоин столь прекрасной зари!». Вероятно, эти слова пришли ему в голову после встречи с императором Александром, который объехал всё поле сражения, благодарил полки, позаботился обо всех раненых, пожимал руку за пролитую ими кровь.

Многие участники битвы не дожили до «полдня жизни». Русских офицеров, скончавшихся в Праге от ран, первоначально похоронили на Пражском военном кладбище в Карлине, где в 1815 году был торжественно освящён памятник. В 1906 году, в связи с упразднением кладбища, прах наших офицеров был перевезён на Ольшанское кладбище, куда перенесли и гранитный памятник: на боковых досках по-русски и по-чешски помещены имена 45 похороненных в Праге русских офицеров.

К 200-летию Кульмского сражения правительством Чехии было принято решение отреставрировать памятник, заменив потускневшие от времени доски новыми. Старые же доски при содействии работников Посольства РФ были доставлены в Москву на вечное хранение в фонды музея-панорамы «Бородинская битва». На одной из них, торцевой, высечена надпись: «Незабвенны останетесь вы своему Отечеству».

Литература и источники

1. Алявдина Т. Т. «Спешите в бой, летите к славе!» // В кн.: «Да, были люди в наше время!». М., 2012.

2. Михайловский-Данилевский А. И. Записки о походе 1813 года. СПб., 1836.

3. Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года. Ч. 1. СПб., 1840.

4. Муравьев Н. Н. Воспоминания // Русский архив. 1885. Кн. III.

5. Норов Н. С. Записки о походах 1812 и 1813 годов, от Тарутинского сражения до Кульмского боя. СПб., 1834.

6. Отечественная война 1812 года и освободительный поход русской армии 1813–1814 гг. Энциклопедия: в 3-х т. М., 2012.

7. Соловьёв С. М. Император Александр I. М., 1995.